Дверь за спиной Дот открывается неожиданно. Она видит перед собой полосу неяркого света и резко трет ладонью влажные глаза. Рефлекторное движение, за которое Дот сразу на себя злится.
Она сжимает губы. Моргает.
Она не собирается поворачиваться. Она хочет остаться одна — наедине с тем, что жжет изнутри. Наедине с болью, стыдом и уязвленной гордостью. Но шаги, приближающиеся с каждой наносекундой, слишком знакомые, и такой же рефлекс толкает ее, все-таки по-прежнему Command.Com системы, встать навстречу рыжеволосой женщине-спрайту. Однако ноги — после микросекунды в скорченной позе, после целой секунды практически без питания и без сна — больше её не держат. Так что Дот делает несколько шатающихся шагов и опускается на пустой ящик. В ней больше не осталось ни сил, ни слез.
— Что тебе нужно? — глухо спрашивает она, когда пальцы бывшей наемницы — бывшей соратницы — чересчур близкой подруги — Мыши касаются ее спутавшихся волос.
— Не мне, а тебе, дорогая, — поправляет Мышь, возвращая на место выбившуюся из-за ее уха прядь.
Дот не отвечает. Что нужно ей, она не знает тем более. Еще недавно казалось, что она наконец-то нашла ответ — но всё обернулось новой войной, тяжелой пустотой в глазах Боба и грубым разрывом в самом средоточии ее кода.
Мышь укоризненно качает головой, а Дот смотрит в пол. Ее плечи слегка дрожат и опускаются, как и взгляд, однако упрямства пока хватает, чтобы просто сидеть, делая вид, что у нее действительно всё в порядке. Но движение ладони по виску и щеке заставляет ее вновь посмотреть в лицо Мыши.
Выражение этого лица кажется очень знакомым. Давние воспоминания шевелятся внутри Дот, и она едва заметно качает головой.
— Дела не так плохи, — с усилием говорит она.
— Правильно, дела плохи совсем не так. Совершенно иначе плохи.
Дот только вздыхает. С остротами Мыши у нее не выходило спорить даже во времена безнадежного сопротивления. По крайней мере, любимым оружием Дот — фактами и аргументацией. Но сейчас не те времена. Ей не требуется… она сжимает кулак, и это, конечно же, не укрывается от цепкого взгляда Мыши. Дот узнаёт такой взгляд, и не может понять, что чувствует по этому поводу.
— Я думаю, тебе нужно расслабиться, — замечает Мышь, прищурив сиреневые глаза. Несложно догадаться, что она имеет в виду. Для Мыши всё всегда очень просто, но Дот — не она, на том и стоит покончить. На том и было покончено, когда-то давно.
Пальцы Мыши легко ложатся на личный значок. Невесомым прикосновением — даже не попыткой действия, а намеком. Возможностью.
— А как же... Рэй? — спрашивает Дот первое, что приходит в голову.
— Плевать на Рэя, — усмехается Мышь.
— А как же...
Мышь перебивает её:
— Плевать, дорогая. Мне решительно на всё и всех наплевать, пока с тобой такое творится.
Дот собирается возразить — заранее отыскивает два-три десятка очень правильных слов.
Но Мышь уже наклоняется, чтобы поцеловать ее, а Дот упирается руками ей в грудь — разум хочет оттолкнуть, не позволить всему этому случиться еще раз, сейчас и здесь. Но какой-то другой — всегда тщательно подавляемой — частью личности она по собственной воле тянется к губам Мыши, отвечает ей и даже задумывается о перехвате инициативы.
Когда они обе делают вдох, Дот шепчет команду, позволяя чужим пальцам наконец прижаться к своему значку. Спустя наносекунду ладонь Мыши уже накрывает ее обнаженную грудь, скользит легко ощутимой лаской.
Биткарта Дот полностью открыта прикосновениям, способным изменить ее переменные характеристики. И пусть. Мышь целует ее в шею, как любит — куда больше, чем поцелуи в губы, давным-давно ставшие обычным приветствием — и обнимает другой рукой. А затем отрывается и пристально смотрит — словно надеется что-то отыскать в лице Дот. Можно даже смутно понять, что именно.
На этот раз Дот действительно целует сама, воспользовавшись моментом. И пока длится поцелуй, куда более вдумчивый, Мышь скользит ладонью ниже, от груди к животу. Дот вздрагивает, но пальцы Мыши дразняще проходят по внутренней стороне бедра. Теплые, очень живые пальцы — которым не получится не открыться.
Она чувствует внезапное облегчение от того, что решать не ей — хотя бы эти несколько микросекунд. Она просто доверяет Мыши — и в этом тоже.
Дот откидывается назад, тихо стонет, а Мышь крепко держит ее за плечи, не давая потерять равновесие, неровно и жарко дышит ей в ухо, и это дыхание задает ритм для Дот. Она обхватывает талию Мыши ногами, двигает бедрами навстречу ее пальцам. Ее глаза закрыты. Ничего больше нет — только руки Мыши и волны удовольствия, накатывающие на Дот одна за одной. Из низа живота, до самого ядра ее личности.
Одна за одной. Неясно, сколько времени это длится. Кажется, пульсирующие волны наконец достигают места разрыва, оплетают защитным коконом. Кокон — цвета глаз Мыши — ярко вспыхивает перед ней.
Дот застывает на мгновение, а затем громко и резко выдыхает сквозь зубы. И понимает, что Мышь уже ничего с ней не делает, только осторожно обнимает, устраивая удобнее.
— Легче теперь? — в негромком голосе трудно угадать чувства.
Дот мотает головой. Неясно, можно ли назвать это «легче». Разрыв надежно изолирован от остального кода, но не закрыт. Его невозможно закрыть просто так — и даже Мышь не может не знать об этом. Ей хотя бы нужно… Неожиданная мысль обрывается, когда она слышит:
— Ну, выходит, это еще не всё. Поплачь, дорогая. Это не страшно. Какая разница, что там о тебе скажут.
И Дот, так и не разжав слишком тесных объятий, беззвучно плачет, уткнувшись Мыши в плечо, а та гладит ее по голой спине. Нежные и сильные ладони — какими они были тогда, какими остались и по сей цикл.
— Что я буду делать теперь? — тихо спрашивает Дот, когда ее слезы высыхают так же быстро, как появились. Так же она спрашивала, не отворачиваясь от стены склада, куда ушла плакать, чтобы верные биномы и Фонг не увидели слабости Command.Com.
И Мышь отвечает, как и тогда, с небрежной теплотой в голосе:
— То же, что и всегда, дорогая. А потом мы что-нибудь придумаем.
Дот кивает и не признается себе, как ей неожиданно хочется улыбнуться: настолько это звучит просто — и правильно — по сравнению с болезненными метаниями последних секунд.
— А пока, дорогая, наплюй на всё, — усмехается Мышь, касаясь ее уха легким, но многообещающим поцелуем.