Вам исполнилось 18 лет?
Название: Время пополам
Автор: Мицуэ Такакуса
Номинация: Ориджиналы от 1000 до 4000 слов
Фандом: Ориджинал
Пейринг:
Рейтинг: G
Гендерный маркер: None
Жанр: Романтика/Флафф/Повседневность
Год: 2014
Скачать: PDF EPUB MOBI FB2 HTML TXT
Описание: Как бывает трудно найти бету на фемслэшный рассказ и что может получиться в итоге, если вы ее найдете.
— Не то, не то, не то... — задумчиво твердила Кейко, проматывая фанфики с пометкой «юри». Неделю назад они с однокурсником Тацуо поспорили по какому-то пустяковому поводу, и Кейко, как проигравшая сторона, должна была написать фемслэшную зарисовку. Видимо, тогда она была уверена в своей победе, потому что иначе ни за что бы не согласилась писать то, что даже мысленно называла не иначе как «неприличные рассказики». Как она сейчас была зла, как досадовала на себя и это глупое пари! Сперва задание показалось ей несложным: в сети было немало таких работ, и можно было смело позаимствовать сюжет и средства выразительности из них, — однако чем дальше Кейко читала, тем слабее верилось в то, что хоть какой-нибудь из этих рассказов удастся взять за основу для своего.
«...Фуриэль лежала в окровавленной ванне. Все плыло перед глазами... боль... слезы... отчаяние... как ее могли предать?!?!?!? Почему???? «Я не забуду тебя, Муриэль... даже в глубине ада я буду вспоминать тебя и нашу любовь...» — прошептала она, и по щеке скатилась кровавая слеза...»
«Нет, я такое написать не смогу, — вздохнула Кейко. — Все сразу догадаются, что я это откуда-то скатала. Чтобы добрая, доверчивая балда Хитоцубаса выдумывала истории о самоубийствах из-за несчастной любви? И дурак не поверит!»
Следующая работа обещала быть более интересной: над ней стояла пометка «жизнерадостный пвп». Зацепившись взглядом за слово «жизнерадостный» и усилием воли выкинув из головы приключения окровавленной Фуриэль, студентка перешла по ссылке и углубилась в чтение.
Сначала у нее покраснели уши. Потом щеки. Потом Кейко часто заморгала, словно перед преподавателем, задавшим каверзный вопрос. Наконец она принялась лихорадочно проматывать рассказ, надеясь, что хотя бы в конце наметится вразумительный и приличный сюжет, но ее надежды были тщетны.
— «Я поимею тебя, сучка! — прорычала Джейн и вцепилась зубами в шею Мэри.
— Катись к черту! — рявкнула Мэри, раздвинула ноги Джейн и принялась тереть ее...»
Кейко ойкнула и торопливо закрыла страницу. Теперь она знала, что рассказов, которые помечены как «пвп», стоит избегать, и принялась искать что-нибудь в жанре романтики. Через несколько страниц ей попался ориджинал под названием «Дождь, большой город, ты и я». Девушка мечтательно прикрыла глаза: кажется, ее поиски увенчались успехом. Красивая лиричная история о дожде и любви — что может быть прекраснее? Она щелкнула по ссылке, окинула рассказ беглым взглядом, убедилась, что ни мертвых Фуриэль, ни кусающихся и что-то трущих Джейн там нет, и принялась читать.
«...Цуруми сидела на подоконнике в номере престижного отеля. Рядом с ней стояла открытая бутылка «Моэта», а хрустальная пепельница напротив стремительно наполнялась окурками. К женщине подошла Муцуми, с которой они познакомились час назад в баре.
— Выпей, — Цуруми протянула ей бутылку. — А потом мы перепихнемся. Ты ведь этого ждала?»
Кейко снова закрыла страницу: нет, в такой сюжет в ее исполнении тоже никто не поверил бы. Хитоцубаса была последней трезвенницей на курсе, а история о том, как она, первый и последний раз попробовав закурить, кашляла и пускала дым из ушей, до сих пор переходила из уст в уста. Да и не разбиралась студентка из небогатой семьи ни в марках дорогого вина, ни в названиях престижных отелей... На душе у Кейко было тоскливо, как у студента, потерявшего спасительную шпаргалку. Она была свято уверена, что, прочитав достаточно чужих работ, можно будет написать свою, но ни один из прочитанных фанфиков и ориджиналов и близко не походил на то, что могла бы создать первокурсница педагогического факультета. Можно было, конечно, прийти на пару и честно сказать: «Знаешь, Тацуо-кун, я сдаюсь, у меня не получится написать то, на что мы поспорили. Можешь надо мной смеяться!» Но Кейко не хотела, чтобы над ней смеялись!
Тяжело вздохнув, она обвела комнату взглядом. Это была обычная комната молодой девушки: плюшевые игрушки, книги, в углу гитара, на кровати лежал недочитанный томик ранобэ, по стенам были развешаны постеры Хитоми Симатани, Оницуки Чихиро, Кокии, Шпица и других исполнителей приятной легкой музыки. Над столом, на самом видном месте, висел подарок бабушки — красивая открытка тридцатилетней давности с Мисорой Хибари, а из-за открытки почти стыдливо выглядывал краешек фотографии какой-то сухощавой женщины в мужском костюме. Это фото Кейко подарила Миори с третьего курса, девушка не без странностей, но интересная и дружелюбная. В семье студентки недолюбливали Миори, и потому подарок пришлось спрятать.
Внезапно Кейко пришла в голову мысль, что старшая подруга может помочь ей с рассказом. Конечно, они никогда не беседовали об этом, и Хитоцубаса не знала, разбирается ли Миори в таких вещах, но попробовать определенно стоило. Она набрала номер подруги:
— Миори-тян?
— Ммм? — отозвался то ли сосредоточенный, то ли просто сонный голос. — Цубаса? — Миори всегда называла Кейко по сокращенной фамилии.
— Да, это я, Кейко. Я тебя не отвлекаю?
— Не очень. А что такого случилось, что ты вспомнила мой номер, по которому уже полгода не звонила?
— Прости, я... — Девушка смутилась. — Мне правда неудобно, но ты же знаешь...
— Ну да, ну да, меня у вас не любят. Окей, что хотела спросить?
— Миори-тян, мы тут с одним мальчиком поспорили и решили, что, если я проиграю, напишу рассказ... ну... в общем, про любовь двух девушек. И я проспорила. Мне его теперь надо писать, — выпалила наконец Кейко.
Третьекурсница расхохоталась в трубку:
— Поздравляю с почином! И что же мешает?
— Миори-тян, не смейся, пожалуйста! — взмолилась Хитоцубаса. — У меня не выходит... Я не знаю, что писать, как развиваются такие отношения, как ведут себя девушки, что и когда происходит. Может, ты подскажешь мне?
Миори помолчала, словно собираясь с мыслями, и ответила:
— У меня, вообще-то, тоже опыт по части написания фемслэша не ахти какой, боюсь, что не выйдет. Да и времени у меня в обрез, завтра уезжаю.
— Миори-тян, ну пожаааалуйста! Я перерыла весь Интернет, пыталась научиться у других авторов, но не нашла ничего подходящего.
— Хм-м... Слушай, а может, тебя познакомить с Асакой?
— С кем?
— С одной моей знакомой. Она в этих вещах понимает, — заговорщицким тоном добавила Миори. — Вы с ней встретитесь, ты ее расспросишь о том, как протекают отношения женщин, что в них бывает и чего не бывает... Завтра ты свободна? Дам ей твой номер, вы созвонитесь.
— Ой, спасибо большущее, Миори-тян!
— «Спасибо» не звенит и не булькает. С тебя — помощь в раскодировании диска, точнее, восьми дисков.
— Ты что, опять?!
— А что «опять»? В сентябре Юхи уходит, и это ее последний видеобокс в театре. Как я могла такое пропустить? В общем, ты дописываешь свой фемслэш, приходишь ко мне, когда я вернусь, и мы раскурочиваем видеобокс, а то у меня компьютер что-то диски плохо воспроизводит. И ты наконец проникнешься мастерством топ-комби!
— Да-да, обещаю, непременно, — перебила ее Кейко и положила трубку. Стоило лишь позволить Миори начать — и она могла до самого утра вести монолог о чем-то непонятном, вроде «топ-комби», «отставок», «продвижения», «второй и третьей», «переводов», «боухоллов», не теряя надежды заинтересовать Хитоцубасу творчеством своих любимых актрис. Впрочем, ради того, чтобы не признавать своего поражения перед Тацуо-куном, Кейко была готова даже посмотреть все восемь дисков вместе с Миори. Только бы от загадочной Асаки действительно была какая-то помощь!
...Хирано Асака казалась намного старше Миори, возможно, за счет того, что была удивительно спокойна. Каждый жест, каждый взгляд девушки был точен и просчитан заранее, и ей была не свойственна импульсивность сверстниц. Строгий темно-синий костюм только усугублял ощущение того, что перед Кейко — не студентка, а преподавательница. В ее присутствии Хитоцубасе стало неловко, и самой себе она показалась бестолковым ребенком, который отвлекает взрослого человека от дел глупыми расспросами.
— Я сяду? — спросила Асака. В ее голосе было больше тепла, чем во взгляде и жестах, и Кейко смутилась сильнее прежнего.
— Конечно! Я сейчас, сейчас...
Она торопливо скинула с кровати ранобэ, ойкнула, подняла его, бросила на стол, промахнулась и опять полезла поднимать, сгорая от стыда. Выбравшись из-под стола, Кейко села в кресло, но тут же опять вскочила:
— Ой, лучше вы сюда садитесь, а я на кровати посижу!
Однако Асака и не думала воспользоваться вежливостью хозяйки: она плавно, как танцор, опустилась на край кровати рядом с Кейко и перевела на студентку спокойный взгляд:
— К чему такие хлопоты? Я вовсе не хочу вас обременять.
— Да?.. Ой... ладно. — Кейко наконец взяла себя в руки, глубоко вдохнула и спросила: — Миори-тян вам говорила, почему хочет нас познакомить?
— Она упомянула, что вам нужна какая-то помощь от меня, и это как-то связано с моей личной жизнью.
«Миори-тян, глупая! Это ж надо было так сказать! Теперь Хирано-сан подумает, что я собираюсь лезть ей в душу. Ой, что же делать, как же быть...»
— Не совсем. — Кейко чувствовала, что у нее горят уши, но заставляла себя говорить спокойно и по существу. — Видите ли, мне нужно написать рассказ о любви двух девушек. Но я не знаю, с чего начать. Миори-тян говорила мне, что вы хорошо разбираетесь в том, как в таких случаях развиваются отношения, о чем можно будет написать...
— О. — Даже если Хирано действительно была удивлена, это «о» все равно прозвучало почти бесчувственно. — Я не подхожу на роль модели для этого портрета. Все отношения, что были в моей жизни, развивались совсем не так, как принято писать в рассказах. Я не знакомилась с девушками в автобусе, не оставалась у них в первую же ночь, не осыпала их подарками и никогда не любила всякие ритуалы вроде обмена кольцами или одинаковых татуировок. Мы встречались тихо и спокойно и расставались без истерик и попыток суицида. Кроме того, я никогда не пью перед близостью — это притупляет ощущения и туманит разум. Я не практикую БДСМ, а столь популярная у писателей яростная страсть меня скорее рассердит, чем привлечет.
На этих словах Кейко перевела взгляд на руки Хирано — жилистые, с длинными узловатыми пальцами, наверняка привычные к физическому труду или спорту, — и подумала, что не завидует тому, кто попытается жестко обойтись с этой дамой в постели. Покраснев до кончика носа, Хитоцубаса снова подняла глаза на собеседницу, а та продолжала так же спокойно, словно ничего не случилось:
— Сами видите, Хитоцубаса-сан, обо мне нельзя написать интересный рассказ. Для меня отношения с женщинами — не вызов обществу, не способ доказать другим свою силу и взрослость, а норма жизни, как для вас — еда или сон. Вы ведь не станете писать о том, как едите?.. Конечно, нет, потому что это — обыденное дело, которое проходит без приключений и чрезмерно сильных эмоций. Может быть, Канагава-сан зря порекомендовала меня как консультанта?
Кейко задумалась. С одной стороны, то, что описала Хирано, действительно было серым и лишенным всякой романтики, но с другой, оно казалось более правдоподобным, чем фанфики из Интернета. И почему-то девушке казалось, что любовь, если она есть, в жизни выглядит именно так: ведь ее родители тоже не заваливали друг друга подарками, не устраивали шумных ссор и еще более шумных примирений, никогда не демонстрировали свою личную жизнь на людях, но в доме всегда царила атмосфера покоя, тепла и уюта. Юкико и Хироо работали в соседних отделах фармацевтической компании, часто виделись и со временем привыкли к тому, что есть в жизни друг друга. Отец любил рассказывать, как однажды вечером, вернувшись с работы, подумал, что дома без Юкико как-то неуютно, и на следующий день сделал ей предложение. Мама в таких случаях всегда смеялась и говорила: «Мы и так все время делили пополам — и работу, и обед, и заседания профсоюза, осталось только поделить вечера и ночи!» А если мама так спокойно и тепло относилась к мужу, разве к девушке она относилась бы иначе? Кейко была уверена, что свой характер не переделаешь. Да, — она поняла это только сейчас, — Хирано Асака была очень похожа на маму в молодости, и от осознания этого студентке перестало быть страшно и неловко.
— Хирано-сан, — твердо произнесла Кейко, — я напишу именно о том, о чем рассказали вы. Я верю, что именно так будет правильно, потому что, как мне кажется, такая любовь лучше всего подходит для рассказа, — она сглотнула, подавляя смущение, — и для меня.
— Для вас, Хитоцубаса-сан? — Асака иронично приподняла бровь.
— Я не в этом смысле! — Кейко вспыхнула, как маков цвет, и растеряла всю свою решимость. — Я имела в виду, что никто не заподозрит, будто я спрашивала совета у других людей или откуда-то списывала... ну... ну Хирано-сан, ну вот зачем вы это сказали!..
Асака окинула девушку искристым взглядом и рассмеялась тихо и ласково, а потом плавно поднялась и шагнула к двери.
— Если будут нужны еще какие-нибудь советы, смело можете мне звонить — с пяти часов вечера до двух часов ночи. Может, хотя бы по телефону вы не будете краснеть и стесняться?.. До встречи, Хитоцубаса-сан!
— До свидания, Асака-сан, — отозвалась Кейко и вздрогнула: — Ой! То есть Хирано-сан...
Но гостья уже закрыла дверь и потому не услышала торопливых извинений студентки. Кейко вытянулась на кровати, зарывшись пламенеющим лицом в подушку, и так лежала, пока сердце не перестало стремительно колотиться где-то в горле. Приподнявшись, она пододвинула к себе ноутбук, открыла новый файл и начала писать:
«Мики и Сацуки работали в двух соседних отделах издательства...»
Через два дня Кейко снова позвонила Хирано Асаке, на этот раз твердо пообещав себе, что не будет стесняться. Услышав в трубке прохладный голос собеседницы, она непроизвольно улыбнулась, широко и радостно.
«Хирано-сан, я написала рассказ! Хотите, я... хотите, я вам его дам почитать?»
« С удовольствием! Давайте я вам сброшу адрес почты. Очень надеюсь, что смогу прочитать сегодня, но если задержусь до завтра — это вас не обременит?»
Подчеркнуто деловой тон Асаки настраивал на рабочий лад, и последние остатки замешательства Кейко улетучились.
— Совершенно не обременит! Как только получу адрес, тотчас же отправлю вам работу.
Асака, как и обещала, прочитала рассказ в тот же вечер. Читая ее рецензию, отправленную в ответ, Хитоцубаса опять чуть не покраснела до ушей, но поймала себя на том, что Хирано, несмотря на почти научный стиль ответа, больше не кажется ей строгой преподавательницей. Может, сказывались веселые замечания по ходу текста, может, Кейко вспоминала серебристый смех девушки, искорки, прыгающие в ее глазах и тут же угасающие за пеленой спокойствия... Хирано Асака напоминала море — изменчивое, бескрайнее, то ласковое, то суровое, и неизменно сильное.
«Я полагаю, что стоило бы уделить больше внимания развитию отношений Мики и Сацуки, внести разнообразие в их встречи. Даже в жизни самое заурядное общение перемежается внезапными радостями и сюрпризами, только затем, по прошествии многих лет знакомства, они забываются, и кажется, что эмоциональный фон всегда был ровным. Порадуйте чем-нибудь ваших героинь, а то им станет скучно друг с другом...»
«Сцена признания мне представляется не совсем логичной. Она не вытекает напрямую из предшествующих событий, и кажется, будто Сацуки признается в шутку, от нечего делать. Тем удивительней сильный эмоциональный накал в этой сцене. Подумайте, могут ли девушки, много лет проведшие вместе, так плохо знать характеры друг друга, чтобы не догадаться о теплых чувствах? Это не будет для них открытием, которое заслуживает настолько сильных переживаний, тем более, как вы отмечаете, ни одна из них не считает однополую любовь грехом или мерзостью. Легче, легче, нежнее, Хитоцубаса-сан!..»
«Мне очень нравится, как тепло и заботливо Мики относится к Сацуки. Сцена, где она лечит ее от простуды, просто великолепна, кажется, будто вы переписали ее из собственной жизни. А вот о свидании такого сказать нельзя, вероятно, у вас его еще не было. Хотела было объяснить, как нужно его описывать, но поняла, что словами тут не обойдешься: есть вещи, которые нужно пережить и прочувствовать. Скажите, не будете ли вы против небольшой ролевой игры? Вы будете Мики, а я — Сацуки, приглашающей вас завтра в семь вечера в кафе „Магнолия Хаус“. Тогда вам удастся более правдоподобно описать свидание.»
Кейко смущенно улыбнулась. Конечно, она не ожидала такого, но ей было приятно, что Асака готова ей помочь довести рассказ до совершенства. Собравшись с мыслями, она ответила:
«Хирано-сан! Большое вам спасибо за рецензию. Я счастлива, что вы так подробно разобрали мою работу и хотите мне помочь. Буду рада пойти с вами в кафе. Хитоцубаса».
Ответ пришел через несколько минут, видимо, старшекурсница ждала письма девушки:
«Кейко! Очень рада, что мое предложение вам по душе. Тогда вживайтесь в роль Мики — надеюсь, та зеленая юбка, которую вы так любовно описали, у вас на самом деле есть. И перестаньте уже величать меня на «-сан», достаточно просто имени. С уважением, Асака».
Разумеется, у студентки была зеленая юбка, и бежевая блузка тоже, и даже бусы Мики, пластмассовые, коричневые, Кейко списала со своих. Вот только спокойствия и уверенности героини автору недоставало: весь день Кейко ужасно нервничала, прямо у дверей кафе чуть не подвернула ногу, зацепилась за край перил и сделала затяжку на гольфах. Обидно было — хоть плачь, и вдвойне обидно оттого, что Хитоцубаса опоздала: когда она, торопливо поправляя бусы и блузку, вбежала в зал кафе, Асака-Сацуки уже ждала ее за столиком в углу.
— Асака, прости, я опоздала! — с ходу выпалила Кейко. — И у меня, кажется, совсем не получается роль...
— Мики, чудесно выглядишь! — ответила Хирано словами своей героини. — Я и не догадывалась, что в нерабочее время ты так разительно перевоплощаешься.
Кейко захлопала ресницами, опустилась на стул, машинально перебирая бусы. Перед ней сидела не Асака, и было глупо разговаривать с ней как со старшекурсницей. Это была Сацуки, в точности такая, как описывала студентка — в джинсовом комбинезоне, с забранными в небрежный хвост волосами и непринужденной улыбкой, — и она говорила как Сацуки, держалась как Сацуки, и ждала от нее не менее убедительной роли Мики.
— А ты все та же — даже в кафе пришла в джинсах! — рассмеялась Кейко, вспоминая слова роли. — Ну, что будем заказывать?..
...Потом они шли по улице, окутанной в вечерний сумрак, и Хирано Асака — уже совершенно точно она — вполголоса пересказывала Кейко ее ошибки и недочеты и акцентировала внимание на самых важных пунктах свидания, а Хитоцубаса слушала ее мягко звенящий голос и любовалась каждым его звуком, похожим на пение моря. Все мелочи, которые так томили Кейко — и затяжка на гольфах, и угловатость своих движений, и неопытность в сфере описания и игры нежных чувств, — исчезали и растворялись в голосе Асаки, в ее взглядах, сдержанно-изящных жестах ее белоснежных рук, украшенных серебряными кольцами...
— Асака, а можно я буду присылать вам каждый новый рассказ? — Кейко была уверена, что продолжит писать.
— Разумеется, Кейко, — кивнула Хирано. — Вам есть куда расти, но вы быстро учитесь, и скоро, должно быть, мне придется советоваться с вами, а не наоборот.
Да, одно осталось неизменным — умение ловко смутить одной небрежно брошенной фразой, разбить на части всю показную уверенность Хитоцубасы. Однако это не вызывало у младшей подруги ни раздражения, ни обиды, и она сама не заметила, как отозвалась в том же тоне: «Очень даже может быть!», порывисто обняла Асаку и быстро скрылась за дверью подъезда. Сердце Кейко снова билось нестерпимо быстро, но на этот раз она была уверена в том, что ничем не задела Хирано.
Они переписывались почти каждый день. Кейко узнала, что Асака учится на четвертом курсе и параллельно подрабатывает в книжном магазине, слушает энку семидесятых и умеет танцевать фокстрот, любит чай «по-русски», с лимоном, что приводит в ужас всех ее знакомых, и планирует после вуза поступать в аспирантуру. Хирано узнала, что Хитоцубаса не любит караоке, зато обожает легкий рок, питает слабость к ранобэ и аниме начала девяностых, в детстве мечтала завести хомяка, но у мамы была аллергия на шерсть, и что она прячет за открыткой с Мисорой Хибари фотографию топ-звезды Одзоры Юхи. Иногда, когда у Кейко не получался какой-нибудь сюжет, они снова проигрывали его — онлайн или в жизни, и это неизменно помогало. За всеми этими беседами незаметно прошла осень, потом пришла зима, небывало снежная, и однажды Кейко уговорила Асаку поиграть в снежки. Она с веселым смехом «обстреливала» подругу и роняла ее в сугробы, радуясь, что та отвечает тем же, что хладнокровие Хирано, даже сейчас не изменяющее ей, переплетается с ее ироничностью в пеструю ленту искристого счастья — такого теплого, предсказуемого и простого, к какому Кейко привыкла в своей семье.
Новый год в семье Хитоцубаса встречали скромно, в тесном кругу родных. В гости приехала тетя, что жила в соседнем городе, и два ее сына, и в доме стало шумно и людно, как никогда. Чужие ботинки у входа, чужие пальто на вешалках, непривычные голоса — все это и радовало Кейко, и утомляло одновременно. Впереди была встреча рассвета в местном храме, праздничное застолье со всеми положенными по ритуалу блюдами, подарки и поздравления, открытки от подруг по университету и от дедушки с Хоккайдо, и в этом теперешний Новый год ничем не отличался от предыдущих. Хитоцубаса поймала себя на мысли, что прибыли не все гости, что нет кого-то очень важного, и без него праздник — не праздник.
Телефон зазвонил так внезапно, что Кейко едва не уронила новый костюм, который собиралась надеть. Впрочем, увидев, кто звонит, она его все-таки выронила — от неожиданно нахлынувших чувств.
— Д-да? Асака-сан?
— Я же просила не называть меня «сан», — мягко пожурила Хирано. — Я хотела предложить вам... тебе, Кейко, встретить рассвет вместе.
Из тысячи слов, что, словно вспугнутые бабочки, замелькали в голове, Кейко выбрала одно, самое странное и неудачное:
— Почему?..
В трубке тихо засмеялись.
— Мы и так все время делим пополам — и будние дни, и вечера выходных. Почему бы не объединить рассвет праздника?
— И все остальное тоже, — рискнула Кейко.
— Всю вечность, — ответила Хирано Асака, и из ее уст эта старая, как мир, формальность прозвучала как серьезное обещание.
«...Фуриэль лежала в окровавленной ванне. Все плыло перед глазами... боль... слезы... отчаяние... как ее могли предать?!?!?!? Почему???? «Я не забуду тебя, Муриэль... даже в глубине ада я буду вспоминать тебя и нашу любовь...» — прошептала она, и по щеке скатилась кровавая слеза...»
«Нет, я такое написать не смогу, — вздохнула Кейко. — Все сразу догадаются, что я это откуда-то скатала. Чтобы добрая, доверчивая балда Хитоцубаса выдумывала истории о самоубийствах из-за несчастной любви? И дурак не поверит!»
Следующая работа обещала быть более интересной: над ней стояла пометка «жизнерадостный пвп». Зацепившись взглядом за слово «жизнерадостный» и усилием воли выкинув из головы приключения окровавленной Фуриэль, студентка перешла по ссылке и углубилась в чтение.
Сначала у нее покраснели уши. Потом щеки. Потом Кейко часто заморгала, словно перед преподавателем, задавшим каверзный вопрос. Наконец она принялась лихорадочно проматывать рассказ, надеясь, что хотя бы в конце наметится вразумительный и приличный сюжет, но ее надежды были тщетны.
— «Я поимею тебя, сучка! — прорычала Джейн и вцепилась зубами в шею Мэри.
— Катись к черту! — рявкнула Мэри, раздвинула ноги Джейн и принялась тереть ее...»
Кейко ойкнула и торопливо закрыла страницу. Теперь она знала, что рассказов, которые помечены как «пвп», стоит избегать, и принялась искать что-нибудь в жанре романтики. Через несколько страниц ей попался ориджинал под названием «Дождь, большой город, ты и я». Девушка мечтательно прикрыла глаза: кажется, ее поиски увенчались успехом. Красивая лиричная история о дожде и любви — что может быть прекраснее? Она щелкнула по ссылке, окинула рассказ беглым взглядом, убедилась, что ни мертвых Фуриэль, ни кусающихся и что-то трущих Джейн там нет, и принялась читать.
«...Цуруми сидела на подоконнике в номере престижного отеля. Рядом с ней стояла открытая бутылка «Моэта», а хрустальная пепельница напротив стремительно наполнялась окурками. К женщине подошла Муцуми, с которой они познакомились час назад в баре.
— Выпей, — Цуруми протянула ей бутылку. — А потом мы перепихнемся. Ты ведь этого ждала?»
Кейко снова закрыла страницу: нет, в такой сюжет в ее исполнении тоже никто не поверил бы. Хитоцубаса была последней трезвенницей на курсе, а история о том, как она, первый и последний раз попробовав закурить, кашляла и пускала дым из ушей, до сих пор переходила из уст в уста. Да и не разбиралась студентка из небогатой семьи ни в марках дорогого вина, ни в названиях престижных отелей... На душе у Кейко было тоскливо, как у студента, потерявшего спасительную шпаргалку. Она была свято уверена, что, прочитав достаточно чужих работ, можно будет написать свою, но ни один из прочитанных фанфиков и ориджиналов и близко не походил на то, что могла бы создать первокурсница педагогического факультета. Можно было, конечно, прийти на пару и честно сказать: «Знаешь, Тацуо-кун, я сдаюсь, у меня не получится написать то, на что мы поспорили. Можешь надо мной смеяться!» Но Кейко не хотела, чтобы над ней смеялись!
Тяжело вздохнув, она обвела комнату взглядом. Это была обычная комната молодой девушки: плюшевые игрушки, книги, в углу гитара, на кровати лежал недочитанный томик ранобэ, по стенам были развешаны постеры Хитоми Симатани, Оницуки Чихиро, Кокии, Шпица и других исполнителей приятной легкой музыки. Над столом, на самом видном месте, висел подарок бабушки — красивая открытка тридцатилетней давности с Мисорой Хибари, а из-за открытки почти стыдливо выглядывал краешек фотографии какой-то сухощавой женщины в мужском костюме. Это фото Кейко подарила Миори с третьего курса, девушка не без странностей, но интересная и дружелюбная. В семье студентки недолюбливали Миори, и потому подарок пришлось спрятать.
Внезапно Кейко пришла в голову мысль, что старшая подруга может помочь ей с рассказом. Конечно, они никогда не беседовали об этом, и Хитоцубаса не знала, разбирается ли Миори в таких вещах, но попробовать определенно стоило. Она набрала номер подруги:
— Миори-тян?
— Ммм? — отозвался то ли сосредоточенный, то ли просто сонный голос. — Цубаса? — Миори всегда называла Кейко по сокращенной фамилии.
— Да, это я, Кейко. Я тебя не отвлекаю?
— Не очень. А что такого случилось, что ты вспомнила мой номер, по которому уже полгода не звонила?
— Прости, я... — Девушка смутилась. — Мне правда неудобно, но ты же знаешь...
— Ну да, ну да, меня у вас не любят. Окей, что хотела спросить?
— Миори-тян, мы тут с одним мальчиком поспорили и решили, что, если я проиграю, напишу рассказ... ну... в общем, про любовь двух девушек. И я проспорила. Мне его теперь надо писать, — выпалила наконец Кейко.
Третьекурсница расхохоталась в трубку:
— Поздравляю с почином! И что же мешает?
— Миори-тян, не смейся, пожалуйста! — взмолилась Хитоцубаса. — У меня не выходит... Я не знаю, что писать, как развиваются такие отношения, как ведут себя девушки, что и когда происходит. Может, ты подскажешь мне?
Миори помолчала, словно собираясь с мыслями, и ответила:
— У меня, вообще-то, тоже опыт по части написания фемслэша не ахти какой, боюсь, что не выйдет. Да и времени у меня в обрез, завтра уезжаю.
— Миори-тян, ну пожаааалуйста! Я перерыла весь Интернет, пыталась научиться у других авторов, но не нашла ничего подходящего.
— Хм-м... Слушай, а может, тебя познакомить с Асакой?
— С кем?
— С одной моей знакомой. Она в этих вещах понимает, — заговорщицким тоном добавила Миори. — Вы с ней встретитесь, ты ее расспросишь о том, как протекают отношения женщин, что в них бывает и чего не бывает... Завтра ты свободна? Дам ей твой номер, вы созвонитесь.
— Ой, спасибо большущее, Миори-тян!
— «Спасибо» не звенит и не булькает. С тебя — помощь в раскодировании диска, точнее, восьми дисков.
— Ты что, опять?!
— А что «опять»? В сентябре Юхи уходит, и это ее последний видеобокс в театре. Как я могла такое пропустить? В общем, ты дописываешь свой фемслэш, приходишь ко мне, когда я вернусь, и мы раскурочиваем видеобокс, а то у меня компьютер что-то диски плохо воспроизводит. И ты наконец проникнешься мастерством топ-комби!
— Да-да, обещаю, непременно, — перебила ее Кейко и положила трубку. Стоило лишь позволить Миори начать — и она могла до самого утра вести монолог о чем-то непонятном, вроде «топ-комби», «отставок», «продвижения», «второй и третьей», «переводов», «боухоллов», не теряя надежды заинтересовать Хитоцубасу творчеством своих любимых актрис. Впрочем, ради того, чтобы не признавать своего поражения перед Тацуо-куном, Кейко была готова даже посмотреть все восемь дисков вместе с Миори. Только бы от загадочной Асаки действительно была какая-то помощь!
...Хирано Асака казалась намного старше Миори, возможно, за счет того, что была удивительно спокойна. Каждый жест, каждый взгляд девушки был точен и просчитан заранее, и ей была не свойственна импульсивность сверстниц. Строгий темно-синий костюм только усугублял ощущение того, что перед Кейко — не студентка, а преподавательница. В ее присутствии Хитоцубасе стало неловко, и самой себе она показалась бестолковым ребенком, который отвлекает взрослого человека от дел глупыми расспросами.
— Я сяду? — спросила Асака. В ее голосе было больше тепла, чем во взгляде и жестах, и Кейко смутилась сильнее прежнего.
— Конечно! Я сейчас, сейчас...
Она торопливо скинула с кровати ранобэ, ойкнула, подняла его, бросила на стол, промахнулась и опять полезла поднимать, сгорая от стыда. Выбравшись из-под стола, Кейко села в кресло, но тут же опять вскочила:
— Ой, лучше вы сюда садитесь, а я на кровати посижу!
Однако Асака и не думала воспользоваться вежливостью хозяйки: она плавно, как танцор, опустилась на край кровати рядом с Кейко и перевела на студентку спокойный взгляд:
— К чему такие хлопоты? Я вовсе не хочу вас обременять.
— Да?.. Ой... ладно. — Кейко наконец взяла себя в руки, глубоко вдохнула и спросила: — Миори-тян вам говорила, почему хочет нас познакомить?
— Она упомянула, что вам нужна какая-то помощь от меня, и это как-то связано с моей личной жизнью.
«Миори-тян, глупая! Это ж надо было так сказать! Теперь Хирано-сан подумает, что я собираюсь лезть ей в душу. Ой, что же делать, как же быть...»
— Не совсем. — Кейко чувствовала, что у нее горят уши, но заставляла себя говорить спокойно и по существу. — Видите ли, мне нужно написать рассказ о любви двух девушек. Но я не знаю, с чего начать. Миори-тян говорила мне, что вы хорошо разбираетесь в том, как в таких случаях развиваются отношения, о чем можно будет написать...
— О. — Даже если Хирано действительно была удивлена, это «о» все равно прозвучало почти бесчувственно. — Я не подхожу на роль модели для этого портрета. Все отношения, что были в моей жизни, развивались совсем не так, как принято писать в рассказах. Я не знакомилась с девушками в автобусе, не оставалась у них в первую же ночь, не осыпала их подарками и никогда не любила всякие ритуалы вроде обмена кольцами или одинаковых татуировок. Мы встречались тихо и спокойно и расставались без истерик и попыток суицида. Кроме того, я никогда не пью перед близостью — это притупляет ощущения и туманит разум. Я не практикую БДСМ, а столь популярная у писателей яростная страсть меня скорее рассердит, чем привлечет.
На этих словах Кейко перевела взгляд на руки Хирано — жилистые, с длинными узловатыми пальцами, наверняка привычные к физическому труду или спорту, — и подумала, что не завидует тому, кто попытается жестко обойтись с этой дамой в постели. Покраснев до кончика носа, Хитоцубаса снова подняла глаза на собеседницу, а та продолжала так же спокойно, словно ничего не случилось:
— Сами видите, Хитоцубаса-сан, обо мне нельзя написать интересный рассказ. Для меня отношения с женщинами — не вызов обществу, не способ доказать другим свою силу и взрослость, а норма жизни, как для вас — еда или сон. Вы ведь не станете писать о том, как едите?.. Конечно, нет, потому что это — обыденное дело, которое проходит без приключений и чрезмерно сильных эмоций. Может быть, Канагава-сан зря порекомендовала меня как консультанта?
Кейко задумалась. С одной стороны, то, что описала Хирано, действительно было серым и лишенным всякой романтики, но с другой, оно казалось более правдоподобным, чем фанфики из Интернета. И почему-то девушке казалось, что любовь, если она есть, в жизни выглядит именно так: ведь ее родители тоже не заваливали друг друга подарками, не устраивали шумных ссор и еще более шумных примирений, никогда не демонстрировали свою личную жизнь на людях, но в доме всегда царила атмосфера покоя, тепла и уюта. Юкико и Хироо работали в соседних отделах фармацевтической компании, часто виделись и со временем привыкли к тому, что есть в жизни друг друга. Отец любил рассказывать, как однажды вечером, вернувшись с работы, подумал, что дома без Юкико как-то неуютно, и на следующий день сделал ей предложение. Мама в таких случаях всегда смеялась и говорила: «Мы и так все время делили пополам — и работу, и обед, и заседания профсоюза, осталось только поделить вечера и ночи!» А если мама так спокойно и тепло относилась к мужу, разве к девушке она относилась бы иначе? Кейко была уверена, что свой характер не переделаешь. Да, — она поняла это только сейчас, — Хирано Асака была очень похожа на маму в молодости, и от осознания этого студентке перестало быть страшно и неловко.
— Хирано-сан, — твердо произнесла Кейко, — я напишу именно о том, о чем рассказали вы. Я верю, что именно так будет правильно, потому что, как мне кажется, такая любовь лучше всего подходит для рассказа, — она сглотнула, подавляя смущение, — и для меня.
— Для вас, Хитоцубаса-сан? — Асака иронично приподняла бровь.
— Я не в этом смысле! — Кейко вспыхнула, как маков цвет, и растеряла всю свою решимость. — Я имела в виду, что никто не заподозрит, будто я спрашивала совета у других людей или откуда-то списывала... ну... ну Хирано-сан, ну вот зачем вы это сказали!..
Асака окинула девушку искристым взглядом и рассмеялась тихо и ласково, а потом плавно поднялась и шагнула к двери.
— Если будут нужны еще какие-нибудь советы, смело можете мне звонить — с пяти часов вечера до двух часов ночи. Может, хотя бы по телефону вы не будете краснеть и стесняться?.. До встречи, Хитоцубаса-сан!
— До свидания, Асака-сан, — отозвалась Кейко и вздрогнула: — Ой! То есть Хирано-сан...
Но гостья уже закрыла дверь и потому не услышала торопливых извинений студентки. Кейко вытянулась на кровати, зарывшись пламенеющим лицом в подушку, и так лежала, пока сердце не перестало стремительно колотиться где-то в горле. Приподнявшись, она пододвинула к себе ноутбук, открыла новый файл и начала писать:
«Мики и Сацуки работали в двух соседних отделах издательства...»
Через два дня Кейко снова позвонила Хирано Асаке, на этот раз твердо пообещав себе, что не будет стесняться. Услышав в трубке прохладный голос собеседницы, она непроизвольно улыбнулась, широко и радостно.
«Хирано-сан, я написала рассказ! Хотите, я... хотите, я вам его дам почитать?»
« С удовольствием! Давайте я вам сброшу адрес почты. Очень надеюсь, что смогу прочитать сегодня, но если задержусь до завтра — это вас не обременит?»
Подчеркнуто деловой тон Асаки настраивал на рабочий лад, и последние остатки замешательства Кейко улетучились.
— Совершенно не обременит! Как только получу адрес, тотчас же отправлю вам работу.
Асака, как и обещала, прочитала рассказ в тот же вечер. Читая ее рецензию, отправленную в ответ, Хитоцубаса опять чуть не покраснела до ушей, но поймала себя на том, что Хирано, несмотря на почти научный стиль ответа, больше не кажется ей строгой преподавательницей. Может, сказывались веселые замечания по ходу текста, может, Кейко вспоминала серебристый смех девушки, искорки, прыгающие в ее глазах и тут же угасающие за пеленой спокойствия... Хирано Асака напоминала море — изменчивое, бескрайнее, то ласковое, то суровое, и неизменно сильное.
«Я полагаю, что стоило бы уделить больше внимания развитию отношений Мики и Сацуки, внести разнообразие в их встречи. Даже в жизни самое заурядное общение перемежается внезапными радостями и сюрпризами, только затем, по прошествии многих лет знакомства, они забываются, и кажется, что эмоциональный фон всегда был ровным. Порадуйте чем-нибудь ваших героинь, а то им станет скучно друг с другом...»
«Сцена признания мне представляется не совсем логичной. Она не вытекает напрямую из предшествующих событий, и кажется, будто Сацуки признается в шутку, от нечего делать. Тем удивительней сильный эмоциональный накал в этой сцене. Подумайте, могут ли девушки, много лет проведшие вместе, так плохо знать характеры друг друга, чтобы не догадаться о теплых чувствах? Это не будет для них открытием, которое заслуживает настолько сильных переживаний, тем более, как вы отмечаете, ни одна из них не считает однополую любовь грехом или мерзостью. Легче, легче, нежнее, Хитоцубаса-сан!..»
«Мне очень нравится, как тепло и заботливо Мики относится к Сацуки. Сцена, где она лечит ее от простуды, просто великолепна, кажется, будто вы переписали ее из собственной жизни. А вот о свидании такого сказать нельзя, вероятно, у вас его еще не было. Хотела было объяснить, как нужно его описывать, но поняла, что словами тут не обойдешься: есть вещи, которые нужно пережить и прочувствовать. Скажите, не будете ли вы против небольшой ролевой игры? Вы будете Мики, а я — Сацуки, приглашающей вас завтра в семь вечера в кафе „Магнолия Хаус“. Тогда вам удастся более правдоподобно описать свидание.»
Кейко смущенно улыбнулась. Конечно, она не ожидала такого, но ей было приятно, что Асака готова ей помочь довести рассказ до совершенства. Собравшись с мыслями, она ответила:
«Хирано-сан! Большое вам спасибо за рецензию. Я счастлива, что вы так подробно разобрали мою работу и хотите мне помочь. Буду рада пойти с вами в кафе. Хитоцубаса».
Ответ пришел через несколько минут, видимо, старшекурсница ждала письма девушки:
«Кейко! Очень рада, что мое предложение вам по душе. Тогда вживайтесь в роль Мики — надеюсь, та зеленая юбка, которую вы так любовно описали, у вас на самом деле есть. И перестаньте уже величать меня на «-сан», достаточно просто имени. С уважением, Асака».
Разумеется, у студентки была зеленая юбка, и бежевая блузка тоже, и даже бусы Мики, пластмассовые, коричневые, Кейко списала со своих. Вот только спокойствия и уверенности героини автору недоставало: весь день Кейко ужасно нервничала, прямо у дверей кафе чуть не подвернула ногу, зацепилась за край перил и сделала затяжку на гольфах. Обидно было — хоть плачь, и вдвойне обидно оттого, что Хитоцубаса опоздала: когда она, торопливо поправляя бусы и блузку, вбежала в зал кафе, Асака-Сацуки уже ждала ее за столиком в углу.
— Асака, прости, я опоздала! — с ходу выпалила Кейко. — И у меня, кажется, совсем не получается роль...
— Мики, чудесно выглядишь! — ответила Хирано словами своей героини. — Я и не догадывалась, что в нерабочее время ты так разительно перевоплощаешься.
Кейко захлопала ресницами, опустилась на стул, машинально перебирая бусы. Перед ней сидела не Асака, и было глупо разговаривать с ней как со старшекурсницей. Это была Сацуки, в точности такая, как описывала студентка — в джинсовом комбинезоне, с забранными в небрежный хвост волосами и непринужденной улыбкой, — и она говорила как Сацуки, держалась как Сацуки, и ждала от нее не менее убедительной роли Мики.
— А ты все та же — даже в кафе пришла в джинсах! — рассмеялась Кейко, вспоминая слова роли. — Ну, что будем заказывать?..
...Потом они шли по улице, окутанной в вечерний сумрак, и Хирано Асака — уже совершенно точно она — вполголоса пересказывала Кейко ее ошибки и недочеты и акцентировала внимание на самых важных пунктах свидания, а Хитоцубаса слушала ее мягко звенящий голос и любовалась каждым его звуком, похожим на пение моря. Все мелочи, которые так томили Кейко — и затяжка на гольфах, и угловатость своих движений, и неопытность в сфере описания и игры нежных чувств, — исчезали и растворялись в голосе Асаки, в ее взглядах, сдержанно-изящных жестах ее белоснежных рук, украшенных серебряными кольцами...
— Асака, а можно я буду присылать вам каждый новый рассказ? — Кейко была уверена, что продолжит писать.
— Разумеется, Кейко, — кивнула Хирано. — Вам есть куда расти, но вы быстро учитесь, и скоро, должно быть, мне придется советоваться с вами, а не наоборот.
Да, одно осталось неизменным — умение ловко смутить одной небрежно брошенной фразой, разбить на части всю показную уверенность Хитоцубасы. Однако это не вызывало у младшей подруги ни раздражения, ни обиды, и она сама не заметила, как отозвалась в том же тоне: «Очень даже может быть!», порывисто обняла Асаку и быстро скрылась за дверью подъезда. Сердце Кейко снова билось нестерпимо быстро, но на этот раз она была уверена в том, что ничем не задела Хирано.
Они переписывались почти каждый день. Кейко узнала, что Асака учится на четвертом курсе и параллельно подрабатывает в книжном магазине, слушает энку семидесятых и умеет танцевать фокстрот, любит чай «по-русски», с лимоном, что приводит в ужас всех ее знакомых, и планирует после вуза поступать в аспирантуру. Хирано узнала, что Хитоцубаса не любит караоке, зато обожает легкий рок, питает слабость к ранобэ и аниме начала девяностых, в детстве мечтала завести хомяка, но у мамы была аллергия на шерсть, и что она прячет за открыткой с Мисорой Хибари фотографию топ-звезды Одзоры Юхи. Иногда, когда у Кейко не получался какой-нибудь сюжет, они снова проигрывали его — онлайн или в жизни, и это неизменно помогало. За всеми этими беседами незаметно прошла осень, потом пришла зима, небывало снежная, и однажды Кейко уговорила Асаку поиграть в снежки. Она с веселым смехом «обстреливала» подругу и роняла ее в сугробы, радуясь, что та отвечает тем же, что хладнокровие Хирано, даже сейчас не изменяющее ей, переплетается с ее ироничностью в пеструю ленту искристого счастья — такого теплого, предсказуемого и простого, к какому Кейко привыкла в своей семье.
Новый год в семье Хитоцубаса встречали скромно, в тесном кругу родных. В гости приехала тетя, что жила в соседнем городе, и два ее сына, и в доме стало шумно и людно, как никогда. Чужие ботинки у входа, чужие пальто на вешалках, непривычные голоса — все это и радовало Кейко, и утомляло одновременно. Впереди была встреча рассвета в местном храме, праздничное застолье со всеми положенными по ритуалу блюдами, подарки и поздравления, открытки от подруг по университету и от дедушки с Хоккайдо, и в этом теперешний Новый год ничем не отличался от предыдущих. Хитоцубаса поймала себя на мысли, что прибыли не все гости, что нет кого-то очень важного, и без него праздник — не праздник.
Телефон зазвонил так внезапно, что Кейко едва не уронила новый костюм, который собиралась надеть. Впрочем, увидев, кто звонит, она его все-таки выронила — от неожиданно нахлынувших чувств.
— Д-да? Асака-сан?
— Я же просила не называть меня «сан», — мягко пожурила Хирано. — Я хотела предложить вам... тебе, Кейко, встретить рассвет вместе.
Из тысячи слов, что, словно вспугнутые бабочки, замелькали в голове, Кейко выбрала одно, самое странное и неудачное:
— Почему?..
В трубке тихо засмеялись.
— Мы и так все время делим пополам — и будние дни, и вечера выходных. Почему бы не объединить рассвет праздника?
— И все остальное тоже, — рискнула Кейко.
— Всю вечность, — ответила Хирано Асака, и из ее уст эта старая, как мир, формальность прозвучала как серьезное обещание.