Часть 1

      — Сука ты, Сашка! Убил бы, если б мог! — который раз орал Семён в ухмыляющееся лицо, но ни разу с того не пропала идиотская улыбка. Иногда казалось, что даже во сне она преследует его.

      Сашка жила по соседству уже полгода. Точнее, она-то жила в этом самом доме давно, а вот Семён перебрался сюда, в далёкий от центра спальник, относительно недавно. До этого жил в деревне, потом выдвинулся на учёбу в столичный машиностроительный и жил в общаге, как все, а уже после ГОСов пришлось искать другое место проживания. 

      Квартира нашлась быстро и совсем недалеко от работы, что Сёму вполне устроило. А вместе с квартирой нашлась и семёнова любовь, вот только оказалась она совсем не такой, как у его мамки с папкой — крепкой и терпкой, а придурочной и неразделённой.

      Сёма и сам не знал, что его в Сашке так проняло. У них в деревне все девки были как девки — и сиськи на месте, и задницу прощупать можно было без напряга, а здесь, как пацаны смеялись, ддс — доска-два соска, да и те, он подозревал, что только из-за лифчика и видны были.

      Ни кожей и ни рожей. Да и девки той — метр с маленьким, а разоденется, как пава, и пилит себе на каблучищах в свой клуб на работу. Кем только такую взяли? Она ж поднос не донесёт до столика — завалится от пяти бокалов с пивом. Пытался Сёма узнать у Сашки, в каком клубе та работает, а она только в ответ смеялась, что с такой рожей в таком месте ему делать нечего. А Семён бы нашёл что делать.

      Даже проследить за ней не удалось — свернёт в какой двор проходной или на автобус вскочит в самый последний момент, и поминай как звали.

      А звали Сашка, Сашенька, Сашуля, Са-а-аша — и так Сёма стонал тоже, а потом лежал долго и спрашивал у стен, потолка и всех, кто его услышать мог в пустой квартире, за что ему такая любовь дурная? Что сделал? Как язва она сердце разъедала, как заноза мелкая забилась под кожу — мешает, зудит, как камень тянула на грех, на страшный грех, которого ни люди, ни сам Сёма себе бы не простил, но не мог он больше. И опять орал в подъезде, на лестничной площадке:

      — Сука ты, Сашка! Всю душу мне выела! Что, тебе трудно?

      — Что трудно? — кривилась Сашка и смотрела снизу вверх своими карими глазищами. Смыть бы с них всю краску, и с губ смыть, и с щёк, а потом любить до дрожи, но не даётся же.

      — А сама не понимаешь? Согласиться трудно?

      — Я, может, и согласилась бы, да ты сам не захочешь, — смеялась Саша. — Я не красавица и не звезда. Ничего у меня нет, что бы такому парню, как ты, понравилось. Уж поверь на слово.

      — Я вижу, что нет, — бурчал Сёма.

      — А зачем лезешь тогда? — Семён и сам ответа не знал, только бычился в ответ.

      — Ты до греха меня доведёшь, Сашка. До греха, — тихо бил он себя в грудь, пытаясь зажать в угол свою любовь и облапать. — Я ни есть, ни спать, ни жить без тебя не могу. Чего ржёшь всё время?! Только скалишься!

      — А зачем грустить, Сёмочка? Не пара мы с тобой. Просто поверь, что не пара, и живи с миром. Здесь не можешь — переедь, но так лучше будет…

      — Кому лучше?

      — И мне, и тебе. Всем лучше будет. Чего ты упрямый такой на меня свалился?

      — Тебе точно полегчает…

      — И тебе тоже. Найдешь другую, заженитесь и детей заведёте.

      — А с тобой нельзя, что ли? Саша, Сашенька, — шептал Сёма сухими губами в маленькое ухо, — и с тобой же можно. Я с тобой хочу. Хоть попробуем, давай.

      Семёну казалось, что Саша сдаётся, что ещё чуть-чуть — и уткнётся своей макушкой кудрявой в его грудь, расплачется, а может, по-прежнему улыбаться будет, а потом… Перед Сёмой уже и будущее мелькало всеми красками идеальной семейной жизни. Но...

      — Нет! Нет, я сказала! Отвали! — Сашка отталкивала его хиленькими ручонками, орала на весь подъезд, а потом разревелась, размазывая весь свой маскарад по лицу со слезами. — Идиот! Отвали! Забудь! Ещё раз подойдёшь — вызову милицию!

      Но Семён понимать перестал: наступал на неё такую слабую, маленькую, зажавшуюся в угол. И слёзы её не злили, и истерика не портила — всё равно любил и любить будет. Только обнимет — и сразу Сашка поймёт. Но вместо этого Саша со всей силы каблуком наступила ему на ногу, да так, что он от боли скрючился, заорал и на пол осел, а потом побежала к своей квартире.

      — Милицию вызову! Понял, идиот? Только тронь!

      — С-с-сука ты, Сашка. Сука, — шипел Сёма от злости. — Ненавижу. Думаешь, не знаю, что в таких нарядах в клубах делают, чем работают? Со всеми можешь, а со мной нет?

      Саша внезапно остановилась на самом верху лестницы, выпрямилась, обернулась и неожиданно серьёзно сказала:

      — Раз знаешь, как работают, то и не лезь больше. Найдёшь клуб, придёшь с баблом — там меня и получишь.

      С этого их разговора Сёма совсем потерялся. Бежал с работы домой, чтобы поскорее услышать, как сашины каблуки вечером на работу стучат, а потом, промаявшись ночь и подремав пару часов, под утро услышать, как они домой возвращаются. Иногда в глазок дверной выглядывал, чтобы эту шалаву увидеть хоть мельком. 

      Через две недели сдался. Уже готов был её любой принять, хоть и из-под сотни мужиков, простить всё и забыть. И больше не орать, не пугать — поговорить по-человечески, а захочет - и на колени стать готов был Сёма ради неё. Что ж сделаешь, если любовь у него такая выпала?

      Спустился вечером к подъезду, чтобы её не проворонить, раз решился, да и покурить заодно.

      Местных Сёма заметил сразу, да и они его. Около беседки толпилась компашка из пяти человек. В лицо он знал всех и даже примерно представлял, где кто живёт. Как заселился, думал, с кем свести дружбу, но местные ему не приглянулись. Вроде видимого вреда не делают, но что за жизнь у людей? Как поприходят с учёб да работ — на лавке или в беседке той же сидят, пиво пьют и лясы точат. И в выходные то же самое, как будто и дел больше у людей никаких нет. Это Семён одинокий в городе, а у них же родители, бабушки-дедушки, сёстры-братья, а у кого-то и семья даже есть. Не понимал он их, поэтому и знакомиться не стал. Так, кивнёт, если посмотрят, и домой пойдёт.

      Сёма сел на лавку, собираясь с силами, мыслями. Затянулся. Как первый раз за последние недели почувствовал горьковатый дым. Как понимание пришло, как решение принял — полегчало ему. Сашке его не напор нужен — нежность, внимание. Обвыкнется девка, присмотрится к нему, а он с разговорами повременит и с приставаниями тоже. Не это ей надо с такой жизнью непутёвой. Опора нужна.

      — Здорова. 

      Семён и не заметил, как один из местных к нему подошёл.

      — Здорова, — приподнялся он с лавки и протянул руку для приветствия.

      — Угостишь? — местный кивнул на сигарету.

      — На, — Семён без рассуждений протянул пачку, хоть видел, что у того в кармане своя лежит. Понятно, что прощупать его наконец решили. Неудобное время, но и не пошлёшь.

      — Чего сидишь? — не отставал местный.

      — Да так, — отбрехнулся Сёма.

      — Ждёшь кого?

      — Нет, — не говорить же ему всего. Пусть катится побыстрее.

      — А мы подумали, что ждешь, — засмеялся местный.

      — Это кого, интересно? — набычился Сёма.

      — Да ты не бушуй, — примирительно сказал местный. — Думали, может, Сашку. Ну, раз не Сашку, то всё нормально.

      Значит, мысли верные были. Значит, шлюха его Саша. Боль в широкой сельской сёминой душе ширилась и разливалась, грозя порвать её нафиг.

      — А если и Сашку, то что?

      — Хм, — местный странно хрюкнул и уставился на него большими глазами. Потом обернулся и глянул на свою компашку, выразительно приподняв брови, а обернувшись, странно полушепотом прошелестел: — Даже не знаю, что тогда. А у вас шуры-муры или как?

      — Или как, — ответил Семён. Точно. У них «или как», а точнее — «или никак». Всё верно. Да и рисковать не хотелось, нарываться на неприятности. Шалава-то она шалава, но, может, как и ему, в сердце кому из местных занозой засела. Лучше он с ней самой сначала вопросы решит, а там и с ними разберётся. А не разберётся — украдёт свою Сашку и увезёт за сто городов. — Соседи мы, если не знаешь, и не жду я никого.

      — Так другой вопрос, а я уже испугался. С нормальными пацанами дружбу не водишь, а только с нашей Алексашкой. Мы уже расстроились. Вроде мужик ты с виду нормальный, а с этим убожеством якшаешься. Недело.

      — Да перебесится баба, может... — начал было Семён.

      — Какая баба? — в голос заржал местный. — Это Сашка-то баба?! Сашка?

      — Ну да, — ничего не понимая, подтвердил Сёма.

      — Сашка не баба! — не унимался местный. На его ржание начали ближе подходить остальные. — Слышь, мужики, он думал, что Алексашка — баба.

      Реакция остальной компашки была такая же. 

      — А мы-то подумали, чего ты с ним так? Сю-сю, му-сю, — они наперебой друг другу что-то говорили и непрерывно хохотали, а Семён совсем растерялся.

      — Да объясните, в чём дело. Мужики, харе!

      — В чём дело? — через икоту начал один. — А в том, что хер у твоей бабы между ног.

      — Какой хер?! — у Сёмы остановилось сердце в груди.

      — А такой, как у тебя или меня, или вон — седого, — кивнул местный на одного из дружков, уже скорчившегося от смеха на лавке. — Разве что поменьше. Проверено!

      — Хер? Хер?! — не успокаивался Сёма.

      — Что ты заладил? Хер! Огурец! Хуй или член, если по-культурному, раз до тебя не доходит. 

      Они ещё что-то говорили, смеялись, орали, а Семён умер.

      Вот так просто. В одну секунду.

      И не ожил, когда Сашка вышла из подъезда в своём привычном коротеньком платье, на каблучках и с кудряшками. И когда все остальные улюлюкали, свистели, а Сашка молча прошагала мимо. И когда первый ударил её или его в нос, не сильно, а чтобы знал, что он — сука! И когда остальные не били, а скорее пинали, дразнясь, перекидывая тряпичного Сашку от одного к другому.

      И когда уже били, а он только повторял:

      — Сука ты, Сашка… Сука…

      Шептал в окровавленное лицо, пододвинув его к себе близко-близко и глядя в глаза, всё больше скрывавшиеся под нараставшими отёками.

      Сашка не смеялась, не говорила, не просила ни о чём, но тоже смотрела — и только на него, даже тогда, когда кто-то сдёрнул с неё маленькие светлые кружевные трусы и напялил на голову.

      Не ожил и тогда, когда услышал звуки полицейской сирены и его оттаскивали от лежащей ничком сгорбленной фигурки в ошмётках платья, чьи плечи изредка вздрагивали. И когда на следующий день приходил участковый, опрашивал, когда приходили местные на разговор, когда каждое утро вставал на работу, а вечером приходил домой.

      Просто Семён умер, и всё.

Часть 2

      — Не вырывай руки... Саша, ты слышишь? Саша...

      Голоса до Сашки долетали издалека, будто он сидел в глубоком колодце, а кто-то сверху ему кричал. Отзываться не хотелось, наоборот — самым большим желанием было остаться здесь, в темноте, но голоса не отпускали. 

      — Саша...

      В конце концов, необходимо было им ответить, и, может, тогда они отстанут? Саша открыл глаза и сфокусировал взгляд на говорящем.

      — Очнулся? — пожилой реаниматолог смотрел на него уставшим взглядом. Значит, опять не получилось. Уже второй раз не получилось...

      Первый был давно, когда в тяжёлом пубертате он мучительно не мог понять, кто он. Сашкина мать, простая женщина, всю жизнь проработавшая в заводской столовой поваром, ситуации не помогала, а даже, наоборот, усугубляла. Не со зла, конечно, но когда твой мальчик вдруг активно называет себя девочкой, при этом и ведет себя также, как тут не растеряться. В детстве пыталась выбить из ребёнка дурь самым доступным и простым способом — ремнём, но она упорно не выбивалась, хоть на какое-то время сашины неправильности прекращались. 

      Так продолжалось до шестнадцати. А после очередного залёта, когда мать, обнаружив сына в собственной юбке и раскрашенного её же косметикой, устроила выволочку Сашке, а потом полночи причитала и ревела, он решился. Дождался, когда рано утром мама уйдет на работу, и вскрыл вены на одной руке. Тогда казалось, что этого будет достаточно. Он никак специально к самоубийству не готовился, нигде и ничего про это не читал, и, по большому счёту, если бы кто-то спросил у него тогда, чего именно Сашка хочет, то он бы ответил — чтобы его не трогали. Ни одноклассники, ни учителя, ни мать. Никто. Он не хотел умирать, чтобы быть закопанным в сырую землю, а хотел просто исчезнуть на время. Именно про это думал, сидя в ванной и держа руку с вытекающей из порезанного запястья кровью на коленях.

      Но ничего не происходило. Сначала кровь текла вроде как сильно. Сашке было больно, но побитая накануне ремнём задница болела больше. Саша даже в обморок не упал, а наоборот. Чем дальше, тем светлее становилось в голове, мозги будто прояснялись. На смену обиде пришёл страх, да что там страх — настоящая паника. Сейчас происходящее не казалось единственным правильным решением. Чем дольше Сашка сидел на полу и думал, тем отчётливее осознавал, что умирать не хочется. 

      На трясущихся ногах поднялся, первым попавшимся полотенцем обернул запястье и поплёлся звонить матери. Та по телефону ничего не поняла, подумала, что Саша просто порезал руку, но дома картина стала ясна. Такую же версию вранья они с матерью пытались говорить врачам скорой и травмпункта, куда доставили Сашку, но, естественно, никто им не поверил. И началось...

      В хирургии Сашу продержали недолго. Потом было обследование у кучи психиатров, неоднократная госпитализация в психбольницу, бесконечные консультации, где выплывала правда про все сашины заморочки. Но самым неприятным было то, что самому Сашке объяснять, что с ним и почему происходит, никто не собирался. Разговаривали с матерью за закрытыми дверями, а Саше только вопросы задавали, от которых кружилась голова, долго тошнило, становилось ещё муторнее и неспокойней. Он чувствовал себя девочкой, которой хотелось носить платья, красивые заколки, красить ногти и губы, но из зазеркалья на него смотрел парень. Пусть симпатичный, очень похожий на девочку, но парень. И он ненавидел своё отражение, ненавидел то, что у него в штанах, плоскую неразвитую грудь. Стыдясь, говорил об этом матери и врачам. Разговор с первой заканчивался рыданиями и гипертоническим кризом, а в глазах вторых чаще всего видел непонимание и неодобрение. Только несколько человек говорили с ним нормально, выслушивали, пытались что-то объяснить, но из всех их объяснений Сашка слышал только то, что должен стараться быть мальчиком. 

      Он и старался. Неделю, две, месяц, периодически срываясь на истерики, скатываясь в учёбе, затевая драки с одноклассниками и неизменно получая от них, а потом, когда становилось совсем невмоготу, как заворожённый лез в шкаф с вещами матери и всю ночь напролёт занимался неправильным, как называла это мама. Конечно, утром всё становилось известно, и круг замыкался. Скандал, затишье, срыв, скандал, затишье, срыв... бесконечность.

      Только когда Сашка сдавал выпускные экзамены, мама дала слабину. И троечник Алфёров, к удивлению педагогов, показал такие результаты, что все ахнули. Знали бы они, что такие результаты помог достичь всего лишь старый бархатный халат матери, в который та разрешала одеваться Сашке дома после душа, а во время выпускных — и круглые сутки. Конечно, хорошие оценки за экзамены ситуацию в целом с аттестатом исправили слабо, но дали возможность Сашке надеяться на поступление куда-то кроме ПТУ, точнее, не Сашке, а его матери. Самому парню не хотелось ничего, кроме как найти и понять себя. 

      Перед вступительными экзаменами в ВУЗ у них с мамой состоялся серьёзный разговор. Женщина настаивала на выборе мужской специальности, причём самому Сашке казалось, что ей даже всё равно какой, лишь бы он поступил в местный машиностроительный. Но вот парня туда не тянуло совершенно. 

      Куда ему самому хотелось, Сашка со всеми этими проблемами не знал. В другой город мать его бы не отпустила, а у них ещё оставался педагогический и сельскохозяйственный. Выбор небольшой. Почитав про специальности и глянув на конкурс, Сашка выбрал специальность незатейливую, но нужную — бухгалтера. Ему представлялось, как он будет сидеть за столом, наманикюренными пальчиками аккуратно вписывать маленькие циферки в строчки, перелистывать бумажки, а может, когда-то на тоненьких каблучках понесёт отчёт в налоговую или ещё куда. 

      Но всё оказалось куда прозаичнее. Учеба была скучной, но хоть с группой повезло. Уже через несколько месяцев все девчонки перестали воспринимать Сашку, как возможного претендента на свои сердца, а скорее, как какое-то аморфное существо, а он только рад был. Делал вид, что читает конспекты или учебники, а сам прислушивался к разговорам. Иногда даже казалось, что он сам часть этого улья, жужжащего о косметике, колготках, тряпье, кавалерах. На целый год Саша почти забыл о своих желаниях, погрузившись в женское царство и впитывая недоступную до этого информацию, как губка воду. Но потом нахлынуло с новой силой.

      Ему стало мало просто слушать, захотелось попробовать. Казалось, мать что-то почувствовала. Снова начала закрывать косметику в шкаф, проверяла собственную одежду, но не учла, что и Сашка подрос. В какой-то момент он пошёл в универмаг и купил упаковку колготок. Это была его тайна и его спасение. Почти всю зиму он проходил в них, надевая под брюки, без страха быть пойманным. Их факультет занимался отдельно от остальных в небольшом строении на территории основного корпуса, поэтому риск встретить мужчину в туалете был невелик. Почти все преподавательницы были женщинами, как и студентки, а физкультуру два раза в неделю Саша выдержать мог.

      Вроде жизнь стала налаживаться. Потом мать вообще уехала в деревню. Она и раньше, как только вышла на пенсию, подолгу уезжала туда, к уже старенькой сашиной бабушке, упорно отказывающейся уезжать от хозяйства в город. Сейчас бабуля совсем одряхлела, но продолжала упорствовать, и мама уехала. 

      Ей было недосуг устраивать проверки для сына, и о любом своём приезде Саше она сообщала, а он готовился — прятал подальше свои одёжки. Мама осматривала свой шкаф, косметику, брошенную в городе, и, не находя изменений, ещё больше уверовала в исправление. А Саша кайфовал.

      Так они и жили год, потом второй, а потом у Сашки случилось горе. Сначала умерла бабушка. Легко, спокойно, от дряхлости и старости, а потом неожиданно мама сразу за ней. И трёх месяцев не прошло. Смерть собственной матери подорвала здоровье женщины, участились приступы гипертонии, но она упорно сидела в деревне. Сколько Саша не уговаривал продать хозяйство и вернуться, та не слушала. 

      Очередной криз закончился инсультом, и как ни спешила скорая, спасти маму они не успели.

      В те дни Сашке казалось, что мир рухнул. Он толком не помнил ни похорон, ни первых недель после. Жил по инерции, всё больше скатываясь в депрессию и безысходность. Не помогало ничего, а ещё хуже становилось оттого, что в память о маме он перестал одеваться в женское. Ему казалось, что она оттуда обязательно увидит и расстроится.

      Учёба ушла на второй план, и оценки испортились. Стало понятно, что ещё чуть-чуть и он совсем свихнётся от горя.

      В какой момент он решился на такое безрассудство, сам не понял. Осознание, что он идёт по городу в женской одежде и накрашенный, пришло тогда, когда вслед услышал свист. Ему он был предназначен или нет — Сашке было всё равно. Он рванул, как будто за ним кто-то гнался, и остановился, только захлопнув дверь в собственную квартиру и закрыв замок трясущимися руками. А через пару минут, отдышавшись и успокоившись, понял, что впервые за прошедшее время чувствует себя живым. 

      Сначала гулял только вечерами, а потом, наплевав на всё и на всех, тогда, когда хотел. Это было его спасение. Он старался не думать, что про него говорят соседи, что думают. Открыто к нему не лезли, а шепоток за спиной и косые взгляды были привычны. Эти люди знали его и его маму давно, и, конечно, все или почти все были в курсе сашиной «проблемы», как педагогично выражалась директор школы. А сейчас, видно, и подавно решили, что Саша умом тронулся.

      Самое сложное было пройти мимо местной компашки парней. Почти все учились с ним в одной школе, возможно, с кем-то из них он и дружил в раннем детстве — Сашка помнил слабо. Вот они доставали. Свистели вслед, улюлюкали, пару раз пытались зажать и слегка поколотить, скорее для устрашения, но и этого хватало сполна, чтобы Саша потом плакал в подушку от бессилия и по крайней мере на пару недель принимал мужской образ. Также он ходил и в институт ещё пару месяцев до конца семестра, а в конце года стало понятно, что учиться дальше Саша не сможет — банально нет денег. Он взял академ и принялся искать работу, но неожиданно она его сама нашла.

      — Привет, красавица, — услышал Саша голос за спиной. — Ты чья?

      Поначалу Сашка и не думал оборачиваться. Конечно, как у всех трансов, а именно так он понял, что должен называться, у него было желание выглядеть, как женщина, да и природа помогла, но с такого расстояния перепутать было почти невозможно. 

      — Я у тебя спрашиваю, девочка. Ты чья? — К его предплечью прикоснулась чья-то рука и начала неспешно поворачивать в свою сторону. 

      Мужик, стоявший перед Сашей, был, безусловно, привлекательным. Высокий, плечистый, мускулистый, одет хорошо.

      — В смысле? — ошарашенно переспросил Сашка.

      — Работаешь с кем, спрашиваю?

      — Ни с кем. Ищу работу, — Саша окончательно запутался, что этот человек имеет в виду и откуда знает о работе. — А что?

      — А здесь что делаешь?

      Больше на вопросы незнакомца Сашка отвечать не хотел, поэтому развернулся и быстрым шагом пошёл в сторону выхода, а когда завернул за угол стеллажа — оставил тележку с продуктами и почти побежал к дверям. 

      Выбежал из универсама и направился в ближайший двор. За ним никто не шёл, Саша расслабился, привёл себя в порядок после бега и направился к арке, выходящей на соседнюю улицу, но пройти через неё не успел. В самой арке дорогу перегородила машина, откуда быстро выскочил тот самый мужчина из магазина. Саша бросился убегать, но куда на каблуках убежишь.

      — Да, подожди ты, идиот! — Мужик схватил его за лёгкую ветровку и дёрнул назад. — Поговорим просто, если не будешь убегать.

      — О чём? — спросил Сашка.

      — О тебе. Если не соврёшь, то расстанемся миром. Вопрос номер один: местный? Где живёшь? На кого работаешь?

      — Это три вопроса, — съязвил Саша. Он обратил внимание, что обращался незнакомец к нему уже как к парню, значит, всё понял. — Местный. Живу недалеко и не один, меня искать будут, если что.

      На его угрозу мужчина неопределённо ухмыльнулся и пробурчал что-то типа «ну-ну».

      — Работу ищу. Бросил универ. Всё. Что вам надо?

      — Какую работу ищешь?

      — Не знаю. Курьер или помощник бухгалтера — я учился на бухгалтера, — не понятно почему, уточнил Саша.

      — Кого? Курьера? Ты меня за идиота держишь? На каблуках бегать будешь? — наступал мужик.

      — Почему на каблуках? Что вам, вообще, надо?

      — Значит, так. Я говорю открыто, раз ты прикидываешься дебилом. Здесь ты работать не будешь или будешь подо мной. 

      — У вас? Мне всё равно где, — пытался оправдаться невпопад Саша.

      — Хорошо. Быстро учишься. Тогда вечером придёшь в «Атлант» и освоишься. Знаешь такое место?

      Ещё бы не знать. Один из самых крутых клубов их города.

      — А вам там курьер нужен? Я боюсь, что с бухгалтерией не справлюсь.

      — Курьер? — удивился мужчина и пристально начал рассматривать Сашу. — Что за маскарад на тебе?

      — Ничего, одежда. У нас свободная страна. В чём хочу, в том хожу, — объяснил Саша.

      — Ты псих? В чём хочу... — мужчина продолжал рассматривать Сашу. — В чём хочу... В этом, значит, хочешь?

      — Да.

      — И давно ходишь на фулле?*

      — Где?

      — Открыто давно так ходишь?

      — Пару месяцев, как ма... — едва не проговорился Саша. — Слушайте, что вы хотите? Вам нужен курьер — я могу в мужском работать.

      — Нет. Курьер мне не нужен, но такой, как ты, не помешает. Приходи вечером, там поговорим.

      — Ладно. 

      — Только помни, что я про работу твою сказал, если вдруг вечером передумаешь.

      Саша кивнул и, пользуясь тем, что его перестали удерживать, пошёл к дому.

      Естественно, ни в этот вечер, ни на следующий никуда он не пошёл. Одно дело - это местные придурки, а другое — странный мужик на дорогой машине. С таким связываться опасно.

      Но работа не находилась. Саша понимал, что денег из маминых запасов совсем мало остаётся, работа нужна была срочно.

      Промаявшись ещё неделю, он пошёл в клуб. Там на входе долго и муторно объяснял, кто он и к кому, потом додумался назвать марку машины, по которой охрана сообразила, кого искать. 

      Странным мужиком оказался то ли совладелец, то ли ещё кто директору клуба. Сколько потом Саша ни работал, так и не понял официальные обязанности этого человека, а вот неофициальные стали ясны быстро. Игорь Сергеевич, а именно так его звали, управлял персоналом, причём не столько официально устроенным, сколько неофициальными работниками, а проще — проститутками обеих полов. За одного из таких он Сашку и принял.

      После долгого разговора он предложил поработать тем, что ниже пояса, но именно предложил. Когда Сашка с испугу попытался выбежать, то удержал, попутно объясняя, что никто заставлять не будет — хватает и без него, но если у него возникнет когда-нибудь желание, то - пожалуйста, но надо делать всё с умом и предупреждать. 

      Сашка на все такие предложения только бледнел. У него даже влюбляться ни в кого не получалось, как ни старался, а тут про то, чтобы добровольно с кем-то в кровать лечь... От таких мыслей только мурашки по коже шли и во рту сухо от страха становилось. Никогда добровольно он на такое не пойдёт!

      Игорь то ли понял, с кем имеет дело, то ли считал выжидательную позицию самой правильной, но ни в тот момент, ни в будущем не давил. Сашку предупредили, что могут взять официантом или официанткой, по потребностям гостей и тематике работы клуба. Обучили недельку и отправили работать.

      Первые пару месяцев Сашка, работая официантом, присматривался к обстановке, клиентам. Работал хорошо, старался, да и получалось неплохо. Девушкам всегда было тяжелее, сашину работоспособность отметили. А потом он и сам не заметил, как оказался на обслуживании в VIP-зале в женском костюме. 

      Игорь за прошедшее время несколько раз приглашал его к себе, беседовал, предлагал пользоваться всем, что подарила ему природа, но сам Сашка этих даров не видел. Он был ошибкой. Настоящей и почти неисправимой. Только возможность почти постоянно носить женскую одежду давала ему незначительное успокоение, возможность смириться и выживать. Именно так.

      Он понимал, что внутри мужского тела заперт он сам, и он — не мужчина. Это было страшно, неправильно. Иногда омерзительно, но иногда прекрасно. Он неоднократно слышал и видел, как в клубе случались скандалы и потасовки, когда мужчины доказывали свою мужественность друг другу. Даже те самые геи, которых свои же называли пидовками, отстаивали право называться мужиками. Казалось, какая между ними и Саней разница? Внешне иногда совсем никакой, но вот если большинство из них назвать женщиной на полном серьёзе, то обида будет огромной и повлечёт последствия. Конечно, всегда были такие, кому похер всё, но большинству-то нет. А вот если кто называл Сашу девушкой, пусть и пьяный, пусть и в шутку, то Саше это нравилось. Это грело, радовало, привлекало, манило. 

      Он понимал, что отличается от других, но разобраться во всём было сложно. Саша прислушивался к разговорам, спрашивал у других, чего не понимал, а через какое-то время обзавёлся небольшим ноутом с интернетом и начал искать информацию.

      С одной стороны, радовался, понимая, что он не один, что есть такие же. Но с другой, всё было печально. Большинство писавших не имели возможности даже жить свободно и одеваться так, как хотели. Скрывали свои потребности, а если и нет, то оставались одинокими и никому не нужными. И самое главное, что понял Саша: его тело — это тёмный подвал, выбраться из которого можно только одним способом, но способ этот дорогой и сложный, да и прошедших его от начала до конца Саша не встречал. 

      Были те, кого устраивала их мужская оболочка, были те, кого не устраивала, но дальше приёма гормонов дело не заходило, всякие истории он читал на форумах, но чтобы от и до, да ещё с фото — таких не встречал. Да и в себе он сомневался. Чем больше читал, тем больше понимал, что помочь ему может только грамотный специалист, а вспоминая не такую далёкую юность, сомневался, что у них в городе такие есть. 

      Что он вряд ли гей, Саша понял достаточно скоро, хотя опять-таки в голове творилась неразбериха. В своих мечтах он иногда представлял какого-нибудь яркого мужчину, оказывающего внимание его женскому образу, возможно, ласкающего, но дальше этого фантазия не заходила. В реальной жизни все поступающие предложения вызывали только неприязнь в лучшем случае, а более настойчивые ухаживания - липкий страх или отвращение. 

      Наверное, из всех знакомых только внимание Игоря ему льстило и всегда было по-особому приятно. Чем бы тот ни занимался на самом деле, подход к людям он имел.

      — Проходи, Саша. Не устала? — Игорь вызвал его к себе под утро. Обращался он к Саше по-разному, в зависимости от настроения и сашиного образа в тот момент. 

      — Немного, — сегодня Саша работал в женском образе. И хоть каблук в рабочих лодочках был маленький, за ночь ухаживался прилично.

      — Присядь. Снимай свои каблуки. В ВИПе уже никого вроде, да и в зале немного народу.

      Саша присел напротив Игоря в кресло и с удовольствием скинул лодочки.

      — Что нового? Давненько не болтали, — улыбался Игорь.

      — Ничего нового. Работа, дом. Скоро на сессию запрошусь, — с улыбкой поддержал разговор Сашка. — Отпустите?

      — Конечно, Сашуля. Только если вернёшься.

      — Куда я денусь, — рассмеялся Сашка. Ему нравилось так болтать с Игорем, когда он, обращаясь к нему, как к девушке, приветливо шутил и как-будто заигрывал. 

      Они ещё немного поговорили о всякой ерунде. Игорь предложил немного выпить. Саша, конечно, устал, но раз на работу больше не надо, то почему бы и нет. Редко когда такая халява бывает. 

      — А как с личным? Всё одна? — спросил Игорь, протягивая бокал и усаживаясь рядом.

      — Да. Одна. Вы же заняты, — продолжал отшучиваться Саша, ожидая того же от Игоря, но тот неожиданно стал серьёзным и ответил:

      — Я свободен. Абсолютно.

      Но Сашка сразу этой серьёзности не заметил:

      — Это увеличивает мои шансы. Замуж возьмёте? Я готовлю хорошо, — шутил Сашка, пользуясь редкой возможностью хоть с кем-то позволить себе такую вольность — чувствовать и отвечать, как настоящая девушка.

      Игорь среагировал как-то странно. Сначала встал, забрал бокал у Саши из рук и поставил его вместе со своим на стол, присел перед Сашкой на корточки, потянул того за шею к себе и поцеловал!

      Саша не сразу сориентировался, поэтому даже не сопротивлялся. Так и сидел с прямой спиной, вцепившись пальцами в подлокотники кресла, послушно приоткрывая рот навстречу поцелую. Сложно сказать, на какие мысли навела Игоря такая пассивность, вот только вскоре он подхватил Сашку на руки, перенёс на небольшой диван в углу комнаты, уложил и опять принялся целовать, только уже не в губы, а ниже — в шею, ключицы, мягко поглаживая руки. Саша не знал, как реагировать. С одной стороны, он понимал, что это Игорь, он ей — сейчас именно «ей» — очень симпатичен, а с другой, все эти прикосновения, поцелуи, поглаживания. Это было омерзительно! Его целовал очень привлекательный мужчина, а правильнее сказать, единственный мужчина, хоть чем-то привлекавший Сашку, но делал это так, что противно и гадко становилось.

      Игорь, наконец, оторвался от сашиного тела и поднял глаза:

      — Ты против?

      — Я не хочу.

      — Не понял, — зло ответил Игорь. — Ты же сам сказал. 

      — Я шутила, — дрожащим голосом ответил Сашка. Ему было страшно видеть Игоря таким — рассерженным, растрёпанным, неспокойным. Таким необычным и опасным. Слёзы сами побежали из глаз, как бы Сашка ни пытался их сдержать.

      — Саш, ты чего?

      — Я не хотела, — Сашка уже не просто всхлипывал, а натурально ревел.

      Игорь встал с дивана, подошёл к бару за бутылкой воды и, вернувшись назад, протянул её Саше.

      — Спасибо, — Саша понимал, что опасность миновала, но успокоиться было сложно. Он отметил, что Игорь не стал снова садиться рядом, а перетащил поближе кресло и примостился в него.

      — Успокоился? — Сашка кивнул. — Значит, поговорим. Я за тобой давно наблюдаю и понять до конца не могу, а теперь ещё и это. Я тебе нравлюсь?

      — Да, очень.

      — Тогда в чём дело? Не хочешь, не можешь? Сашка, я обдумался уже весь, но ничего путного в голову не пришло. Ты выряжаешься так, как редкая пидовка одевается, красишься с кайфом, на каблуках бегаешь, но для кого? Для чего этот бабизм весь? Ты ж даже не трахался за всё время ни с кем. Или я пропустил?

      — Нет.

      — Тогда для чего всё? Тебе просто рядиться нравится? Фетишист?

      — Нет.

      — Тогда что? Единственное, что я понял — ты нифига не гей. Ты онемел? — добивал Игорь.

      — Я женщина.

      — Что-о?! — у Игоря, казалось, глаза сейчас на лоб вылезут.

      — Я, наверное, женщина.

      — Транс, что ли?

      — Транссексуал, наверное. Я не знаю. 

      Игорь надолго замолчал, обдумывая слова Саши.

      — Где-то так я и думал. Почему не со мной? 

      — Я не хочу с мужчиной. Или в голове хочу, то есть иногда хочу в голове, но потом нет. В реальности никогда нет.

      — Совсем? Не стоит?

      Сашка зарделся и отрицательно покачал головой.

      — Ни на кого? 

      — Так, чтобы подумал о ком-то — нет. Я вообще не хочу этого. Мне противно.

      — А с женщинами ты пробовал? Или с кем?

      — Нет, — ещё тише сказал Сашка.

      Игорь опять надолго замолчал. Саше было неловко и неудобно. Она одёргивала юбку, поправляла блузку, крутила в руках полупустую бутылку с водой, а потом решилась спустить ноги на пол.

      — Женщина, значит. А у эскулапов был?

      — Нет, только подростком, но это долгая история.

      — Да чё уж там? Если дети дома не плачут и собачки на улицу не просятся, то рассказывай. Может, соображу что, только жрать хочется от стресса. 

      — Извините, — опять прохлюпала носом Сашка.

      — Только не реви снова. Я тебя умоляю. Все эти бабские истерики — ужас. 

      Сашка реветь и не думала. Уже то, что Игорь её понял, что не ударил, не оттолкнул — дорогого стоило. И она рассказала.

      Рассказала и про детство, и про маму, и про школу, про скандалы, истерики, неудачно перерезанные вены, про свои метания и переживания, как жила или выживала и как осталась одна. Игорь не перебивал, слушал, изредка задавая вопросы. Он первый, кто интересовался ею, первый, кому было так легко открыть себя и, главное, хотелось это сделать. И Саша сделала. 

      Она потом ещё не раз благодарила судьбу за то, что в её жизни появился Игорь. Не до конца понимала, зачем тому все проблемы, ведь они осознавали, что дальше отношения не разовьются, да и Игорь недолго в одиночестве побыл, но Сашку не забывал.

      И по специалистам направил, и учёбой интересовался, и в клубе присматривал. Сашка была благодарна. Она много раз обдумывала их отношения, пыталась представить их и привыкнуть к Игорю физически, а там опять попытаться, где-то внутри чувствуя, что тот не против. Но всё заканчивалось исключительно там, где начиналось — в её мыслях. В реальности воспоминания об их единственном физическом контакте отзывались неприятным посасыванием под ложечкой, но никак не возбуждением.

      Немного позже, обследуясь у специалистов, Сашка поняла, что такое ее поведение нормально, что асексуальность временная или постоянная почти всегда идёт рядом с трансгендерами, и чем сильнее выражена приверженность к трансгендеру, тем сложнее обстановка с сексуальностью. В некотором роде она даже спасение, так как поиски партнёра очень сложны и часто безрезультатны.

      Жизнь понемногу начинала налаживаться. Постепенно крепло понимание, кто она и почему, толстела амбулаторная карта, множились тесты и обследования. Одно Сашка понимала точно, что, несмотря на все мучения, ей в чём-то очень повезло. Глядя на других девушек и женщин, заточённых в истинно мужские тела, не имеющих ни одного варианта решения своей проблемы, приходящих на грань и переступающих её даже до установления им окончательного диагноза, она понимала, что ей повезло. Каким-то внутренним чутьём сначала начала носить колготки, потом научилась прятаться, а потом, наплевав на мораль, а может, действительно на время сойдя с ума, не задумываясь, перешла на фулл, то есть ношение женского образа постоянно. А ещё и очень повезло с пассом**, как девушки называли свой внешний вид. Некоторые без таблеток даже с далёкого расстояния на женщин были не похожи, а Сашка, не начиная терапии гормонами, в зимнем варианте от девушки неотличима была. Конечно, сними макияж, раздень — не спутает никто, особенно те, кто в теме, но в целом и это было неплохо.

      Цены на операции и гормонотерапию повергали в шок, но она ещё молодая. Теперь, когда цель становилась понятна, когда смысл нашёлся, Сашка поняла, для чего будет жить, пока в её жизни не приключился Семён.

      Внимание молодого соседа определённо льстило, тем более что Сёма был настоящим ГМ***. Но одновременно с Семёном столько всего навалилось, что Саша чувствовала, что её буквально начало засасывать в депрессию. Одно дело — носить женскую одежду, а совсем другое — быть настоящей женщиной. Только тряпок стало мало. Хотелось разорвать оболочку и выбраться наружу, умолять на коленях у докторов сделать операцию, а иногда громить всё подряд, выражая свой протест против природы, против всего мира. А ещё Семён...

      Да и дворовые активизировались. Зимой не высовывались, тусовались где-то в подъездах, а как потеплело — на-те. Значит, опять терпеть унижения, опять выслушивать сомнительные комплименты, опять плакать от несправедливости. Конечно, был вариант продать квартиру и уехать, но Саша это делать не спешила. Город строился, расширялся, скоро и она уже не на окраине будет жить, а значит, цена на квартиру вырастет, а вместе с ней подрастёт и шанс Сашки стать настоящей.

      Но время шло, город рос медленно, в клубе работы в связи с отпусками прибавлялось, а зарплата не особо росла, да и сессии сдавать надо. А учиться когда, если работать необходимо. Ещё Семён с этой его «сукой». Саша по-разному пробовала: и грубо, и нежно, и открытым текстом, но тот как не понимал. Разве что осталось юбку поднять и показать, что под ней. Но Саша уже настолько воспринимала себя, как девушку, что даже мысли такой не допускала. Пострадает — и отвалит, тем более что было бы по кому. Ни груди у неё, ни попы красивой, ни талии. Только что стройная и ноги хорошие.

      Утешала себя, что скоро Сёма успокоится, а потом увидела, что вроде всё прошло. Семён отстал.

      В тот момент, когда вышла из подъезда и увидела соседа в окружении местных, даже обрадовалась про себя — пусть они ему расскажут. Не убьёт же он её...

      Ударов Сашенька почти не чувствовала, только унижение и обиду. Вот она любовь, про которую девочки на форуме писали. Любовь, которая, узнав, кто она, узнав о её беде, ударила первая. А потом отстранённо смотрела, как чужие люди избивают, приносят боль, унижение, втаптывают в грязь, убивают беззащитную полуголую Сашу, напялив на её кудряшки её же трусики.

      Жить не хотелось. Не радовала ни полицейская сирена, ни спокойные руки медиков, ни теплота одеяла, ни даже приличная доза обезболивающих, которые делали жизнь сносной. Саша не могла ни есть, ни пить, ни спать. Ещё днём подремлет часок, а полночи по коридору ходит или сидит недалеко от поста, в окно смотрит. В окно - это лучше, чем в потолок. В окне бывают люди, машины, про которые можно придумать истории, бывают птицы, которые зовут Сашу с собой, но на окне решётка, бывают капли дождя, которые плачут за Сашу, потому что сама она уже не может. В окне хорошо, потому что там никто не скажет:

      — А где тот пидор? — кивая на сашину кровать, не зная, что она стоит за спиной. Как они все не понимают? Как?!

      В этот раз Саша знала, что, чтобы кровь не свернулась, надо резать глубоко, в двух местах и лежать в тёплой воде в ванной. Она всё сделала правильно, но не учла одного. То, что она приняла за собственную удачу, обернулось провалом. Медсестра, свинтившая с кавалером и поэтому не видевшая, как Саша пошла в ванную, после активных ухаживаний решила помыться. А там...

      Обо всём этом сама Сашка не знала, а радовалась, что глаза закрылись, стало темно, тепло и сонно-приятно. Так долго было, и теперь этот голос:

      — Очнулся? Руки не вырывай. Сам знаешь — пока психиатр не осмотрит, не отвяжем. Будешь брыкаться — вколем для спокойствия. Ты же не первый раз?

      Сашка не отвечала. Она вообще не понимала, с кем сейчас разговаривает этот странный усталый мужчина, поэтому отвернулась.

      Психиатр пришёл через пару часов, а потом ежедневно или даже два раза за день. Эта женщина Сашу знала и всю её историю тоже, поэтому не особо сопротивлялась тому, что через несколько дней Игорь, уладив формальности и подписав нужные бумажки, перевёз Сашку в частную клинику. 

      Потом опять были долгие разговоры, часы психотерапии, большие дозы антидепрессантов.

      — Саша, ты должна понять, что надо жить. Для себя не можешь — для меня живи. Каждый человек заслуживает любви, и у тебя она обязательно будет.

      — Я не хочу любви, Игорь. Я только хочу, чтобы меня никто не трогал. Просто — не трогал.

Примечание к части*имеется в виду нахождение транссексуала в постоянном женском образе
**имеются в виду внешние данные, в этом случае похожесть на девушку, женщину
***генетический мужчина. Часто подразумевается среднестатистический индивид без гендерных заморочек

Примечание к частиНе бечено. Извините за ошибки, потом всё исправим)

Часть 3

      - Саш, Ирка заболела. Сегодня отдуваешься за двоих. После часа подстрахует Марина, — скороговоркой прощебетала администратор. Саше, конечно, не хотелось отдуваться даже за себя, но что делать? Да и премию за такие случаи неплохую давали, не говоря о чаевых. Ночь побегаешь на ВИПе — неделю жить можно, а Саше деньги сейчас очень нужны были.

      После больницы на работу она вышла сразу. Первая причина, конечно, финансовая, а вторая — постоянная опека Игоря. Как будто у него других дел не было, кроме как помогать Сашке. Через недели полторы после выписки они даже поругались серьёзно. Сашу так достало всё это сюсюканье, что она со злости выпалила Игорю, что понимает, зачем тот подмазывается, но ничего у него не выйдет. Она лучше сдохнет, чем под мужика ляжет. Игорь только сплюнул, процедил сквозь сжатые зубы «дура» и ушёл, хлопнув дверью. А Сашка посидела на диване часика два и поплелась в клуб с извинениями.

      Настроение на антидепресантах стало ровным, а эмоции приглушенные, но это было даже неплохо. Когда вернулась из больницы домой, опасалась новых разборок с местными или хуже того, что Семён придёт; вздрагивала, услышав возню на лестничной клетке, но всё было тихо. Только участковый иногда заходил, да доктор один раз из поликлиники. Опекали Сашку непонятно с чего, хотя, конечно, понятно, но лучше бы заботу о ней по-другому проявили — хоть льготы на гормоны придумали бы или на операцию.

      В том, что она должна начать терапию, Саша уже не сомневалась, да и раньше дело упиралось скорее в финансовый вопрос, чем в её желание. Оно-то было огромным, всепоглощающим и после всех событий только окрепло.

      В больнице у неё было достаточно времени всё обдумать, и работа с психотерапевтом помогла по-настоящему. Не стоило ждать ни подорожания квартиры, ни накопления денег. Ничего этого. Финансов всегда не хватает, а дальше так жить Сашке невмоготу. Да и уехать из этого района хотелось побыстрее. Вот найдёт небольшую квартиру или комнату в пригороде, старую сразу продаст, а за это время и дообследуется.

      Для получения окончательного решения о смене пола как в документах, так и физического, необходимо было ехать в столицу. Комиссия заседала только там. Саша не знала, как сама справилась бы, если не Игорь. Он всегда помогал, подставлял плечо в нужный момент, причём делал это сам, не ожидая просьб. Грамотного эндокринолога для Саши Игорь тоже нашёл сам. Точнее, предложил этого доктора, а Саша, покопавшись в интернете, увидела только положительные отзывы. После нескольких консультаций с психотерапевтом и необходимых справок эндокринологу, гормональная терапия началась.

      Не сказать, что Сашка ожидала каких-то мгновенных результатов, но всё равно ежедневно разглядывала себя в зеркало. Казалось, что уже через месяц на бёдрах появилась складочка жира, что уменьшилась щетина, что даже грудь увеличилась. Через полтора года после начала приёма гормонов Саша понимала, что всё это, наверное, со стороны выглядело смешно, но только со стороны, потому что самой Сашке так не казалось. Без этих её собственных выдумок в тот момент было не выжить.

      Чем дольше она пила таблетки и чем больше изменялось тело, тем радостнее становилось Саше на сердце. А уж когда заметила, что давно не ощущала напряжения в паху по утрам, да и вообще никогда за ближайшие пару месяцев никаких признаков стояка не обнаруживалось, радость была запредельная. Её тело стало слушаться, оно стало именно её. Но самым сильным воспоминанием ещё долгое время была покупка первого настоящего бюстгальтера. Конечно, она их покупала и до того, но это было несравнимо с моментом, когда в две ажурные чашечки улеглись маленькие, но её собственные груди. Не-пе-ре-да-ва-е-мо! Сашка захлебнулась от восторга. Казалось, что вот сейчас она закроет глаза, а когда откроет, это чудо пропадёт, но всё оставалось на своём законном месте и каждый день придавало Саше сил двигаться вперёд к своей цели. С такими изменениями уже через полгода ей не понадобились антидепресанты, а новый купленный бюстгальтер подействовал как абсолютный наркотик. Даже Игорь заметил, что с Сашкой что-то не то, и наклонившись, принюхался. Но Саша только хохотала в ответ, а когда тот надоел с расспросами, предполагая разные варианты, в том числе неожиданную влюблённость, Сашка, краснея, призналась.

      Конечно, Игорь отреагировал без яркого энтузиазма, но на ближайший же праздник Сашка в подарок получила сертификат в магазин нижнего белья.

      Несмотря на все изменения и сдвиги, речь об окончательной операции пока не шла — у Сашки банально не хватало денег, но теперь она хотя бы верила и знала, что выход есть.

      - Саша, быстро в пятую! — проорал бармен через грохот музыки.

      - Я и так за двоих! — возмутилась Саша. — А эти где? — У них шло разделение, кто какие кабины и столики обслуживает, и пятый кабинет Сашка не обслуживала никаким боком. Там работало несколько постоянных девушек.

      - Хрен их знает. Там, в этой пятой, сегодня не понять, что творится, — продолжал бармен, быстро выставляя на поднос необходимое, — то охрана бегала, то девок дёргали, но Игорь всё замял и приказал обслуживать до позеленения. Так что ты там аккуратно.

      - Ладно, — согласилась Саша. Сегодня был определённо не её день. Кроме того, что пришлось работать за двоих, так ещё новые гормональные таблетки, назначенные доктором, давали какой-то побочный эффект, а может, сказывался стресс и усталость, и у неё болела голова. Но ничего не поделаешь, необходимо, сжав зубы, доработать смену. Взяв поднос, она пошла в пятую комнату.

      - Добрый вечер, — Саша привычно вернула улыбку на лицо и плавно подошла к столику, стоящему около полукруглого дивана. После рассказанного барменом, она ожидала увидеть здесь компанию из нескольких человек, но на диване сидел только один, причём сразу невозможно было понять мужчина это или женщина.

      Человек сидел развалившись, широко расставив ноги в чёрных кожаных штанах, откинув голову на спинку дивана и положив туда же руки, при этом раскинув их в стороны. Образ довершала свободная белая водолазка и прикуренная сигарета, торчащая изо рта.

      - Ставлю на столик? — уточнила Саша.

      Человек сразу не ответил, но голову поднял, точнее, подняла, потому что перед Сашей сидела женщина. Теперь это вполне точно определялось по чертам лица, несмотря на ультракороткую стрижку.

      - А куда ещё?

      - Хорошо, — к грубости подвыпивших клиентов Сашке было не привыкать, а то, что женщина перед ней явно хватила лишнего - однозначный и бесспорный факт. Но такая особенность работы, поэтому, не обращая внимания, она выставила напитки и блюдо с закуской на стол. — Ещё что-то?

      - Ты «ещё что-то» умеешь? Это даже интересно. Садись, — женщина кивнула на диван рядом с ней.

      - Я в том смысле, что, может, вам из бара что-нибудь ещё принести.

      - А я в том, что сказала сесть рядом. Что неясно? Мне опять администратору звонить?

      Саша, помня наставления бармена, присела на край дивана.

      - Ближе. Я не кусаюсь, — прокаркала женщина. Вообще, вся манера разговора у неё была странная, как и тембр голоса — неженственные. Саша таких не понимала. Она из кожи вон лезла, пытаясь ставить голос под женский, а эти курят, пьют, а потом каркают.
Сашка уселась поудобнее, но ближе не подвинулась. В конце концов, рассиживаться здесь она не собиралась. Насчёт таких посиделок у них была своя инструкция, по которой Саше было положено мило свернуть беседу и потихоньку уйти.

      - Если гора не идёт к Магомеду, то, как говорится, мы сами с усами, — снова прокаркала женщина и подсела поближе сама. — Угощайся.

      - Извините, но нам нельзя. Если вам больше ничего не требуется, то я пойду.

      - Ты первый день работаешь?

      - Нет.

      - А здесь?

      - Именно эту комнату обслуживаю первый раз.

      - Тогда делай, что скажу, и всё будет в порядке. Наливай, — женщина кивнула на рюмку и графин. Сашка видела, что той давно хватит, но не официантке указывать клиентам, поэтому без слов налила женщине. Та сразу выпила, после закурила следующую сигарету и снова откинулась на диван.

      Сашка посидела пару минут и уже хотела снова запроситься, но женщина заговорила первая:

      - Вот сука, — к кому было это обращение, Саша не знала, но, учитывая состояние женщины, повод наклюкаться у неё был весомый и связан именно с этой сукой, благодаря которой Сашка застряла в ВИПе. — Вот су-у-ука. Не-на-ви-жу, — по слогам проговорила женщина. — А ты сука?

      Саша от вопроса онемела. Как на него отвечать? Женщина тем временем пододвинулась очень близко к сашиному лицу, взяла пальцами за подбородок и прошипела:

      - Ты сука?

      Даже вопрос такой было обидно слышать, но и на скандал с клиентом идти нельзя, тем более таким, то есть такой — невменяемой. Женщина неожиданно отстранилась сама:

      - Блядь, ты вообще кобель вонючий. Кто прислал транса? Суки, суки, — женщина села, облокотившись на колени, и взялась за голову.

      - Если вам ничего не нужно, то я пойду. Передам, чтобы обслуживал постоянный человек. Извините, — Сашка говорила скороговоркой заученные фразы, желая только одного — поскорее убраться отсюда. Она уже привстала с дивана, когда женщина потянула её назад.

      - Сидеть, раз пришёл! Я обдумаю.

      Что можно обдумывать в таком состоянии, Сашка не понимала, но рыпаться было реально страшно. Степень агрессии, идущей от женщины, зашкаливала. Клиентов нельзя провоцировать, тем более снимающих в одиночестве такой ВИП — можно нарваться на крупные неприятности. Простым людям входа сюда не было, а если и был, то смысл сидеть и нажираться одному. Дома дешевле и позора меньше — Сашка рассуждала так.

      Женщина опять погрузилась в молчание, только изредка затягиваясь сигаретой. Потом сама потянулась к графину, криво налила водки и залпом выпила.

      - А ты официант, значит? — прокаркала куда-то в сторону.

      - Да.

      - Угу. И что, в бабском больше платят? — засмеялась женщина.

       Разговор скатывался к неприятным темам, и смех этот был совсем нехороший. Так смеются, когда не смешно, а больно или зло.

      - Не больше.

      - А хули маскарад? Лифчики любишь? Труселя бабские? — продолжала унижать женщина. Сашка видела, что её несло, видела, что сейчас происходит что-то совсем плохое, остановить которое просто так не получится. За всё время работы она сталкивалась с разным, но чтобы так «били» женщины… Это было и мерзко, и страшно одновременно.

      - Нет, — прошептала Сашка, но женщина не слушала её.

      - Или клиентов чтобы больше было? Сука? Такая же сука. Я заплачу, было бы за что. Что у тебя есть? — женщина пододвинулась ещё ближе и неожиданно сжала рукой сашину грудь. — Платить не за что. За поролон?

      Она бессовестно мяла её грудь костлявыми пальцами. Так больно, что, наверное, синяки останутся.

      - Не трогайте. Пожалуйста, — Сашка пыталась отодвинуться, но та нависала над ней. — Мне больно…

      - Лифчик болит? — хрипло рассмеялась женщина. Потом резко отсела назад. — Нафиг ты мне нужен, кобель. Вали, давай. Здесь не перепадёт.

      Саша, пользуясь возможностью, подхватилась с дивана и рванула к двери. Женщина больше не произнесла ни слова.

      Следующие несколько дней Сашка ходила, как в грязи вываленная. По большому счёту, после больницы со стороны соседей упрёков она не слышала и косых взглядов не замечала. Местные тоже притихли. Если с каким случайно сталкивалась на улице, то тот старался пройти мимо побыстрее, отводя взгляд в сторону. Семён пропал. Не то чтобы Сашка рассчитывала услышать извинения, но и что тот съедет не ожидала, хотя она, вообще, о соседе не очень-то и думала. Все как-то пообвыклись к Сашке, притёрлись, хоть и такой жестокой ценой. И тут вдруг такое случилось.

      Значит, несмотря на прилагаемые усилия, она всё равно чужая для женского мира. Пусть у неё не стоит, пусть член с кулачок, пусть грудь растёт, а щетины почти нет. Всё равно любая могла её унизить, растоптать двумя словами, оскорбить только потому, что она не такая, то есть, не с таким же телом. Её не надо понимать, потому что она урод, аномалия, существо, а не полноценный человек. Можно обозвать шлюхой, сукой - как угодно, сделать что угодно, но только не попытаться понять. Понимание и сопереживание не для таких, как Сашка. Для них презрение или равнодушие в лучшем случае.

      Всё равно надо было идти дальше. И она пошла, сменив лодочки на… лодочки, потому что какой-то прокуренной вороне не сломать Сашку. Сама она сука и уродина! Очередной жизненный урок благодаря ей Саша получила, главное, саму себя убедить, что это просто урок и ничего более, а значит, после звонка ты встаёшь и идёшь по своим делам.

      - Эй, Сашка, тебя в фойе спрашивают, — крикнул охранник в дверь раздевалки. Кто бы это мог быть? Если свои, то чего не сказать сразу, а больше некому. Сашка быстренько переоделась в форму, раз уж начала, и выбежала в холл.

      Окинув взглядом огромное пространство перед гардеробом, никого знакомого не нашла.

      - Это я попросила тебя вызвать, — сказали из-за спины.

      Саша обернулась. Перед ней стояла та самая женщина, только в этот раз одета она была в простые голубые джинсы и ветровку, да и трезвой выглядела куда привлекательнее.

      - Здравствуй.

      - Здравствуйте. Если вы опять начнёте, имейте в виду, что отвечу — я пока не на работе.

      - Я как раз наоборот. Решила извиниться. Только утром поняла, что натворила. Крышу снесло. — Женщина улыбнулась и продолжила: — Наверное, глупо говорить, что обычно я так себя не веду и бла-бла-бла, но я так себя не веду обычно и бла-бла-бла, соответственно.

      Сашке только и оставалось, что кивать головой, как китайский болванчик. На фоне всего, что ей пришлось пережить за свою странную жизнь, эти неприятные полчаса в пятом ВИПе выглядели смешно, да и женщина не казалась теперь такой уже вороной, и шутила над собой весело — Сашка аж заслушалась — не так часто перед ней извинялись. Приятно.

      - Эй, ты в спячку впал? — пододвинулась женщина поближе. — Согласен?

      - На что?

      - Что я вину искупать буду? Ок?

      - Ок, — согласилась Сашка и только потом подумала, что не поняла, на что именно только что подписалась.

      - Тогда завтра вечером. Я за рулём, а ты расслабишься. Номер твой у меня есть — позвоню. Ты ж не работаешь?

      - Нет, — удивлённо ответила Саша.

      - Тогда до встречи.

      Пока Саша соображала, что к чему, женщина вышла из фойе. Можно было отказаться, и мысль такая в голове крутилась постоянно, но, собственно, почему? Не так часто Сашка вообще куда-то выбиралась, тем более в компании, поэтому, когда знакомая незнакомка позвонила, подтвердила своё согласие, только уточнила форму одежды. Просто, удобно, но не пикник. Значит, обычное платье-карандаш до колена и плащ.
К тому моменту, как Саша собралась и вышла из подъезда, машина уже ожидала на улице. Маленькая спортивная BMW очень шла её хозяйке, такой же активной и яркой.

      - Привет.

      - Здравствуйте, — ответила Саша, пока женщина как-то непонятно её рассматривала.

      - Давай без этого. На ты, и я Женя, или Женька, как хочешь. — Она раскрыла дверь авто, и Саша уселась на переднее сиденье. — Предлагаю маленький пивной ресторан. Как ты к такому относишься?

      - Нормально.

      - Хорошо. 

      Водила Женька неплохо, и Саша чувствовала себя вполне комфортно, только странноватые взгляды хозяйки автомобиля напрягали и удивляли. Она же видела, кого пригласила. Что не так? Впрочем, всё стало понятно в самом ресторане, когда после дегустации принесённого заказа, Женька спросила:

      - А ты почему так одет? Работа - понятно, а сейчас?

      - Я всегда так одеваюсь. Ты же видела, — немного разочарованно проговорила Саша.

      - Я видела, но подумала другое. Ай, да неважно, - отмахнулась Женя. — Всегда, так всегда.

      Впрочем, по поведению Женьки не было заметно, что ей так уж «неважно». Она постоянно обводила взглядом зал, как будто искала кого-то глазами или высматривала знакомых, а может, просто не хотела, чтобы её видели в такой компании, хотя, сказать откровенно, в настоящий момент Саша была практически неотличима от генетической женщины, особенно издалека и при хорошем макияже.

      Причина такого нервного жениного поведения выяснилась очень скоро, когда та расслабилась, наконец, полностью включилась в разговор и даже начала шутить, как тогда в фойе.

      - Хэлло, — промурлыкала причина, представляющая собой самый совершенный образец женской красоты. — Не скучно, Женечка?

      - Привет. Было весело, пока кто-то не испортил праздник, как всегда.

      - Да что вы говорите! Я видела, как ты веселишься, — прошипела подошедшая краса, резко меняя тон разговора. Но потом, взяв себя в руки и нацепив улыбку, добавила, кивая на Сашу и пристально разглядывая её лицо: — На кости стала бросаться?

      - Тебе какое дело?

      - Мне-то никакого, но пугало как ни наряди, пугалом останется. Если так уж хотела мстить, то привела бы нормального мужика, а так, как с пола грязь подобрала. Всё? Хватка не та? Старость не радость? — всё больше заводилась «причина». — На трансов перекинулась? Самой не позорно, идиотка…

      - Заткнись! — зло каркнула Женя в своей обычной манере.

      - А то что? Заткнёшь? Сама позорься, но меня не позорь! Здесь каждая собака знает нас. Иди со своими подстилками куда хочешь, раз на экзотику потянуло, но подальше от меня.

      - Вали, я с тобой пока нормально разговариваю…

      Окончания Сашка не слышала. Покопавшись в сумочке, бросила на стол необходимую сумму и убежала. За что ей такое, за что?! Кому и что сделала, какое зло совершила и теперь расплачивается? Почему так больно? Сразу ведь сомневалась: идти, не идти, но пошла. Зачем? Мало унижений? Подумала, что действительно извиниться перед ней захотели. Дура она и есть дура.

      - Саша! Саша, подожди, — Женя бежала по улице за ней, на ходу натягивая куртку. — Саш, я всё равно догоню. Давай не будем людей смешить.

      Конечно, сейчас ей людей смешить не хочется, а про Сашу она подумала? Каково Саше сейчас? Хотя, зачем убегать? Причина её злости, расстройства и унижения сейчас перед ней, и Сашка имеет полное право высказаться.

      Она резко остановилась и, оглядевшись, зашла в подъезд ближайшего дома — не на улице же орать. Женька вбежала буквально через несколько секунд следом за ней и сходу заговорила:

      - Я знаю всё, что ты скажешь, и всё, что подумала. Конечно, виновата. Осознаю, искуплю.

      - Хватит уже, искупила.

      - Саш, я ступила. Натурально. Дура и идиотка. Понятно. Ну, не ожидала, что ты в бабском придёшь. Думала, как мужик. Не поняла тебя, — оправдывалась Женька, перемежая слова короткими затяжками. — Извини. Я правду тебе скажу, а ты сам решишь всё. Я тогда нажралась из-за этой твари. Мы расстались недавно — она типа семью хотела, детей. Подлечусь, мол, — у неё там по-женски проблемы - и замуж выйду. Залила мне в уши. Я и повелась. А потом знакомые позвонили, кто знал, как я убиваюсь по Светке, и доложили, где она куролесит. Я как идиотка в ваш клуб поехала, ну и окончание ты видел. Потом ты подвернулся. Конечно, отомстить сволочи этой захотелось, показать, что нашла замену, да и перед тобой извиниться заодно. Не ожидала, что ты в женском ходишь. Думала, играешь или что. А потом, ну в женском, так в женском - дело твоё, сами с проблемами. Не думала, что эта сука придёт разборки клеить. Не ожидала. Понимаешь?

      - Всё понимаю. А ты понимаешь, как мне? Тебе мстить хочется, жить хочется? А мне нет? Как вы меня все заколебали! — плакала и орала Сашка, размазывая косметику, и не обращая внимания, что голос разносится по всему подъезду. — Сколько можно?! Я живая! Я человек! Я такая же, как ты! Понятно? Тебе повезло, что женщиной родилась, а мне? Я в чём виновата, ну в чём, что всё так? Думаешь, приятно, когда вслед плюют или косятся? Так внешне ты такая же, как все, а что в койке - так никто не видит. А я?! — дальше Саша говорить не могла — захлебнулась в слезах. Опустилась на пол на корточки и ревела в голос, не думая, что кто-то может увидеть.

      - Саш, ну прости, — Женька опустилась рядом на корточки. — Ну прости, дуру. Не думала, что так. Совсем не думала, что так. И вообще не думала. Знаю, когда вслед плюют — ты ж видишь, какая я. И плевали, и обзывали, и бить пробовали один раз, но я сразу с зубами была. Отбрыкивалась и других защищала, а здесь такое натворила. Ну, прости меня, девочка. Я, правда, не думала.

      Женька притянула Сашу к себе и гладила по встрёпанным волосам долго, пока у той истерика не закончилась, а потом без слов завезла домой. Всё они выяснили уже там, в подъезде.

      Через неделю Женька неожиданно позвонила, потом ещё раз и ещё. Саша не могла понять, что той нужно, но разговаривала всегда — не бросать же трубку, тем более что реальных знакомых было не так много. Девушки с форума трансов, где она зарегистрировалась, конечно, в какой-то мере восполняли тот вакуум, в котором поневоле жила Саша, но не заменяли живого общения. Да и на работе кроме Игоря поговорить было не с кем, там что ни человек - то своя история, да ещё какая, или молодёжь совсем, студенты подрабатывали — они Сашу в основном не понимали. Поэтому и не отшила Женьку, а потом и сама не заметила, как та прочно вошла в её жизнь.
Сначала короткими телефонными разговорами, потом длинными, потом ночными, если Сашка не работала, а если с кем-то говоришь ночью, то это всегда необычно. Ночью не хочется врать, придумывать. Сашка иногда задумывалась, что любит ночь именно за это. Она скрывает углы, неровности, ненужности, обволакивает и затягивает. Она открывает тайны, которые днём говорить неудобно и стыдно, именно поэтому однажды ночью Женька рассказала ей о себе, а потом и Саша решилась на откровенность.

      Это было сложно или, наоборот, легко? Скорее, именно наоборот. Раньше Саша даже не представляла, что можно кому-то настолько открыться и довериться, кроме врача, а Жене получилось легко, но только по телефону, потому как через два месяца переговоров, когда они решились, наконец, снова встретиться, вживую говорить оказалось сложнее. Обе напряжённо перебрасывались ничего незначащими фразами, поедая мороженое и запивая кофе, а когда пошли гулять, вообще примолкли. Саша не понимала, как и что сказать, чтобы не разочаровать Женю, а та только курила на ходу одну за одной, шокируя встречающиеся степенные парочки и мам с детьми таким поведением.

      Так они дошли почти до конца парка, в котором располагалось кафе, и уже собирались повернуть назад. Саша понимала, что встреча безнадёжно испорчена, поэтому совсем загрустила и шла рассматривая что угодно, но не оборачиваясь к Женьке. Погрузилась в свои размышления и самокопания ровно до того момента пока не почувствовала смачный щипок за попу.

      - Ой, — взвизгнула она и обернулась. Женя стояла, довольно ухмыляясь. — Синяк же будет!

      - Пусть лучше синяк, чем я буду вспоминать эту прогулку со слезами на глазах.

      - А теперь не будешь?

      - А теперь не буду, — повторила её слова Женя и, слегка толкнув в плечи, посадила Сашку в огромную кучу опавших листьев. Это было так по-детски весело и непосредственно, что настроение стремительно пошло вверх, также как и желание проделать с Женей то же самое. Но Женька не давалась. Если бы не сашкины каблуки, то она вполне вероятно давно уложила бы Женю рядом, но та не позволяла ей подняться, усаживая на попу раз за разом.

      - Ах, ты! — смеялась Саша.

      - Ах, я, — отвечала Женька, весело отскакивая в тот момент, когда Сашка пыталась её схватить. В конце концов, ей это удалось, и Женя буквально рухнула на нее, вдавливая ещё глубже. Они барахтались, пытаясь перевернуть друг друга на спину, засовывали листву в рукава, за шиворот, доставали её и снова делали это, а потом истерически хохотали несколько минут.

      - Эй, ты жива? — первой спросила Женя, нависая над Сашей. Та лежала уставившись в исключительно чистое сентябрьское небо. Как обычно после такого веселья, наступило полное расслабление, когда не хочется ни шевелиться, ни говорить, а только лежать, ловя и дальше отголоски радости, сохраняя их в себе, поэтому Саша молчала и рассматривала нависшую Женю с лёгкой улыбкой. А Женя почему-то спустила ниже рукав куртки, стёрла с губ Сашки тщательно нанесённую помаду, посмотрела ещё несколько секунд и поцеловала.

      Как это было? Как? Да, Сашка и ответить толком не смогла бы. Она будто плыла по морю, едва ощущая, где она и кто. Все эмоции, чувства, желания, ощущения были сосредоточены в том месте, где её касались чужие губы чуть ли не первый раз в жизни. Касались так, как не делал это никто раньше, а ещё Сашке казалось, что и сделать так невозможно. Только она, её ночная Женька на такое способна, и больше никто-никто.

      Они даже на машине ехать не смогли, а выбравшись из кучи, вызвали такси, и ещё целовались, целовались, целовались, целовались, не обращая внимания ни на покашливание водителя, ни на остановки на светофорах, ни на то, что стояли минуты три в закрытом лифте без движения, потому что Женька забыла нажать кнопку этажа.

      Саша опомнилась, только когда они упали на кровать. Осознание того, что они собираются делать, обрушилось ледяной волной, моментально принося тревогу и ощущение неправильности. Сейчас ей будет необходимо раздеться, показать своё несовершенное и даже уродливое тело, в котором улавливаются женские черты, но до настоящего, того, о котором она мечтала, очень далеко. Ещё за верх она не волновалась, но там, внизу... Это было крушение всего.

      Женя как будто почувствовала её состояние и остановилась:

      - Мы дойдём ровно дотуда, докуда ты скажешь. Хорошо? — Саша обдумывала её слова. — Саша, хорошо?

      - Хорошо, — тихо согласилась Саша. В голове творился кавардак. Мысли напоминали мурашек в муравейнике, где каждый отдельный муравьишка жил своей отдельной жизнью, а упорядочить их движение Женька своими действиями не позволяла.

      Она делала всё очень медленно и нежно. Расстёгивала пуговицы на блузке, распахивала её, по одной стягивала шлейки бюстгальтера, потом его полностью. Любой освободившийся участок кожи выцеловывала, и смотрела на Сашу, вглядываясь в эмоции, написанные на лице. Она делала всё так, что самой Сашке совсем не было стыдно ни за маленькую грудь, ни за плоский живот, ни за выступающие рёбра.

      Только в самый последний момент, когда между ними оставались только небольшие трусики-шортики из плотной ткани с утягивающим эффектом, Сашка торопливо зашептала:

      - Нет, - а потом, покраснев всем телом, добавила:

       — Только ты. Научи меня. Сегодня только ты. Пожалуйста.

      Женя кивнула, молча соглашаясь со всеми сашкиными причудами. Ей был непонятен этот мир, несмотря на все их разговоры, поэтому что-то доказывать и стоять на своём не имело смысла. Она соглашалась, направляла, учила, принимая робость, понимая неуверенность и торопливость. Позволяла изучать, приспосабливаться, даже в чём-то руководить. Командовать она будет потом, и не с Сашей, а сейчас надо дать почувствовать той, что она желанна. И она смогла это сделать.

      Гораздо позже, после второй сигареты и первой чашки общего чая, они полусидели на диване в гостиной, и Женька решилась заговорить:

      - Саша, мне всё равно неудобно. Это называется игра в одни ворота. Ты понимаешь?

      Сашка молчала долго, обдумывая услышанное и подбирая слова, а потом ответила:

      - Ты не понимаешь, Жень. У меня удовольствие здесь. — Она поднесла пальцы к голове. — И никакого другого пока не надо. Я не хочу другого. Мне противна сама мысль об этом. Это не моё тело, не его потребности. Просто не хочу. — А потом помолчав ещё с минуту, добавила: — Если ты так не хочешь или не можешь, то я пойму.

      - Хм. Мне-то что? — усмехнулась Женя. — Я своё получила, мне в кайф. Немного сложно всё это понять сейчас, но я постараюсь. У нас ведь будет время?

      - Конечно, будет, если захочешь.

      - Сашка, если бы я не хотела, то тебя бы сегодня здесь не было. Мне тоже не совсем легко и тэ дэ, но я хочу попробовать. Самое обидное и неправильное — это потерять тебя. Мне страшно делается, что не с кем будет полночи разговаривать, а потом злой и невыспавшейся идти на работу. Буду высыпаться, вставать в хорошем настроении - эти дармоеды совсем распустятся, — пыталась пошутить Женька по поводу своих сотрудников. В её собственной достаточно большой частной типографии работала в основном творческая молодёжь, причём первое было их основной характеристикой со всеми вытекающими. Что ещё Женьке оставалось делать, кроме как строить их ежесекундно, сдерживая излишние порывы и внося ясность в работу.

      - Так значит, они будут меня ненавидеть, да что там — уже могут, судя по твоим рассказам, — засмеялась Саша.

      - Наоборот. Раньше я их ещё больше дёргала, потому что сама дёрганная была, а сейчас даже премии им выдала бы.

      А она и выдала, к Новому году, на праздновании которого состоялось официальное представление Жениной второй половинки сотрудникам. О её ориентации знали все, поэтому никого особо не удивило появление Саши. О том, что та не генетическая девушка можно было только догадываться, а точнее, строить догадки, потому как чуть больше чем два года гормональной терапии дали о себе знать. Да и салонные процедуры, на которые Женя заволокла сопротивляющуюся по финансовым соображениям Сашку, тоже. Вообще Женьке сопротивляться нельзя было, как говорится, от слова вообще. Это было как развевающаяся тряпка для быка. Чем сильнее сопротивление, тем сильнее инстинкт и желание его сломать. В этом была вся Женя. Упрямая, непредсказуемая, авторитарная, но такая родная, нежная, сильная, что Саша иногда думала, какую шутку играет природа, рождая таких несгибаемых женщин, и таких генетических мужчин, как она. Странно и непонятно.

      Ещё через пару месяцев они решили съехаться. Опять-таки, настояла Женька. Саша и сама была не против, но немного сомневалась, так как с каждым месяцем приближалось время первой операции, а это значит, один из самых сложных её жизненных периодов. Кто знает, как всё обернётся — становиться обузой для Жени не хотелось.

      В правильности переезда её убеждал и Игорь, который изначально на появление в Сашиной жизни Женьки отреагировал странно. Сначала хохотал, завалившись на диван, а когда Саша обиделась, то извинившись, признался, что Женьку хоть и не знал, но об её отношении к мужикам был наслышан. У неё просто какое-то генетически заложенное соперничество с ними было и неприятие. Слишком сложно в своё время ей давался собственный бизнес, слишком много давления со стороны было и желания подчинить себе неугомонную девку, доказать, что она такая же баба, как и все. Но вот показала всем она. Показала и доказала, а когда сделала это, не забывала периодически проезжаться по достоинству сильного пола, причём не игнорируя в своих шуточках и нижнюю его часть. А потом эта самая Женька влюбилась в Сашу.

      Естественно, Игорь не догадывался ни о специфике их постельных отношений, ни о чём другом, но для него это было и неважно. Важно, что Сашка нашёл свою вторую половину и почти счастлив, или счастлива. Об этом он рассказывал другому Сашке, сидя в тени под берёзкой. Тот Сашка смотрел на него с чёрного мрамора весёлыми глазами и слегка улыбался, как будто одобряя услышанное. Конечно, сразу Игорь надеялся, что когда-нибудь сможет их познакомить: Сашку-официанта из клуба и своего Сашку, так нелепо ушедшего всего лишь за то, что стоял с только что выкрашенными волосами и сделанной укладкой на пути недовольных фанатов. Игорь долго думал над своей встречей с Сашкой-официантом, над их отношениями, над похожестью характеров своего Сашки и этого, пока решался на что-то; но в конце концов, понял, что нельзя найти замену тому, что было настолько дорого. Можно проснуться и пойти дальше, оставив уголок сердца навсегда для своего Сашки, но одновременно приготовить новый для следующей встречи. Главное, захотеть. После Игорь захочет, но и Сашку-официанта не бросит, слишком уж тот стал ему близок. Хоть не понимал Игорь многого, но принимал и помогал, как мог. И с Женькой этой помог. Именно такая Саше и была нужна, чтобы как стена, чтобы как танк напролом, защищая, закрывая собой и не чувствуя при этом дискомфорта.

      Он и с переездом помог, и потом много с чем. Отношения у девочек сначала были сахарные, но по мере приближения даты операции становились всё напряжённее и напряжённее. Конечно, обоих можно было понять, и даже сложнее сказать, кому было тяжелее. Сашка не до конца понимала женькины срывы, часовые просиживания с бутылкой текилы и сигаретами на кухне, бурчания, что всё в порядке, а потом ночёвки на диване, а не в их общей спальне. Непонятно всё это было ей и странно.

      Женька упорствовала, не шла на контакт, закрываясь. Она не привыкла быть слабой, показывать другим боль и зависимость. Она привыкла выгрызать зубами победу, но сейчас было непонятно, кого грызть и зачем. Злилась, нервничала, срывалась, скандалила, затихала на неделю и опять, по новой. Сашка плакала, просила, разговаривала, молчала, терпела, высказывала, но всё заканчивалось тем, что Женя убегала курить, избегая любого разговора, пока однажды Саша, встав на её пути, не пустила на лоджию.

      - Хватит, Женя. Ты опять много куришь…

      - А ты опять много трындишь, — мгновенно огрызнулась Женя.

      Было обидно, просто до слёз. За что? Ну что она опять не так делает? Иногда казалось, что Женя специально ругается, провоцирует, пытается выжить её. Сказанная грубость стала пределом, который даже она не в силах выдержать. Терпеть оскорбления от самого дорогого человека с каждым днём становилось всё больнее. Она отступила от двери и ушла в спальню.

      Через пятнадцать минут оказалось, что самой необходимой одежды у неё не так много — всего небольшая сумка. Кое-что можно оставить здесь, а, когда подвернётся случай, забрать или попросить Игоря это сделать.

      - Саша, — негромко позвал её такой знакомый голос. — Са-а-аш… Ну куда ты собралась? Я ненормальная, знаю. Не уходи. Я с этой операцией, наверное, чокнусь скоро. Как представлю, что с тобой там делать будут и сколько по времени, с ума схожу от страха.

      Женя крепко прижалась грудью к спине Сашки и шептала куда-то в плечо, водя носом по шее.

      - Я не смогу без неё, — прошептала Саша.

      - Знаю. Знаю, Сашенька. Мне страшно просто. Ничего сделать не могу. Я не привыкла так. Всегда всё на мне было: и родители, и семья, и дом, и фирма, и брат. Всё на мне. Все слушаются, я могу управлять, делать, как лучше. А здесь ничего не могу, ничего от меня не зависит. Вот и злюсь, бешусь, на тебя постоянно набрасываюсь. Мне уже и эта херня твоя, наверное, не мешает…

      - Мне мешает, — перебила её Сашка и попробовала выбраться из объятий. — Мне мешает, пусти.

      - Сашенька, ну прости дуру, — жарко шептала Женька в шею, раскрывая все карты, обнажая душу и чувства. А потом целовала, пока Саша не перестала сопротивлятся.

      Они ещё долго сидели на диване, прикасаясь друг к другу плечами и положив ноги на неразобранную сумку. Разговаривали о мелочах, всячески избегая самой главной темы. Да и говорить на неё больше не стоило. Они всё уже сказали и решили. Этот шаг был неизбежен. Предопределён ещё в тот далёкий момент, когда эти две женщины не знали друг друга, когда какое-то трагическое стечение обстоятельств, произошедшее с сашиной мамой во время беременности, привело к тому, что в загадочной структуре головного мозга — гипоталамусе - тогда ещё крошечного ребёнка, растущего внутри неё, произошли такие непонятные изменения. Они заперли девочку Сашу в теле мальчика Саши. Почему это произошло с ней, почему происходит с другими такими же — не понятно, но выход из ситуации один. И эти две странные женщины, одна из которых надолго оказалась заперта в мужском теле, а вторая непонятно почему полюбила именно её, вопреки всему внешнему, должны решиться на него, должны пройти это препятствие вместе.

      Это будет сложно, невозможно сложно сидеть несколько часов подряд в зале ожидания одной из частных столичных клиник, боясь уйти даже покурить, даже в туалет, ловя каждый взгляд выходящего из хирургического крыла персонала, прислушиваясь к любому непривычному звуку, пытаясь уловить на каком-то другом уровне, всё ли в порядке. Потом почти так же невозможно тяжело будет вглядываться в бледное родное лицо в ожидании малейшего движения мышц на нём, держать за руку, умоляя кого-то там наверху помочь, несмотря ни на что, и ощутив, как пальцы пошевелились, плакать от облегчения.

      Будет невозможно сложно адаптироваться к боли и сложностям, косым взглядам, бесконечным походам по врачам, специалистам, сдаче анализов, куче медицинских препаратов и странных предметов в ванной. Ждать, бесконечно долго ждать того самого, последнего, окончательного шага, после которого впереди должно быть только светлое и хорошее, а потом мучительно осознавать, что всё оказалось не так радужно. Пришлось просыпаться, выплывать из другого мира, ощущать другую реальность, привыкать к себе новой, своим потребностям и потребностям той, которая рядом.

      Но выбрать другой путь, другое решение, другую дорогу было ещё сложнее и ещё более невозможно. Поэтому самым правильным было взять ту, самую близкую за руку. Держать крепко, не отпуская ни на секунду, даже когда физически между ними десятки километров, дарить своё тепло, свою заботу, радостное «здравствуй» в начале и тихое «люблю» в конце. Только так.