— Пожалуйста, — просит Анфи.
Губы Утэны открываются, говоря «нет» — но ее руки тянутся вперед в пугающе-однозначном «да».
Анфи — такая миниатюрная и изящная, и действует так уверенно. Ее рука очерчивает контур щеки Утэны и легко касается рта, стирая прочь любое «нет». Ее рука скользит ниже и осторожно — только намеком на прикосновение — накрывает округлости груди Утэны. У той перехватывает дыхание от нахлынувших ощущений; Утэна пытается вздохнуть, но вдыхает только аромат роз, окружающий Анфи, когда та склоняется к ее губам.
Никогда — кроме одного-единственного раза — Утэна не чувствовала себя настолько беспомощной.
Анфи не прекращает нежных поцелуев, а ее ладони скользят вниз, ложась на бедра Утэны. Руки самой Утэны вцепились в плечи Анфи, и, кажется, она не может их разжать. Анфи прерывает поцелуй и чуть заметно улыбается:
— Утэна-сама, я думаю, на постели нам будет удобнее.
Утэна набирает было воздуха, чтобы чтобы выдохнуть: «Да», — но снова задыхается в аромате роз. Анфи подталкивает Утэну к постели, и Утэна замечает, что прикроватные столики куда-то исчезли — теперь кровати сдвинуты вместе и образуют идеальный круг. Анфи — такая миниатюрная и изящная; Утэна обнимает ее, чувствуя торчащие локти и хрупкие кости, и отстраненно удивляется, откуда у Анфи взялась сила передвинуть кровати.
Может быть, она попросила брата помочь ей.
«Нет», — думает Утэна, обнимая Анфи и опускаясь на кровать. Она смутно помнит — ее память похожа на смазанную фотографию — как она была Анфи. Она была Анфи? Она помнит, как бегала и прыгала, и чистая энергия звенела в теле Анфи. Хотя она выглядит так, словно ее вот-вот сдует ветром, Анфи сильная. Анфи — сильнее нее. И сейчас Анфи склоняется над Утэной, а тело Утэны будто обратилось в воду. Утэна закрывает глаза, когда Анфи проводит пальцем по ее руке; она не может смотреть Анфи в лицо. Ей хочется закусить костяшку пальца, но еще слишком рано.
На стене комнаты, напротив высоких окон, видны две тени. Одна из них держит в руке сигарету — дым завивается тонкой спиралью, складывается в звездные узоры.
— Точно так же, как в прошлый раз. Казалось бы, она должна справляться лучше, раз это второе выступление, — замечает одна из них.
— Перестань придираться. Иногда второе выступление бывает и хуже первого, — отвечает тень с сигаретой. — И потом, у нее все равно получается лучше, чем у той, второй. Со своим братом она играет просто ужасно, а ведь та пьеса идет уже сотни лет.
— Следовало бы сменить актерский состав, — фыркает первая.
— После стольких лет на сцене?
— Ну, может, и нет, — вздыхает тень. — А где С-ко?
Вторая тень выдыхает клуб дыма, который сворачивается в вопросительный знак.
— Кажется, пропадает где-то с полярными медведями. Учится правдоподобно рычать и все такое.
— Ага, вживается в роль. Она совсем с ума сошла.
— Моноспектакли — такая штука. Начинаешь считать себя чуть ли не богом, — тень роняет сигарету. — Слушай: однажды жила-была ведьма, которая с радостью делала все, что пожелает ее брат, лишь бы он оставался с ней. Как-то раз ее брат пожелал одну девушку, и ведьма сотворила заклинание. Увы, что-то в заклинании пошло не так, и девушка тоже влюбилась в ведьму. И когда ее брат вернулся домой и застал их обеих в постели, он сказал: «Какую замечательную идею я придумал». Это было начало конца.
Первая тень смеется:
— Знаете, иногда ведьмы влюбляются в глупцов, которых сами же и околдовали.
Вторая тень с витиеватым жестом подхватывает:
— Знаете, знаете? Вы это знаете? — их голоса звенят в унисон.
Утэне кажется, что она слышит смех — где-то далеко-далеко — и она замирает в объятиях Анфи. Анфи бормочет что-то, уткнувшись в шею Утэны; это может быть «не обращай внимания» или, может, «хорошо?» Это может быть что угодно.
Не открывая глаз, Утэна лежит на постели, свернувшись в комочек. Анфи — рядом с ней, сзади, ее ноги переплетены с ногами Утэны. Одной рукой она обнимает Утэну за талию, удерживая ее, точно якорем. Другая рука — между ногами Утэны, под ее бельем, размеренно движущаяся.
— Пожалуйста, — произносит Анфи; Утэна чувствует движение ее губ на своей шее и не может сказать ни слова — мешает сбившееся дыхание, аромат роз и настойчивая рука Анфи. Утэна выгибается, подчиняясь ритму ласк Анфи, и та, прижимаясь к ее спине, двигается вместе с ней.
Между Анфи и ее братом есть разница — и Утэна старательно концентрируется на этих различиях. Она цепляется за тихие вздохах Анфи, за ее губы, выводящие узоры на коже. За то, что она чувствует Анфи позади себя, а не над собой. За одежду, которую Анфи все еще не сняла, за шуршание ее юбки. Цепляется за ощущение своих пустых рук.
— Пожалуйста, — повторяет Анфи, ускоряя темп движений. Утэна судорожно глотает воздух, запрокидывая голову; волны жара прокатываются по ее телу. Анфи плотнее прижимает ее к себе и проталкивает пальцы глубже. На мгновение распахнув глаза, Утэна видит перед собой брата Анфи — и вздрагивает в ее руках. Анфи — позади нее, он — перед ней, вдвоем они заключают Утэну в гроб; со всех сторон — смуглая кожа и желание. Она резко моргает, и вспышка удовольствия постепенно сходит на нет, а вместе с ней — и призрак брата Анфи.
— А... — она запинается, «к» застревает у нее в горле. — А-анфи!
— Утэна-сама, — успокаивающе бормочет Анфи. Движения ее руки замедляются, пока не останавливаются совсем. Утэна обмякает в объятиях Анфи; ее кожа покрыта потом, и Анфи все еще касается ее там внизу. Они лежат, слушая, как успокаивается дыхание Утэны, и после продолжают лежать в тишине.
— Вы не голодны? — Анфи нарушает неуверенное молчание. — Я могла бы что-нибудь приготовить.
— Н-нет. Я не... — Утэна хмурится и пробует снова. — Мне кажется, я немного устала.
— Конечно, Утэна-сама, — Анфи отодвигается, убирает руку. Утэна закусывает губу, чтобы не застонать, чувствуя скользящее прикосновение ее пальцев. — Я передвину кровати.
Утэна хватает Анфи за руку, наполовину повернувшись.
— Не надо. Уже... уже поздно. Ты же можешь сделать это завтра?
Она вспоминает ту поездку в машине, где между ним и ней случилось столь многое, и просто не может оставаться сейчас в пустой постели. Она не хочет путать Анфи с ее братом. Она бросает быстрый взгляд через плечо, но в очках Анфи отражается лунный свет, и разглядеть ее глаза не получается.
Анфи высвобождает руку из хватки Утэны и успокаивающе поглаживает ее по спине.
— Конечно, Утэна-сама. Я тоже устала.
Утэна снова расслабляется, и тихое дыхание Анфи становится еще тише по мере того, как та погружается в сон. Анфи по-прежнему удерживает Утэну, их ноги по-прежнему переплетены. Утэна по-прежнему позволяет себя удерживать, неотрывно глядя на яркие звезды в окне.

***
Позже, плача вместе с Анфи на вершине башни Акио, Утэна понимает, что одна из причин, по которым она потянулась за Анфи, когда та опрокидывалась за край крыши — это то, что она сама тоже боялась упасть. Ведь если днище ее гроба упадет, то Утэне ничего не останется, кроме как рухнуть следом.
А еще позже, когда все уже заканчивается, она понимает, что Анфи никогда не была днищем гроба. Она была в гробу вместе с Утэной. Все время вместе с ней.