В болотных зарослях Саара сплетает силки своих песен, каждая нота в которых — тонкая трепещущая нить, липкая, как паутина. В них попадается всякий, кто ненароком сворачивает с лесной стежки в топкую низину. За все время только один ушел из логова Саары живым. Саара не любит об этом вспоминать, хотя оборотень и поделился с ним кровью в обмен на песни. Сааре неприятно думать о том, что не он в Лесу самый сильный. Но оборотень не часто забредает на болото. А все остальные живые существа в Лесу — добыча, насыщающая Саару своей горячей кровью. Правда, иногда он не успевает. Иногда трясина засасывает жертву прежде, чем она доходит до его логова. Тогда Саара ощупывает тело, лишенное живого тепла, и жалобно стонет от голода и досады на то, что прекрасная песня потрачена впустую.
В этот раз Сааре не повезло. Утопленница холодна и неподвижна, лишь пряди волос колышутся яркими водорослями. Глаза Саары почти не видят, но насыщенный красный цвет ее волос он различает хорошо. Этот цвет будит в нем что-то забытое, отголосок давнего сна. Второе приметное пятно — фиолетовый камень на пальце. Его Саара не только видит, но и слышит. Мертвое тело молчит, но камень и под толщей воды пульсирует магией и музыкой. Саара сдергивает его с разбухшего пальца. Если он сегодня не поест, то хотя бы узнает что-то новое.
«Жила-была девушка, бедная, но честная. Любила честного юношу, готовились они к свадьбе. Но повстречала она как-то в городе красавца с золотыми волосами, и подарил он ей перстень с камнем волшебным, аметистом. Позабыла девушка любовь старую в тот же миг и к новой всем сердцем прилепилась. Но недолгой оказалась новая любовь и несчастливой. Бросил красавец возлюбленную свою, а она его никак не могла позабыть. Пошла в Лес плакать о своем горе, услышала песни бледного Саары и утонула в болоте. Остался я один, волшебный камень аметист. Возьми меня, Саара. Кому меня подаришь, тот тебя полюбит, старую любовь свою позабыв».
Саара раскачивается в такт напевной истории камня, костистые пальцы все гладят яркие рыжие пряди. Он пытается вспомнить что-то из другой жизни, что-то, чего, возможно, и не было вовсе.

***
— Тебя не было целый месяц. А ведь уже пошел снег.
— Правда? — Крыса шарила по карманам. — Я принесла оттуда подарок. Подожди… где-то здесь. Вот, — она протянула кольцо на открытой ладони.
Рыжая присела рядом.
— Бери. Это аметист. Можешь вытащить и вставить куда угодно.
— С кого ты его сняла?
— С трупа, — хихикнула Крыса. — Бери. Он приносит счастье.

***
«Только я знаю, чего ты хочешь, Рыжая. Отчего ты смотришь на Слепого голодными глазами, подкарауливаешь его, сбиваешь с ног. Не люби Слепого, Рыжая. Он не слушает звук твоих шагов, не принюхивается к твоему запаху. У него уже есть тот, кто занимает все его мысли. Тот, кто никогда не будет ему принадлежать, как и он никогда не будет твоим. Забудь его, и я отведу тебя в Лес твоей мечты. Мы вместе будем петь болотные песни».
В бирках-зеркалах все отражается фрагментами. Окна в грязных разводах, стены с кричащими надписями, Суккуб и Бедуинка, сплетничающие, сблизив лица. И слова распадаются на осколки, режущие, как стекло: «Рыжая», «Лорд», «четвертая». Крыса смотрит на бирки, не отрываясь, будто надеется, что там мелькнет красная прядь волос. Но Рыжая уже очень давно не приходила в девичий корпус. Крыса сквозь зубы ругает всякую магию. Волшебный перстень соврал, он не принес ей счастья.
Крыса надеется только, что Лорд несчастлив тоже. Она посылает камню всю свою ненависть, так что он постоянно источает флюиды раздоров. Каждый раз, когда она слышит: «Снова ругаются! Аж Дом трясется!», она думает с облегчением, что теперь эти двое точно расстанутся.
Рыжая и Лорд ругаются каждый день и каждую ночь, воздух вокруг них кипит, а целой посуды в четвертой уже не осталось, но они все равно вместе. «Наверное,— размышляет Крыса, постепенно привыкая к терзающей ее боли, — магия Золотоголового эльфа — сильнее».