Все знают, что Зашики Вараши живёт на священной горе у глубокого чистого озера, в котором не растут кувшинки.
Все думают, что Амэ Вараши живёт внутри тучи, которую носит по свету ветрами из сумки Фудзина, бога ветров.
Мало кому известно, что иногда Амэ приходит на священную гору и устраивается отдохнуть – на часок, день или неделю – и только одной Амэ известна настоящая причина, почему она это делает.
– Эй! – кричит она, спускаясь с неба на своём зонтике. – Я принесла тебе в подарок дождь из Китая! Из леса, куда не добрались люди, где живут только панды и духи бамбука!
Амэ Вараши хохочет, дождь из Китая хлещет по камням и траве, булькает и пенится на поверхности озера, сверкает в солнечном свете, омывает протянутые вверх руки Зашики и её лицо, озарённое мягкой улыбкой. Капли ласково скользят по коже Зашики, Амэ представляет, что это она сама осторожно касается подушечками пальцев, забирается под одежду, струями течёт по плечам...
– Щекотно, – тихо хихикает Зашики. Амэ опускается рядом с ней, складывает и отряхивает зонт – дождь почти прекратился. От сияния маленьких солнц в каждой капле болят глаза. Амэ стирает воду со щеки Зашики – слишком похоже на слёзы, а слёзы ей не к лицу, и коротко целует в губы. Просто дружеский жест, почти как у людей.
Это страшно – быть похожей на людей.
Это как грязь.
Она обнимает Зашики, дольше, чем длился поцелуй, но всё равно слишком коротко. Амэ хочется стучать каплями и скользить ручейками по телу Зашики, по узкой спине и по бледному животу, по контурам маленькой груди с острыми чувствительными сосками – так, чтобы Зашики краснела, закрывала лицо ладонями и дышала часто-часто.
Это грязные, человеческие мысли.
Амэ рассказывает ей о китайских ливнях – в городах они пахнут прогорклым жиром и щёлочью, но в лесах ещё можно вздохнуть; и о том, как танцевал под струями долгожданного дождя смешной человечек, облачённый в оранжевое, когда Амэ летела над высокогорным храмом; и как в Восточном море ей встретилось знакомое семейство русалок.
– А где вода самая чистая? – спрашивает Зашики, выслушав гневную отповедь в адрес всех мегаполисов, городов, городков и деревушек, бессмысленно и навсегда отравленных людьми.
– Здесь, – просто отвечает Амэ.
Аура Зашики обволакивает и пьянит – не как вино, а как океаны холодной воды, бездонные, огромные, полные силы океаны – залить бы ими весь мир, смыть всю плесень и всё зло... Смыть бы это гадкое, человеческое желание опуститься перед Зашики на колени, обнять, вдыхая самую чистую ауру, и гладить её бёдра под полами кимоно, пока Зашики не начнёт всхлипывать. А потом опрокинуть на мокрую траву, развести ноги в сторону и проникнуть внутрь языком, чтобы слизывать солёную влагу, и чтобы Зашики обо всех и обо всём забыла, и чтобы Зашики кричала, как подранок.
Амэ сердито мотает головой, вручает Зашики зонтик и с разбегу прыгает в озеро – остывать. Зашики удивлённо смеётся, потом садится на камень и достаёт из рукава флейту.
Брызги и отзвуки мелодии летят над озером; Амэ Вараши пьёт воду, приносящую очищение и успокоение.
Ни то, ни другое не приходит.