Шумный город проживал очередной день. Сотни автомобилей проносились по оживленному шоссе, наполняя Лондон суетой, проникающей буквально в каждый уголок великого города. Только в двадцать пятом доме на Бэдфорд-стрит царила тишина и властвовало умиротворение. Высокое вычурное здание никак не вписывалось в атмосферу вечно спешащего Лондона.

Тихие коридоры пустовали, многочисленные двери были закрыты, день еще не успел начаться для людей, живущих здесь. Лишь молодая девушка, работница этого учреждения, то и дело зевая, пила горячий ароматный кофе, как и свежим утром каждого дня. Совсем скоро жизнь пробудится и здесь: двери начнут открываться одна за другой, люди, которые когда-то давно, кажется, в прошлой жизни, были любимы, также спешили по утрам, работали и дышали атмосферой суеты, пойдут завтракать, и старинное здание ненадолго оживет. Но не сейчас. В эту минуту этим местом правила всепоглощающая, бесконечная тишина.

Громкие, шаркающие шаги рассекли воздух: мистер Фиппс, один из старейших жителей этого места, медленно переставляя ноги, прогуливался, подолгу останавливаясь у каждого окна и любуясь чарующей красотой шумного города. Такие утренние прогулки стали ежедневной традицией старика. Каждое утро он просыпается раньше всех и наслаждается своим утренним одиночеством в полной мере. Прошло уже больше восемнадцати лет, но Мюррей никак не верил и не хотел верить в то, что находится в доме престарелых. Он отвергал всякую помощь, предпочитая все делать самостоятельно, убеждал окружающих, что способен жить отдельно от осточертевшего ему пристанища неспособных к собственной жизни людей, но отказывающее сердце и больные ноги говорили об обратном. Одинокий, покинутый всеми старик обозлился на мир, не желая принимать его несправедливости. И лишь в тихие и спокойные утренние часы он жил полной жизнью, забывая обо всех ее тяготах.

Минуты шли друг за другом, и воздух наполнялся всё новыми звуками: миссис Ланг переключала каналы телевизора, мистер Дэй смеялся над только что прочитанной в газете шуткой, люди просыпались и наполняли день все новыми звуками.

Завтрак. Комнаты опустели, обнажив то немногое, что осталось от жизни у несчастных стариков: фотографии, бережно поставленные в рамочки, лежащие на столе любимые книги, всё, что соединяло наполненную событиями молодость и нынешнее подобие жизни. Закрытой осталась лишь дверь в комнату мисс Эллиот и мисс Лэйк.

Тысячи жизней пронеслись перед глазами этих, в душе всё еще молодых женщин. Когда-то очень давно, во времена Второй Мировой, они совершенно случайно столкнулись в холле госпиталя, в котором ухаживали за пострадавшими от немецких бомбежек. Преодолеть невероятную тягу друг к другу они не сумели: искра, проскользнувшая между ними в тот первый день, казалось, разгоралась с каждым прожитым мгновением все сильнее. Столь дикая и необузданная страсть, обрушившаяся на молодых девушек совершенно неожиданно, в корне изменила их жизнь. Война прошла, а чувства между Элли Лэйк и Ханной Эллиот разгорались всё сильнее.

Более непохожих друг на друга людей встретить, казалось бы, невозможно. Элли — невзрачная, непримечательная ничем девушка с мягкими чертами лица и иссиня-черными, вечно путающимися волосами, как правило, заплетенными в небрежный высокий хвост, всегда спокойная, уравновешенная и рассудительная, к своим двадцати четырем годам ни разу никого не полюбившая, и Ханна с безбашенным характером, этакая мини-бомба, готовая в любую минуту взорваться, с самого детства пользовалась вниманием противоположного пола и на это внимание, порой весьма настойчивое, всегда охотно отвечала взаимностью. Но несмотря на эти разительные отличия и невероятную по меркам тех времен связь, они не скрывали своих взаимных чувств, не угасших под волнами осуждения со стороны окружающих.

Шли годы, долгие, и в то же время такие молниеносные. Все двигалось, ничего не оставалось неизменным, казалось, даже жизнь не была готова принять столь безграничную любовь и подсовывала на своем пути всё новые и новые трудности. Менялась работа, приходилось искать новое место жительства, а в какой-то момент даже просить милостыни на улице. Но все подошло к концу. Почти. Сеть морщин покрыла некогда молодые, дышащие жизнью лица. Жизнь без помощи посторонних не представлялась возможной, и старушки прекрасно понимали это. Уже несколько лет они жили на Бедфорд-стрит 25, но в отличие от большинства здешних вынужденных постояльцев, ценили гостеприимство этой обители и радовались каждому дню, прожитому здесь.

- Милая, просыпайся, я тебе горячий шоколад приготовила, всё, как ты любишь,— проворковала Ханна, дрожащими руками ставя на прикроватный столик чашку с горячим напитком.

Элли всегда любила горячий шоколад, родной вкус этого незамысловатого напитка напоминал ей о далеком прошлом. Мама Элли всегда варила юной дочери чашечку горячего шоколада перед школой. Время неумолимо неслось вперед, все изменялось, но любимый напиток, а позже и любимая девушка, казалось, оставались неизменными. Но это было не так. Ханна менялась, хоть и всеми силами пыталась это скрыть. Руки уже не так уверенно слушались ее, некогда сильный, можно даже сказать, могучий голос с каждым годом становился все неувереннее и тише. Изменялся и горячий шоколад, с каждым разом становясь всё более горьким, порой даже неприятным на вкус. Но Элли не подавала виду, притворяясь, что каждый раз пьет именно тот напиток, который когда-то так страстно полюбила.

Осторожно приподнявшись и сев на кровать, мисс Лэйк нежно посмотрела на верную спутницу всей ее жизни, затем широко улыбнулась и уже увереннее взяла чашку с горячим напитком в трясущуюся руку.

Вкусно. Наверное, это самый вкусный горячий шоколад в ее жизни. Именно так себе говорила Элли каждое утро, и она верила в свои слова. Разве имеет значение, что он недостаточно сладкий, или же не до конца расплавленный? Всё же это такие мелочи, когда рядом любимый человек.

- Ничего вкуснее в жизни не пробовала,— сказала Элли, легонько причмокнув, допивая заботливо приготовленный Ханной напиток.

Самый вкусный и самый последний горячий шоколад в ее жизни.