В тот день, когда они встретились впервые, в лабораториях было на удивление шумно. Две группы оставшихся учениц сливали в одну, девочки знакомились, пытались выяснить, кто чего стоит: кто останется в тренировочном комплексе надолго, а кто «пойдет в утиль» уже через пару недель. И чему их будут учить теперь – вдруг кто что слышал?
Конечно, можно было узнать расписание занятий у Наставников, но они никогда не набирались храбрости, чтоб спрашивать Черных о чем-то, помимо заданий. Хотя, убеждали себя ученицы, это не трусость, а осторожность. А утиль – это, наверное, специальный рай для тех, кто так и не стал клеймор.
Когда они более-менее раззнакомились, Августа предложила всем сыграть в прятки. И подмигнула украдкой Табите – давай, мол, развлечемся, покажем им! Августа обожала играть, жмурить и особенно прятаться, потому что ей всегда удавалось удачно замаскироваться на самом видном месте. А Табита лучше всех умела искать. Она быстро узнавала, где кто сидит и чувствовала настроение: могла искать долго, если девчонкам нравилось, что их не видят, а могла найти быстро, если всем уже надоело. Поэтому Табита сразу поддержала Августу и согласилась водить.
Не то чтоб это было страх как интересно: искать, зная где, но уж точно веселее, чем в «сиди-сиди Яна на муравейнике», и безопаснее «выбывной».
- Раз, два, три, четыре, пять, - неторопливо отсчитывала Табита, отвернувшись к стене и уткнувшись в согнутый локоть, - я иду искать. Кто не спрятался, я не виновата!
Закончив считать, она не спешила поворачиваться и приступать к поискам. Она прислушивалась к тишине вокруг. Вглядывалась сквозь мебель, стены и веки, стараясь рассмотреть.
Когда-то давно, когда у Табиты ещё была мама и старшие братья, один из них (Вито? Петер? вспомнить бы, как их звали…) принес домой новорожденного ежонка. Они пытались кормить его молоком, но зверь был еще слишком слабый и глупый, а потом попал в пасть собаке. Но Табита успела погладить его и запомнить.
Вот и аура каждой юной клеймор была похожа на такого слабого ежонка с мягкими, неокрепшими ещё иголками. Потом «ежи» подрастают, иглы крепнут, у некоторых – становятся твердыми, будто сталь. Топорщатся. Больно колют, если смотреть слишком долго.
А когда клеймор "пробуждаются", ежики-ауры выворачиваются наизнанку, и чем тверже иглы – тем сильнее рвется аура, становится похожей на кровавое кружево, выплетенное безумцем. Невероятно страшное, до тошноты. Табите однажды дали увидеть такое, и потом она несколько дней плохо спала, все вставала проверять: не грозит ли подобное подругам? И сейчас вздрогнула, вспомнив.
Не надо думать, надо искать. Они же играют?
Табита сосредоточилась, выискивая ауры подруг. Вот ежик Марты – свернулся клубочком на верхней полке шкафа и почти незаметен. Вот Анжеликин – под одной из кроватей в казарме. Вот новенькая (Наталия? крутится имя в голове и не вспоминается), дурочка, влезла в лабораторную центрифугу, а ну как Черные неожиданно придут, запечатают и будут вращать, а она не успеет выбраться? Вот ещё одна новенькая, Анна, вцепилась в потолочную балку. Вот и Августа – даже не думает прятаться, ждет за поворотом, опять думает, что будет ходить за жмурящей по пятам и ухмыляться, наблюдая бесплодные поиски. Нет, с Табитой этот номер не пройдет!
В азарте позабыв об осторожности, Табита выпрыгнула из-за угла:
- Нашла! – и только тут обнаружила, что Августа была не одна: стояла навытяжку перед Наблюдателем и теперь косилась на подругу с легким ужасом.
Ауры людей – бесформенные комки пуха. Но ауры Черных не такие - они похожи на репейник, омертвелое семя сорной травы, которое захватывает новые территории, цепляясь за живых.
- Играете, значит, девочки, - Наблюдатель произнес это ласково, но улыбнулся так, что оторопь брала. - Интересно. А ведь у вас по расписанию - регенерация. Наверное, придется добавить вам нагрузок, раз скопилось так много лишней энергии.
Табита судорожно сглотнула. Увлеклась, не разглядела! Теперь все пострадают из-за неё. Не останется и этого скудного времени на игры - только на тяжелый сон и на глухие перебранки от усталости и озлобления. Так было, пока они не переросли первоначальные нагрузки, а теперь – всё повторится?
- Нет, - сказала она дрогнувшим голосом, силясь отыскать подходящее оправдание. По коридору к ним шла взрослая воительница. Судя по ауре, сильная, не ниже Двадцатого Номера. Не вмешается и не спасет, конечно же, надо самим выкручиваться, может, время потянуть? – Простите, мы не играли, вы нас не так поняли.
- А что же вы делали, позвольте поинтересоваться, мои дорогие? – всё так же ласково допытывался Черный.
- Мы искали, - храбро пискнула Табита.
- Кого?
- Вас, - сухо сказала внезапно подошедшая взрослая. Табита выдохнула. – Совещание уже началось, и вас ищут все, господин Брейгель. Даже они.
- Да вы что? – Наблюдатель весь подобрался, суетливо одернул балахон, ругнулся на мелюзгу:
- Что ж вы сразу не сказали?!
- Идемте, - сказала воительница, пропуская Брейгеля вперед. – А вы, - обернулась к Табите и Августе, - возвращайтесь в казарму. Спасибо за помощь.
«И вытащите дурочку из центрифуги», - прочитала Табита по губам.
- Конечно! – «Спасибо вам!».
Эта клеймор была высокая, макушка Табиты едва-едва доставала ей до груди (знак – крест и по три черты, как скобки по краям горизонтальной, она запомнит его, непременно запомнит!), и чтоб рассмотреть её лицо, приходилось запрокидывать голову. На лице застыла равнодушная, скучающая маска: повеселишься тут, если в промежутках между миссиями бегаешь с поручениями Черных. Но глаза были редкие, удивительные и необычные для воительницы.
Глаза были добрые.
- Уф, повезло как! – сказала кажется-Наталия, когда они быстро собрали всех, вернулись к себе и обсудили происшествие.
– Я думала, он нас прямо там расчленит, чтоб больше не играли, - сказала Августа.
- А ты – молодец, не подвела команду, - сказала Марта.
- Команда – это важно, - сказала Табита. Она лежала на своей койке, подтянув колени к груди, и почти не участвовала в общем разговоре, потому что всё ещё переживала случившееся (и глаза она тоже запомнит) и вспоминала ауру заступившейся за них взрослой. Ей было приятно вспоминать.
У ежат бывают взрослые ежихи-мамы. Колючие. Строгие. Теплые и повернутые к детям мягким брюшком.
Свои.