Рабочий день Душеньки начинается с кофе. Набирает в ложечку, наслаждаясь ароматом, засыпает в кофеварку, заливает водой из-под крана. Включает, садится и ждет свою утреннюю чашечку, рассеянно выщелкивая из пачки сигарету. Воспитательская комната наполняется запахами кофе и табака с ментолом. Когда начнет работать буфет, к ним добавится запах ванильных пончиков. На столе среди разбросанной косметики появятся потеки и крошки. В три часа придет Крестная, чтобы ее сменить, и будет морщить свой крючковатый нос и кривить тонкие губы. Ну и пусть. Крестная — просто лишенный эмоций чопорный механизм, а она, Душенька — живой человек. У людей должны быть в жизни маленькие радости. У нее их и так немного. А осталось еще меньше. Раньше к ней в кабинет приходила Русалка. Ангел в шелковом покрывале нескончаемо длинных волос.
Кофеварка шипит и плюется горячими каплями. Душенька наполняет чашку — пенка вровень с ободком. Дует — кофе еще горячий, и на лоснящихся помадой губах появляется мечтательная улыбка. Душенька вспоминает ту затаенную, сдерживаемую торжественность, с которой Русалка делала первые шаги, когда, наконец, встала с коляски после долгой болезни. «Мне разрешили ходить. Но я боюсь. Будь со мной, ладно?» Как тонкие Русалочьи пальчики сжимали ее ладонь, влажную от волнения, в то время как изящные ступни в серых носочках касались пола. Сделав шаг, Русалка замирала напряженно, будто ступала не по старому, в черных разводах линолеуму, а по битому стеклу. Сердце Душеньки заходилось при виде такой сосредоточенной серьезности, беспомощности и доверия. Хотелось прижать ее крепко к себе, подхватить на руки легкое, почти птичье тельце.
Душенька тогда так и сделала. И замерла, когда к ее щеке прикоснулись нежные, пахнущие свежестью губы.
Душенька пьет мелкими глотками и морщится от ожидаемой горечи. Первая чашка всегда без сливок и сахара. Проснуться, стряхнуть с себя грезы, осознать реальность. Душенька взбалтывает гущу на дне чашки и быстро переворачивает ее на блюдце. Медленно считает до семи — каждый счет на два торопливых удара сердца, безуспешно стараясь себя убедить, что не верит в эти глупости. Но верит, верит на самом деле, несмотря на проступившую у отросших корней седину (корни подкрасятся, и седина растворится в платиновом блеске). Чуть дрогнувшей рукой — цикломеновые ногти звенят по белому фарфору — поднимает чашку. В коричневых разводах можно увидеть все, что угодно, но Душеньке они кажутся ясными, как аккуратные буквы в прописях для первоклашек. Вот эта закорючка в центре блюдца — «Л», означает счастливую любовь. Душенька вздыхает. Жаль, что знаки на блюдце — это прошлое.
В том прошлом Русалка сидела перед ней на столе, болтая ногами в старых кроссовках, одетая только в джинсы и в звенящие колокольчиками волосы. Рубашку она стащила через голову. «Я еще никогда и ни с кем… Мне хочется попробовать… Научи меня». Душенька, едва касаясь пальцами сосков ее острых маленьких грудок, шептала: «Душенька, моя красавица…» Широко распахнутые зеленые глаза смотрели на нее доверчиво и обожающе. Джинсы отправились на пол, к рубашке, следом — ситцевые трусики в цветочек, а ее ангел скользнул к ней на колени, раскинув тонкие ноги по обе стороны кресла. Волоски между ног у нее были такого же цвета кофе с молоком и такие же густые и пушистые, только короткие. Душенька вынула из декольте свою пышную грудь, чтобы провести большим коричневым соском по раскрытой розовой складочке, и почувствовала проступившую там влагу. Русалка обхватила ее плечи и прижалась теснее. От теплого аромата ее тела, дыхания, ерошившего тщательно залаченную прическу, Душенька почти теряла рассудок. И медленно сползала в кресле, касаясь губами бугорков ребер и впалого живота, пока не уткнулась в мягкий кустик волос. Слышала она только тяжелое дыхание Русалки и быстрый стук собственного сердца. Ей хотелось, чтобы так продолжалось вечно.
Когда Русалка задрожала, вцепившись в ее волосы, а потом обмякла, ее вкус на губах и языке показался Душеньке слаще меда.
Рисунки, которые сложились из гущи по дну и стенкам чашки, мельче и хаотичнее. Напрасно Душенька ищет среди них простые и ясные знаки любви и счастья. Кривые, изломанные, резкие линии, как слова Русалки, до сих пор звучащие в ушах: «Не думаю, что вы знаете, что такое любовь». А этот безрукий лысый верзила, выглядящий на все двадцать пять, он что, знает?! Душеньке хотелось кричать: «Он порвет тебя, сделает тебе больно! Он наиграется и бросит тебя! Он никогда не будет любить тебя, как я!» Но у нее получилось только: «Я желала тебе добра». Беспомощно, жалко и бессмысленно. Русалка ушла. И она не вернется больше, сколько ни пытайся ее вызвать наивной кофейной магией.
Выскользнувшая из пальцев чашечка звенит о блюдце, расплескивая остатки кофе. Стол весь в коричневых пятнах. Но Душеньке нет до этого дела. Тушевые потеки расчерчивают ее напудренное лицо. Она плачет.