Проснулась Клэр от ритмичного металлического жужжания. Точнее от того жуткого звука, с которым металл врезается в плоть.
Вжик-вжик.
Вжик-шмяк.
Вжик.
Это был вибронож − старая, еще дореволюционная модель с гладкой блестящей на свету рукоятью. Такой был у Тересы. Их с Майли первое после академии дело: после него Клэр перевели в отдел межвидовых преступлений и дали право носить оружие.
Тересу и девятерых ее разжиревших на человечьей плоти детенышей сначала изолировали, а потом выдворили на родную планету без права выезда. А Майли похоронили за государственный счет.
Вжик-вжик.
Звук словно замедлился. Не открывая глаз, Клэр потянулась за пушкой и поняла, что лежит в постели абсолютно голой. Место преступления: гостиничный номер, установить время и обстоятельства пока не представляется возможным. Поправка: время установлено − предположительно 05:15:733.
Свет был приглушенным и с трудом пробивался сквозь шторы, но Клэр не дала мысленной команды повысить яркость, хотя класс гостиницы явно это позволял. Номер был и правда шикарным − с голографическими экранами на потолке и стенах, на столе стояла ваза с фруктами, названия которых Клэр с трудом могла вспомнить.
Здесь было почти так же мило, как в домике (паучьем гнезде) людоедки Тересы.
Жужжание виброножа доносилось откуда-то из ванной. Проклиная себя за медлительность, Клэр плюнула на первичный осмотр места преступления и стала искать пушку. Подушка − мимо.
Прикроватный столик. Она никогда не оставляла оружия там, где не могла до него дотянуться.
В отчаянии Клэр пошарила под кроватью − пусто. Руки тряслись, когда она, забыв об осторожности, стала вытряхивать ящики комода.
Вибронож в ванной все так же монотонно (иногда немного причмокивая) жужжал. В организме большинства живых существ содержатся минералы. Кости, чешуя, сложно управиться быстро. У Тересы были жвала, вибронож, и все равно последнее тело она не успела до конца спрятать. Потому что Клэр знала, кого искала.
Стены сменили цвет, и прямо из воздуха на нее бросилась ярко-алая птица.
А потом голограммы, вообще весь свет в номере разом погас − без иллюзий и подсветки комната выглядела белоснежной тюремной камерой, плотно задернутые шторы оказались ненастоящими. Поэтому она никогда не покупалась на телепатические интерфейсы − с ее-то нервами, чаще всего их просто вырубало.
Зато внизу у окна Клэр нашла свою детку и обняла ее за большое блестящее дуло. Никакой автоматики, только прицел, патроны, курок и − так и быть − лазер. Только классика, моя пушка больше твоей.
Жужжание в ванной прекратилось. Клэр встала в боевую стойку, попыталась выровнять дыхание и досчитать до ста (это не помогало, просто считать ее научила Майли).
У вышедшего из ванной противника не было при себе ножа: это были хорошие новости. Плохие были в том, что это не делало его менее опасным.
Клэр не помнила названия вида, но вроде бы что-то гуманоидное: синяя кожа, развитые молочные железы, тонкие кости, заканчивающиеся когтями верхние конечности, клыки и волосы − на улице можно было бы списать на ветер, однако в гостиничном номере они извивались, как змеи. Сложно было на них не смотреть.
− Ни с места, − она слышала эту фразу в каком-то старом сериале.
− Клэр! − у нее был на удивление приятный голос. Вкрадчивый, но приятный.
Клэр начало смутно казаться, что она его помнит.
Это был ее номер. Вдруг словно из ниоткуда возникло воспоминание о том, что она ругалась с ящерицей на ресепшен, и все равно не удалось подыскать номер без голограмм. Присмотревшись, Клэр поняла, что тут две кровати: просто их сдвинули и заложили середину подушками, как в основании баррикад. На полу справа валялись ее форменные брюки.
Клэр крепко зажмурилась, все еще держа палец на курке, а потом часто заморгала. Ущипнула себя за руку.
Инопланетянка покачала головой − было заметно, что пряди-щупальца слева короче, чем справа. И они были крашеными: Клэр достаточно часто красила волосы, чтобы знать, что столь насыщенного черного цвета не бывает в биотипе ни одной расы.
− Лейтенант О’Хара, − свою фамилию она не любила, однако сейчас она сработала катализатором, − придержи оружие.
− Мойра? − теперь ее удивляло, как она могла не помнить. В смысле, серьезно.
Все, что она видела и думала минуту назад, казалось немного нереальным. Словно происходило с какой-то другой Клэр. Той самой, которая поймала Тересу над трупом Майли, и с тех пор стреляла до того, как подозреваемый успевал двинуться. Пошевелиться. Для поглощающих кислород форм жизни − даже дышать.
Ее все еще звали Клэр О’Хара (носить одну фамилию с представителями крупнейшего мафиозного синдиката − дурная шутка для копа), ей было двадцать пять лет и пять дней, и у нее давно была другая напарница.
− Что на этот раз? − Мойра не выглядела расстроенной или обиженной, скорее немного сонной.
− Вибронож. Звук, − призналась Клэр и, не удержалась, спросила: − Что ты делала в ванной?
− То, что женщины моего вида обычно пытаются делать без посторонних глаз − стриглась.
Клэр посмотрела на попытку изобразить лесенку и искренне от души расхохоталась.
− Мойра, не хочу тебя разочаровывать, но в твоем случае это бессмысленно − они же все равно отрастут, − и добавила: − Нет, ну виброножом. Когда Карл услышит, что ты…
− Я не смеюсь над тобой, когда ты бреешь ноги, − возразила Мойра, за пару мгновений она подошла достаточно близко, чтобы положить руку на плечо, а главное осторожно разжать сжимавшие оружие пальцы. − И твой чип вырубает мои голограммы. Приходится выкручиваться, я же не хочу напугать нашего подозреваемого.
Подозреваемого звали Альфа Ти, и, кажется, он был в восторге от всех форм жизни, вне зависимости от их пола и расы. Точнее он спал со всеми формами жизни, правда часть из них после (или до) оказывалась мертвой.
− То, что ты перекрасишь волосы, тебе не поможет, − сказала Клэр, но на всякий случай запустила предварительный анализ. Несколько сотен параметров − это займет около получаса и будет стоить адской мигрени. Мигрень Клэр ненавидела гораздо меньше, чем те моменты, когда чип «залипал», и она чего-то не помнила. Например, как вообще так вышло, что она, ненавидя технический прогресс до глубины души, разрешила запихать его себе в башку.
− Ему нравятся блондинки, − сказала Мойра, накручивая на палец прядь ее золотисто-рыжих волос. − Мне тоже.
Первый месяц Мойра дразнила ее «блондинкой», потому что Клэр была человеком, была слабее, была младше. А еще Мойра не любила работать с напарником и была той еще стервой.
Карл говорил, что сбой идет на уровне ассоциативных цепочек. Воспоминания располагались не как на экране планшетки или в музее, а хаотично.
Клэр одновременно целовала Мойру в соленые губы и вспоминала, как они цапались, когда только познакомились: и то, и другое было приятно.
− Иногда я мечтаю о том дне, когда вскрою тебе череп и вытащу этот долбаный чип, − на ухо прошептала ей Мойра.
− Я все слышу, − предупредила Клэр, чувствуя, как мокрая удлинившаяся прядь коснулась плеча. Раньше она реагировала, инстинктивно тянулась к оружию − чем ужасно бесила Мойру, «портила нахрен весь настрой», сейчас при всем желании ей бы не удалось скинуть эту сладкую безмятежную расслабленность.
Карл признавался, что однажды брал анализы, но никаких запрещенных или незапрещенных гормонов не нашел. Мойра на предположения об афродизиаках обычно смеялась.
Чип тоже молчал, перестав выкидывать ассоциативные цепочки и цифры на периферию зрения.
Головная боль, зарождавшаяся под веками, утихала, перестало ныть потянутое накануне плечо − вчера они попали в перестрелку и, дойдя до номера, просто бессильно упали.
− Тогда слушай.
У Мойры были лазоревые непропорционально большие глаза и острые скулы. Когда они проводили задержания, стоявшую рядом Клэр − которая привыкла действовать гораздо жестче (а иногда и жестче, чем позволял закон) − никто потом не мог вспомнить. Хотя ее пушку и отлично поставленный удар обычно запоминали надолго.
Сейчас не было необходимости стрелять, и Клэр не знала, куда деть руки. Может быть, дело было в отключившимся чипе, а может, она действительно каждый раз забывала. Или ни один раз не был не похож на предыдущий.
Из-за непроходящего соленого привкуса на губах, Клэр казалось, что ее утягивает на дно океана.
Поцелуй вдруг разорвался, что-то подбросило ее в воздух − подбросило и поймало. Клэр не помнила, боится ли высоты, боится ли чего-то вообще, новые ощущения завораживали.
− Теперь я знаю, почему Мойра, − сказала Клэр. − Ты морское чудовище.
Мойра (в базе у нее было другое имя, только никто им не пользовался) улыбнулась, словно уже слышала эту шутку.
− А ты болтливая девственница, − Клэр хотела возмутиться, что с хрена ли она и… ммм, смогла только промычать. − Я читала вашу мифологию. Довольно забавно. Ау!
Клэр освободила рот, укусив ближайшее щупальце, но подумав, попробовала зализать языком ранку. Горло немного запершило от горечи.
− Поиграли и хватит, − сообщила Клэр, висеть в воздухе, болтая ногами, было весело только первые минут пять. Теперь хотелось большего. − Отпусти.
Клэр откуда-то знала, что Мойра всегда отпускала − при этом, не давая упасть, а притягивая к себе, увлекая на кровать. Так-то лучше.
Ей нравилось самой решать, как и к кому она прикасается. Что всегда немного озадачивало их обеих (и озадачило бы Карла, хотя к черту Карла), Клэр неизменно помнила: как стрелять и как сделать приятно. Это было вроде инстинкта, рефлекса, от многократного повторения въевшегося в память.
Можно было поцеловать за ухом, провести пальцами вдоль линии роста волос, помассировать плечи, живот, погладить по внутренней стороне бедра. Мойра выругалась по-своему (Клэр все время хотела перевести и выучить, но каждый раз забывала) и, стиснув зубы, застонала.
Перед глазами потемнело, когда одно из щупалец − странно было, как можно вообще принять их за обычные волосы − слишком сильно затянулось вокруг шеи.
− Блядь, я ненавижу, когда ты так делаешь, − выругалась Клэр. − Ебаные тентакли.
− Но остальное, − напомнила Мойра, ее дыхание участилось, кожа на ощупь уже не казалась холодной, как у пресмыкающихся, − тебе нравитс-с-ся.
Клэр сделала вид, что не слышала шипящих, потому что ей нравилось. И раскинувшаяся на постели Мойра, и ее щупальца, синяя кожа, собственное возбуждение, мешавшееся с чувством опасности.
Если бы это вдруг оказалась галлюцинацией, внушенной наркотиком, она бы не смогла от него отказаться, но к счастью это было реальным точно так же, как и Альфа Ти, убийства Тересы, ордер на арест, папка из тринадцати нераскрытых дел, пришедшая по сети от шефа, ящик с уликами номер 3d238.tkl:218, где чего-то недоставало, какого-то файла, анализа, который просто напрашивался, до сих пор непонятно, как эти идиоты еще не сделали, нужно было позвони…
− Т-ш-ш, − целуя ее в губы, пробормотала Мойра. − Тихо, я тут, ты тут. Предлагаю закончить то, на чем мы остановились.
Из упрямства Клэр покачала головой, Мойра поцеловала ее в подбородок, опустилась ниже, ведя дорожку поцелуев вниз живота. Щупальца гладили спину, обвивали бока.
За это, пожалуй, Клэр больше всего любила Мойру − она помнила, как именно Клэр нравилось. Никаких щупалец, игрушек и посторонних предметов: язык или пальцы (когти втянуты), но лучше бы обойтись языком.
− Ты слишком напряжена, − удивительно, где Мойра находила время болтать. Возмутительно, что она его находила. Клэр могла только стонать, нести какую-то романтичную хрень, угрожать убить ее, убить кого-нибудь в ее честь, помочь скрыть улики.
− Блядь, − выдохнула Клэр, сократив длинную тираду до одного слова, но Мойра, кажется, поняла. Или не поняла, но все равно все делала правильно.
Правда руки оказались намертво связаны над головой, не удавалось сделать ничего, кроме, как ругаться, а ругалась Клэр от души.

Накатившая после оргазма расслабленность была приятной, однако каждый раз приносила с собой одни и те же вопросы:
− Зачем ты это делаешь?
− Ты уже спрашивала, − пожала плечами Мойра и нахмурилась: отросшие заново волосы теперь были черными только до середины и, видимо, это оскорбляло ее чувство прекрасного.
− Чертов чип не врубится еще минут пятнадцать.
− Тем более нет смысла отвечать, − у Мойры был такой вид, как будто это у нее только что был самый охренительный секс в ее жизни. Поэтому Клэр и хотела узнать, в чем дело: она чувствовала, что ее наебывают, но не могла понять, в чем именно. − Ты не запомнишь.
− Ты говоришь так, как будто не хотела вскрыть мою черепную коробку виброножом, чтобы от него избавиться.
− У всех есть преимущества и недостатки. Твои мне нравятся.