Это было давно. Тогда, когда Мадам Вольф подобрала меня на улице и предложила работать у себя танцовщицей. Я только приехала в большой город, и она позволила мне пожить у неё, пока я думаю. Она много рассказывала мне о своём кабаре, о девочках-танцовщицах, о своих сыновьях, которые ей помогали там. Я тянула с ответом, потому что боялась – боялась публики и мужчин. Боялась, что там все становятся продажными девками, но Мадам Вольф успокаивала меня.
- Я понимаю твой страх, - говорила она низким прокуренным голосом. – Но те времена прошли. Я никому не позволю приставать к моим девочкам, а мои сыновья мне в этом помогут!
Она говорила так уверенно, что я согласилась.
В тот же вечер Мадам рассказала мне ещё одну историю.
- Раньше было по-другому. Раньше любой мог заполучить танцовщицу себе на ночь, если у него было достаточно денег. И если у этой девушки уже не было покровителя. Я расскажу тебе о тех временах, когда я работала у одной знатной госпожи, которая тогда владела этим местом. Меня она отыскала в каком-то замызганном баре, где я, уже располневшая после родов, пыталась что-то изображать на сцене. Жалкое зрелище, я тебе скажу! Но госпожа предложила мне стать наставницей молодым артисткам, учить их танцевать. А по вечерам работать за барной стойкой – она только открывала своё дело, и у неё не хватало людей и денег. Про неё говорили разное: и что она вдова и дело открывает на сбережения, оставшиеся от мужа, и что раньше она была тихой и забитой серой мышкой, и что у неё никакой деловой хватки и дело прогорит, и даже то, что ради кабаре она сама убила своего мужа. Той правды нет, а для меня правдой стало то, что она горела идеей и заразила этой идеей меня.
И мы стали делать шоу. Вместе подбирали девочек по приятной внешности и хорошей пластике, потом госпожа доверяла их мне. А сама занималась всем: костюмами, оформлением зала, подбором официанток, счетами. Мы усердно трудились, чтобы через два месяца запустить представление!
Конечно, это было не ахти какое шоу, нам не хватало техники, красочности и – первое время – зрителей. Но как-то незаметно посетителей стало больше, девочки стали танцевать слаженнее и гибче, да и всё вокруг говорило о праздном веселье! Теперь нам не хватало одного – звезды. Той или того, чей номер будет лучшим, ради которого люди будут рваться к нам, в какой точке города они бы ни жили!
И эту звезду искали мы обе, а нашла она нас. Когда она зашла в то заведение днём, одетая в потёртую одежду не по размеру, с растрёпанными светлыми волосами и попросила дать ей хоть какую-нибудь работу, мы тут же кинулись к ней. Возможно, не сойди мы с ума от бесплодных поисков, мы бы и не взглянули на девочку лишний раз, но мы тут же стали её вертеть, прикидывать причёски, бегать вокруг, ставить под свет, на сцену и просить петь. А когда она запела, мы с госпожой смотрели друг на друга и не могли найти слов от ликования. Наконец-то! Вот то, что принесёт нам успех!
И мы ещё долго скрывали её ото всех. Ставили голос, манеры, движения, учили танцевать, владеть собой, даже смотреть! Подбирали репертуар, делали костюмы, ставили номера. Мы назвали её Джули.
Она вышла к зрителю только тогда, когда мы были в ней уверены, как в самих себе, и она действительно произвела фурор! С каждым вечером о ней узнавало всё больше и больше людей, всё больше мужчин приезжало ради неё и всё больше мужчин хотели заполучить её.
Но этого госпожа не смогла бы стерпеть. Мы никогда не обсуждали эту тему, но надо ли? Я работала с ней бок о бок, видела ей в стольких разных ситуациях! Мне ли было не понять, что она полюбила эту девочку. Она восхищалась Джули, но искренне любила ту, которая играла эту роль для всех. Может, когда-то госпожа и была серой мышкой, но страсти ей было не занимать.
Как можно было защитить артистку из кабаре? Ту, которую все считали доступной? Которую, как каждый думал, можно купить за деньги? Я спросила об этом у госпожи, и буквально на следующий день она начала своё маленькое представление.
В тот день мало кто заметил молодого паренька в сюртуке, галстуке-бабочке и цилиндре. Он выглядел как все, кто приходил смотреть на канкан, да к тому же сидел в самом дальнем углу. Он украдкой и будто нехотя посматривал на сцену, цедил шампанское и слушал, о чём говорят люди вокруг. Но стоило конферансье объявить номер Джули, как паренёк, которого на самом деле изображала госпожа, вскакивал на ноги, брал стул и ставил его перед сценой так, чтобы ему хорошо было всё видно. А мы, все кто там работал, как могли придавали пареньку важности: наши парни разгоняли зрителей, оставляя вокруг госпожи большой круг без людей, служанки суетились и лебезили, будто надеясь на хорошие чаевые, шушукались между собой, раздувая слухи о богатстве и влиятельности гостя.
Я искренне веселилась, наблюдая это представление. Теперь у Джули был покровитель, и она выделяла его из прочих. Пела, улыбаясь и подмигивая всем, но на госпоже задерживала взгляд чуть дольше. Флиртовала со всем залом, но воздушные поцелуи отправляла ей. Я восхищалась этими двумя – это же сколько актёрского таланта надо, так тонко сыграть, оставаясь на грани, за которой гости могли почувствовать себя лишними.
Но вскоре госпожа призналась мне по секрету, что её любовь обрела взаимность. Я была очень рада за них обеих – от счастья они казались такими лёгкими и такими родными друг другу! Но показывали это только мне, больше никто не догадался. И запомни, девочка, ты – первая, кому я рассказываю эту историю.
Мадам Вольф сделала паузу, чтобы промочить горло и прикурить сигарету, и я задала вопрос:
- А где они сейчас? Я могу с ними познакомиться?
Мадам посмотрела на меня тяжелым взглядом. Она вся помрачнела и какое-то время молчала.
- Они умерли так, как мечтают многие – красивыми, счастливыми и в один день. Случайно попали в перестрелку между враждующими бандами в промышленном районе города, куда они поехали забирать материал для костюмов. Госпожа так и продолжала делать всё сама.
- И тогда кабаре стала заправлять ты? Оно так же называлось, как и сейчас?
- Нет. – Мадам снова посмотрела на меня, будто думала, стоит ли мне рассказывать всё до конца или нет. Но продолжила. – После смерти госпожи всем стал управлять её брат. Но у него всё валилось из рук, он не мог ни с кем найти общий язык. Порядка не было, танцовщицы, когда-то искренне любившие это место, уходили, а новые не задерживались долго. Стали ходить слухи, что кто-то портит их костюмы, мешает выступлениям. И всему этому придавалось загадочное, даже мистическое значение! Даже я поверила в то, что в здании поселились души так неожиданно погибших женщин. Когда кабаре было на грани банкротства, брат госпожи дешево продал мне его и убрался куда подальше.
- На тебя призраки не злились?
- Не знаю, - Мадам пожала плечами, и вся мрачность куда-то делась. – Когда я получила документы о владении, я пришла в пустой зал и долго-долго говорила со стенами. Я рассказывала, что собираюсь делать, как поправить положение, как снова добиться успеха. Так же я сказала, что если не сменить название, у меня ничего не получится. А в конце я поблагодарила госпожу за то, что она сделала для меня. Может, дело в этом, а может, никаких призраков не было, просто тот братец ничего толком не умел. Но пока моё дело идёт на лад.
На том разговор завершился, но перед сном Мадам Вольф сказала мне:
- Но, знаешь, мне хочется верить, что призрак госпожи в сюртуке и призрак Джули в блестящем платье бродят иногда по залу или сидят на рампе и улыбаются, наслаждаясь моим шоу.