Я ходила в клубы только потому, что там была возможность оставаться незамеченной. Можно было просидеть в дальнем углу, мерно потягивая алкоголь под настроение, и ждать, когда же публика станет достаточно пьяной, чтобы не понимать, кто перед ними. Конечно, у кого-то, наоборот, обостряется восприятие, но на самом деле здесь мало тех, у кого развито чутьё на опасность.
Где-то к середине ночи можно было выходить в зал, вливаться в толпу, целовать пьяных девочек, трогать в танце их разгоряченные тела, а после заниматься быстрым сексом в туалете или в том самом дальнем углу.
Чёрт, как же достало! Просыпаясь каждое утро в прохладной комнате за полчаса до того, как первый луч солнца просочится через стекло, я первым делом курила, не вставая с постели. Три минуты на сигарету и на то, чтобы вспомнить лицо последней девицы, её тело, её жар и запах. Пять минут на дрочку, пять – на душ. Ещё пять на кофе и подобие завтрака, но – кофе важнее. Глотать горячий напиток, параллельно одеваясь. Перед выходом обязательно пройтись по квартире, проверяя, всё ли в порядке, взять небольшую сумку через плечо: тёмные очки, телефон, сигареты, деньги, ключи от машины. Всё на месте.
Моя жизнь состояла из ритуалов. Так проще было не думать ни о чём. Можно было сосредотачиваться только на работе. Директор частного охранного предприятия Перси Брик, прошу любить и жаловать! У моих родителей было чувство юмора и неиссякаемая любовь к Греции, поэтому они дружно решили, что назовут ребёнка Персеем. Но беда всей моей жизни даже не в том, что у меня в паспорте записано греческое мужское имя. Я всегда хотела быть инженером магического конструирования, но меня выгнали из университета, едва приняв туда. Пусть это звучит смешно, но создавать тостеры, кофемолки, магнитолы и прочую технику было моей мечтой!
Но едва я начала заниматься теоретической магией и историей магии, во мне проснулась эта чёрная аура. Никто не знал, что с этим делать – даже профессора, перечитавшие едва ли не все книги по магии, только разводили руками. «Когда-то, – говорили они то, что известно даже детям, – у магии было практическое применение куда более обширное, чем теперь, и маги делились на тёмных и светлых. Видимо, в тебе пробудилась древняя тёмная сила!»
Поэтому большой университетский совет, состоящий из администрации, студенческого совета и приглашенных авторитетных профессоров, решил исключить меня, так сказать, во избежание продолжения процесса. Для всеобщего блага, конечно.
Ну спасибо, а мне что с этим делать? Меня стали пугаться люди. Опять же, в зависимости от остроты восприятия, кто-то шарахался от меня, только увидев, кто-то только ёжился, как от холодного ветра, когда я проходила мимо, а кого-то накрывало панической атакой от одного только случайного прикосновения.
О поездках в общественном транспорте не могло быть и речи. Каким-то чудом я выучилась вождению и сдала на права.
Родители продали свою большую квартиру, купив на эти деньги одну поменьше для себя и совсем маленькую – для меня. Они не отвернулись от меня, но всегда больше были заняты друг другом и не уделяли мне много внимания, но только потому, что считали: они делают достаточно для моего развития, а уж развиваться или нет – моя забота.
Я думаю, мне везёт по жизни. И главным везением стало то, что в школьные годы я активно занималась боевыми искусствами. Отличным выходом в моей ситуации стало уйти работать в охранное предприятие. И даже выбор этого предприятия стал для меня удачей: начиная с того, что люди для работы там отбираются стрессоустойчивые и трезво оценивающие ситуацию, заканчивая тем, что я, несмотря ни на что, очень полюбилась директору, бывшему генералу, прошедшему не одну войну в разных точках мира.
Друзей мне эта работа, конечно, не принесла. Даже этим закалённым ребятам было неуютно рядом со мной. Помимо умения разумно оценить ситуацию, у всех у них было чутьё на опасность, и моё присутствие, можно сказать, создавало помехи. Чутьё срабатывало, а реальной опасности я не несла, и их это изрядно бесило. А вот генерал, хоть и был дряхлым стариком, расценил всё верно и завещал своё предприятие мне. Я стала реже взаимодействовать с прочими сотрудниками, отчего атмосфера в коллективе улучшилась, плюс слухи о моей ауре создавали странную, но в целом положительную репутацию нашей фирме. Мы даже могли расшириться, но я не стала этого делать, только подняла всем зарплату, а также обеспечила нас собственным тренажерным залом и тиром.
Когда людей не хватало, я тоже выходила «в поле», правда, брала клиентов, которым нужна разовая охрана на какое-нибудь мероприятие и не более того.
Спустя три года после моего студенческого провала у меня была более или менее стабильная, отлаженная общественная жизнь. Но по личному фронту каталось перекати-поле и дул сухой горячий ветер, гоняя песчинки по потрескавшейся земле!.. Ой, простите, иногда меня заносит.
Просто в какой-то момент я впала в отчаяние и почти потеряла веру в то, что у меня ещё когда-нибудь будет секс. Я даже дошла до того, что стала бродить по улицам в поисках какой-нибудь приятной проститутки. Однажды, устав искать, я зашла в ближайший открытый клуб. Было уже глубоко за полночь, никто не обращал на меня внимания, я могла с удовольствием сесть на свободный диванчик у стены и отдохнуть от всего, даже от самой себя.
Так что сперва клубы привлекли меня именно этим – возможностью не быть одной, но и никого не пугать. Там я наблюдала за людьми. И видела, кто и за чем сюда приходит. И видела, кто и что получает. Я научилась с точностью до минуты угадывать, когда та или иная девушка позволит незнакомому парню или другой девушке её обнять, когда – поцеловать. У меня не было шансов завести милую беседу, угостить коктейлем или сделать комплимент, приходилось так же красть чужое тепло. Иногда, чаще поутру, я сама себе напоминала пиявку или ещё какую мерзкую тварь, которая пользуется полусознательным состоянием жертвы. Но днём эти мысли забывались за прочими заботами, а к вечеру очередного выходного я выбирала одежду, чтобы пойти в очередной клуб.
Первое время эти «выходы в свет» помогали переживать одиночество, но с каждым очередным утром, встреченным после такой ночи в пустой квартире, становилось всё более тошно. Я стала ходить туда реже, только когда начинала выть от тоски.
В тот день я сидела на диване в углу – полюбившееся место в этом клубе, которое почти полностью находилось в тени, но давало хороший обзор танцпола. Почти не замечая, что происходит вокруг, я соображала, как же можно изменить ситуацию. Мне пришла в голову мысль, что я не одна такая, но как искать подобных мне, с пробудившейся «древней силой»? И какой партнёр мне нужен – со светлой энергией или с тёмной. И что делать, если это будут только мужчины? Да и о моей ауре я знала не так уж много. Только то, что в моменты сильного эмоционального напряжения она уплотняется, начинает искрить и действует в разы мощнее, но уменьшает радиус действия. Так я думала, рассеянно попивая пиво и лениво разглядывая танцующих. Поняв, что подошло нужное мне время, я на автомате спустилась к ним.
Белый луч прожектора как маяк разрезал тьму, и в его свете я на миг выхватила из толпы взгляд – не подёрнутый дымкой алкогольного или наркотического угара, совершенно трезвый прямой взгляд. Это было так странно, что я пошла в его сторону, чтобы посмотреть поближе.
Во второй раз луч высветил кроме взгляда костюм-тройку и шляпу с узкими полями. И я шла уже узнать, мужчина это или женщина.
В третий раз обладатель взгляда оказался так близко, что мне не оставалось ничего, кроме как начать танцевать. Мне вдруг стало всё равно, какого пола окажется тот, кто может смотреть на меня, не отводя глаз. Тем более что первый диалог уже звучал между нами – своеобразная проверка, борьба за первенство. Позволить ему взять меня за руку, не сбросить вторую, лёгшую на спину, прогнуться, доверившись на миг, а после вырваться, сделать два шага прочь, чтобы торжествующе проследить за тем, как он идёт следом. Я не отдавала себе отчёта в том, что творится внутри, я поддалась ситуации, позволила сердцу бешено колотиться, а взгляду – жадно скользить по острым чертам лица, самоуверенной ухмылке и по гладкой шее. Гладкой, как у женщины.
Музыка закончилась и пришло время последнего аккорда проверки – я развернулась, чтобы уйти. Если не догонит – уехать домой, потому что после такого не хотелось никого больше.
Догнал, одним движением развернул к себе, взял за подбородок и поцеловал в губы.
Нам снова стало не до слов. Не отрываясь друг от друга, мы добрались до квартиры, располагавшейся над клубом. Пиджак полетел на пол, моё платье тоже поддалось легко, но пуговицы, эти чёртовы пуговицы! Я помню каждую – три на жилетке, шесть на рубашке и ещё две на брюках. И руки помнят маленькие груди и очаровательные кружевные трусики. Долгожданная правда открылась, и меня уже было не остановить. Да и вряд ли она, моя спутница на ночь, смогла бы меня отпустить. Чем сильнее возбуждалась я, тем больше страсти просыпалось в ней. Она не отвлекалась, не следила за моей реакцией, но действовала так точно, будто знала моё тело. Будто я сама ласкала себя, сама входила в себя пальцами, но это невозможно, невозможно так – самой. И невозможно было не удовлетворить её жадность, с которой она требовала ответа. Хотя на деле от меня надо было немного – она сама насаживалась на мои пальцы, цепляясь за меня до крови…
Утром я проснулась резко, как от удара. Я села на кровати и пыталась разглядеть обстановку вокруг. За окном только начинался рассвет, но в комнате было ещё темно.. Когда глаза привыкли к сумраку, я посмотрела на вторую половину кровати, ожидая, что там будет пусто. Но нет, она, худая, длинная, лежала, по-детски раскинув руки и ноги. Значит, всё это действительно было! Я встала на ноги, и тело охотно подтвердило, что да – было.
Ещё не до конца понимая, что произошло, я быстро собрала свои вещи и ушла. Хотя, честнее сказать, сбежала. Я выскочила из квартиры, потом через чёрный вход – из клуба. Остановилась, чтобы закурить, но после пары затяжек какое-то незнакомое чувство погнало меня дальше. Пришлось снять туфли и скорее бежать прочь, прочь, будто так можно стереть всё, что произошло.
Зачем стирать, я поняла только дома. Приняв душ и закинув вещи в стиральную машину, я снова закурила и наконец-то смогла найти слова. Я бежала в страхе, и в основе этого страха была неизвестность. Почему всё произошло так легко? Почему всё произошло так, будто иначе и не могло? И что в ней такого особенного?
Самым лучшим вариантом было бы лечь спать, но я так и не уснула до вечера, пребывая в состоянии неведомого ранее возбуждения и предвкушения – несмотря на то, что я пообещала себе, что это больше не повторится.
Утром, придя на работу, я стала проверять одну свою догадку. Если эта женщина живёт над клубом, то, может, она им и владеет? И точно. Пусть и на фото, нашедшемся в нашей базе, она выглядит младше и намного женственнее, но это точно она. Мадлен Войтович. Я невольно облизнула пересохшие губы, читая её профиль. 32 года, не замужем, детей нет. Открыла клуб пять лет назад, подозревалась в связях с преступным миром, но ничего не было доказано, и уже много лет за ней ничего подозрительного замечено не было. Любит дорогие автомобили и скорость, один раз попадала в крупную аварию, полгода пролежала в больнице. Память услужливо подсунула воспоминание о том, как мои пальцы проводили по шрамам, но где именно они были, я не запомнила.
С трудом мне удалось выбросить её из головы. Не знаю, откуда, но я хорошо знала, что если наша связь продолжится, это ни к чему хорошему не приведёт.
Но вечером в субботу я снова пошла в тот же клуб.
Я только успела подумать о том, что почему-то никогда не видела её здесь раньше, как возле самого уха прозвучал её голос:
– Позволите вас угостить? Пиво, мартини, виски, коньяк, коктейль – что вы предпочтёте сегодня?
Я повернула голову и увидела её. Она снова была в костюме, сегодня – в красном, и шляпе, но уже без жилетки, а две верхние пуговицы рубашки были расстёгнуты. Улыбнувшись ей, я выбрала виски со льдом. Она бросила что-то через плечо официанту, галантно опустилась на диван напротив меня и положила шляпу на столик.
– Мне бы хотелось для начала познакомиться с вами, – начала она.
– Мадлен? – я вопросительно вскинула брови и подала руку.
– Персей? – улыбнулась в ответ она и пожала мою руку.
– Прошу, зовите меня просто Перси! И часто вы наводите справки о посетителях?
– Я же должна знать, кто сюда приходит, – уклончиво ответила Мадлен. – И в ответ прошу звать меня Мэд.
Я кивнула, соглашаясь, а Мэд достала из внутреннего кармана портсигар, взяла сигарету себе и предложила мне. Я не стала отказываться и только коротко поблагодарила, когда она поднесла зажигалку. Всё это время я старательно смотрела ей в глаза, хотя взгляд невольно сползал к вороту рубашки.
– Я боялась вас больше не увидеть, – призналась хозяйка клуба.
«А я – надеялась на это», – подумала я, признавая перед собой собственное поражение, но вслух сказала:
– Похоже, если бы я не пришла сегодня, вы бы караулили меня возле работы? Или возле дома?
– Ох, так заметно? – она взъерошила короткие волосы, виновато улыбнулась и кивнула. – Вы необычайны, я бы не простила себе бездействия.
Не зная, что ответить, я отвернулась, делая вид, что разглядываю танцпол. Я так долго искала собеседника – хотя бы собеседника! – что теперь у меня язык не поворачивался рассказать ей правду о себе. К тому же мои тревоги поднимали голову, и мне всё сильнее хотелось прикоснуться к Мадлен, чтобы заглушить их.
Принесли напитки, и я снова повернулась к ней.
– У вашего охранного предприятия внушительная репутация! – восхищенно продолжила разговор Мэд. – Но я не понимаю, почему о вас пишут такие странные вещи? Вы так обворожительны и, извините за грубое слово, притягательны, что я не понимаю, как можно вас бояться! Они, верно, врут?
Её манера речи всё больше затягивала меня. Откуда взялось это создание, с таким воспитанием и связями с преступностью в анамнезе? Пусть ничего и не было доказано, но такие слухи не возникают на пустом месте.
Я молча цедила виски, а она продолжала говорить:
– Хотя я не видела вас в работе. Наверное, вы выглядите там столь внушительно, что это пугает людей? В это я могу поверить.
Она сделала паузу, чтобы отпить из своего стакана, и я заметила, что она волнуется. А, может, возбуждена?
– А я поражаюсь, как вам удаётся держать клуб, чистый от наркотиков. – Это была правда, и меня это действительно удивляло.
– У каждого свои профессиональные тайны, не так ли? – сощурилась она, и я снова кивнула, принимая правила игры. – Но мне приятно слышать такое.
– За успехи в работе! – предложила тост я, и мы с Мэд одновременно допили виски.
Не знаю, как она, но я уже чувствовала себя пьяной, и дело было не в алкоголе. Заиграла какая-то медленная мелодия, и я не выдержала:
– Вы позволите пригласить вас на танец? – я невольно переняла её стиль.
– Только если вы обещаете не сбежать утром, – неожиданно серьёзно сказала она, глядя на меня так же прямо, как и в первый раз. Мне не оставалось ничего иного, кроме как дать это обещание.
В этот раз мы старательно держали дистанцию. Танцевали как по учебнику, но так только ещё сильнее дразнили друг друга. Выдержав два медляка подряд, мы сорвались. Если бы не квартира над клубом, нас бы ничего не остановило заняться сексом в том же углу, где сидели до этого.
И снова как в тумане – кажется, нам обеим не надо было ни алкоголя, ни наркотиков, нам сносило голову друг от друга. И это уже походило на зависимость – то, как жадно мы стремились доставить друг другу удовольствие и как сильно жаждали его сами. Никто раньше так сильно не возбуждал меня – может, потому что раньше никто не видел меня?
Но после мы не заснули. Я обнимала Мэд, поражаясь тому, какая она горячая и как сильно стучит её сердце.
– Перси, – шептала Мэд мне в шею, – простите мне мою несдержанность. Больше такого не повторится.
– Не давайте столь поспешных обещаний.
Когда она успокоилась и лениво улеглась на спину, я нависла сверху и стала рассматривать то, что знала только на ощупь или не знала вообще. Вот родинка под ключицей, и вот ещё одна на соске. Вот первый шрам, под грудью, вот второй и третий – на боку, и ещё несколько коротких – на плече.
– Перси, вы придёте снова?
– Я ещё не ушла.
– Не изворачивайтесь! – строго одёрнула меня Мэд. Для неё это было важно.
– Приду, – честно ответила я и легла рядом.
– Через неделю? – она обняла меня.
– Да.
Какое-то время она молчала, гладя меня по спине.
– Прошу прощения за мою наглость, но могли бы мы встретиться раньше? Например, в среду. Вы позволите пригласить вас на обед?
– Выбирайте место, – тихо сказала я и прижалась теснее, прячась в этих объятиях от всех тревог. Я ещё не знала, что могу потерять, но в тот момент мне казалось, что жизнь, которая происходит здесь и сейчас, важнее всего прочего.
Мы договорились встретиться в небольшом летнем кафе. Я по привычке заняла самое укромное место, чтобы быть так далеко от людей, насколько это возможно, и стала ждать Мадлен. Она появилась почти сразу, и я утвердилась в своих наблюдениях – за ней действительно следовала пара телохранителей в чёрных костюмах, но держались они в стороне. Сама Мэд была одета в простую растянутую майку и джинсы, а на голове, защищая от солнца, опять была шляпа, но на этот раз – соломенная.
– Это ваши люди? – уточнила я очевидное.
– Родители до сих пор за меня беспокоятся, – скривилась девушка. – Но я к ним уже привыкла. Не обращайте внимания, Перси, они надёжные ребята. Хотя рядом с вами они мне точно не нужны.
Она улыбнулась и, не стесняясь никого, поцеловала мою руку.
– А вы расскажете мне о своей семье? – спросила я, когда нам уже принесли заказ.
– Разве этого нет в ваших базах? – скептично ухмыльнулась Мэд.
– Это то, о чём я захотела узнать от вас лично, – честно призналась я.
– Рассказывать особо нечего. Обычные родители, любят, заботятся. Они остались в Европе, но поддержали меня, когда я решила переехать сюда. Мы всегда старались жить параллельно. И вы наверняка уже знаете о тех обвинениях, что выдвигались против меня? – она дождалась моего кивка и продолжила. – Это они стоят во главе клана, я никогда ни в чём замешана не была.
– Мэд, зачем вы мне об этом говорите? Думаете, я бы не стала с вами встречаться из-за этого?
– А стали бы?
Мне хотелось отвернуться, но я выдержала её взгляд, улыбнулась и ответила:
– Неужели наша вторая встреча вас в этом не убедила?
Судя по тому, как она расслабилась, убедила. Но обед быстро закончился. Когда я встала, Мэд оглядела меня с головы до ног, не скрывая приятного удивления – из-за теплой погоды я надела полупрозрачное лёгкое платье, и, пока сидела, этого не было видно. На прощание женщина обняла меня и шепнула на ухо:
– Леди, вы очаровательны! Буду ждать новой встречи.
Да, именно ради этих слов я надела платье.
По дороге на работу я заехала в торговый центр, чтобы переодеться в туалете. Да, я одеваюсь ради того, чтобы произвести впечатление, – признавалась я себе, снимая туфли на высоких каблуках и это платье. Да, я одеваюсь специально так, чтобы она хотела меня ещё сильнее. Всегда считала это глупостью, а вот поди ж ты. Вышла я в лёгком брючном костюме и удобных босоножках, а распущенные до этого волосы уже были собраны на затылке. Работа есть работа, и весь этот маскарад неуместен.
Впрочем, он никогда не уместен, но я стала понимать девушек, которые надевают на свидание всё самое лучшее, чтобы потом это скорее снять.
С тех пор мы стали встречаться два раза в неделю – посреди недели и на выходных. Спустя примерно месяц я стала замечать, что Мэд стало мало и она хочет видеть меня чаще и дольше. Но я изо всех сил ограничивала её рвение. Даже на выходных я никогда не оставалась больше, чем на ночь, всегда выходила на работу в субботу, хотя бы на полдня, чтобы у меня не было соблазна приехать в пятницу.
Но однажды Мэд прямо попросила об этом.
– Перси, в следующие выходные я устраиваю вечеринку в честь моего дня рождения.
– Точно! – перебила я её. – Я пыталась узнать у ваших телохранителей, что бы вы хотели в подарок, но они не смогли посоветовать мне ничего лучше, чем купить красивую комбинацию.
– Нет-нет, – рассмеялась она, – они хорошо меня знают. Примерно об этом я и хотела вас попросить. В качестве подарка не могли бы вы провести со мной все выходные, начиная с вечера пятницы? Я понимаю, это дерзость с моей стороны – просить вас пропустить работу, но если вы можете, прошу сделать это ради меня.
И я согласилась. Тем более что по субботам я не так и нужна на работе – у меня есть человек, который занимается приемом клиентов по выходным.
Я приехала в пятницу вечером на своей машине – в багажнике лежало несколько комплектов одежды, в том числе и вечерний комплект для праздника. Сидеть в зале никому из нас не захотелось, поэтому мы сразу поднялись наверх. Со временем мы научились не набрасываться друг на друга при первой возможности, нас хватало на неторопливый ужин с беседой. Но чем больше времени Мэд проводила в моей компании, тем чаще она начинала дышать и тем сильнее блестели её глаза. И единственное прикосновение прорывало плотину сдержанности.
Во время секса она всегда старалась держаться вплотную ко мне, будто стремилась слиться с моим телом. Меня это смутно беспокоило, но только смутно – видеть её счастливой и удовлетворённой было мне наградой. Согревать, следить за тем, как успокаивается её дыхание и сердцебиение, а кожа становится не такой бледной.
Не замечать тёмные круги под глазами, а утреннюю вялость списывать на недостаток сна. Или погоду. Или на то, что она просто не любит утро. Все эти детали падали в копилку в глубине сознания, чтобы однажды разбиться прозрением.
Утром я приготовила завтрак. Это было так странно и так приятно – готовить для кого-то, кто сидит рядом, смотрит на тебя, радуется только от того, что ты рядом. Или подходит, чтобы обнять, поцеловать в шею или убрать волосы с лица, потому что у тебя руки заняты. От этого становится невероятно уютно, и понимаешь, что за такие моменты можно отдать многое.
После завтрака снова был секс – торопливый, потому что у Мэд было ещё много дел, но такой же страстный и захватывающий, как всегда. Потом она убежала вниз, оставив меня готовиться к вечеру, а я неторопливо приняла ванну, сделала маникюр, укладку. Она забегала время от времени, восхищенно оглядывала меня. Кажется, она тоже была счастлива от того, что могла меня увидеть в любой момент. Когда для торжественного вечера было всё готово, а до начала оставалось чуть больше часа, она снова поднялась ко мне. На этот раз мы занимались сексом очень аккуратно, чтобы сберечь причёску и макияж уже нам обеим. После я надела платье – длинное, чёрное платье на тонких бретельках – и меховое боа, а она – изумительный чёрный костюм, переливающийся в свете фонарей и прожекторов. Мадлен Войтович в день своего тридцать третьего дня рождения выглядела поистине великолепно!
– Я хочу, чтобы мы вместе вышли в зал, на сцену. Перси, я хочу представить вас своим друзьям как мою девушку. Вы позволите мне это?
– На сцену ни в коем случае нельзя! Вы же не хотите, чтобы у ваших гостей случилась массовая истерия? Но потихоньку представить можно.
Она не поняла, о чём я, но списала всё на боязнь сцены и пообещала относиться к моему решению с уважением.
Она снова убежала что-то проверить, наказав без неё не спускаться. Мне оставалось надеть украшения – и всё, образ готов. Я открыла дверь, за которой оказался один из её телохранителей. Увидев меня, он поёжился и сказал:
– Всё-таки вы жуткая женщина. Но рядом с вами госпожа стала спокойнее.
– Что ты имеешь в виду? – нахмурилась я.
– Она перестала рисковать собой. Я рад. А то я уже начал подозревать, что у неё адреналиновая зависимость. С её больным сердцем это было бы слишком опасно!
Что? Я невольно отступила обратно в квартиру и закрыла за собой дверь. В голове завертелись обрывки фраз и картин: «любит скорость, попадала из-за этого в аварию», то, как она жмется ко мне, всегда находясь в поле моей ауры, то, сильно она возбуждается, как часто дышит, как бледнеет и как сильно стучит её сердце! Если она зависима от ощущения опасности, то всё встаёт на свои места! Даже её прозвище приобрело свой смысл.
Я испугалась, но не знала, что с этим делать, да и у Мэд был праздник, поэтому пока решила молчать.
– Почему у вас такое лицо? – Мадлен появилась будто ниоткуда, взяла меня за подбородок и аккуратно поцеловала в губы. – Нам пора.
Когда мы вошли, конферансье громко объявила о прибытии «Мэд Войтович и её девушки Перси Брик». Зал взорвался аплодисментами, и началось веселье! Сначала мы прошли по всему клубу, чтобы как вежливые хозяева поздороваться с гостями. Я на всякий случай отмечала их реакцию на моё присутствие, но мы быстро переходили от человека к человеку, поэтому особо никто ничего не заметил.
А после Мэд позвали на сцену, усадили на трон, находящийся на возвышении, и ведущий этого вечера объявил о начале концерта. Я сидела за своим излюбленным столиком – Мадлен специально оставила его для нас – и не без удовольствия смотрела на яркие, даже кричащие, номера, выполненные в стиле кабаре. Костюмы, песни, танцы – всё создавало театрально выпуклую и насыщенную атмосферу праздника, полную канкана и пьяного веселья!
Для последнего номера ведущий попросил Мэд спуститься к нему. Когда она встала на ноги, я заметила, как она побледнела, несмотря на яркий свет софитов и массу косметики, которая была на её лице. Предчувствуя беду, я рванула к ней. Несмотря на то, что этот столик был самым близким к сцене, у меня не было шансов успеть – Мадлен запнулась и кубарем рухнула вниз. Кажется, я оказалась возле неё даже раньше, чем танцовщицы поняли, в чём дело, и подняли визг. Подбежавших следом телохранителей я отправила вызывать скорую и успокаивать людей, а сама не отрываясь смотрела на Мэд, на её рассечённый лоб и на то, как крови вокруг становилось всё больше.
Я взяла её за руку, и она открыла глаза.
– Мэд, простите меня, – боясь отвести взгляд, я быстро смаргивала слёзы, но новые вскоре оказывались на ресницах. – Простите меня, я во всём виновата, простите.
– Ну что вы, моя леди! – тихо, но с улыбкой отозвалась она. – В чём вы можете быть виноватой? В том, что вас не было рядом? Но кто мог знать, что я так глупо упаду! И со мной же ничего страшного не произошло, я немного полежу тут, с вами, и встану.
– Простите меня. Выслушайте! – я заговорила быстро-быстро. – Помните слухи, что ходили обо мне? Это всё правда. Люди на самом деле боятся меня, им неловко находиться рядом. Неужели вы не замечали?
– Замечала, но это же не имеет значения!..
– Подождите, не думайте, что вы – исключение. Только ваша адреналиновая зависимость давала обратный эффект, и вас ко мне тянуло. Вы стали получать необходимый вам адреналин каждую нашу встречу, но вашему телу это приносит только вред, – я вытерла слёзы рукой и продолжила. – Я знала, что мы не должны быть вместе, я знала, я же знала, что до добра это не доведёт! Но вы – единственная, кто не испугался моей ауры, единственная, кто увидел меня.
– Я счастлива слышать это.
Она ещё улыбалась, но глаза слипались, она теряла сознание, и, сколько бы я ни звала её, она больше не приходила в себя.
Медики и телохранители оттеснили меня от неё, я продолжала кричать и плакать, но меня кто-то держал, а я не соображала, что мне надо сделать, чтобы вырваться. Только когда Мэд уложили на носилки, хватка телохранителя ослабла, и я смогла рвануть следом. В карету скорой помощи меня не пустили, я села в свою машину и поехала следом за ней.
«Она не может умереть, она не может… нельзя, Мэд, не умирай», – мысли путались, но я неотступно следовала за своей целью и после того, как мы приехали в больницу. Я следовала по пятам за группой врачей и медсестёр, которые подхватили Мэд у бригады скорой помощи. Но дальше порога реанимации мне хода не было – двери закрылись перед моим носом, а я осталась в коридоре, ждать.
Прислонившись плечом к стене, я сползла на пол и больше не могла двигаться. Внутри не осталось ничего – только пустота, казалось, заполнившая меня целиком. Мне тоже нужна была анестезия, чтобы не сойти с ума от ожидания, и на какое-то время я получила её.
Не знаю, сколько прошло времени, когда пробегавшая мимо медсестра заставила меня пересесть на диван, стоящий в нескольких метрах от реанимации. Анестезия кончилась, и я оказалась один на один с неприглядной правдой – в том, что Мэд может умереть, виновата только я. Я не имела права идти на поводу у нашего влечения, ведь я понимала больше Мэд. Я должна была всё объяснить и уйти. Я могла и должна была выставить для неё такие преграды, которые она никогда бы не преодолела, лишь бы больше не встречаться с ней.
Звук открывающейся двери стал громом в стоящей до этого тишине, и я вмиг оказалась на ногах. Как в замедленной съемке видела, как выходит хирург, на ходу снимая одноразовую униформу, видела каждую складку на его одежде. Каждая чёрточка его лица отпечаталась в моём сознании – сухие губы, впалые небритые щеки, морщины на лбу и вокруг глаз. И тяжёлый усталый взгляд. Я уже не ждала, что он скажет, я знала, что, как только выйду за порог этой больницы, Персей Брик должна будет перестать существовать.