Ночью разыгрался буран. Ангрбода ждала гостей. Она наколола с хорошего чурбачка ётунхеймской сосны ворох щепок и лучинок, коротких и длинных. Затем оживила угасающий огонь очага: бордовые угли радостно затрещали, и сквозь красноватую, смолистую, обсыпанную металлически-блестящими чешуйками коры плоть сосны огонь продел золотистые пальцы и довольно пыхнул белыми струйками терпкого, горьковатого дыма. Ангрбода улыбнулась и чихнула.

– Фух… какой скорый, как твой старший братец, – сказала она, щурясь и отмахиваясь от густых, назойливых струек дыма, которые, словно игривые змейки, завивались и упрямо стремились заползти в ноздри к великанше. Дым истаял, а огонь поднялся в полный рост, освещая то, что Ангрбода называла охотничьим домиком или забавным мидгардским словом избушка, с которым ее и познакомил Локи – странник, насмешник и похититель ее сердца.

А было это в прошлую зиму, когда Локи наконец соизволил явиться в Ётунхейм после длительной отлучки. В окрестностях Железного Леса его не было лет пять, и Ангрбода уже стала подумывать, не пришло ли время Рагнарёка, так как Клык, магический клинок, выкованный из сердца звезды*, упавшей близ Черного Озера, был слеп. Сколько ни смотрела Ангрбода в зеркальную поверхность лезвия, ни разу не видела она Локи, ни в одном из миров. И это было очень странно, потому что у Локи остался Жало, ладный охотничий нож, побратим Клыка, лезвие его Ангрбода сковала из того же куска метеора, а костяные рукояти ножей Локи и великанша добыли вместе, уложив матерого тарка* в ётунхеймском стиле, «сменив две ноги на четыре», как, посмеиваясь, всегда говорил Локи. И вот когда Ангрбода уже всерьез стала думать, а не пойти ли ей поискать своего любимого прохиндея, может, он, наконец, доигрался и томится в подземных чертогах Свартальхейма у мрачных и не очень понимающих юмор цвергов?

Тогда он и явился, легок на помине. Она почувствовала его не сразу, что смутило Ангрбоду, потому что среди ётунов это непозволительная роскошь – не чувствовать тех, кто бесшумно подходит со спины.

– А вот и я! – задорно хихикнул Локи, как репей вцепляясь в плюсну ее правой лапы. Она низко зарычала и вздыбила шерсть. В форме ётунхемской волчицы Ангрбода была огромна, густая вишневая кровь растерзанного тарка нехотя стекала с ее морды. Локи, словно маленькая куколка, держался за мохнатую волчью лапу. Чтобы посмотреть в ее суровые темно-красные глаза, он запрокинул голову и уронил смешную, сшитую из вонючей козлиной шкуры шапку-колпак. Длинные красно-рыжие волосы рассыпались по плечам. Волчица шумно задышала, принюхиваясь к Локи, зрачки презрительно сузились. Великанша поняла, кто ее так возмутительно подстерег и, оскалясь, взметнулась ввысь, рассыпая целые сугробы пушистого снега.

– А-ай, мама, что ж ты де… – пискнул Локи и, как сметаемая лавиной маленькая мышка, полетел к разлому в ледяном щите, откуда вылез неудачливый тарк на свою погибель.

Локи висел, вцепившись намертво в скользкую кромку ледяной трещины, его пальцы нестерпимо ныли и болели, сведенные судорогой, а лицо все было засыпано снегом.

– Анг, это я, ты что, меня не узнала? Куда ж твоё чутье подевалось!? – жалобно проныл Локи, с изрядной долей кокетства. В конце концов, ётуны не любят хлюпиков и слабаков, а потому не лучше ли обернуть позорный полет в глубины ледника шуткой?

Она подошла совершенно бесшумно, подцепила клыками ворот его меховой куртки и подняла Локи из трещины, держа в зубах, словно непутевого щенка. Локи почувствовал волны жаркого дыхания, и снежная корка на его лице начала стремительно таять. Струйки талой воды смешивались со стекающей на макушку еще теплой, густой кровью тарка. Глаза Локи застлала пряная вишневая мгла. Он судорожно вздохнул, отплевываясь, и стал свирепо стряхивать с лица кровяные сгустки.

Ангрбода отнесла Локи подальше от трещины и бережно положила его так, будто он некое сокровище или даже трофей рядом с тушей добытого тарка. Локи сел и покосился на самого свирепого, сильного и хитрого хищника Ётунхейма. Морда зверя выражала крайнее изумление и даже обиду, словно говоря – «вот меня обманули как неразумного, только что вылупившегося из яйца кутенка». Горло гигантской твари было изрезано клыками Ангрбоды чуть ли не в лоскуты, все крупные сосуды разорваны, и могучий зверь наполовину плавал в луже собственной крови.

«Да, моя ётунхеймская женушка еще в полной силе», – подумал Локи, чувствуя себя несколько неуютно и даже тоскливо. «Пожалуй, про свою жизнь у асов не стоит рассказывать. Вернее все не стоит рассказывать», – уточнил про себя Локи. Он лучезарно улыбнулся, как беззаботный ребенок.

– Анг, ну ты точно меня не узнала, – сказал Локи, с нежностью поглядывая на Ангрбоду. – Это, я твой муж Локи, прости, что в этот раз моё путешествие длилось дольше чем обычно.

В его сине-зеленых глазах светилась невинность, а вишнево-красное, покрытое высохшей кровяной коркой лицо и слипшаяся пакля волос словно взывали о снисхождении и понимании. Волчица облизнулась, очищая морду от следов охоты, пристально зыркнула на мужа и неторопливо царапнула лёд передними лапами. А потом сказала беззвучно, так что Локи совершенно отчетливо услышал ее голос в своей голове, хотя его уши ловили лишь тихий шорох начавшегося снегопада.

– Почему тебя не было целых пять лет? – сказала мрачно Ангрбода. Локи от изумления открыл рот. – И что мне не стоит рассказывать? – прорычал голос великанши, не дожидаясь ответа.

Локи сглотнул слюну и попытался улыбнуться. Вышло не очень. Оторопелый взгляд и кривоватая, неуверенная улыбка сдавали обманщика со всеми потрохами. Нужно было что-то срочно делать, переиграть ситуацию. Обернуть её в нужную сторону и как можно быстрее. Локи еще больше вытаращил глаза, очень правдоподобно поперхнулся и тихо сказал, запинаясь:

– Анг, это не... невероятно! Это же искусство мысленной речи, во всех девяти мирах им владеют только представители царского рода Фарбаути, да и то не все… На-насколько я знаю, – прошептал Локи, и его растерянное лицо было совершенно бесхитростным.

Ангрбода фыркнула и потянулась. На Локи она уже не смотрела, взгляд шел вскользь и мимо.

– Ну, ладно-ладно… – мягко сказала она, голос ее затихал и прерывался, распадаясь на несколько журчащих ручейков. И Локи понял, что искусство мысленной речи не так легко даётся его возлюбленной волчице. Он сидел, выжидая, и стараясь ни о чём не думать. В его голове было пусто, темно и гулко, как в колодце, и слова великанши волнами ударялись о кости его черепа.

– Мыслеговорением не только твой приемный папа Фарбаути владеет, – ехидно сказала Ангрбода. Локи не выдержал, быстро глянул на неё и сразу понял по глазам волчицы, что выдал себя.

Великанша улыбнулась.

– У нас в Железном Лесу тоже умельцы есть, хотя признаю, изначально искусство из Леденца* пришло. Но вы, столичные жители, я уж не говорю о сынках царского рода, такие гордые, что часто вокруг себя ничего не замечаете, считая себя абсолютным совершенством! – Ангрбоду распирала гордость, она, казалось, забыла о своих подозрениях и откровенно потешалась над Локи.

Потом великанша застыла в абсолютной неподвижности, а в глазах её появилось напряжение. Локи едва понимал её.

– Нам пора, поговорили и хватит… – слышал он тихий шелест в своей голове, – перекидывайся, поможешь мне тарка до пещеры дотащить…

Локи встал и, скидывая на снег меховую куртку, втихомолку улыбнулся, он чувствовал, сам не понимая как, что сейчас разум Ангрбоды далеко, свернулся подобно змее в пещере под треугольными ушами-пиками и не слышит, не чует его мыслей.

«И все-таки какова! Выведала тайную науку ётунов царской крови и обскакала меня! Прямо злодейка, – подумал Локи, – еще немного, и раскрыла бы меня! Про Фарбаути уже знает, а про асов придется сказать... но так, чтобы её не обидеть. Как же неудобно быть таким открытым, распахнутым всем ветрам!» – размышлял Локи, тяжко вздыхая, снимая штаны и удобные сапоги, сшитые из оленьих шкур. Локи был ошеломлен и даже растерян, а такое с ним случалось очень редко. Он привык странствовать по мирам, сочинять всякие байки, представать то простаком-крестьянином, то залетным гостем-торговцем, то царевичем, играть тысячи ролей и легко вертеть всяким встречным на своём пути. И совсем уж врать не всегда приходилось, скорее недоговаривать, шутить, намекать и вести очередного олуха в нужном направлении. Было так легко!

Локи усмехнулся и притворно вздохнул. Ну ничего, и на эту беду найдется средство! Какой-то непонятный лоскут не то кожи, не то ткани, обернутый вокруг бедер хитреца, полетел в сторону.

– Э-ге-гей! – крикнул Локи, голышом пробегая мимо довольно щурящейся Ангрбоды-волчицы. – Я большой, свирепый волк, за бока зубами щелк… – пропел Локи, подняв руки, и подошел к ледяной трещине. Потом небрежно облокотился на закоченевшую тушу тарка и помочился в бездонные глубины.

– Да, не повезло тебе, дружище, – сказал Локи тарку, похлопав его рукой по закоркам, – от Ангрбоды еще никто не уходил.

Обнаженный, раскрасневшийся на морозе, он весело потянулся, и с лихим посвистом, дурачаясь, кувыркнулся. Красно-рыжее колесо покатилось в дрожащем, мерцающем воздухе ледяной равнины, в какой-то миг что-то блеснуло, и вместо маленькой фигурки мужчины словно из ниоткуда выпрыгнул ослепительно белой волк с веселыми янтарно-желтыми глазами…

Они вошли в Железный Лес на закате – огромная, подобная тени волчица с мрачными глазами цвета остывающих угольев, и белоснежный легконогий волк-подросток, пониже и повертлявее. Волчица несла большой пленчатый пузырь, часть которого волочилась по снегу, а часть была перекинута через плечо, а белый волк тащил, задыхаясь, освежеванную заднюю лапу тарка чуть ли ни с него размером.

Лес сверкал переливчато-радужным, стальным, холодным блеском. Сосны стояли как отполированные клинки. Здесь, в Ётунхейме, в Железном Лесу, их кора обладала необычными свойствами. Коротким ётунхемским летом они были похожи на деревья, встречающиеся в Мидгарде или Ванахейме, отличаясь только ростом и долгожительством, но с приближением зимы менялись. Красноватая смола густела и начинала пахнуть особенно терпко, а на коре потихоньку появлялись чешуйки стального цвета, сначала тусклые и тонкие, потом все ярче и крепче. И в какой-то момент, когда зима окончательно входила в свои права и делала Ётунхейм девственно белым и обманчиво спокойным, сосновая кора превращалась в сталь по крепости и цвету. Вот поэтому и назвали этот таинственный лес – Железным. Нигде ничего подобного не было, во всех девяти мирах. Локи часто допытывался у Ангрбоды о соснах, поясняя свой интерес тем, что как царевичу Ётунхейма ему положено это знать. Потом он говорил, что она из местных ведьм, что обо всем ведает, только из вредности скрывает. Потом пытался надавить авторитетом мужа, чем привел Ангрбоду в состояние бешенства, быстро сменившегося, впрочем, ехидными шуточками и подначками. В конце концов Ангрбода буркнула, что, мол, правда не знает, и пусть Локи пойдет и спросит у Герд, так как она любит с деревьями и травами возиться. И Локи вроде бы отстал с расспросами, хотя по его хитрым и смышленым глазам было видно – ищет другие пути чтобы вызнать, и только.

Локи совсем выдохся, когда они подошли к дому, к комплексу уютных пещер из светло-синего камня, той же породы, из которых были построены дворцы Леденца. Он тяжело дышал и волок добычу из последних сил. Когда они вошли за ограду, он лег на снег и посмотрел на Ангрбоду устало и как-то затравленно. Бока его ходили ходуном, а мысли медленно перекатывались в голове как камешки в руке играющего ребёнка.

«Вот я и дома, – думал Локи, – а как все изменилось за эти годы… Вроде бы всё по-прежнему – и Железный Лес, и уютный дом моей женушки, но после Асгарда все не так, тускло как-то…»

Он смотрел в спину удаляющейся с добычей волчицы – мышцы перекатывались на могучей спине, черная шерсть лоснилась. «Главное сейчас настроиться и про Асгард не думать, а потом я что-нибудь соображу, расскажу нужную историю», – быстро, как рыбка в ручье, мелькнула мысль, и Локи стал бездумно созерцать знакомые пещеры, двор и окрестные сосны.

Ангрбода вернулась в обычной для жителей девяти миров форме: высокая, крепкая женщина, в полном расцвете сил; полностью обнаженная и с распущенными волосами по пояс. На её смуглой коже цвета бронзы поблескивали мельчайшие капельки пота и едва заметный, полупрозрачный пар шел от макушки.

«Только что перекинулась», – подумал Локи и залюбовался роскошной черной гривой волос, что волнами спускались чуть ли не до копчика.

– А ты что ворон считаешь, – откликнулся её голос в голове у Локи, – в таком виде я тебя в дом не пущу!

Локи вздохнул и стал перекидываться во второй раз, что далось ему с большим трудом, так как он смертельно устал после прогулки по ётунхеймской равнине в обнимку с ляжкой тарка. Уже в полуобморочном состоянии он вошел под своды пещеры, и весьма смутно помнил, как смывал запекшуюся кровь в теплой купальне, полумрак которой робко разгонял живой свет янтарных кристаллов, что росли из пола и сводов пещеры. Бело-розовый, распаренный, он лежал в одной из каменных ниш, заполненных доверху горячей водой, даром глубинных источников. Локи пел себе какую-то песенку под нос, и по тонким, лукаво изогнутым губам блуждала беззаботная улыбка. Его глаза были закрыты, а на бледном лице мерцала печать отрешенной усталости и экстаза. Ангрбода подошла бесшумно, и он не заметил её. Песенка не покидала его губ, а голова покачивалась в такт.

Ангрбода улыбнулась. Когда он не видел, она всегда смотрела на него с нежностью, которую не ждешь от мрачных, грубых и часто немногословных ётунов. Она сделала еще пару осторожных шагов и высоко подпрыгнула, испустив пронзительный, птичий крик. Локи широко распахнул глаза, и в следующее мгновение его накрыло с головой теплой волной…

– Ай-ай… – простонал он и начал отфыркиваться, грациозно ускользая от радостно прижимающей его к стенкам ниши Ангрбоды. Та резвилась с грацией мидгардской акулы, стальные пальцы прошлись по ребрам Локи, ущипнули его за ягодицу, оставив малиновый отпечаток.

Они долго возились, кричали и смеялись, расплескав добрую половину той воды, в которой лежали... Локи запыхался, радостное возбуждение, которое поначалу придало ему сил, ушло, и теперь он в истоме растянулся и, давясь смехом, погрозил Ангрбоде пальчиком:

– Ты меня сломаешь, тише, тише…

Она улыбнулась, осторожно обняла его и поцеловала мочку уха, а потом скользнула ладонью по бедрам, туда, где пышными, непокорным завитками росли шелковистые пряди огненных волос, скрывающих еще одно оружие Локи. Щёки Локи зарделись, всё его тело выгнулось дугой, а в глазах появился целеустремленный блеск. Он обнял ее в ответ, плотно прижавшись своим тощим торсом к ее животу, затем поцеловал грудь великанши и нежно провел кончиком языка вокруг каждого соска. Ангрбода хихикнула и хлопнула Локи по ягодицам, звонкий шлепок эхом отразился от стен купальни.

Локи сощурился и проворковал:

– Я думал, умру от усталости… откуда только силы берутся?

Ангрбода посмотрела на Локи таким голодным волком, что он невольно вздрогнул, то ли от ужаса, то ли от предвкушения будущего восторга. Её зрачки расширились и уже занимали полрадужки. Темное пламя, властное и своевольное, рвалось со дна ее глаз, и глубокое мерное дыхание вздымало грудь, большую, упругую, которая так нравилась Локи.

Ангрбода встала и вышла из ниши, вода искрящимися струйками стекала с волос и груди. Локи тенью скользнул за ней.

– Мои ётунхеймские горные пики, – хриплым, ломающимся от страсти голосом сказал он, и коснулся ее груди изящными длинными пальцами. Они сплелись, как две змеи в осеннюю, свадебную пору и беззастенчиво целовались, встречаясь языками, и дрожь в унисон пронзала их тела. Ангрбода застонала, схватила Локи за волосы у самых корней, и медленно, с оттяжкой, потянула назад. Локи закрыл глаза, на его лице застыло выражение не то муки, не то крайнего наслаждения. Он тяжело и шумно задышал. Всё тело его сотряслось сверху донизу, словно какая-то сила, подобная молнии, ударила Локи в голову и прошила насквозь до самых пят.

– Я хочу тебя… – прошептал Локи, – …всю целиком, без остатка...

Веки его едва приподнялись, и стали видны сверкающие полумесяцы. Глаза Локи источали нестерпимый золотой свет, намного ярче кристаллов купальни. Вздувшиеся жилы на его руках и ногах были подобны огненным змейкам, красно-рыжие волосы высохли, распушились и приподнялись. Его жезл пылал, и был подобен раскаленным добела углям очага, и Ангрбода чувствовала мощную волну тепла, которая исходила от оружия Локи, хотя он и не касался своим жезлом ее бедер.

Локи опустился на колени и поцеловал Ангрбоду в пупок. Она вздрогнула и обхватила его голову ладонями, пальцы великанши плавно двигались, лаская кожу и захватывая пряди искрящих и потрескивающих электрическим током волос Локи. Он покусывал кожу вокруг ее пупка, нежно обхватив ладонью пышный холм, укрытый черными, сладко пахнущими волосами, преддверие лона Ангрбоды. От спины великанши повалил пар, волосы распушились, как у Локи, встали дыбом и затрещали, словно веселые поленья в очаге. Локи раскрыл двери лона Ангрбоды, и скользнул теплым влажным языком в уютную пещеру, что ждала его с нетерпением. Ангрбода издала рык и задвигала бедрами, стараясь попасть в ритм нежных ласк своего мужа. Локи был неумолим, его пьянил дивный аромат, что источало жаркое лоно великанши, он уже не чувствовал свое тело, только раскаленный, гордо вздернутый жезл удерживал его в сознании. Он был как израненный, опьяненный победой воин, который из последних сил держится за древко стяга… Стяга цвета огня, немыслимого, необъятный пожара, что бушевал где-то далеко внизу. Это был сладчайший жидкий огонь, который растекался в паху и не давал ему улететь вконец, воспарить в крону Иггдрассиля, то ли к альвам, то ли к асам, а может, и за пределы самих девяти миров, туда, где он еще не ступала нога странника Локи.

Пальцы Локи нежно коснулись блестящих розовых занавесей, которые выглядывали из-под приоткрывшегося чрева чернолесного холма, и стали неспешно гладить их, двигаясь вверх и вниз, а потом осторожно прижались к собрату своего жезла, маленькому, прекрасному рубину, покрытому испариной страсти. Ангрбода взвыла как раненая волчица и намертво вцепилась в локины волосы, так, что он вскрикнул от боли. Локи не отступился от своих ласк, и пока его язык весело дразнил пещеру великанши, пальцы плясали снаружи, уделяя одновременно внимание и жезлу Ангрбоды, и всему, что было рядом с ним. С великанши пот лил в три ручья, а тело сотрясали судороги. Низкий, угрожающий вой беспрерывно слетал с её губ, гулким эхом отражаясь от стен купальни.

В какой-то момент все мышцы её тела напряглись, и она стала как натянутая струна.

– А-аа-ха… – выдохнул Локи, чувствуя, что огненное колесо в его животе набирает обороты и крутится всё быстрее и быстрее, грозя разорвать своего хозяина изнутри.

– Аа-аа… – раздался высокий и сильный крик Ангрбоды, и несколько кристаллов, растущих из стен купели, тут же треснули и потускнели. Локи увидел, как ослепительно белая молния с едва уловимым сине-фиолетовым отливом зажглась в копчике великанши, а затем стала ветвиться и подниматься по позвоночнику, извиваясь, словно живое существо. Когда молния достигла головы Ангрбоды, то разделилась на тысячи рукавов. И тогда Локи понял, что Ангрбода достигла вершины.

Он встал и обнял ее, положив голову к великанше на плечо. Легчайшее, белое облако окутало их; плоть Локи и Ангрбода истаяла, они парили в белом безмолвии и блаженстве вне времени и пространства.

Золотые мерцающие искорки затанцевали вокруг Локи и вернули его сознание в купель, он вновь почувствовал свое раскаленное тело, охваченное яростным огнем, его плоть словно горела, и по жилам текла лава, а жезл, пульсирующий, источающий жар, плотно прижался, прирос к своему маленькому собрату цвета крови. Ангрбода открыла глаза, жажда лучилась из расширенных зрачков. Она легко подпрыгнула и обняла Локи ногами, тот пошатнулся и прислонил ее к стене. Локи вошел в неё и закусил губу, его трясло, он почти не чувствовал свое испепеленное тело. Он двигался в такт бешеной скачке её бедер и уже не понимал, где он, Локи, а где Ангрбода. Огненное колесо в его животе сплелось с волчком в животе великанши, и вот уже общее, одно на двоих, оно стало расти, все больше и больше… пока не вышло за пределы их тел. Золотисто-рыжее, сверкающее кольцо, с низким, металлическим жужжанием крутилось и вертелось, соединяя их тела и души неразрывной нитью, крепкой, как клятвы у Чёрного Озера, что слышал и запоминал Железный Лес. Ангрбода мёртвой хваткой держалась за Локи, впиваясь ногтями в молочно-белую, скользкую от пота спину. Она безотчетно царапала его, распарывая ногтями кожу возле лопаток, оставляя множество багровых узких полосок. Но Локи не чувствовал боли, его бедра ходили ходуном, всё ускоряясь и ускоряясь, его ягодицы матово светились в полумраке купальни, а мошонка стала как каменная, не уступая в твердости жезлу.

Ангрбода шумно и глубоко вдохнула влажный воздух купальни: нежный прекрасный цветок с бесчисленными лепестками раскрывался в её лоне, и пестик, который был жезлом Локи, всё рос и тянулся к сокровенной тьме ее жаждущих недр. Её глаза закатились и стали видны белки, нижние веки трепетали, а Локи двигался всё быстрее и быстрее… Внезапно его тело пронзила особо сильная судорога, и он остановился, тесно прижавшись к Ангрбоде, не видя и не слыша ничего вокруг, рот его был открыт…

Горячая струя семени рвалась навстречу его возлюбленной, усилием воли он повернул её вспять, преобразуя сознанием и устремляя вверх уже в виде волны черного, неистового пламени, которое объединяло его и Ангрбоду и влекло вверх, только вверх…

Когда они очнулись, оба лежали на полу, Локи уткнулся лицом в живот Ангрбоды и посапывал, лицо его мягко светилось счастьем и безмятежностью. Она погладила его голову и прошептала на ухо:

– Вставай, моё золотце, пойдём в спальню.

Он сладко потянулся и нежно обхватил губами ее сосок напоследок. Ангрбоде стало щекотно, она захихикала, заворочалась и, обняв Локи, покатилась по полу.

– Э-ге-гей, подъем! – крикнул Локи, вскочил сам и поднял её за руки и притянул к себе. Они укутались в банные полотенца и пошли в спальню, и Локи болтал без умолку, рассказывая о Свартальхеме, Мидгарде, Ванахейме, о всех мирах, в которых побывал за пять лет своей отлучки, однако же Асгард он не упомянул.

– Знаешь, – весело трещал Локи, разглядывая подобревшее лицо Ангрбоды, её красивые, густые черные брови и тонкие черты лица, так несвойственные великаншам из Ётунхейма, – там, в Мидгарде, мне было интереснее всего, в этот раз уж точно. Ну чего я не видел, к примеру, в Ванахейме? – рассудительно вещал он, залезая под шкуру белого медведя, служившую одеялом на их двуспальной кровати. – Отец посылал меня еще юнцом в составе дипломатической миссии, и я нагляделся на ванов, а вот Мидгард…

Далее шел подробный пересказ путешествия по Мидгарду под разными масками и личинами. Локи особенно много смеялся и шутил, когда рассказывал про срединный мир и про его жителей. Шутки его были совершенно безобидные, их было не сравнить с остроумным, злым ёрничаньем над обитателями остальных миров.

Чувствовалось, что к мидгардцам он относится хоть и с покровительственной усмешкой, но не зло, испытывая непонятную симпатию к суетливым, короткоживущим жителям срединного мира, мира, где магия стала преданием, почти бабушкиной сказкой, а технологии ни в какое сравнение не шли с тем, что было в других мирах Иггдрассиля. Ангрбода слушала всю эту болтовню благосклонно и время от времени задавала уточняющие несущественные вопросы, смеялась в нужных местах, мастерски играя добрую, глуповатую жёнушку, по-детски радующуюся возвращению мужа. Её словно подменили, она вела себя так, будто неприятного, напряженного разговора на охоте не было. И Локи начал чувствовать, что ему готовят ловушку, хотя присутствие разума великанши в своей голове он не ощущал, и, похоже, она не пользовалась своими приобретенными способностями. Сам же он говорил о чём угодно, не касаясь даже мельком, вскользь, темы Асгарда, и честно не думал о нём. Перед глазами мелькали бескрайние поля русской равнины, исландские вулканы, бледные, измученные жители Лондона, укрытого под сизой шапкой смога…

– Хорошо, – зевнув, сказала Ангрбода, – но…

Глаза её вмиг стали серьёзными, злыми, и у Локи сердце пропустило удар, настолько колючим и недобрым был взгляд его жены.

– …но на пять лет не тянет, – продолжила великанша. – Ты был где-то еще, и не хочешь рассказывать об этом месте. Я чувствую это, мне даже в твоей голове копаться не надо. Почему ты скрытничаешь?

Локи понял, что увиливания не помогли, и недоговаривать, а тем более – привирать не имеет смысла. Она действительно вела себя благородно, не просеивая его разум в поисках образов, которые выдали бы Локи. Он знал, припоминая древнее манускрипты в царской библиотеке, что ее искусство еще недостаточно совершенно, но всё-таки не до конца был уверен, что сможет закрыться от неё, если она захочет прижать его ментально и выудить всю интересующую её информацию. Локи сел, шкура сползла с его плеч. Он опустил глаза вниз, чтобы не встречаться со взглядом Ангрбоды.

– Ну да, я был еще в одном мире, – ломающимся голосом ответил он, тщетно пытаясь сделать так, чтобы тот звучал равнодушно скучающим. – Я был в Асгарде, – продолжил Локи и мельком взглянул на Ангрбоду.

– И знаешь, – он запнулся, а потом заговорил скороговоркой, – это долгая история, я потом всё расскажу…

Потом снова замолчал и, решившись наконец, произнес:

– Я стал гражданином Асгарда.

– Что?! - выпалила в ответ Ангрбода. На лице её застыла печать крайнего изумления.

Ангрбода вздохнула и выскочила из ловушки сладостных воспоминаний, подёрнутых патиной горечи. С того самого разговора в спальне, когда она узнала про асгардийское гражданство Локи, между великаншей и ее мужем пролегла глубокая узкая трещина на подобие тех, что усеивали языки Великого Ледника, спускающиеся к Железному Лесу. Эти трещины часто заметало снегом, и они были не видны: неприметные и достаточно коварные, чтобы проглотить неосторожного ётуна. Трещина ныла в душе Ангрбоды и отравляла жизнь, подспудно, невнятно, припорошенная снегом обычной семейной жизни и ласками хитреца Локи.

Через некоторое время Ангрбода узнала, почему она не видела Локи в лезвии Клыка: он не носил Жало, как раньше, с собой, а спрятал в тайнике где-то в Асгарде. На рукояти Жала Локи собственноручно вырезал руны изменения, и нож по желанию хозяина мог превращаться в аккуратное стальное кольцо с выступом-когтем. Это было очень удобно: даже когда Локи оборачивался, нож всегда оставался с ним на пальце руки или лапы. Однако, получив гражданство, Локи посчитал, что даже в форме кольца нож привлечет нежелательное внимание асов, поэтому положил его в шкатулку и припрятал, как он сказал Ангрбоде, в самом надежном месте.

Ангбода поставила котелок с водой греться на огонь, достала кувшин с медом и начала на глазок отмерять ложкой мёд для напитка. Травы для сбитня лежали на маленьком столике, стоявшем посреди домика у единственного окошка. Охотничий домик, маленький, скромный и дюже бедный, как говаривал Локи, расположился на опушке Железного Леса, единственное окно его смотрело на сверкающие металлом сосны, а спину дома закрывал от смертоносного, вымораживающего дыхания Великого Ледника огромный валун, размером почти с домик. Рядом с домиком находился лабаз. Это был деревянный короб на высоком столбе, где хранилась дичина, и ни один хищник Железного Леса, будь то волк, медведь, соболь или ласка, не могли добраться до мяса.

Ангрбода торопливо прошлась по комнатке от очага до постели, отделенной от остального помещения ширмой. Идунн и Локи задерживались, а буран всё набирал силу, и голодный вой ветра проникал уже за толстые стены сруба. Ангрбода чувствовала беспокойство: в Железном Лесу было только одно место, удобное для прыжков между мирами без дополнительных ухищрений, и оно находилось в глубине бора, неподалёку от Черного Озера. Идти от укромной поляны до опушки, где стоял охотничий домик, придется довольно долго даже в ясную погоду по протоптанным дорожкам-гатям.

«А сейчас ночь и буря, не видно ни зги, – думала Ангрбода, – проклятый ветер какую темень нагнал, даром, что сегодня Большое Полнолуние, и на небе сияют две луны – Соль и Мани*, так всё равно что их нет, темнотища жуткая».

Ангрбода в задумчивости потерла подбородок и покосилась сначала на весело булькающий котелок со сбитнем, а потом на дверь. Тьма для неё не проблема, она прекрасно видит в абсолютной темноте в звериной форме, но перекидываться и появляться в таком виде перед Идунн не хотелось, перепугается еще до смерти, бедняжка.

Ах, Идунн… Ангрбода сладко потянулась, и взгляд её наполнился нежностью. За то, что негодник Локи познакомил её с прекрасной хранительницей яблок бессмертия и молодости, Ангрбода готова была простить его, почти готова… Она усмехнулась, припоминая их первую встречу в запретном яблоневом саду, куда они тайно явились вместе с Локи.

Ангрбода отличалась нелюдимостью и своеволием, как и все ётуны, за исключением, пожалуй, Локи, который был очень общителен и легко сходился со всеми на дружеской ноге: и с ётуном, и с ваном, и с альвом, и даже умудрился задружиться со цвергами, самыми неприветливыми жителями Девяти Миров. Cколько Ангрбода себя помнила, единственной её подругой была Герд-тихоня, лучшая травница и колдунья Железного Леса и всего Ётунхейма. Но Идунн.. Загадочная улыбка скользнула по лицу великанши. С каждой встречей асинья ей нравилась всё больше и больше, что было, в общем-то, странно: асы – соперники ётунов, а порой и враги. Идунн – умная, красивая, и совершенно не чванливая… как она отличалась от того высокомерного образа, что не без оснований закрепился за асами в Ётунхейме…

Ангрбода кинула травы в котелок, по избушке поплыл сладкий и пряный дух. Она с наслаждением вдыхала его и мешала деревянной ложкой сбитень. Локи – ётун, и знает, какая в Железном Лесу зима, поэтому взял с собой в Асгард из пещерного дома у Чёрного Озера одну пару снегоступов, сославшись на то, что раз он теперь половину времени проводит в городе асов, а половину в лесу Ангрбоды, то и снегоступы нужно разобрать по двум домам и, мол, ётунхеймской зимой снегоступы первейшая вещь. Догадается ли Локи сделать снегоступы для Идунн или понесет её на руках через сугробы, проваливаясь чуть ли не по пояс, как растяпа какой? Она представила эту картину и ей стало смешно: великанша почему-то совсем не ревновала красавицу асинью к Локи. А ведь раньше всё было совсем по-другому: Локи, красивый юноша, охочий до девушек, не раз гневил свою женушку, и та гоняла его по всему Железному Лесу. Какой тогда визг стоял! И белая шерсть клочьями летела во все стороны…

Ангрбода ехидно улыбнулась, хорошая мысль пришла великанше в голову. Можно найти гостей, убедиться, что всё в порядке, или показать путь, если заплутали, а для это надо лишь послать своего двойника, духа-посланника навстречу.

Сбитень был уже готов, она сняла котелок с крюков и поставила его на треножник, заботливо накрыла крышкой.

Великанша взяла курительную трубку с длинным мундштуком и засыпала из кисета специальную курительную смесь, готовить которую её научила Герд: волшебные грибы и кое-какие травы, растущие только у Чёрного Озера. Ангрбода подцепила изящными металлическими щипцами уголек и начала раскуривать трубку. Прозрачные, голубоватые струйки дыма потянулись вверх, зрачки великанши начали расширяться…

Ангрбода сделала три широких шага и села на табурет у столика с незамысловатым, но сытным и вкусным угощением. Жаренная на углях печень тарка, тончайшие пластинки сыровяленой оленины, маринованные уши дикой свиньи и морошковое варенье на десерт в дополнение к баклаге с хмельным мёдом ждали гостей.

Ангрбода прислонилась спиной к бревенчатой стене и плотно прижала ступни к полу, тело ее было полураслабленно: не безвольная тряпка, но и не напряженный комок. Она сделала еще несколько затяжек, аккуратно положила трубку на стол и откинула голову. Сознание великанши стало затягиваться в черную, шелестящую воронку, спустившуюся к макушке, а руки и ноги начали неметь.

Она полетела в сердце Железного Леса быстрее самого легконого ётунхеймского волка, быстрее злого зимнего ветра, и увидела три фигурки на неприметной поляне у Чёрного Озера. Буря стихала, небо прояснялось, вот Соль и Мани уже вышли из-за облаков и высветили холодным серебристым светом дикие окрестности Великого Ледника и чёрную щетку Железного Леса… таким маленьким казался он отсюда, с высоты полёта ворона.

Они стояли в полной растерянности: рыжеволосый мужчина в снегоступах и две провалившиеся по пояс девушки – одна в тёплой собольей шубе, другая в непозволительно легкой одежде, уместной для теплой осени других миров, но не для ётунхеймской зимы. Ангрбода беззвучно рассмеялась. Всё произошло так, как она предвидела. Буран в лесу ослаб, но ветер, как видно, еще недавно добирался и сюда: Локи отряхивал от насыпавшегося снега шапку, девушки – одежду.

Она была невидима, и порывом метели носилась вокруг них.

Никто из троицы не обращал внимания на странный ветер, запутавшийся в соснах. Ангрбода радостно взвыла и поземкой скользнула к Локи, подняв снежное облачко, которое окутало всех троих. Локи чихнул и подозрительно скосил глаза.

– Ангрбода… – неуверенно сказал он, – это ты?

– Конечно, я! – услышал он ехидный голос великанши у себя в голове. – Ну, что делать будешь? – голос откровенно забавлялся, – я могу выйти к вам навстречу, но в снегоступах это будет долго, твои крали замерзнут, в первую очередь та, что в легком платьице…

– Это не крали, это Идунн, и… – Локи на мгновение запнулся, – …и её подруга, – добавил он.

– А, подруга, – скучающим голосом сказала Ангрбода, – а я думала, что сестра, такая же светленькая, впрочем, асы все на одно лицо, так похожи друг на друга. Можно на лыжах прийти, – размышляла великанша, – но всё равно долго будет не очень удобно, ведь надо еще лыжи для Идунн захватить, а что до сестренки, или, кхм… подружки, то придется тебе нести её на руках. Я лучше сделаю всё как обычно, обернусь и…

– Нет! – выпалил Локи.

– Здесь кто-то есть? – с любопытством спросила Идунн, высокая по меркам асов, статная девушка с темно-голубыми глазами и сияющими, цвета червонного золота, волосами, – c кем ты разговариваешь?

– Это, это… понимаешь, – начал объяснять Локи, – в Железном Лесу водятся всякие… духи, безвредные духи.

Ангрбода покатывалась от смеха, слушая его.

– Локи-и-и, – прошелестел голос великанши в глубинах его разума, – оборачивайся волком и вези девушек домой, а то совсем замерзнут.

Локи кивнул головой и стал разуваться.

– Вам лучше на это не смотреть, – сказал он Идунн и второй девушке, которую трясла крупная дрожь, лицо было белее снега, а ресницы заиндевели. Идунн усмехнулась и закрыла ладонями лицо, замерзшая девушка зажмурилась. Локи крутанулся и…

…и она влетела стремглав в дымоход, прошмыгнула мимо живого огня очага и увидела себя со стороны, смирно сидевшую у стола, затем темнота и легкий треск… и вот Ангрбода открыла глаза и стала разминать руки и ноги, прогоняя кровь, чтобы текла быстрее.

В домике царил приятный полумрак, но для Ангрбоды было и так светло, её зрение хорошо умело подстраиваться под разную освещенность, а в звериной форме эта способность достигала своего пика. Однако асам такое умение было неведомо, и чтобы гостям было удобно, великанша зажгла два больших подсвечника и поставила их по углам комнатки. В ожидании Локи и девушек она задумчиво перебирала прозрачные кристаллы, лежащие в неприметной шкатулке на комоде.

Локи обернулся быстрее, чем думала Ангрбода. Созерцание кристаллов было прервано нарочито демонстративным скрипом, скрежетом и топтанием. Огромный зверь ходил по расчищенной, утоптанной площадке вокруг охотничьего домика и недвусмысленно давал знать о своем прибытии.

Ангрбода вышла из дому. Белый волк неторопливо переминался в ожидании великанши, на его спине сидела румяная Идунн, которая обнимала бледную, несчастную девушку, укутанную в соболью шубу. Девушка, невысокого росточка с бледно-серыми глазами и тусклыми светло-русыми волосами, была похожа на мышку, собравшуюся в комочек, испуганно выглядывающую из большой, не по плечу шубы. Идунн, ловко соскочила с волчьей спины и крикнула:

– Cигюн, прыгай!

Сигюн, еще больше сжалась и помотала нерешительно головой. Волк покосился на Ангрбоду, неуверенно облизнулся и медленно-медленно, боясь скинуть замерзшую наездницу, опустился на брюхо. Сигюн безвольным кулём скользнула вниз, Идунн и Ангрбода едва успели подхватить её.

– Ну, здравствуй, добрый лесной дух, – сказала Идунн великанше, помогая отвести Сигюн в дом. Та шла пошатываясь, её укачало после поездки верхом на Локи-волке. Когда Ангрбода открывала дверь и пропускала вперед Сигюн, Идунн, улыбаясь, прошептала тихонько великанше в ухо, почти касаясь его губами:

– Какой же Локи горячий, если б не его ётунская кровь и умение оборачиваться, мы бы превратились в ледышки.

Ангрбода кашлянула в кулак, скрывая смешок. Великанша промолчала, силясь удержать на лице серьёзное и невозмутимое выражение лица, но от Идунн не ускользнуло – Ангрбода еле удерживалась от того, чтобы от души не расхохотаться. Асинья бросила мимолетный и несколько двусмысленно-игривый взгляд на хозяйку, и пока Ангрбода усаживала на лавку Сигюн, растирала ей ладони и ступни, а потом вручила огромную кружку сбитня, Идунн потихоньку поставила у ног великанши сапоги Локи, и незаметно сунула ей в руки его зимний плащ с завернутой в него одеждой.

– Я скоро вернусь, – не оборачиваясь, сказала великанша и быстро юркнула за дверь, так что дрожащая как осиновый лист Сигюн не сразу заметила, что хозяйка покинула дом.

– А где, где… Локи и Ангрр… – прошептала сиплым голосом замерзшая девушка, зубы ее стучали, а дрожь не покидала тело, хотя пальцы рук и ног стали теплыми и розовыми.

– Ты, пей, пей – поднося кружку к губам Сигюн, сказала Идунн, – замерзла-то как. Сейчас они придут, подожди немного.

Сигюн морщась, маленькими глоточками пила сбитень, духа на всю кружку у неё не хватило, и она робко попыталась её отставить, но Идунн настояла на своём, и замерзшая страдалица в несколько длинных глотков всё-таки осушила кружку, глаза её расширились, она закашлялась, но через некоторое время ей стало легче, лицо порозовело, в глазах появился осмысленный блеск.

– Согрелась? – заботливо спросила Идунн.

– Да, кажется… – откликнулась Сигюн, голос её окреп, а сама она распрямилась и села ровно, перестав дрожать и сжиматься в комочек под складками шубы, силясь согреться. Они были так непохожи друг на друга, те, кого Локи назвал подругами: одна высокая, яркая красавица с умными глазами цвета небесной синевы и золотыми волосами, блеск которых ничуть не уступал роскошному сиянию вышитого золотой нитью узора на ладном, приталенном платье в пол, длина которого совершенно не сказывалась на его удобстве, и другая – напоминающая мышонка – маленькая, робкая сероглазая девушка, с миловидным бледным личиком, скромно одетая, тусклая и несмелая.

– А ноги всё равно ледяные! – в сердцах воскликнула Идунн, тщетно растирая крохотные ступни. – Что же Локи не предупредил тебя, куда вы пойдете? – строго спросила она девушку.

– Он не знал, что я пойду с ним, – тихонько ответила Сигюн, – я решила проследить за Локи незаметно и посмотреть, куда он так часто уходит, – взгляд её задрожал, она словно смутилась и опустила голову.

– Ага, так наш шутник ничего не знал, думал, что будет путешествовать в одиночку, как обычно… – задумчиво сказала Идунн, и на её лице мимолётной тенью скользнула саркастическая усмешка. – Теперь понятно, почему ты надела эту легонькую ночнушку, то есть, я хотела сказать, платьице, и превратилась в ледышку, – голос Идунн был насмешлив.

Сигюн покраснела.

– Ты умеешь в одиночку путешествовать по Девятимирью? Знаешь расположение постоянных порталов? – назидательно спрашивала Идунн притихшую Сигюн.

– Нет, – ответила девушка.

– Это очень опасно, Сигюн, так нельзя делать, – сказала Идунн, а взгляд её стал суровым и колючим, – ты можешь оказаться в незнакомом месте, обитатели которого будут недоброжелательны или даже опасны. Неужели в Асгарде никто не рассказывал тебе о превратностях путешествий?

Cигюн молчала.

– У ётунов нрав свирепый и буйный, – наставляла Идунн, – они могут быть спокойны и степенны, как воды источника Урд, но если ты обидишь их неосторожным словом или поступком, то в единый миг меняются и становятся непредсказуемыми, злобными и опасными. Локи сказал Ангрбоде, что мы подруги, – размышляла Идунн, и голос её был задумчив. – Я думаю, нам лучше подыграть ему… потому что если мы скажем, как оно есть, то великанша может подумать, что мы дурим ей голову и разозлится, поверь мне, уж я-то ётунов знаю.

Сигюн испугано кивнула головой, мол, она согласна со своей новой подругой.

– Ётуны очень сильны и прекрасно знают стихийную магию, чувствуют и понимают зверей, а уж в оборотничестве им нет равных, – продолжала Идунн, загадочно улыбаясь, – но в том, что касается дел асов, простоваты, их разум не так быстр и ловок как наш… Ни к чему смущать нашу хозяйку. У Локи могут быть свои соображения на сей счёт. Он путешествует по всему Девятимирью, и у него множество дел и целей, которых мы с тобой знать не можем. Он ведь не посвящает тебя в свои дела? – небрежно спросила Идунн.

– Нет, к сожалению, не посвящает, – грустно откликнулась девушка, – и в путешествия не берёт. Я все время провожу дома, совсем одна, – прошептала Сигюн.

«Как легко её обмануть, – подумала Идунн, – Его женушка-асинья сущий ребенок! Может потому Локи и выбрал её, когда Один настоял на исполнении законов Асгарда?»

Идунн притворно вздохнула и опустила голову, разглядывая желто-синие пятна, появившиеся на ступнях девушки. Хитрые искорки затаённого коварства, мелькающие в её глазах, рассыпались и исчезли. Она нахмурилась, лицо асиньи стало мрачным. «Похоже на обморожение», – подумала она. Стопы у Сигюн были кукольные и всё-таки распухли так, что Ангрбода, не сумев снять холодные и твердые как камень сапожки девушки, разрезала голенища.

– Одень пока мои, они теплые, как раз на ётунхеймскую зиму, – сказала Идунн, стягивая высокие зимние сапоги, подбитые густым белым мехом.

Идунн босиком прохаживалась по гладкому, деревянному полу охотничьего домика и рассказывала согревшейся и скинувшей шубу Сигюн веселые истории из жизни Одина.

– Нет, быть того не может, – смеялась Сигюн, – ты сама всё придумала.

– Ничуть, – задорно улыбаясь, отвечала Идунн, – мне их рассказал Браги, а ему сам Локи, который никогда не врёт, как ты знаешь…

Тут Сигюн прыснула еще больше, перегибаясь пополам и болтая ножками. Неожиданно дверь охотничьего домика резко скрипнула, и вошли двое в вихре снежинок. Это были Локи и Ангрбода. Сигюн вздрогнула и закашлялась. Локи легкомысленно окинул взглядом комнатку и жизнерадостно улыбнулся, однако от взгляда весёлой, румяной Идунн не ускользнула не замеченной тонкая красная царапина на его скуле и помятая меховая шапка, которую он неловко держал в руке. Волосы Локи были всклокочены, может ветер их растрепал, а может… Идунн покосилась на великаншу. Ангрбода была невозмутима, только в глубине темно-серых, цвета стали, с багровыми отсветами глаз заплясали легкомысленные искорки. Великанша в упор разглядывала Идунн, её аккуратные обнаженные ступни, сверкающие золотом локоны и всю фигурку в красивом, плотно облегающим стан зелёном платье, по которому вились, переплетаясь, невиданные травы и цветы Асгарда.

Локи еще раз представил Ангрбоде девушек, та обменялась с ними ответным приветствием. Гости и хозяйка уселись за стол. Великанша стала разливать горячий сбитень. Идунн незаметно, как бы между прочим, подвинулась поближе к великанше и наклонилась, чуть ли не касаясь её высокой, красиво очерченной грудью.

– Посмотри, что у Сигюн с ногами, – прошептала она в самое ухо Ангрбоде. Лицо Ангрбоды застыло, в глазах мелькнула зарницей свирепая молния. Она кивнула в ответ и, стараясь не смотреть на соблазнительную округлую грудь Идунн, что манящими зелеными холмами вздымалась в такой непозволительной близости, подошла к Сигюн.

– Да, непорядок, – сказала Ангрбода, разглядывая ноги девушки, – обморожение есть, и хорошо, если только кожа облезет.

Она кинула суровый взгляд на Локи, который беспечно уплетал морошковое варенье и довольно щурился.

– О чём ты только думал, сладкоежка, – осуждающе произнесла великанша.

– Я не виноват, это случайное стечение обстоятельств! – сказал Локи. – Мы должны были вдвоём c Идунн к тебе прийти, ума не приложу, как Cигюн в портал попала… Возможно, от подруги узнала, что мы в гости идём.

Локи невинно посмотрел на Идунн и почти сладострастно стал облизывать деревянную ложку, уничтожая остатки варенья.

– Думаю, проследила за мной негодница, – Локи покачал головой, – и к чему так таиться, не пойму. Неужели бы её не взяли? Вот и оделась не по погоде…

Сигюн несколько растерянно смотрела то на Локи, то на Идунн, то на грозную хозяйку-великаншу. Идунн же никуда не смотрела, она опустила глаза, чтобы никто не видел их выражения, и сделала большой глоток обжигающего напитка. Её душил смех.

– Надо тебя полечить, – сказала Ангрбода, – тогда всё будет хорошо, слезет шкурка с ножек и всё.

Она улыбнулась как можно мягче и ласково посмотрела на девушку.

– Тебе помочь? – спросил Локи.

– Нет. Без помощничков управлюсь, – ответила ехидно Ангрбода и взяла Сигюн за руку.

– Пойдем-ка, – сказала она и повела Сигюн за ширму. Cигюн села на кровать, укрытую одеялом из оленьих шкур. Ангрбода же одним взмахом руки закрыла полотно ширмы перед самым носом у Локи.

– Заморозил насмерть, а теперь подглядываешь! – гневно рыкнула великанша, так, что рыжий пройдоха аж подпрыгнул, не ожидая услышать громовые раскаты голоса Ангрбоды.

Идунн тихо захихикала:

– Локи, не отвлекай целителя, всё будет хорошо, не беспокойся о Cигюн. Но Локи делал вид, что не слышит Идунн, он стоял, словно раздумывая о чём-то.

– Локи иди сюда, мне скучно, – откровенно обиженно позвала Идунн, и тогда рыжеволосый негодник обернулся и вернулся за стол, безудержно болтая о всякой всячине.

– Раздевайся, – коротко бросила Ангрбода.

Сигюн недоуменно подняла брови домиком.

– Да не бойся, я тебя не съем, – пояснила Ангрбода.

Сигюн колебалась, взволновано сжимая колени под легким льняным платьем, в котором она промерзла до костей в Железном Лесу.

– Так надо, – строго сказала Ангрбода, – ты что, без пальцев на ногах хочешь остаться?

– Не-еет, – робко протянула девушка, лицо её порозовело от смущения.

– Я жду, – сказала великанша и вопросительно посмотрела на Сигюн, которая давно уже стояла неподвижно, как столб, у края кровати и смотрела в пол. Девушка глубоко вздохнула, нагнулась, и одним движением сняла летнее платье. Спокойный, несколько скучающий взор Ангрбоды вмиг охватил худую, маленькую фигурку. На которую и смотреть великанша могла, испытывая скорее сострадание, чем желание. Тощенькая, все ребрышки выпирают, бедра узкие и костлявые, а грудь – два маленьких треугольных бугорка, почти детская.

Взгляд Ангрбоды помягчел. «Не девушка, а цыплёнок, о чём только Локи думает, – промелькнуло в голове у великанши, – А она, небось, по нему сохнет, и, возможно, ревнует моего муженька». Ангрбода усмехнулась.

«Очередная жертва похождений Злокозненного. И почему это меня не злит, – меланхолично подумала Ангрбода, – ну не вижу я в этом мышонке соперницу»...

– Если стесняешься, то не смотри, закрой глаза, но голову держи прямо, – сказала она Сигюн.

Девушка подняла голову, глаза были крепко зажмурены. Ангрбода иронично покачала головой и фыркнула. Она внутренне подобралась и посмотрела на Сигюн особым взглядом, тем самым, что показывает истинную сущность существ. Вокруг фигурки девушки засияло янтарно-желтое облачко, а там, где были ступни, зияла черная дыра. Ангрбода созерцала её какое-то время, и собралась уже действовать, как вдруг заметила краешком глаза смутный образ в сиянии облачка, она присмотрелась и разглядела знакомые черты: веселые и наглые сине-зеленые глаза, длинные, волнистые красно-рыжие волосы, изящный тонкий нос… на неё смотрел Локи! Множество нитей тянулось от образа Локи, и одна из них вплеталась в живот Сигюн, немного ниже пупка. И почему-то это так удивило и так взбесило Ангрбоду, что она еле удержалась, чтобы не броситься на эту маленькую девушку, на эту скромную мышку с кулаками!

Одно дело – только предполагать, что очередная девица не устояла перед чарами Злокозненного, и совсем другое – видеть своими глазами, что так оно и есть, и девица, что стоит пред тобой, действительно возлежала на ложе любви с твоим мужем. Ангрбода сердито засопела и выглянула из-за ширмы. «Всё-таки хорошо, что она так стесняется, что закрыла глаза и не видела мою вспышку», – пришла ей в голову дурацкая мысль, от которой великанша немедленно отмахнулась.

Локи тут же увидел осторожно выглядывающую Ангрбоду, мрачный взгляд, который буравил его буквально насквозь, и радостно крикнул:

– Ну что, всё готово?! В смысле, я хотел сказать, как там Сигюн, ей легче?

– Не готово, – чуть ли не прорычала Ангрбода.

– Не торопись, Анг, – послышался хмельной голос Идунн. Она держала в руках баклагу с медом, щедро наливая себе и Локи. Великанша загадочно улыбнулась, подмигнула Идунн, и нырнула обратно за ширму.

Ангрбода еще раз внимательно осмотрела девушку. Внутренне она колебалась, не до конца понимая себя: c одной стороны ей хотелось причинить вред Сигюн, волны мстительности бились о её отвердевшее вмиг сердце, с другой – сострадание и ощущение того, что Сигюн по своим качествам – возможно, лучшая из асиний, теплым ветром развеивало злобу и не давало окаменеть сердцу полностью. Великанша с некоторым усилием остановила внутреннее волнение и принялась за работу.

Янтарно-желтое облачко вокруг Сигюн расширялось и становилось всё ярче и ярче, следуя воле золотисто-оранжевых потоков, стекающих с ладоней великанши, чернота ступней затягивалась. Сигюн еще больше раскраснелась, все лицо её заблестело от множества капелек пота.

– Тепло, так тепло… – шептала девушка, лицо её расслабилось, а веки приоткрылись.

– Хорошо, как хорошо… – шелестел голос Сигюн. Неприятные, синюшные пятна на ступнях побледнели и уменьшились, а с ног ушел отёк.

– Пальцы чувствуешь? – спросила Ангрбода.

– Да, – ответила Сигюн, – только больно и щекотится, как иголками колют.

Она пошевелила пальцами стоп и беззаботно рассмеялась.

– Тише, руками не маши, – сказала Ангрбода и улыбнулась, девчонка определенно ей нравилась, не такая соблазнительная, как Идунн, но чистая, как язычок пламени, и нежная, как золотистый, солнечный зайчик.

«Но что-то здесь есть еще», – шевельнулась в голове великанши угрюмая, беспокойная мысль, неотступная, словно червь-древоточец. И отмахнуться от неё было непросто, ох как непросто.

– Ой, что ты делаешь? – пискнула Сигюн, прижимая ладони к низу живота.

– Тебе плохо? – деловито отозвалась Ангрбода.

– Нет, мне хорошо, даже слишком, мне… – голос Сигюн пресекся, взгляд задрожал, в нем отразилась то ли мука, то ли наслаждение. Ангрбода пристально посмотрела на девушку, а затем так тепло и открыто улыбнулась Сигюн, что та расслабилась и будто отпустила внутри себя что-то, стеснение и страх упали с неё, как недавно соскользнуло к ногам её платье.

– Ну всё, теперь твои ножки спасены, – сказала Ангрбода, – позже будет зуд, может, кожа облезет, но когда новая нарастёт – и следа от пятен не останется.

Она с такой нежностью посмотрела на Сигюн, что у той дыхание перехватило, она и не представляла себе, что ётуны могут быть такими мягкими и заботливыми, разве что Локи, но он всё-таки особенный, может, и не ётун даже. Ангрбода же настоящая великанша, с первого взгляда на неё она почувствовала ее суровую природу, тем разительнее была случившаяся перемена. Ангрбода стояла, полуприкрыв глаза, багряное сияние мерно разгоралось из-под век, пугая своей чужеродностью девушку. Сигюн чувствовала странную смесь робости и желания удержать великаншу, не дать ей уйти за ширму.

– Можешь одеваться, – спокойно и как-то нарочито буднично сказала Ангрбода и стала смотреть в сторону, словно вспомнив о стеснительности Сигюн.

– Я еще мерзну, – ломающимся голосом сказала Сигюн. – Согрей меня…

Ангрбода плавно повернула голову.

– Полезай под одеяло, – мягко сказала она, – я следом.

Сигюн быстро, как рыбка, нырнула под оленьи шкуры и закрыла глаза, её опять накрыла волна стеснения. Великанша разделась и села к асинье спиной, чувствуя, как та украдкой разглядывает её спину и гриву густых, жестких, черных волос. Нежная улыбка не сходила с её лица, пока она сидела так, мысленно обнимая и согревая Сигюн, окутывая со всех сторон девушку белоснежно-белым, сверкающим, как снега Ётунхейма, облаком своего намерения, своего искрящегося желания.

Горячая ладонь Сигюн коснулась её крестца, Ангрбода почувствовала глубокое, неровное дыхание.

– Анг? – услышала она глухой, изменившийся голос. Она мимолетной тенью обернулась, поймала крохотную ладошку Сигюн и стала целовать её, чувствуя, как глубокое, из самых сокровенных недр, мощное, ревущее пламя страсти встаёт огненной стеной высоко-высоко, выше Ангрбоды, выше крыши; тянет свои алчущие языки к Соль и Мани, желая пожрать их, испепелить луны Ётунхейма, чтобы совладать с этой неизъяснимой жаждой, унять неумолимое желание, если это возможно, если хоть что-нибудь может его насытить. Лицо Ангрбоды стало как маска, а веки чуть приоткрылись, лишь наполовину скрывая багровое сияние глаз, которое лишь малой мерой отражало бушующий внутренний пожар.

– Ты не боишься меня? – спросила Ангрбода, распахивая глаза цвета крови.

– Нет, – ответила Сигюн, смотря прямо в зрачки великанши. Голос девушки дрожал, но это был не страх. Ангрбода наклонилась и поцеловала Cигюн в губы, чувствуя, что исчезает, превращается в красные языки пламени, что обнимают, ласкают нежную, молочно-белую, совсем как у Локи, кожу. А Сигюн тает, то исчезая, то появляясь… как игривый солнечный зайчик. Руки Сигюн сплелись у Ангрбоды за спиной, а маленькая нежная грудь коснулась ее каменных от напряжения сосков, высекая, подобно огниву, озорные молнии сладчайшего огня.

Они рассмеялись почти одновременно, ощущая, как последние барьеры неловкости и стеснения пали между ними. Ангрбода одним прыжком влетела к Сигюн под одеяло и обняла её всю, сплетаясь руками и ногами, целуя лицо и смешные треугольные холмики грудей. Два веретена, красное и золотое, переплелись тысячью волокон, а две девушки катались по кровати, беззаботно хихикая. Затем Ангрбода перескочила к Сигюн за спину и нежно провела кончиком языка по шее, целуя мочку уха, а сильные руки великанши в это время начали страстно ласкать грудь асиньи, зажимая пальцами соски, твердые, как вишневые косточки, так что та начала стонать, чуть ли не заглушая громкие пьяные голоса беседующих Идунн и Локи. Сигюн как можно плотнее прижалась к великанше, по ее ногам пробежала дрожь.

– Анг, – зашептала она, – я хочу тебя… как горячо… только ты можешь согреть меня до конца…

Ангрбода осторожно накрыла рукой маленький влажный от страсти холмик и раздвинула золотистые шелковые волосы – прекрасную завесу к лону Сигюн.

Дрожь бесконечными волнами накатывала на тело Сигюн. Глухой, низкий стон рвался из её груди. Но Ангрбода не останавливалась, медленно-медленно она ласкала лоно Сигюн двумя пальцами, поглаживая его изнутри, ощупывая все неровности, подъёмы и склоны, нежно проводя подушечкой большого пальца по крохотному пульсирующему багровому бугорку, от чего Сигюн временами сотрясалась, как от удара молнии.

Cигюн не выдержала: изогнувшись каким-то немыслимым извивом, она выскользнула из стальных объятий Ангрбоды, чтобы самой обнять великаншу, поцеловать ее грудь и, обвив ногами, плотно-плотно прижаться своим лоном к черному, влажному треугольнику. Ангрбода безмятежно улыбнулась и тихонько рассмеялась, а в зрачках её заплясали золотистые искорки.

– Ах, какая шустрая, – прошептала она, и пальцы её скользнули вверх по спине девушки, поглаживая крохотные выступы позвонков. Глаза Сигюн были прикрыты, и Ангрбода с нескрываемой нежностью всматривалась в пламенеющие скулы асиньи и приоткрывшийся в сладкой муке крохотный рот с белоснежной каймой маленьких зубов, аккуратных, часто посаженных, поблескивающих, как покрытые испариной жемчужинки.

– Ах-ха, – выдохнула Ангрбода, и зарылась пальцами в льняные, робко мерцающие пряди. Одной рукой она стала ласкать молочно-бледные, округлые холмы, прелестное продолжение узких, почти мальчишечьих бедер Сигюн, а другой начала чесать затылок девушки, разгоняя медленную, сонную кровь, и золотые струйки полупрозрачными, почти невидимыми ручейками стекали с её пальцев и впитывались в кожу головы асиньи. Волосы Сигюн распушились, волна электрического блеска пробежала по ним, послышался тихий, ворчливый треск, и вскоре вся голова девушки была уже объята золотым, торжественно сияющим облаком.

– А-а-а, – застонала Сигюн, и голосок её, тонкий, ломающийся, был едва слышен, а пальцы великанши деловито сновали, как живые существа со своей волей и устремлениями, где-то они захватывали отдельные льняные пряди и уверенно тянули их вверх с усилием, где-то с нажимом проводили подушечками, а где-то с упоением и с осторожностью царапали кончиками ногтей, крепких как сталь, как древесная плоть сосен из Железного Леса. Сигюн содрогалась, всё её тело словно пустилось в пляс.

Великанша ловко освободилась из ослабевшего захвата маленьких ножек асиньи. Она наклонилась к Сигюн и поцеловала маленькие треугольные холмики грудей, с наслаждением вбирая губами упругие твердые соски, дразня их кончиком языка. Пальцами одной руки она ласкала лоно асиньи, а другой крепко держала Сигюн за пучок волос у макушки, не позволяя девушке соскользнуть с постели.

Глаза Сигюн закатились, сверкнув белками, и тело девушки словно распалось на множество существ: руки, ноги, алчущие, стремительно двигающиеся бедра и голова с разметавшимся золотом волос, сверкающих, обновленных, не тех, что были раньше – всё жило своей жизнью, радостно извивалось и двигалось, повинуясь жаркому огню, что живым золотом стекал с кулака Ангрбоды, крепко сжимающей почти у самых корней пышную копну волос асиньи.

– Крепче, держи их крепче… тяни, – хрипела Сигюн, слова с усилием слетали с её губ. Ангрбода мрачно ухмыльнулась – асинья совсем не чувствует боли, она жаждет огня, могучего потока, подобного раскаленной лаве стекающего с её макушки до самых кончиков пальцев ног.

– Ещё, еще… – прошептала Сигюн, и Ангрбода медленно потянула копну волос, так, что они затрещали, то лопались отдельные волоски, не выдерживая натяжения. Лицо великанши стало свирепым и возбужденным одновременно.

«Нравится, я знаю, – подумала она, – сейчас ты совсем не чувствуешь боли, только огонь, только радость, всё больше и больше радости… а в другое время, ухвати тебя так – запищишь от резкой боли и обиды как мышь, которой хвост прищемили дверью».

Асинья часто дышала и хрипела, лицо её стало пунцовым и светилось, как бордовый уголёк, как исполненные страстью глаза великанши, тело её источало аромат трав Асгарда, а лоно благоухало мёдом и земляникой.

Ангрбода отпустила голову Сигюн и, скользнув ладонью по сверкающим локонам, крепко обхватила ее за талию, и вот уже две бронзовые ладони с ровными, цвета стали ногтями, крепко держали, не стесняя, бедра девушки, которые брыкались, как норовистый конь с непредсказуемым и вредным характером. Ангрбода склонилась над асиньей, черная грива волос щекотала бедра и живот Сигюн, великанша неторопливо начала целовать прекрасный холм, густо увитый золотистым, мягким плющом, который с нежностью настоящего шелка касался её губ. Сигюн замерла, только мелкая дрожь едва ощутимыми волнами пробегала по ее бедрам. Прекрасный аромат мёда и земляники превратился в нечто неописуемое, в то, чему нет названия ни в одном из Девяти Миров. И этот чудесный аромат был настолько сладок, так пьянил кровь, и был так лёгок и трудноуловим, что Ангрбода жадно втягивала его, но никак не могла поймать, и ноздри её раздувались, тело стало невесомым, а голова кружилась так, будто она единым духом осушила большой рог старого хмельного мёда.

Великанша шумно втянула воздух и одним плавным и быстрым движением языка раскрыла холм. Теплый и влажный язык Ангрбоды погрузился в раскалённое лоно Сигюн, как лезвие плуга в пашню, и ласкал медленно и тягуче, будто переливая мёд из крынки на щедрое блюдо наслаждения. Сигюн стонала так, что на какое-то мгновение в комнате стало тихо, а потом раздалось хихикание в кулак, свистящий шепот и нарочито громкая речь беспечно болтающих Идунн и Локи, что наконец заглушила сладкие стоны девушки, но едва-едва. И вот блестящее от пота тело асиньи судорожно дернулось и замерло, словно погрузилось на дно глубокого тёмного омута, безучастное и отрешенное – покинутая куколка, которую сбросила беззаботная бабочка, радостно порхающая на залитой светом поляне. Ангрбода с чувством глубокого удовлетворения и нежности последний раз поцеловала белоснежный, укрытый шелковистыми золотыми завитками холм, преддверие благоухающего лона асиньи, и обтёрла тело девушки тряпицей, а затем по горло укрыла её одеялом. Порхающая радость едва коснулась Ангрбоды, зацепив крупинками золотой пыльцы, что осыпалась с крыльев бабочки. Она не воспарила вслед за Сигюн, но крохотный трепетный мотылёк словно поселился в её сердце, освещая мерцающим золотым сиянием темные своды пещеры.

– А это, – сказал Локи и ткнул пальцем в сторону шкатулки, – кристаллы Ангрбоды, те самые, на которые ётуны записывают события.

Идунн непонимающе подняла брови. Локи задорно хмыкнул и отправил два кусочка оленины в рот. Двузубая стальная вилка с мордой волка на ручке, словно живая, выскользнула из его рук, крутанулась колесом, и с противным звяканьем приземлилась на стол, стремительно покатилась, и хотела было уже сигануть на пол, но в последний момент Локи поймал её.

– Уф, я и напился, – виновато пробормотал Локи, – и когда успел? За приятной беседой время всегда летит незаметно, – сказал он, подмигивая Идунн.

– Ничего особо сложного в этом нет, – продолжил Локи, – ну, если только знаешь, какой кристалл для этого годится, и записывать умеешь.

– Хм… – задумалась Идунн, лицо ее раскраснелось, а в глазах плясал хмельной огонёк, – не очень понимаю, как что-то можно писать на кристаллы? Это ведь не книга. Можно вырезать на камне, например, руны или всякие изображения, и прочее в том же духе, но я так понимаю, что здесь другое.

– Ага, совсем другое дело, – пьяно улыбнулся Локи, – это не книжка, не картина, не барельеф и не скульптура, и даже не рунный камень, но из кристаллов узнаешь гораздо больше сведений, чем из всего, что я перечислил. Мой отец, Фарбаути, хочет всю царскую библиотеку перенести на кристаллы. Пергаментные манускрипты не так долговечны и боятся жучка и сырости… и, самое главное, после переноса мы не будем уже зависеть от Ванахейма или Мидгарда.

Идунн хихикнула.

– Ну, будете зависеть от цвергов, почему-то мне кажется, что эта магия с кристаллами их дело. Не овцы, так камушки, – Идунн хлопнула ресницами и чуть не упала со стула с высокой спинкой, самого почётного места, на которое усадила Ангрбода дорогую гостью.

– Осторожно! – воскликнул Локи и ловко схватил Идунн за талию, удерживая от позорного падения.

– Ой! – невольно вскрикнула асинья, – что со мной? Голова так резко закружилась, будто смерч подхватил!

А сама ненароком прижалась к Локи, а тот сделал вид, что не замечает, но обворожительная улыбка не сходила с его уст, а в глазах засветился задорный огонёк.

– Попробуй вот это, – сказал Локи, изящными движениями насаживая кусочки печени на двузубую вилку и перекладывая снедь в тарелку Идунн, – отличная вещь, очень вкусная и просветляет ум. После ставленого мёда Анг – самое то. Она такие меды делает, что ётуны еле на ногах держатся, а уж асы под лавку падают, сам проверял.

– Ммм… – хихикнула Идунн, жуя кусочек печени, – теперь понятно, кто поднёс Тору рог на последнем пире, и слуга так и не признался… а Тор осушил его одним духом, как он обычно это делает, и свалился как подкошенный.

Локи сделал невинные глаза, невозмутимо уселся как можно ближе к Идунн и налил асинье в серебряный кубок еще меду.

– Ты у нас на самом почётном месте сидишь, с серебра ешь, из серебра пьёшь, неспроста это… – протяжно замурлыкал под нос рыжеволосый хитрец, и наклонил баклагу, чтобы плеснуть себе еще меда в высокую глиняную кружку. Идунн сидела потупившись и делала вид, что разглядывает жирные, ароматные ломтики печени тарка.

Тут подозрительная возня за ширмой стала особенно шумной, и послышался протяжно-тонкий стон Сигюн. Идунн подавилась смехом и закрыла ладонью рот, а Локи умильно округлил глаза и зашикал на неё.

– Ты что! – уморительно шипел он, – делаем вид, что не догадываемся. Я знаю о кристаллах цвергов не так много, – голос Локи перекрыл все подозрительные звуки и сделался так громогласен, что Идунн болезненно сощурилась и заткнула пальцами уши.

– Тише, я оглохну! – вскрикнула асинья, и Локи осекся на полуслове.

– Я думаю, лучше расспросить о них Ангрбоду, – Локи сделал голос потише, – она и мой отец – настоящие мастера в магии кристаллов, отец занимается библиотекой, Ангрбода ведёт летопись ковена ведьм Железного Леса…

Не успел Локи упомянуть великаншу, как та вынырнула из-под ширмы: румяная, глаза блестят, непослушные черные волосы перехвачены главотяжцем и всё равно выбиваются отдельными локонами из-под красной, кожаной тесьмы.

– Как всё прошло? – участливо спросил Локи, на вид сама забота и обходительность.

– Удачно, – спокойно ответила Ангрбода и села за стол. На Локи она смотрела вскользь, так как взгляд её постоянно цеплялся за красавицу Идунн, – ножки твоей подруги спасены, – как бы мимоходом бросила она асинье и едва улыбнулась.

– Локи рассказывал о кристаллах цвергов, на которые можно записывать события, – с любопытством обратилась Идунн к великанше.

– Я слышала, – усмехнулась Ангрбода, – Локи было сложно не услышать… Как говорится, лучше один раз увидеть, чем тысячу раз услышать, – сказала великанша, подошла к шкатулке и достала один из кристаллов.

– Это кварц? – спросила Идунн, пристально разглядывая прозрачный «столбик» кристалла размером с мизинец.

– Не совсем, – уклончиво ответила Ангрбода и коснулась пальцем остроконечной верхушки «столбика». Зрачки великанши сузились, и взгляд словно нырнул в толщу кристалла. По прозрачным, едва различимым граням сверху вниз пробежали маленькие бело-синие искорки, потом с острия сорвалась крохотная молния, и следом вышел полупрозрачный белёсый луч света. Луч начал стремительно расширяться и превратился в едва уловимую опалесцирующую плоскость, по которой метались серые размытые тени, на глазах обретающие резкость, цвет и объём. В какой-то неуловимый миг будто незримая рука счистила остатки белого поблёскивающего тумана, и на месте непонятной плоскости словно открылось окно в другой мир.

Идунн смотрела, открыв рот, и не верила своим глазам: она видела лес, могучий бор, солнечную поляну, оленей, меланхолично жующих траву. И все было такое настоящее: заметна каждая шерстинка на морде оленя, каждая травинка на земле. Слышался шум ветра и стрёкот кузнечиков.

– Это что… это портал? – удивленно спросила Идунн.

– Нет, – хмыкнула Ангрбода.

– А ты сунь руку в изображение, – предложил Локи, размахивая вилкой с маринованным свиным ухом.

Рука Идунн погрузилась в изображение как в водную гладь, бесследно исчезая.

– Но это не портал! – возмущенно воскликнула асинья. – Я чувствую, он меня не втягивает.

Она заглянула за плоскость изображения и увидела, что та тоньше волоса, и рука без всяких изменений проходит ее насквозь.

– Это голограмма, объёмное изображение, – пояснила Ангрбода, ошарашенность Идунн её забавляла, – кроме того, записывается движение и звук.

Тем временем картинка на плоскости постоянно менялась: кроны деревьев качал ветер, травинки размеренно колыхались. Олени несколько раз тревожно подымали голову и вглядывались в густой подлесок…

– У меня такое ощущение, – сказала задумчиво Идунн, – что я на них смотрю своими собственными глазами из глубины леса, прячусь в кустах и внимательно рассматриваю.

Ангрбода улыбнулась.

Тот, кто смотрел на оленей, чьими глазами только и можно было наблюдать поляну, словно лёг на живот или присел, верхушки деревьев сразу исчезли. Потом изображение оленей стало приближаться, хотя животные не сделали и шагу, похоже, невидимый «наблюдатель» решил подойти к стаду поближе. Вдруг «наблюдатель» сделал резкое движение, изображение запрыгало, смазываясь, послышалось ровное, глубокое дыхание. Замелькали спины убегающих оленей и чьи-то черные шерстистые лапы. Один из самцов, упитанный, гордый, с раскидистыми и мощными рогами, почему-то замешкался, а потом неловко побежал, всё больше и больше отставая от стада.

Идунн отвлеклась от захватившей её «голограммы», искоса посмотрев на великаншу. Ангрбода, казалось, не заметила косой, осторожный взгляд и увлеченно внимала всему происходящему в «голограмме».

– Смотри, смотри… что дальше будет! – возбужденно сказал Локи, пихая Идунн локтём под рёбра. – Сейчас ты всё поймешь!

Cамец откинул назад голову, словно тяжелые рога стали клонить ее к земле, и захрипел, пена густыми клоками слетала с его губ, а глаз безумно смотрел на Идунн. Асинья поняла, что таинственный преследователь подбежал совсем близко к испуганному животному. Олень захрипел еще сильнее и начал бешено лягаться, замелькали копыта.

Преследователь ловко ушел в сторону, олень припал на заднюю лапу, и Идунн увидела причину его медлительности – распухший скакательный сустав, бедное животное поразил артрит, и оно было сковано в своих движениях.

– Cейчас произойдёт самое захватывающе, – сказал Локи, – надеюсь, ты не боишься завершающих сцен охоты, когда животное убивают?

Ответить Идунн не успела. Всё произошло очень быстро. Краткое мгновение изображение металось и прыгало, так что ничего толком нельзя было разобрать, голова шла кругом. В бешеный круговорот попали сосны, взмыленный бок оленя, черные волчьи лапы и черная же свирепо-сморщенная клыкастая морда. И всё это вертелось под звуки топота, спёртого дыхания, лязга зубов и хрипа. Потом чёрный волк сделал прицельный прыжок, который оказался удачным, и тяжело повис на оленьем горле. Брызнули струйки крови. Олень издал предсмертный крик, больше похожий на стон, и начал заваливаться на бок. Однако Идунн ничего этого уже не видела, она сидела с плотно зажмуренными глазами, обхватив себя руками.

Голограмма исчезла, над кристаллом осталось лишь мягко светящаяся белесая плоскость. Ангрбода вздохнула, с некоторой досадой посмотрела на Идунн, подошла к камню, вновь коснулась остроконечной верхушки пальцем, и опалесцирующе-белый свет пропал. Локи участливо гладил Идунн по спине, успокаивая.

– Ну что ты, что ты, – тихонько говорил он, – я думал, в Асгарде асиньи бывают на охоте, может, не участвуют сами, но сопровождают охотников. Извини, я не знал. Надо было попросить показать Ангрбоду, что-то менее волнующее.

Лицо его было виноватым и грустным.

– Всё хорошо, я уже успокоилась, – сказала чуть дрожащим голосом Идунн и осторожно открыла глаза.

Асинья сидела еще какое-то время молча и разглядывала серебряный кубок. Потом посмотрела на Ангбоду и осторожно спросила:

– Там, на голограмме с волчьей мордой, была ты?

– Ну… – начала было отвечать с некоторой нерешительной размеренностью Ангрбода, –скажем так – да.

– А почему ты была такой маленькой? – вопрос Идунн, кажется, застал великаншу врасплох, и она непонимающе подняла брови вверх.

– Я хочу сказать, – пояснила Идунн, что на голограмме было видно, что олени и волк примерно такого роста, как их асгардийские собратья. А ётуны…

– А, поняла тебя, – Ангрбода перебила Идунн, – в других мирах думают, что раз ётуны большие, то и все существа, живущие в Ётунхейме, им под стать. Это не так. Олени, волки, и практически все остальные звери Железного Леса – такого же размера, как их собратья в Асгарде, Мидгарде и Ванахейме. На пустоши и у языков Великого Ледника живут твари покрупнее. Ётунхейм разнообразен. Ётуны могут менять свою форму, свой рост…

– И свой пол, – влез Локи.

Ангрбода мрачно бросила на него косой взгляд.

– И пол тоже, – добавила великанша, – у нас есть представление об исходном внешнем виде и размере ётуна. Если бы я была сейчас в своём исходном размере, – продолжала Ангрбода, – то не уместилась в этой избушке, а олень – он вообще бы не имел шанса, и охота слишком быстро бы закончилась. Записывать было бы нечего.

Идунн повеселела и с интересом стала бросать искрящиеся взгляды то на Ангрбоду, то на Локи.

– А какой он, исходный внешний вид ётуна? – игриво спросила она.

Они вышли в сияющую лунную ночь. Светло было почти как днём. И Железный Лес сверкал, переливаясь радужно-стальными всполохами. Таинственный, притягательный… Cоль и Мани во всей своей красе предстали пред взором Локи. Ангрбода стремительно летела по укатанной лыжне, и он еле поспевал за ней. Хмель быстро выветрился из его головы, и печаль подступила к сердцу. Виноват ли он, что не может жить без путешествий? «Ётунхейм, твоя Родина», так сказала Ангрбода. На самом деле – вторая Родина, потому что первая – Муспельхейм, там он родился, но с момента своего рождения еще ни разу не был в стране огненных великанов. Его любимая жена каким-то образом выведала эту самую страшную тайну Локи, которую сейчас в Ётунхейме знал лишь один Фарбаути. Локи сделал глубокий вдох и мощно оттолкнулся палками, взлетая на пригорок. Ангрбода никому не рассказывала о своём открытии, иначе Локи быстро бы узнал об этом. Он был благодарен ей за это.

В Ётунхейме не очень любили огненных великанов. Правда, этинов уважали, признавали их силу и коварство, немного побаивались. Но самое главное – о загадочных этинах почти ничего не знали. Смутные толки об огненных великанах вызывали тревогу, потому что каждый ётун чувствовал – вот равный соперник, могучий и необоримый, как они сами. Лёд хмуро смотрел на Огонь, чуя силу, равную себе.

Локи горько улыбнулся. Он всегда был одинок. Его мать Лаувейя умерла во время родов. Так сказал ему его приёмный отец Фарбаути. Он никогда не видел её, и скромный портрет прекрасной и немного грустной ванки в одном из залов царского дворца заставлял Локи погружаться в мир бесконечных фантазий. Какая была его мать, как она попала в Ётунхейм? И кто его отец по крови? Братья не понимали его, держались вежливо, но отчужденно. Отец был непроницаем.

Одиночество растаяло как весенний снег под жаркими лучами солнца, когда он встретил Ангрбоду и влюбился в неё без памяти. В первый год их совместной жизни в Железном Лесу он познал истинное счастье и думал, что оно будет длиться вечно. Но потом что-то пошло не так. Очень долго он не мог понять, что именно. И только сейчас, когда Локи поселился в Асгарде, осознание истинных причин разлада, трещины, что пролегла между ними, стало пробиваться неясным светом. Они были слишком разными. Когда угар первой страсти развеялся теплым, остывающим пеплом, Локи понял, что любит свою жену, не меньше, чем в первые дни встреч, но сидеть сиднем в Железном Лесу больше не может.

Он всегда был неугомонный, легкий на подъем, жаждущий перемены мест. Он мечтал порой о том, что всё Девятимирье станет ему домом, хотя прекрасно отдавал отчёт себе в том, что это несбыточные мечты.И тогда он стал уходить в странствия всё чаще и чаще. Ангрбода не упрекала его, но скрытое напряжение росло. Ётунская магия, дела ковена стали занимать почти всё ее время. Она незаметно отстранилась от него. Несколько раз он пытался взять её с собой, но она категорически не желала покидать Железный Лес и тем более Ётунхейм. Один единственный раз он затащил её в Свартальхейм. Ангрбоде понравилось, Локи видел, как угрюмым любопытством поблёскивают глаза великанши. Однако, больше никуда выбираться вместе с ним она не пожелала, даже к цвергам.

А потом он попал в ловушку, в ловушку прекрасного Асгарда. Асгард – город его мечты, когда-то Локи только робко мечтал о нём, не надеясь ни на что. Он думал, что если станет гражданином Асгарда, то наконец станет свободным, скинет клеймо третьего царевича Ётунхейма, непутевого отпрыска царя Фарбаути, бегающего от дипломатической службы.Так ли это? Он наслаждался, живя в Асгарде, он обрёл статус, которого у него никогда бы не было дома, в Ётунхейме. Он – Локи, член совета асов, один из двенадцати равных, что управляют лучшим городом Девятимирья.

Асгард – молодой мир, он набирал силу, тесня другие миры Иггдрасиля, вбирая знания, могущество и золотой блеск славы. И еще была Сигюн. Один неприятно удивил Локи, сказав ему, что по законам Асгарда – нельзя стать его гражданином, асом, не женившись на асинье.

«Не бывать асу без асиньи!» – гордо произнёс тогда Один, и у Локи упало сердце, потому что отказать он не имел права. Сигюн ему сначала не понравилась, но она была все же лучше других вариантов, что соблазнительно крутили округлыми попами перед его взором. И дело было не в красоте. Асиньи, все как на подбор, были солнечно-прекрасны. Тем не менее, Локи чувствовал, что за роскошными фасадами скрываются холодные, расчётливые сердца себялюбивых девиц. А Сигюн была не такая. И вот теперь они поселились обе в его сердце, такие разные и такие родные. Золотистый, тонкий росток и черный лавовый камушек, Сигюн и Ангрбода. Что делать, как примирить, сблизить две противоположности, как жить полной жизнью, деля себя на Асгард и Ётунхейм – он не знал. Всё запуталось.

Лыжня вильнула, и у кромки леса показался исполинский валун. Ангрбода остановилась у камня.

– Всё, приехали, – сказала великанша, – постоим немного и обратно махнём.

Локи никак не мог отдышаться:

– Уф, давно так не гонял, – сказал он, жадно глотая воздух. Ангрбода ничего не ответила, чертя на снежном покрове какие-то рожицы лыжной палкой.

– Я хотел серьёзно поговорить с тобой, – сказал Локи. Ангрбода оторвалась от рисования и, не глядя на Локи, ответила:

– Поздно уже, какие разговоры? Утро вечера мудренее. Всё завтра.

Она улыбнулась ему, и они медленно поехали обратно, бесшумными легкими тенями скользя вдоль опушки Железного Леса.
___________________________________________________________________________

* Сердце упавшей звезды – метеорит.

* Тарки – самые свирепые, сильные и хитрые хищники Ётунхейма. Яйцекладущие. Живут в окрестностях Великого Ледника, прячась в расселинах и трещинах ледовых языков. Могут скрытно передвигаться подо льдом, выслеживая добычу или охраняя свою территорию.

* Леденец – столица Ётунхейма, единственный город мира инеистых великанов или ётунов. В Леденце живёт Фарбаути, царь Ётунхейма.

* Соль и Мани – две луны мира Ётунхейм.