В тот день я лежала на ветке келдона и смотрела на небо. Мне было скучно. Чистое светлое небо меня не слишком развлекало, но так было легче ожидать хоть чего-нибудь.
Ожидания мои оказались не напрасны: со стороны границы послышался шорох. Когда кельны подошли к дереву, я хотела перегнуться и посмотреть, что там такое, но Шел окликнул меня раньше; одновременно с этим что-то – или кого-то - положили на дорогу.
— Что там? — я спрыгнула и встала рядом с группой разведчиков.
— Человеческая девчонка, — Шел указал на сидящую на листве девушку. Она испуганно смотрела вокруг и цеплялась рукой за ветки, явно боясь упасть на землю.
Марк стоял рядом с девушкой, шевеля пальцами, и задумчиво поглядывал на меня, а Грег уже отошёл в сторону и, стоя на самом краю дороги, смотрел на землю.
Девушка была прелестна. Присев, я увидела, что у неё красивые зелёные глаза (многие наши зеленоглазы, но такой насыщенный цвет встречается редко), маленький рот, великоватые алые губы, и тёмные, почти чёрные волосы, переплетённые голубой лентой. Я подумала, что лента должна быть зелёной, в цвет глаз. Одета она была в грубое тёмно-серое платье, которое скрывало её фигуру. Впрочем, по её позе я смогла предположить, насколько красивое у неё тело.
— Где вы её нашли? — спросил я Шела, выпрямляясь.
— Недалеко от границы, вервульф загнал её на дерево, — ухмыльнувшись, ответил Марк; похоже, девушка была именно его добычей.
Марк говорил на охотничьем, что немного резало мой слух, привыкший к домашней речи.
Наш язык делится на домашний и охотничий. Давным-давно он был един, но потом сложилась ситуация, когда сильные больше времени проводили на границе, охотясь и защищая, а домашние сидели дома, с детьми. Среди домашних было больше женщин, склонных к смягчению звуков, к растягиванию слов; охотникам же нужно было общаться быстро и чётко, отчего на границе появился охотничий язык, где было больше согласных и слова стали короче. Домашний наоборот, растянул звуки, добавил гласных, сделал речь плавной и мелодичной.
— И она так и сидела там?
— Да, сидела. Слезть не могла, иначе её растерзали бы, а по деревьям уйти не могла, как, впрочем, почти все люди.
Я ещё раз посмотрела на девушку. Красивая.
— Вы её сейчас к старейшине отведете?
— Да. Пусть посмотрит и решит, что с ней делать дальше.
— Передай, что я готова взять на себя ответственность за неё. Если решите её оставить.
— О, понравилась? — Марк усмехнулся.
— Конечно. Посмотри, какая красивая.
— О. Я не против, забирай. Только сначала отнесу её старейшине.
— Отнесёшь?
— Не может она по нашим дорогам ходить, дрожит и падает, — Марк поморщился. — Конечно, если останется — научится, но пока пронести её на себе быстрее.
Я кивнула, запоминая информацию.
Листья за нашими спинами зашуршали. Обернувшись, я увидела Мирилину, жену моего двоюродного брата. Она из соседнего клана, и совершенно внезапно переехала к нам.
— Я услышала шум и хотела посмотреть, всё ли в порядке.
— Леди, всё просто чудесно, — Грег обернулся и с нежностью посмотрел на Мирилину. — А как ваши дела?
— Хорошо,— Мирилина улыбнулась, смутилась и тут же поспешила уйти.
Она вообще часто улыбалась смущённо, и я её понимаю — Мирилина сама выбирала мужа и не думала, что переедет в другой клан. Наверное, она очень боялась.
— Хэй, — в разговор вновь вступил Шел, — а ты когда наконец мужа себе возьмёшь или выйдешь замуж?
— Когда-нибудь. В конце концов, у меня есть брат и двоюродная сестра.
— Так-то оно так, но не совсем. Когда-нибудь твой брат устанет от близкородственных отношений — и женится, по любви. И останешься ты одна. Что делать будешь?
— Без тебя разберусь, — огрызнулась я.
— Ой, какие острые зубы, — хихикнул Шел.
— Идём? — спросил Марк у человеческой девчонки.
Я вспрыгнула на одну ветку, затем на вторую, и пошла в сторону своего дома.

Потом я лежала на ветке возле дома, читала книжку и грелась в лучах солнца. Книга была не очень интересна, тем более что я читала её до этого, просто мне надо было чем-нибудь занять время ожидания.
Мы живём на деревьях. Ветви плотно переплетаются друг с другом, образуя дороги и дома. Мы можем ходить по веткам, без дорог; их используют при перевозе тяжестей, для символической связи домов, просто для того, чтобы не потеряться. Мой дом в некотором отдалении от дороги и возвышается метра на три над её уровнем. Это всё наша магия, именно она позволяет строить на деревьях и из них.
Дома наши, вопреки некоторым мифам, сделаны и из мёртвого дерева в том числе; часто стены и крыша делается из него, тканей и кожи, чтобы не протекало. Чтобы было тепло в холодное время, те неполные три месяца отсутствия листвы, в каждом доме есть каменная печь, небольшая - но нам большая и не нужна. Я не могу описать, как мы строим, потому что не знакома подробно с архитектурой, но всё получается очень легко и удобно.
У нас есть места и возле дорог, которые дорогами не являются, своего рода поляны или площади, где можно было приготовить еду или созвать совет. Мы это называем «умиплюю». Самая большая умиплюю расположена у дома вождя.
Вы не подумайте, что я отвлекаюсь. Просто без знания того, как и где мы живём, вы не поймёте, что её окружало, кто её окружал.
Хочу ещё сказать о своей личной жизни.
Я упоминала, что у меня есть брат и двоюродная младшая сестра. Примерно так, сильно упрощённо, как мне кажется, нас видели окружающие. На самом деле со своим братом я не спала. Ней, так его зовут, пользовался ситуацией и говорил, что у него есть я, чтобы никто не приставал к нему с женитьбой. Он почти асексуален; ему тоже требуется секс, но гораздо меньше, чем окружающим. Мне было в основном всё равно, что говорят о нас, хотя порой сильно раздражало, когда думали, что я сплю с братом. Вообще да, я с ним спала, один раз в жизни во время какого-то праздника. Ну, было возвышенное настроение, да и секса хотелось, а тут брат, который тоже оказался не против развлечься. Он был нежен. Настолько нежен, что поутру я ему сказала - так и так, ты прекрасен как любовник, но — совершенно не мой тип, извини, до свидания. Он не обиделся (видимо, я тоже не его тип женщины). Нас видели вместе, и потому решили, что мы встречаемся, а брат поддержал эту идею.
А вот со своей сестрой, точнее, своей двоюродной сестрой по материнской линии, я встречалась давно и хорошо. Многие считали нас крепкой парой. Но, увы, моя сестра в последнее время стала подумывать выйти замуж (именно выйти, а не взять себе мужа). Соответственно, она стала уделять мне гораздо меньше внимания, и хотя официально мы не расставались, но расстояние между нами заметно увеличилось. Тем более, я не очень люблю, когда девушки выходят за кого-то, а не сами выбирают себе.
Многие люди спрашивают об этом, потому скажу.
Нам нельзя заводить детей от своих близких кровных родственников. Создавать полноценную семью тоже лучше не с кровными родственниками и не с людьми одного пола. Однако спать и встречаться можно с кем угодно, включая родных братьев и сестёр. Единственное, что порицается - вертикальный инцест, и правильно.
Многие люди из-за этого считают нас отсталой расой. Однако, право, какая разница, с кем и как удовлетворять свои сексуальные потребности, если тебе от этого хорошо. Люди и кельны в этом вопросе вообще сильно расходятся.

— Иафалия, — окликнул меня знакомый голос. Я увидела Шела, стоявшего на дороге.
— Чего тебе?
— Ты всё ещё хочешь ту девушку?
— Хочу, — я в пару прыжков оказалась рядом с ним.
— Тогда иди к старейшине, он хочет с тобой поговорить.
Я кивнула и запрыгнула на ветки. Так было быстрее, чем по дорогам, по крайней мере, на пару минут. Потому дорогами я пользовалась не слишком часто.
К Реггу, старейшине нашего клана, я вошла без стука. Он стоял перед зеркалом и поправлял почти парадный ооен (совсем парадный был рассчитан на людских представителей). Ооен — это наша одежда, похожая на человеческое пончо. Это вещь овальной формы, ширина идёт от пальцев одной руки до пальцев второй руки (или от локтя до локтя, в зависимости от вида и назначения), длинна, как правило, немного ниже колена. К низу ооен сужается и скругляется, таким образом, когда кельн стоит, широко расставив руки, одежда образовывает половину овала. Есть ооены с пуговицами и без, которые одеваются подобно человеческим курткам, и которые одеваются подобно человеческим свитерам. Почти каждый ооен подпоясывается, некоторые имеют капюшон. Длина ооена тоже различная. Так, я ношу ооен выше колена, потому что удобнее прыгать по деревьям в коротком. Почти парадный ооен старейшины густого фиолетового цвета, до пола, с длинными рукавами и ярким зелёным поясом.
Есть нижние ооены, выполняющие роль нижних рубашек. Мы всегда носим нижнее бельё (тут я имею в виду трусы или панталоны), но не всегда нижние ооены. Они обычно полностью скрыты верхним ооеном.
Раз уж зашла речь о нашей одежде, хочу сказать, что мы носим мягкие кожаные ботинки - вопреки мнениям людей о том, что обувь нам вовсе не нужна. Также мы носим человеческую одежду. Например, Марк почти всегда ходит в человеческих штанах и рубашке.
В общем, когда я зашла к старейшине, он стоял перед зеркалом и поправлял ооен. Его жена сидела чуть поодаль с очень ехидным выражением лица и предлагала надеть самый парадный ооен для простой человеческой девчонки.
Увидев меня, староста улыбнулся.
— Вы желали меня видеть, Реллу? — я смягчила его имя на домашний манер.
— Да, Ифа. Мне говорили, ты хочешь взять девочку себе?
— Да.
— Заботиться о ней?
— Да.
— Обучить нашему языку и обычаям, или проводить в человеческий мир?
— Как решит клан.
— Потрахаться с ней?
— Было бы здорово.
— Ты готова взять на себя ответственность?
— Готова. Готова кормить её, оберегать, помогать с исполнением биологических потребностей и обучить нашему языку при необходимости.
Старейшина кивнул. Мне показалось, что он хотел что-то спросить, но промолчал.
— Через несколько минут девочку приведут к моему дому. Я выйду и поговорю с ней. Ты выйдешь вслед за мной, обойдёшь и встанешь с другой стороны, и ещё раз на неё посмотришь. И там решим.
— Хорошо.
Я кивнула. Эньвия, жена Регга, встала и подала мне расчёску. Старейшина отодвинулся, я заняла место перед зеркалом и расчесалась.
— Заплести тебя? — спросила Эньвия.
Я любила, когда кто-то заплетал мои волосы, но сейчас я лишь покачала головой. Хотелось сохранить ясный ум, а после того, как мне заплетут волосы, я не могу думать ни о чём, кроме ловких рук того, кто заплетал. Я сама стянула волосы голубой лентой, которую мне предложила Эньвия.
В дом вошёл Шел.
— Девушка стоит у вашего дома, все ждут только вас.
Старейшина кивнул. Шел вышел, прекрасная жена Регга за ним, потом сам старейшина и я. Как и было сказано, я тут же провернула направо и прошла за рядами кельнов. Свободной ветки я не увидела, потому просто встала так, чтобы мне было видно как можно больше. Впрочем, я оказалась рядом с Марком, и он протолкнул меня в первый ряд.
— Я, — заговорил Регг на человеческом, глядя на девушку, — старейшина клана Орими. Моё имя — Регг Леэоми. Это, — он показал налево, — мой второй советник Шел Леэоми, мой троюродный брат. А это, — он показал направо, — мой первый советник Шелдо Нкупе, с которым мы если и состоим в родстве, то столь дальнем, что это вовсе не важно. За моей спиной женщина, которая взяла меня в мужья, моя супруга Эньвия, которая может носить две фамилии, но предпочитает только имя. Вокруг нас стоит мой верный клан, который избрал меня своим старейшиной почти единогласно, мои советники — кельны, за которых голосовали те, кто не голосовал за меня. Теперь ты представляешь, где находишься и кто с тобой говорит? — девчонка кивнула; Регг говорил всё это не для того, чтобы запугать, а чтобы девушка лучше понимала, кто вокруг неё. — Скажи мне теперь, как твоё имя, как ты оказалась на том дереве, где тебя нашли, и как доставили сюда.
Девчонка смотрела на всех не со страхом (видимо, страх до этого был вызван тем, что она находилась над землёй), а с вызовом, как будто именно она была права.
— Моё имя Мэри Криспо. Я… я пошла в лес, заблудилась… и тут на меня напал зверь. Я забралась на дерево… не помню, как забралась. И какое-то время там сидела. Потом меня нашли, — девочка помедлила, — кельны. Они принесли… привели меня сюда.
Девчонка замолчала. Регг еле заметно вздохнул и начал задавать вопросы.
— Мои подданные хорошо с тобой обращались?
— Да, хорошо.
— Сколько лет тебе Мэри Криспо?
— В прошлом месяце исполнилось девятнадцать.
— Ты уже большая девушка. У тебя есть муж.
— Нет… нет.
— Был?
— Не было.
— Каковы причины этого?
— Ну… я не могла пойти замуж.
— У тебя были на то причины?
— Да… то есть, нет…
— Я так понимаю, причины были, но ты не хочешь о них говорить?
— Да.
— Хорошо. Мы уважаем свободу молчания. Мэри Криспо, у тебя есть родители?
— Только отец.
— Ты с отцом в хороших отношениях?
— Ну, нормальных.
— Почему ты пошла в лес?
— Надо было…
Было заметно, что Мэри старается не врать, но при этом о чём-то не договаривает.
Я толкнула Марка и спросила:
— Вы помогали ей удовлетворить биологические потребности?
— Мы сводили её в туалет и дали напиться. Кормить будем после того, как выясним, кто она, а спать она будет ночью. Иных биологических потребностей люди стесняются, учти. И, конечно, человек ест три-четыре раза в день, не забывай её кормить. В их рационе фрукты, овощи, мясо, лучше тёплое, почти горячее. Тебе придётся чаще топить печь, впрочем, ты и сама любишь тепло. У них принято, чтобы женщины скрывали свои ноги. И отношение к сексу другое, учти.
— Марк, я и так это знаю, — тихо буркнула я.
Старейшина тем временем выяснил, что дома её никто не ждёт и перешёл на наш язык, спрашивая, что делать дальше. Вид у девочки был растерянный — она явно не понимала ни слова.
— Давайте отдадим её обратно людям?
— Смысл отдавать её людям, если она от них сама ушла? Это же видно — она ушла из дома, и не хочет возвращаться, — кажется, это была Каори.
— А какой смысл ей у нас жить? Давайте просто проведём в другую деревню.
— Может, она и не хочет возвращаться к людям? Давайте её спросим.
— Да она же не ответит, хочет или нет, она нам не настолько сильно верит, — это точно была Каори.
— Но, — сказал старейшина, — если мы её отдадим людям, её могут сжечь или забить камнями.
— Вообще-то это было больше сотни лет назад, сейчас камнями никто не забивает, некоторые даже считают немного священными тех, кто был у нас, — возразил Шелдо. — Так что мы можем не бояться за неё, если вернём людям.
— Можно оставить её у нас, на какое-то время. Если она не приживётся, отправим к людям, если приживётся, то — посмотрим, — это был Шэл.
— Итак, — взял слово старейшина, — я выслушал вас. Иафалия готова взять на себя ответственность за эту девочку, — все посмотрели на меня, кивнули и вновь обратились к старейшине. — Если она поживёт у нас меньше месяца, то можно будет вернуть её к людям. Если больше — нежелательно, ибо неизвестно, что она узнает и как воспользуется знаниями. Я не вижу препятствий для того, чтобы принять её в клан, кроме того, что мы мало её знаем. Итак, я предлагаю дать ей срок в десять-четырнадцать дней, и посмотреть, насколько она хочет жить с нами. Советники?
— Я согласен, — сказал Шел.
— Я бы уменьшил срок до трёх дней, но понимаю, что это может быть слишком мало. В общем, я тоже не против.
— Клан?
— Согласен, — пронеслось нестройно по рядам кельнов.
— Хорошо. И последний вопрос, самый важный. Иафалия, ты смотрела на неё сейчас. Ты готова взять на себя ответственность за этого человека?
— Готова. Я ничего не знаю о ней, и не узнаю, если не пообщаюсь. Она мне нравится, и я считаю, что этого достаточно.
— Отлично. — Старейшина, довольный быстрым решением такого важного вопроса, вновь перешёл на человеческий язык: — Мэри Криспо, мы решили, что ты останешься у нас на некоторое время или на всю жизнь, как сама решишь. Если хочешь, можешь уйти завтра утром, но я советовал бы тебе ненадолго остаться. Ты согласна?
— Согласна, — в голосе девчонки было безразличие.
— За тобой присмотрит Иафалия. Она будет тебя оберегать и может обучить языку. Клан, можете расходиться.
Кельны направились по своим делам, а мы с Марком подошли к девушке.
Она оказалась ниже меня, её лоб был на уровне моих губ.
— Мэри, — на человеческом сказал Марк, — это Иафалия. Если она позволит, можно Ифа. Она будет за тобой присматривать.
Я кротко кивнула. Девушка умоляюще посмотрела на Марка и проговорила с надеждой в голосе:
— Я думала, ты будешь со мной…
О нет, - подумалось мне, - она на него запала. Неужели мне не осталось никаких шансов?
Марк поступил так, как счёл правильным - пожал плечами и холодно, с оттенком лёгкого изумления, сказал:
— Да? Что ж, тем хуже для тебя.
Марк развернулся и ушёл, а Мэри осталась наедине со мной.
Девушка внимательно посмотрела на меня и прикусила губу. Она явно не видела во мне предполагаемого полового партнёра и супруга на всю оставшуюся жизнь, но что-то в её взгляде меня заинтересовало. Интуиция подсказала, что с этой девушкой у меня всё может получиться.
— Пошли?
Мэри кивнула. Я осторожно взяла её за руку и повела за собой. Она чуть не упала, опёрлась на меня и, осторожно переставляя ноги, пошла следом. Уже через пару метров мне стало ясно, что девушку лучше донести на себе, как это делал Марк, поэтому я взяла её на руки, прошла по дороге и привычно запрыгнула на ветку. Мэри была не слишком тяжёлой, немного тяжелее медведя. Она судорожно цеплялась за ооен, видимо, боясь падения.
Я поставила её на небольшую площадку перед моим домом. Немного отдышавшись, она сказала:
— Спасибо. Меня ещё никто не носил на руках.
Это показалось мне символичным.
— А как тебя Марк переносил?
— На спине, — она улыбнулась.
Удивительно, как, с точки зрения Марка, такую милую девочку можно таскать на спине, а не на руках? Впрочем, обычно в руках у охотников оружие.
— Проходи, — я подтолкнула её ко входу. Пригнувшись, она отодвинула кусок ткани, служивший дверью, и вошла.
Многие люди думают, что дома кельнов вмещают в себя только спальное место и там нельзя выпрямиться в полный рост. Да, бывают такие, но всё же нам нравится строить достаточно просторные жилища, иначе в сезон дождей или снега будет неуютно.
Мой дом был средний по размерам. Слева у меня было спальное место (относительно спальное, там часто сидела я и мои друзья), куда свободно помещались трое кельнов (или людей, если переводить). Это была кровать из мёртвого дерева, с соломой в качестве матраса, сверху я обычно клала толстое одеяло для мягкости, а потом ложилась сама. Рядом с кроватью было окно — проём, который образовывали ветви. На полу находились живые красноватые листочки, наше замечательное растение. Там было удобно сидеть. Всю стену напротив входа (слева направо, от одной стены к другой) занимала каменная печь, на которой при желании можно было лежать, а труба находилась уже снаружи. Справа располагался вход в туалет и ванную комнату. Сам дом состоял не только из веток живого и мертвого дерева, а и из шкур, сшитых между собой и не пропускавшим ветер и дождь. Шкуры прятались в переплетении ветвей и были почти незаметны, а крышей служило живое и мёртвое дерево всё с теми же шкурами. Дверью же была толстая ткань приятного тёмного цвета, из которой обычно шьют плащи.
Мэри замерла, с интересом и удивлением разглядывая моё жилище.
— Там ванная, — я показала направо, — и туалет. Сходи, помойся.
— По… помыться?
— Да. Тебе это явно необходимо. Будешь переодеваться в ооен? — я указала на свою одежду.
— А можно?
— Необходимо, — я улыбнулась. — Твоё платье надо стирать, а голой ты наверняка не захочешь ходить.
Девушка медленно кивнула. Я её подтолкнула — и она вошла в ванную комнату. Заходя туда, кельн или человек первым делом видел полотенца (мне они очень нравились). Слева за небольшой перегородкой был туалет, ещё левее, у самой стены — большая деревянная ванна, в которой можно было мыться вдвоём — и никому не мешать.
Я показала Мэри, как включать воду и затыкать сливное отверстие, и вернулась в комнату. Моя одежда и прочие вещи хранились под кроватью. Там был сделан выдвижной ящик из мёртвого дерева (мы строим из мёртвого дерева только то, что не должно, по нашему мнению, меняться со временем, а это не так много вещей, как может показаться). Выдвинув его, я задумчиво перебрала свою одежду. Определённо, ей нужны панталоны. Новые панталоны у меня были, мне не нравилась их бежевая расцветка, и потому они бесцельно лежали на дне ящика. А вот с ооеном я замялась. С одной стороны, он должен быть длинным, с другой, все мои длинные ооены не были зашиты с середины бедра. То есть, как вам сказать… у них от середины бедра шёл разрез. В итоге я выбрала тёмно-коричневый ооен, без разрезов, до середины икры, хотя, возможно, он мог показаться Мэри коротковатым.
А ещё она не носила обувь. Значит, завтра надо будет подойти к Мекьки и подобрать что-нибудь.
Заглянув в ванную, я увидела, что девочка только-только сняла верхнее платье и принялась за рубашку. Заметив меня, она смутилась и отвела взгляд.
— Я одежду сюда повешу, — сказала я, вешая панталоны и ооен рядом с полотенцами.
Смутившись, я не стала её разглядывать и почти ничего не запомнила. Но это навело меня на мысль, и полминуты спустя я очень быстро забежала в ванную, чтобы оставить там нижний ооен.

Рацион кельнов и людей очень схож. Кельны только едят немного больше мяса и могут есть траву. У кельнов шесть клыков, у некоторых — восемь, в то время как у людей только четыре. Почему-то зубы кельнов острее, и моляры более мощные; это даёт повод многим учёным утверждать, что кельны изначально хищники, а к траве пристрастились из-за места своего обитания.
От дома Рилии и Пера шёл вкуснейший запах жареного мяса, а рядом с их поляной уже толпились особо голодные кельны, хотя до ужина было ещё полчаса.
— Рилия, Пер, — я улыбнулась хозяевам, — вам нужна моя помощь?
— Пришла за едой для человека? — Пер понятливо глянул и зашёл в дом.
— Спасибо, родная, поможешь в другой раз, — Рилия с улыбкой посмотрела на меня.
Она стояла возле трёх больших костров, точнее, ярко-красных углей, оставшихся от костра, и следила за мясом. На столе стояла миска с сырой едой, готового пока не было.
— Ну как так, — я разочарованно присела на ветку, похожую на скамью.
Стол тоже был живой, из переплетения веток и листьев.
— Лучше расскажи, как она?
— Смущена. По-моему, не слишком напугана, хотя когда я увидела её в первый раз, она очень боялась. Но я думаю, это от высоты. Она явно устала.
— Тогда надо побыстрее её накормить и уложить спать. Когда проснётся, ей станет лучше.
— А может, и не станет, — один из ошивающихся рядом кельнов (видимо, от его помощи тоже отказались) уселся рядом со мной. — Что ты, молодая, знаешь о тоске? Об одиночестве? Когда весь мир незнаком, даже враждебен…
— Сказочник! — возмутилась Рилия, — Иафалия старше тебя лет на десять!
Кельн рассмеялся, скатился с ветки и уселся рядом с костром.
Я хотела сказать «сказочнику», чтоб продолжал, но тут вышел Пер. В его руках была миска с помидорами, огурцами и персиками.
— К сожалению, мы не думали готовить для человека. Передай ей наши извинения.
— И мяса возьми. Пер, можешь принести ещё миску и хлеба?
Кивнув, кельн зашёл обратно в дом.
— Рилия, я, наверное, не буду есть…
— Не говори ерунды. Сегодня днём мы зарезали слишком большого барашка, а охотники принесли нам зайчатины. Конечно, мы завялим часть мяса, но его всё равно очень много. Может, это провидение. Вот зайчатины я тебе не дам, увы, она ещё нескоро будет готова. А вот баранина… о, миска!
Пер поставил пустую миску на полную, Рилия ловко положила мяса, с горкой. Откуда-то Пер достал половину круглого хлеба и закрыл, как крышкой, миску с мясом. Она идеально подошла по размеру.
— Обязательно спроси у человека, что она предпочитает, — попросил Пер.
— Конечно, — я улыбнулась и поспешила домой.

Моя печь в тёплое время года служила мне столом. Я поставила на неё миски с мясом и овощами и зашла в ванную.
Мэри, услышав меня, встрепенулась и повернула голову к выходу. И я увидела, что она до этого плакала, - возможно, не сильно, но всё же. Говорят, что в каждой женщине живёт материнский инстинкт; я считаю это неверным, и уж точно знаю, что у меня подобного нет. Но Мэри затронула что-то в моей душе. Я присела рядом с ней на край ванны и коснулась её волос, желая успокоить. Она, то ли поняв жест, то ли по собственному желанию, уткнулась в мой ооен и расплакалась.
Кельны могут плакать долго, очень долго. Люди плачут гораздо меньше, а Мэри плакала совсем немного.
Я сбросила свою одежду и забралась в воду к девочке. Она напряглась, но почти сразу позволила коснуться себя и расплести волосы. По краю ванны у меня, конечно же, стояли шампуни, были там ковшики и мочалки.
— Закрой глаза, — попросила я на человеческом Мэри.
Она подчинилась. Я полила её голову водой, потом как можно нежнее втёрла в волосы шампунь и смыла. Волосы Мэри были ниже пояса, как принято у человеческих девушек. Я намазала их бальзамом и заколола, чтобы они не падали в воду, и начала втирать нежный шампунь в её тело.
Мы три раза набирали воду в ванну. Я хотела её отмыть как можно чище, она была не против, и, как мне кажется, получала от этого удовольствие.
Потом я помогла ей одеть нижний ооен, усадила на печь и дала тёплое мясо и помидоры с огурцами (моя печь вообще удобная штука — в тёплое время года она и стол, и скамья, в холодное же — подобна дракону).
— Тебе нужна соль или перец? — спросила я девушку, помня, что люди нуждаются в приправах.
Мэри покачала головой и зевнула.
Я расстелила постель, и когда девушка доела, уложила её спать. У нас есть тёплые одеяла, но в основном мы спим на простыне и ею же укрываемся. А ещё не используем подушек. Глядя на девушку, которая честно пыталась уснуть, я поедала мясо и думала, что нужно попросить подушку.
Доев, я легла рядом с ней и обняла. Девушка, к моему удовольствию, не сопротивлялась. В отличие от Мэри, я уснула быстро, и потому не знаю, сколько она ещё не спала.

Проснулась я раньше девочки. Она спала, трогательно свернувшись калачиком, напоминая маленького кельна или напуганного миром человека.
Я, задумчиво глядя на Мэри, съела холодное мясо, зажевала его огурцом, оделась и вышла на порог.
Умиплюю перед моим домом была метр на метр, и дорожки до основной дороги не было. Я сделала так ради моего же удобства, но девчонка явно не могла прыгать по веткам вниз, а значит, нужно переделать, чтобы прыгать не приходилось. Я коснулась одного дерева, другого, почувствовала ветви и попросила немного порасти, каждое мгновение направляя их туда, куда мне надо. Возможно, кельн, занимающийся строительством, сделал бы это быстрее, но это был мой дом, а доверить свой дом другому кельну не принято (конечно, если обратившийся являлся человеком или криворуким кельном, никто не посмотрит косо). В обнимку с деревьями и ветками я провела часа три, а может, и больше, и к концу была очень вымотана. Но наградой мне было то, что ветки уже начали расти, образовывая очертание будущей дорожки. Дня через два по ней можно будет ходить.
Вернувшись в дом, я застала Мэри спящей, но уже в другой позе. Она лежала на спине, по диагонали, широко раскинув руки. Её рот был маняще приоткрыт.
Время, требуемое для сна, у человека и кельна различно, и последние очень зависимы от времени года. Так, зимой мы можем спать до двенадцати-четырнадцати часов, в то время как летом нам требуется всего четыре-пять. Порывшись в памяти, я вспомнила, что люди спят от шести до восьми-десяти часов, а прикинув, во сколько мы вчера легли спать, я высчитала, что прошло уже семь или восемь. То есть, по моему мнению, Мэри можно было будить.
Присев на край кровати, я взяла девочку за плечи и легонько потрясла. Она медленно открыла глаза, напомнив мне зимнего кельна, и удивлённо посмотрела на меня. Сев, она огляделась и зевнула, прикрыв рот рукой.
— Доброе утро, — сказала я ей на человеческом, радостно улыбаясь (труд всегда меня бодрил).
— Доброе, — она обхватила себя за плечи и робко посмотрела на меня.
— Будешь завтракать?
Помолчав, она кивнула. А потом робко спросила:
— Можно сходить в туалет?
Я кивнула и вышла из дома, полюбоваться будущей дорожкой. Она меня ужасно радовала, хотя только-только начала появляться.
Пока Мэри ходила в туалет и одевалась (одеться она предпочла в ванной комнате), я при помощи магии разогрела оставшееся мясо и задумалась. Было несколько программ, по которым людей можно было адаптировать к клану. Разные кланы использовали различные методы, но и внутри кланов были варианты. Для начала, - решила я, - её надо познакомить с окружающим миром. На тот момент жизни я суммарно провела у людей что-то около пятнадцати лет, и представляла, что ей может быть странно и непонятно. К тому же, я не знала, что именно Марк рассказал о нас. Но, безусловно, вначале нужно было озаботиться обувью и одеждой.
Вернувшись из ванной, Мэри уселась на печку и получила миску. Пока она ела, я молчала, но стоило ей отставить посуду, как принялась за расспросы.
— Позволь тебя спросить?
— Конечно.
— Ты предпочитаешь ооен или человеческую одежду?
Девушка несколько смутилась.
— Мне… безразлично.
— А если выбирать сейчас, что лучше?
— Оеон… наверное.
Я решила её не поправлять, по крайней мере, пока.
— Хорошо. Это легче. Если нужно будет человеческое платье, его можно заказать. Дальше. Ты умеешь читать и писать?
— Немного. Нас обучали в школе.
Я достала тетрадь, карандаш и попросила написать что-нибудь.
— Что именно?
На секунду задумавшись, я продиктовала:
— «Сегодня листья невероятно красивы. Особенно те, что только распустились. Впрочем, весной всегда так».
Диктовать пришлось медленно. В какой-то момент я думала, что не выдержу, но всё же.
Мэри, к моей радости, ошибок не сделала, кроме неверно поставленного знака. Но вот её почерк внушил мне некоторые опасения.
— Хорошо. Я буду учить тебя нашему языку.
— А это обязательно? — видимо, осмелев, спросила она.
— Конечно. Не все кельны говорят на человеческом. Так, ещё что-то… Что тебе рассказывал Марк?
Мэри на какое-то время задумалась.
— Ну… разве только то, что вы не едите людей и что дороги не страшные…
Я рассмеялась.
— Понятно. А ты боялась наших дорог?
— Да. Не могу понять, почему они называются дорогами.
— Потому что это дороги, — я спрыгнула с печки. — Я тебя оставлю ненадолго, будь осторожной.
Девушка кивнула.

Мекька увлечённо что-то шила.
— Мек? — окликнула я девушку.
— О, привет, — она отложила недошитый сапог (как я смогла рассмотреть, зимний) и поднялась мне навстречу.
— Я к тебе не просто так. Мне нужна обувь.
— Для той человеческой девчонки? Хорошо, это несложно. Ты её сюда приведёшь или мне к тебе подойти?
— Ну, разве что понесу. У неё совсем нет обуви, и она боится ходить по нашим дорогам.
Мек фыркнула - подобное её веселило.
— Ладно. Я могу прийти хоть сейчас. Только подожди…
Кельн взяла сумку, покидала в неё несколько пар ботинок, кусок кожи, мел, линейку и что-то ещё.
Наша нога отличается от человеческой. У кельнов более узкая и длинная стопа. При ходьбе кельн немного поджимает пальцы, стопа его опирается только на носок и пятку, в то время как у людей немного по-другому. Мекька же шила ботинки и для кельнов, и для людей.
Подойдя к нашему дому, я первая вошла и жестом позвала за собой Мек, увидев, что Мэри сидит на кровати и смотрит в окно.
— Мэри, — на человеческом сказала я, — это Мекька, она шьёт обувь.
— Добрый день, — поздоровалась она, вставая.
— Привет, — Мек улыбнулась. — Присядь, пожалуйста.
Девочка растерянно посмотрела на нас.
— Мекька поздоровалась и попросила тебя присесть, — перевела я, взбираясь на печь.
Мекька осторожно взяла ногу девушки (чистую ногу, я вчера много времени потратила на это), что-то увидела и, порывшись в сумке, достала три разных ботинка.
Мэри очень сильно покраснела, и невольно сжала в руках край покрывала, когда Мек примеряла на неё ботинки. На втором кельн задумчиво посмотрела и спросила:
— Удобно?
Я перевела её вопрос.
— Удобно, — сказала Мэри.
— Походи, — попросила Мек, надевая второй ботинок.
— Походи немного, — повторила я просьбу.
Мэри встала и неловко прошла до стены, развернулась, и обратно к кровати.
— Нигде не жмёт, не велико? – Я снова повторила на человеческом.
— Нормально, — ответила Мэри со смущением в голосе.
Мекька ещё раз придирчиво ощупала ногу Мэри в ботинке и улыбнулась, поднимаясь.
— Тогда я пошла. Если будет неудобно, обращайтесь.
Мекька вышла раньше, чем я или Мэри успели что-либо сказать.
Присев на кровать, Мэри, то глядя на меня, то отводя взгляд, сказала:
— Я заплачу.
Я склонила голову, с интересом глядя на человеческую девчонку.
— Ну, за обувь… и одежду…
— А, ты об этом. Не волнуйся, ещё поймёшь. Вставай.
Спрыгнув с печки, я взяла Мэри за руку и вывела из дома.
Она немного постояла, оглядываясь. Подождав, когда она осмотрится, я показала ей на дорогу и на будущую дорожку.
— Посмотри, там находится основная дорога. А здесь через день-два будет дорожка, по которой можно будет свободно ходить.
Мэри вцепилась в мою руку так, будто я пыталась сбросить её со скалы.
— Не бойся, — я погладила её по руке, — там устойчиво. Идём.
Подхватив девушку, я спустилась на дорогу и аккуратно поставила Мэри.
— Я упаду, — немного истерично воскликнула она.
— Не упадёшь. Если что, я тебя поймаю.
Мэри отрицательно помотала головой, я лишь вздохнула. Обычно люди меньше бояться упасть, и в этом случае Мэри напоминала мне ребёнка. Подумав об этом, я решила, что её и стоит учить ходить как ребёнка.
Развернув её в направлении нашего движения, я встала перед ней спиной вперёд, взяла за обе руки и, улыбаясь, потянула за собой. Чтобы не упасть, Мэри была вынуждена сделать шаг, затем другой.
— Мекька говорила, что если ботинки будут неудобны, надо будет сразу к ней обратиться. Так что если что, говори сразу. И попробуй не смотреть под ноги, здесь очень надежно, — я старалась болтать, в то время как Мэри со страхом смотрела себе под ноги. — К твоему сведению, там не только ветки и листья, но и… хм, нет, не помню, это надо у строителей спрашивать. Подобный настил выдерживает до двухсот пятидесяти килограмм, даже немного больше. О, кстати, мы почти пришли.
— Куда? — Мэри подняла голову и осмотрелась.
— К сестре Шела, Шиими. Они погодки, Шиими старше его.
— А можно спросить? — Мэри начала, наконец, идти прямо, только медленно, и сильнее цепляясь за меня.
— Конечно.
— А советники… у них похожи имена, как вы их не путаете?
— Иногда Шелдо зовут До, иногда — Шел, который не Шел. О, это вообще интересная история. Мать и отец Шелдо пришли к нам из другого клана, вслед за братом матери, и он родился уже здесь. Мы стараемся не давать похожие имена, но с их прихода прошло не больше месяца, и они не знали, что в клане уже есть мальчик Шел, которому на тот момент было чуть больше дня. Потому получилось, что у нас росло два Шела. Они почти что братья, всё же родились вместе.
— Вместе?
— У нас младенцы, рождённые с разницей не более двух-трёх дней, считаются братьями по времени, на нашем языке — оопс.
— Опс?
— О-опс. «О» тянется. В нашем языке много гласных тянется, постарайся это запомнить.
— Почему у нашедших меня язык был другим? — в голосе Мэри послышалось раздражение.
— Языки - охотников и домашний - разные. Домашний более используемый, в нём больше слов и словосочетаний. Охотничий нужен только на границе.
— Их два?
— Да. Давным-давно появился охотничий, ибо требовался… о, мы пришли.
На умиплюю Мэри почувствовала себя свободнее, и даже отпустила одну мою руку. Видимо, дело было в том, что умиплюю Шиими было почти пять на пять метров.
Дом Шиими был большой. В её мужьях был Тэр, охотник и в свободное время увлечённый строитель. Войдя внутрь, я застала Шиими за тем, что она лежала в гостиной и смотрела вверх. Её ооен струился и выделял все прелести кельны, будто она лежала перед нами обнажённой, особенно выделяя животик.
— Мы не помешаем? — на человеческом спросила я.
— О, конечно, нет, — она села, с интересом глядя на Мэри. — Ты же тот человек, которого вчера привела группа Шела?
Мэри неуверенно кивнула.
— Подберёшь ей ооен?
— С удовольствием, — Ши вскочила так, как будто не была беременна.
— У тебя большой живот. Сколько уже?
— Месяц остался, — просияла Шиими, ведя нас в мастерскую. — Большая будет. Я чувствую, что там девочка. Мэри, встань, пожалуйста, сюда и разденься. Ифа, завяжи, пожалуйста, дверь, а то Тэр не имеет привычки стучаться.
Мэри встала на низенькую скамеечку и стянула с себя ооен, верхний и нижний. Я старательно завязала дверь. По-человечески можно было бы сказать, что я её заперла.
— Какой ооен хочешь? — Шиими вытащила несколько ящиков. — Подлиннее, покороче?
— Подлиннее, — с интересом глядя на Ши, сказала Мэри.
— С разрезами, без?
— Без.
— Рукава длинные, короткие?
— Длинные, если можно.
— Цвет?
— А… можно выбирать?
— Конечно. Посмотри. Есть зелёный, вот такой, мне кажется, он пойдёт твоим глазам. Вот бордовый. Это зимний, пурпурный. О, примерь-ка его. Конечно, ещё рано, но я тебе его сразу дам.
Шиими помогла девушке разобраться с рукавами и перехватила рабочим поясом. Ооен был на меху и с капюшоном. Он делал Мэри сказочной кельн Пишш, которая, по преданиям, в день излома зимы разносила подарки.
— Красиво, — сказала я, глядя на девушку.
— Очень! Тогда его заверну. Мэри, тебе удобно?
— Удобно, — ответила она, поворачиваясь то одним, то другим боком.
Шиими поставила перед девушкой зеркало, и Мэри порозовела, с удовольствием глядя на собственное отражение.
— Так, более летнее. Может, рыжий?
Мэри переодели в рыжий ооен с большим округлым вырезом, который приоткрывал грудь девушки. Потом голубой, с высоким воротником, и зелёный стандартного покроя.
— А коричневый есть? — глядя на себя в зеркало, спросила Мэри.
— Есть! Давай светло-коричневый, он к твоим глазам больше подойдёт.
Светло-коричневый, со шнуровкой спереди, действительно подошёл девушки.
— Так, — Ши увлечённо начала рыться в другом ящике, — давай-ка ты померяешь этот милый нижний ооен салатного цвета, он должен подойти к этому.
Мэри была очень красива для человека, с точки зрения кельна. У кельнов нос чаще всего пуговкой, у Мэри же наоборот, был вытянут, в остальном форма лица была очень похожа на форму лица кельнов. Её густые тёмные волосы были бы предметом зависти многих, а небольшая грудь соответствовала представлениям об идеальной груди древних времён (хотя сейчас больше стала цениться грудь большего размера, исключительно из-за эстетических ценностей).
— Я ещё заверну вам голубой ооен. И зелёный, очень уж он к глазам идет. И не забудьте зайти за поясами.
Весёлая Шиими спрятала рабочий пояс и принялась заворачивать ооены. Мэри попросила оставить её в коричневом, и, одевшись, встала рядом со мной.
— Кстати, — вспомнила Ши, — ты предпочитаешь трусы или панталоны?
Мэри удивлённо посмотрела на кельну. Она вздохнула и подвела девчонку к одному из ящиков.
— Вот, выбирай. Трусы, панталоны. Рекомендую не менее трёх. О, вот этот к голубому подойдёт. Точно, тогда нужен нижний ооен такого же цвета…
То удовольствие, с которым Шиими обслуживала клиентов, неизменно меня радовало, так что в итоге мы вышли от неё с большой сумкой.
— Только сумку верни, — просила Ши, провожая нас. — Я в последнее время боюсь отходить от дома, инстинкты и всё такое. Всё же совсем скоро уже, — она с любовью погладила свой живот. — Спасибо вам.
— Тебе спасибо, — я улыбнулась.
— Спасибо, — Мэри тоже улыбнулась.
Шиими кивнула и скрылась в доме.

Дальше я повела Мэри к Нили и Гор. Девочка уже почти освоилась, уже не так цеплялась за мою руку и шла за мной.
— Почему у вас почти никого не видно?
— Кто на границе, кто на пастбищах, кто дома. Кстати… что ты обычно ешь?
Девушка растерялась.
— Картошку… ну, мясо иногда… овощи, фрукты…
— А пьёшь?
У меня Мэри пила простую воду, но я помнила, что люди заваривают разную траву или молотые кофейные зёрна.
— Воду, чай, соки.
— А кофе?
— Изредка. Я не могу позволить себе кофе.
— То есть, мясо ты почти не ешь?
— Почему, ем. Просто оно же дороже овощей.
Нили и Гор жили почти у самой земли, потому в какой-то момент дорога пошла резко вниз. Мэри вцепилась в меня и отказалась идти дальше, хотя здесь сложно было упасть. Мои уверения, что даже если она упадёт — я её поймаю, не подействовали.
— Ладно, — вздохнула я в итоге, — тогда давай я тебя или на спине понесу, или на руках.
— А туда обязательно идти?
— Обязательно, — сказала я.
Мэри закусила губу. У меня было ощущение, что девочка сейчас расплачется. Я поспешила её обнять и прижать к себе.
— Ну, маленькая. Не бойся. Я тысячи раз ходила этой дорогой, и другие кельны ходили этой дорогой, и люди ходили этой дорогой, и даже эльфы пару раз тоже, и никто не упал. Скажи, ты боишься высоты?
— Нет, — Мэри уткнулась мне в подмышку, и, кажется, плакала, — я боюсь падать.
Эта фраза вызвала у меня улыбку.
— Правильно, падать плохо. Потому ты падать не будешь.
Я подхватила девушку на руки. Она крепко меня обняла и уткнулась носом в шею. Так мы и пошли — я с ней на руках, она — вжавшись в меня и поджимая от страха ноги.
Подобная картинка повеселила увидевшую нас Нили.
— Привет, — поздоровалась я на человеческом языке, осторожно ставя Мэри на ноги.
— И тебе привет, Ифа. Я вижу здесь человеческого детёныша?
— Почему детёныша? — украдкой утерев глаза, спросила Мэри, покраснела и сказала: — Добрый день.
— А чем не детёныш? Вопросы задаёт, на руках её носят.
— А где Гор?
— Гор? Искренне надеюсь, что там, куда мои проклятия не доберутся.
— А что случилось?
— Случилось страшное! Он… ох, как сложно… он взялся доплести мой пояс и — испортил его! Идиот.
— Он же мог сплести новый?
— Ты видела, как он плетёт? Подобные пояса только для скота отдавать, пф.
Хоть Нили и злилась, но я видела, что она уже успокоилась.
— Я так понимаю, этот белый пояс твой? — Нили нагнулась и с интересом посмотрела на пояс, который был выдан Мэри.
— Да.
— Ага. Совсем не подходит. Мэри, ты какой цвет предпочитаешь?
— Коричневый. Или серый.
— О, да. И со вкусом плохо.
— Нили, может, мы к тебе придём, когда у тебя настроение будет получше?
— Ха, ни за что. Так, какие там цвета, — Нили сунула нос в мешок и внимательно в нем покопалась. — Ага, мне всё ясно.
Нили сбегала в дом и вынесла несколько поясов.
— Перво-наперво — зелёный. Под цвет глаз. Мм, давай цветочный узор. Затем, так уж и быть, коричневый. Но! Заметь, на нём прелестный узор медовым. Это пчёлы, символ семьи. И голубой. Я помню, что твои волосы были перевязаны голубой лентой вот такого цвета, хорошее сочетание. Кстати, тебе идут распущенные волосы.
Мэри покраснела. Нили вручила мне коричнево-медовый пояс и велела:
— Перевяжи.
Я развязала белый пояс, смотала его и сунула в мешок, а медовым обернула девушку и завязала на бантик.
— Спасибо, — смутившись, поблагодарила она.
— И вот ещё, — Нили, сияя, вручила мне деревянную фигуру, впрочем, тут же её отобрала и повесила на пояс Мэри.
— Это что? — спросила девочка, с интересом разглядывая игрушку.
— Это то, что вы обе должны расписать. Символ нашего клана, Ифа должна тебе объяснить.
— Носи его на поясе, — сказала я, — на всякий случай.

На обратном пути Мэри, преодолевая страх, шла наверх сама, судорожно цепляясь за мою руку.
— Пояс, — объясняла я ей, — важная часть одежды кельна. Традиционно его завязывают на узел, иногда — на несколько узлов. На бант завязывают у детей или у учеников, подобных тебе. Новички в клане часто завязывают пояс на бант, на всякий случай. На пояс вешают амулеты и знаки клана. Иногда — кинжалы. Поясом можно связать или удушить.
— Знаки клана — это что?
— Это какое-либо обозначение. Раз в несколько сотен лет знак клана может поменяться. У нас это птица. Голубая птица с зелёными глазами. Орими образовано от слова «голубой» — мии, и слова «зеленый» — оори. Почему птица — не знаю. Возможно, потому что «птица» на нашем — «рилими», но «ли» частенько при произношении проглатывается.
Мы какое-то время помолчали.
— Ифа… я забыла, как тебя зовут.
— Иафалия. Но можешь звать меня просто Ифа.
— А фамилия?
— Тэллимирия. Или Ллэллимирия. Разные мои родственники называют себя по-разному.
— Это потому что у отца и матери разные фамилии?
— О, мои родители из одной семьи. Кажется, четвероюродные брат с сестрой, — Мэри никак не прокомментировала это, и я решила продолжить. — Тэллимирия переводится как «тэлли» — яркий, и «миирия» — это наш алкогольный напиток на основе некоторых зёрен и трав, обладает мягким вкусом. Слабой миирией лечат простуды даже у детей — так мало в ней алкоголя. «Яркая миирия» означает ту, от которой легко и приятно, если её употреблять в ограниченных дозах, а вот если перепить — то последствия будут тяжёлыми. Ллэллимирия переводится по-другому. «Ллэ» — твёрдый, не совсем, конечно, - подобно глине, когда она уже тверда, но ещё может менять форму, хоть и с трудом. «Лилими» — водная лилия, и «рия» — что-то, близкое к вечности. Например, есть старики, которые живут рия — так долго, что наверняка появились незадолго до начала мира, это иносказание, конечно. Или боль подобно рия — та, которая, кажется, будет продолжаться вечность, хотя понятно, что она скоро кончится. Таким образом «Ллэллимирия» означает почти вечную твёрдую водную лилию. Или упорную лилию, и так можно сказать.
Мы ещё немного помолчали.
— Ифа, почему у вас такие слова в языке? Со множеством гласных.
— О, это связано с нашей историей. Давным-давно были те, кто сидел дома, и те, кто защищал границы…

Рилия и Пер с небывалым удовольствием варили что-то в больших котла. Завидев нас, Рилия подпрыгнула и прокричала что-то боевое; подобное поведение было свойственно ей в хорошем настроении.
— Привет, — я кивнула супругам. — Мэри, это Рилия и Пер.
— Приятно познакомиться, — Рилия пожала руку Мэри и вопросительно посмотрела на Пера.
— Передай, что я тоже очень рад знакомству, — на нашем языке попросил Пер.
— Мой муж также рад знакомству с тобой.
— И я, — кивнула Мэри. Она с интересом осмотрелась, особенно уделив внимание котлам, из которых уже вкусно пахло.
— Рис и мясо, — пояснила на человеческом Рилия, сияя от счастья, и уже на нашем сказала только мне: — Человеческая еда. Я положила больше мяса, чем требует рецепт, но надеюсь, ей понравится. А ещё добавила специй в один из котлов, надеюсь, будет вкусно.
— Не волнуйся, — не переходя на человеческий, ответила я, — люди любят мясо, просто не всегда могут его себе позволить. А я обожаю еду со специями.
— Кстати, миски верни, — попросил Пер.
Я хлопнула себя по лбу, ругнула за беспамятство и пообещала вот сейчас сбегать.
— Мэри, — попросила я девочку на человеческом, — посиди, пожалуйста, подожди меня. Я быстро.
— А я тебе пока что-нибудь расскажу, — радостно заявила Рилия, помешивая сразу в двух котлах.
Мэри была усажена на скамейку, а я побежала домой.
Закинув под кровать вещи (и подумав, что надо бы завести для Мэри отдельный ящик), я вытряхнула оставшуюся еду в одну из мисок, а вторую помыла. Обычно остатки еды возвращались поварам, которые потом использовали их в качестве корма для животных.
Когда я вернулась, перед Мэри уже стояла тарелка с горячей едой, а Рилия прыгала рядом и рассказывала байки из собственной жизни. Мэри ела, смеялась и снова ела. Пер стоял рядом, кипятил воду и, морщась, пытался понять, о чём говорят девушки.
— О, принесла, — обрадовался он и забрал у меня обе миски. — Будешь чай?
— Буду. А какой?
— С мятой. Рилия решила, что нашей гостье не помешает взбодриться. Кстати, вон та тарелка рядом — твоя.
Я кивнула и поблагодарила его.
Усевшись рядом с Мэри, я ковырнула рис с мясом и ароматными приправами и прислушалась к Рилии. Она, улыбаясь, рассказывала о своём знакомстве с мужем, а Мэри с интересом слушала.
Кельны едят два раза в день, утром и вечером, и обычно это достаточно холодная пища (зимой, впрочем, многие предпочитают тёплое). Однако я решила, что от обеда мне хуже не станет, а рис с мясом (точнее, мясо с рисом) и свежим хлебом был такой вкусный, что я об этом не пожалела.
Пер поставил перед нами двухлитровый кувшин с чаем и кружки, извинился и ушёл в дом.
— Пойдём домой чай пить? — предложила я Мэри.
— Пойдём, — девушка улыбнулась.
— Приходите ещё, — Рилия, казалось, сейчас взорвётся от счастья.
По пути к дому я несла кувшин, а Мэри, как ребёнок, цеплялась за мой ооен.
— Почем Рилия знает наш язык, а Пер — нет?
— Пер — домашний кельн, он никогда не покидал клана. А Рилия часто была на границе, года два или три прожила среди людей, по молодости охотилась. Потом уже осела и начала готовить. После этого она в сумме года полтора провела среди людей и эльфов, уже целенаправленно изучая их кухню. Сейчас она самый лучший повар. Пер же чуть ли не с рождения избрал свое место у костра, среди еды.
— Неужели у вас так слабо разделение на мужчин и женщин?
— Ну, да. В общем-то, его почти и нет. Разделения, то есть.
— Так не бывает, — Мэри отвернулась и замолчала. Она даже перестала внимательно смотреть на дорогу, хотя до этого была крайне внимательна.
— Хэй, что такое?
Но девчонка не ответила, а я сочла, что слишком неприлично выпытывать у неё подобности.

Дома мы выпили чай, я показала Мэри, куда можно убирать вещи (предоставив половину своего ящика и пообещав в ближайшее время заказать ей собственный). Девчонка кивнула. Как-то совсем незаметно она уснула, задремала прямо на печи. Я стащила с неё верхний ооен, завернула в простыню и уложила на кровать.
Сон Мэри был самую чуточку тревожен, но в целом спокоен. Мерно посапывающая девушка манила меня в мир снов, однако я встряхнулась, сбегала и отнесла мешок Шиими и сходила к Каори, взяла у неё бумаги и карандаши, обучающие письму и чтению книги. Вместе с тем Каори дала мне ворох наставлений, вроде тех, что я слышала от Марка.
Вернувшись, я с радостью увидела, что солнце освещает весь мой дом, в особенности — постель со спящей девушкой. Раздевшись, я улеглась рядом, пригрелась и уснула.

Проснулась я от прикосновения к своей обнажённой груди тёплой человеческой руки. Это было так сладко, так приятно, что я даже не решалась шевельнуться, боясь, что девочка испугается и одёрнет руку. Но нет, она хоть и нерешительно, но провела от шеи — и вниз по животу, почти к самому паху. Я невольно напряглась, ощущая приятное волнение внизу живота — и Мэри таки одёрнула руку. Я чувствовала, как она замерла, подобно испуганному зверьку.
Открыв глаза, я увидела её лицо. Изучающее, внимательное. И всё же — немного испуганное. Я улыбнулась ей и потянулась, жмурясь от удовольствия.
— Выспалась?
— Да, — голос её еле заметно дрожал.
— О, хорошо. Будешь остывший чай?
— Да.
Мне захотелось обнять, прижать её к себе, но я сдержалась.
Пока Мэри пила чай, я составила и озвучила план обучения девушки. Два-три часа, по моему плану, отводилось на обучение чтению и письму, остальное время было относительно свободным. Относительно лишь потому, что я всё равно должна была водить её по территории клана, рассказывать историю и правила, знакомить с кельнами.
— Ты не возражаешь? — спросила я её.
— Нет, — Мэри сидела, забравшись с ногами на кровать, и задумчиво смотрела в окно; она перевела очень внимательный взгляд на меня и сказала: — Спасибо. За то, что возишься со мной.
— Не за что, — я улыбнулась, глядя в её красивые глаза. — Если ты не против, мы начнём обучение завтра.

Мэри не слишком любила читать, не умела ткать, прохладно относилась к готовке и уборке, и совершенно не горела желанием присматривать за детьми или животными. Но она призналась, что любит вязать. Поэтому во второй её вечер, когда я бегала по клану, придирчиво выискивая и устраняя мусор и беспорядок, Мэри сидела и вязала. Так и пошло, что вечерами она стала вязать, вначале для меня, потом для знакомых кельнов, а потом и для всего клана (редкий кельн любит посидеть со спицами, и в этом деле Мэри пришлась кстати).

В третий день пребывания у нас Мэри я открыла глаза и обнаружила, что девушка лежит на боку, крепко и нежно меня обнимая. Я чуть не замурлыкала от счастья. А проснувшись, она не поспешила одёрнуть руку или отвернуться, и несколько минут мы так и лежали вместе, в обнимку.
С этого дня началось полноценное обучение Мэри. Язык давался ей не всегда легко, особенно сдвоенные гласные. Я часто поправляла её, она (в свою очередь) могла повторить за мной тут же, а могла и не повторять. Ей была чужда школьная программа с грамматикой, при разговоре о конкретных правилах языка Мэри морщилась и отказывалась воспринимать информацию, потому я очень быстро отказалась от идеи быстренько объяснить их. Пришлось действовать путём более длинным — долго, с примерами, рассказывать, почему так правильно, а так уже нет. В какой-то момент, например, я долго объясняла, когда используется окончание «ни», идущее для множественного числа. Вообще оно могло идти где угодно, в том числе для имён. Но был ряд случаев, когда окончание «ни» было использовать неправильно. Например, в предложении: «У меня много разнообразных ооенов» само слово «ооен» должно было стоять в единственном числе как совокупность того, что у меня есть, как единая вещь, ибо все ооены похожи на один ооен. То есть здесь сам ооен подан как идея, а не как что-то конкретное. А вот в предложении «Мои пять ооенов» надо говорить «ооенни». Казалось бы, наличие идеи о предмете — просто и естественно, но Мэри никак не могла этого понять, и я до сих пор не уверена, что поняла.
Некоторые сложности возникли и при коммуникации с другими кельнами. Здесь была глобальная проблема взаимоотношений людей и кельнов. У людей другие зоны для общения, они более скрытые существа, более замкнутые в себе. Для кельнов совершенно естественно касаться собеседника при разговоре, если этот разговор неофициальный. В кругу клана объятия и дружеские поцелуи естественны. Когда кельн видит, что члену его клана грустно, одиноко и плохо, он стремится его обнять, даже если они не состоят в близких отношениях или вообще видятся пару раз в год. Кельн не ждёт, что ему расскажут, что случилось, но он готов поддержать, что бы ни произошло. Мэри, как человек, была более закрыта. Она не могла спокойно коснуться другого существа, не сразу поняла, что объятия — совершенно нормально и ни к чему не обязывают.
Также кельны уважают право молчания. Ты не должен никому ничего рассказывать, ты волен молчать и никому ничего не объяснять. Исключения есть, но только в тех случаях, когда подозревают, что кельн серьёзно нарушил закон (что случается очень редко). Это кажется совершенно правильным, но для людей подобное странно.
Ещё проблемы, с которыми я столкнулась, были связаны с нежной душой Мэри. На тот момент я не знала, что случилось у неё с людьми. А несмотря на всё моё нежное отношение к этой девочке, приступать к каким-то более конкретным ухаживаниям я решилась не раньше, чем через две недели, до этого момента будучи полностью поглощённой её обучением и вводом в наш клан. Видимо, после моих объяснений, что объятие — всего лишь объятие и ничего более, Мэри что-то для себя решила, и — закрылась для меня. Она долго не решалась проявить свои чувства, а я просто их не увидела. Впрочем, об этом я расскажу немного позже.

На одиннадцатый день Мэри уже могла сказать несколько фраз на нашем языке («Да, спасибо», «Нет, спасибо», «Спасибо», «Это было ошибкой», «Не стоит так делать» и «Было хорошо») и немного пополнила свой словарный запас. Иногда, намучившись попытками запомнить правильное произношение, она уходила в ванную или ещё куда и тихо плакала.
Мэри с удовольствием ела нашу еду (три раза в день с напоминанием, два раза вместе со всеми и без напоминания с моей стороны). По человеческим меркам, Мэри ела редко, и мне кажется, что если бы я не упоминала, то могла бы есть и раз в день.
Что интересно, я ни разу не замечала, чтобы Мэри мастурбировала. Боясь её смутить, я не задавала ей вопросы на эту тему, но в какой-то момент внимательно просмотрела книгу, посвящённую сексуальности людей. Судя по всему, в этом плане у людей и кельнов было мало отличий, и подобное поведение вполне имело место быть. Но всё равно что-то меня смутно тревожило, и я никак не могла понять, что именно.
В общем, на одиннадцатый день Регг зашёл к нам. В своём официальном ооене, предназначенном для активного перемещения. В этот момент я окрашивала ткань, которая пойдет на будущие ооены для Шиими, а Мэри вязала мне носки. Вместе с тем я рассказывала ей о Нелени, богине урожая, которая приходит раз в год между летом и осенью, делает плоды вкусными и сладкими, и благодарит Инели за проделанную работу. Потом они обнимаются, целуются, и Нелени даёт Инели семя на следующий год. Инели, в свою очередь, по весне зачинает плоды и растит их до прихода Нелени, которая сделает их вкусными и сладкими.
— Рассказываешь легенды? — спросил Регг на человеческом, усаживаясь на пол.
— Рассказываю. У меня осталось молоко, будешь?
— С удовольствием.
Мэри не сразу поняла, кто перед ней, а поняв, растерялась.
После того, как глава клана ритуально испил из моих рук (в данном случае — молоко), мы попросили Мэри сесть с нами в круг и стали говорить.
— Скажи, Мэри, тебе нравится у нас? — спросил Регг.
— Нравится, — ответила Мэри.
— Ты хотела бы побыть с нами немного больше, чем десять дней?
— Да, — Мэри еле заметно смутилась.
— Ифа, с ней нет проблем?
— Никаких, — спокойно ответила я.
— Да? Мне кажется, ты что-то недоговариваешь.
Я на миг задумалась.
— Мэри трудно даётся наш язык.
— Что ж, это бывает. Ты готова продолжать о ней заботиться?
— Готова.
— Мэри, а тебя Иафалия не обижает?
— Нет, не обижает.
— И ты хотела бы продолжить жить с ней?
Мэри рассеянно смотрела на листики на полу. И молчала.
— Мне выйти? — спросила я, уже готовясь подняться.
— Нет, нет, — Мэри слишком быстро вскинула голову и разве что за руку меня не схватила, но было заметно, что хотела.
— И тебе хотелось бы продолжить жить с Иафалией, или стоит подыскать новый дом?
— С Иафа… ээ… с Ифой.
Мы с Реггом улыбнулись её неудавшейся попытки сказать моё полное имя.
— Хорошо. Я скажу о решении своим советникам. Ифа, раскрась с Мэри наш символ и пускай она его носит на поясе. С завтрашнего дня Мэри, человеческая девушка, будет под защитой нашего клана.
Регг встал, поклонился и вышел.

Ткань висела на улице и сушилась, полтора носка лежали на печи. Мы с Мэри сидели на полу и расписывали её птицу под моим чутким руководством. Измазанная в голубой краски Мэри пыталась осторожно нарисовать зелёные глаза, я же ёрзала от нетерпения, представляя тот момент, когда Регг официально возьмёт девчонку под нашу защиту.
Наконец птица была осторожно поставлена среди ветвей. Я невольно вспомнила, как расписывала свою последнюю птицу.
— А теперь тебе надо её немного раскрасить, — я поставила перед ней баночку с более тёмным оттенком голубого.
Мэри, с краской на руках, ооене и носу посмотрела на меня несчастными глазами.
— Обязательно?
— О, да. Не волнуйся, это может быть что угодно.
— Тогда можно просто линию?
— Линию? — я на миг задумалась. — Слишком просто, так обычно дети делают. Ты должна отличить свою птицу от других. Вот, например, — я пошарила под кроватью среди ветвей и достала свой символ. — Видишь — вот здесь у меня крылья, здесь цветочек, а здесь моё сокращение имени.
— Может, мне просто имя написать? — Мэри, в отличии от меня, была не слишком воодушевлена.
— Мм, давай. Давай тогда нашим языком.
Я взяла бумагу и написала имя Мэри двумя символами. Мы использовали преимущественно слоговую азбуку, перемежая её буквенной.
— Я это не напишу, — кажется, Мэри испугалась.
— Сейчас нет, — я невольно прислушалась к ветру в деревьях. — Пошли ужинать, как раз птица высохнет.

— То есть, ты у нас навсегда остаёшься? — Рилия разве что не подпрыгивала, сидя рядом с Мэри, которая за обе щёки уплетала картошку с мясом и мясной салат.
— Угу, — она запила тёплой водой еду и сказала чуть более полно: — Надеюсь на это. А разве можно навсегда?
— Конечно! Эй, дай мне ещё мяса!
Сказочник Лен, который обычно обедал на другом конце деревни, наконец добился того, что его помощь приняли, и теперь подавал еду. Поставив перед Рилией миску, он сел напротив и, прикрыв глаза, сказал:
— Давным-давно одна славная девушка пришла к кельнам. Она поселилась на келдоне, целыми днями пела, вышивала узоры на разноцветных скатертях и любила прекрасного юношу. Юноша, прошу заметить, тоже отвечал ей взаимностью. Но по прошествии трёх лет рассорились они. Девушка порвала самую красивую скатерть, юноша обозвал её некрасивыми словами, и девушка ушла. В слезах она вернулась в родную деревню, и с удивлением узнала, что младшая сестра её уже давно замужем, и окружена правнуками, родителей давно нет на белом свете, а мужчина, предназначавшийся когда-то давно в женихи, — беззубый старик с импотенцией. Расстроилась девушка. Расстроилась — да и вернулась к кельнам, вышивать узоры и петь песни. С юношей тем они потом помирились.
— Эта история корнями восходит к тому времени, когда у кельнов и людей были разные календари и когда мы имели возможность управлять природными явлениями. На самом деле, подобного никогда не было и это лишь людские легенды, — пояснила я Мэри, которая заворожено слушала сказочника.
— Ты имеешь в виду, что была путаница во времени, но никогда ещё девушка не возвращалась домой через полвека, хотя думала, что прошло пару месяцев, — Рилия вопросительно посмотрела на меня и я кивнула.
— У нас в деревне был старик, который пришёл и рассказал, что он полгода прожил у эльфов, а в это время в мире прошло около пяти лет, — сказала Мэри.
— И его действительно не было пять лет?
— Действительно. Его жена уже успела стать вдовой и вновь выйти замуж. Неловко вышло, когда он вернулся.
— Табакама, — буркнул сказочник и получил от Рилии по лбу. — За что?!
— Не ругайся при девушках.
— А он ругался? — тихо спросила меня Мэри. Возможно, она думала, что услышу я одна, но услышали все.
— Потом скажу, — шепнула я ей на ухо.
Сказочник обиженно отвернулся и начал мрачным голосом рассказывать про эльфа, что родился гадким утёнком и пошёл учиться красоте к кельнам. Мы, склонив головы, с интересом его слушали. Высмеяв эльфов, Лен встал, поклонился и молча ушёл.
— Ему не нравятся эльфы? — спросила нас Мэри.
— Никому не нравятся эльфы, — мрачно откликнулась Рилия. В следующую секунду она встряхнула головой и улыбнулась. — Ты же вяжешь? Можешь связать гетры?

После ужина Мэри была в приподнятом настроении. Выписав под моим чутким руководством два символа с именем и уже самостоятельно наставив линий и точек (как младшие подростки), она забралась в постель и делала вид, что лежит там тихо. Я слышала, что она возится и ждёт меня, но не подавала вида.
Погасив масляную лампу, я легла рядом и только хотела обнять, как была ошарашена вопросом:
— А кельны не любят эльфов?
— Не любят. Не спрашивай только, почему. Они выскочки. Наглые выскочки. И мы с ними долго воевали за леса. Отвратительные создания. Мы гораздо лучше.
— Понятно, — судя по голосу, ей было не совсем понятно, но я не хотела уточнять.
Я было обняла её, но она отстранилась, повернувшись ко мне спиной, и мерно засопела, симулируя сон. Около получаса я лежала в растерянности, не зная, как расценивать подобный жест. Ей неприятны мои прикосновения? (В последнее время Мэри избегала ко мне прикасаться.) Ей не нравится, что мы не любим эльфов? (Обычно люди романтизируют эльфов, хотя, казалось бы, зачем.) Или она просто волнуется перед завтрашней церемонией? (Кстати, я же так и не познакомила её с людьми нашего клана.)
С этими мыслями я уснула, решив спросить всё после церемонии.

Церемонию принятия под защиту клана я видела третий раз в жизни, хотя они случались за мои сорок лет куда чаще. Но вот одним из участников я была впервые.
Регг, в парадном белоснежном ооене, стоял на умииплюю, кажется, на бочке (впрочем, оееон скрывал, на чём), возвышаясь над всеми. Слева и справа стояли Шел и Шелдо, без возвышения, тоже в белом.
Мэри была в светло-серых одеждах, с распущенными волосами, в которые мы с Нили вплели серые ленты.
Я почему-то боялась, что она забудет все мои объяснения (хотя от неё требовалось лишь подойти, преклонить колено и пару раз сказать «да»; роль того, кого берут, сводилась к минимуму).
Я двигалась вслед за ней, тоже в серых одеждах, но на тон темнее, с убранными волосами.
Остальные кельны стояли вокруг и с интересом наблюдали. Некоторые затаили дыхание.
Не дойдя нескольких шагов, Мэри немного помедлила (видимо, прикидывая на глаз расстояние) — и опустилась на одно колено, преклонив голову.
Из-за того, что Мэри не говорила на нашем языке, всю ритуальную речь произнесли на человеческом. Для тех, кто не знал человеческого, на почтительном расстоянии, но довольно близко к нам, стоял Марк и переводил с тихими подвываниями, призванными делать ситуацию более торжественной.
— Мэри Криспо, ты хочешь получить защиту моего клана, позволения жить среди нас, работать и развиваться?
— Да.
— Ты готова соблюдать правила клана, нести ответственность за свои поступки и никому не рассказывать о делах клана?
— Да.
— Ты будешь приносить пользу клану так, как приносила бы пользу своему дому?
— Да.
Регг степенно кивнул.
— Иафалия Тэллимирия-Ллэллимирия, — видимо, Регг и сам не знал, как правильнее произносить мою фамилию, — я вижу тебя за спиной Мэри. Я вижу, ты хочешь заботиться о ней, пока она нуждается в этом. Подумай ещё раз, в последний раз — хочешь ли ты взять ответственность за этого человека? Ты готова к этому?
— Да, готова, — я слегка склонила голову и вновь её подняла, глядя на старейшину.
— Ты должна оберегать её, обучать её, давать ей кров и пищу, ввести в наш клан. На протяжении двух-трёх месяцев ты будешь нести за неё полную ответственность. Всё то, что она сделает, ляжет на твои плечи. Ты готова нести это бремя?
— Да, готова.
— В некотором смысле, тебе придётся стать ей второй матерью или же отцом. К тебе могут приходить свататься за Мэри, к тебе будут обращаться, если захотят её куда-то позвать. Это огромная ответственность, Иафалия. Ты готова к ней?
— Да, готова.
— Хорошо. Я, глава клана, Регг Леэоми, готов принять тебя под свою защиту.
— Я, Шелдо Нкупе, удовлетворён твоими обещаниями и обещаниями твоего опекуна, и готов гарантировать тебе защиту клана.
— Я, Шел Леэоми, обрадован твоими обещаниями и обещаниями твоего опекуна, и готов видеть тебя в своём клане.
Главы клана вопросительно посмотрели на меня. Я несколько мгновений пыталась вспомнить, что от меня хотят.
— Я, Иафалия Тэллимирия… — «Ллэллимирия» — зашептали родственники по материнской линии, — …Ллэллимирия… рада стать твоим опекуном в нашем клане.
Марк мою речь перевёл целиком, с подвываниями, так, что она стала звучать куда лучше, чем в моём исполнении.
Старейшины довольно кивнули, клан облегчённо выдохнул.
Регг суну руку в карман ооена, потом в другой, потом засуетился. Около минуты главы клана гневно переглядываясь. Наконец, старейшина нашёл фигурку птицы. Подняв её, он еле слышно прошептал несколько добрых слов на нашем языке (Марк это не стал переводить). Потом передал её Шелдо, который тоже прошептал несколько добрых слов. Шел, совершив такой же обряд, подошёл и с улыбкой передал фигурку мне. Я знала, что это будет, но всё равно так растерялась, что не запомнила, что именно шептала на фигурку (кажется, что-то о любви и удобстве).
Потом я подошла к Мэри, присела рядом с ней и прикрепила птицу ей на пояс.
— Можешь вставать, — шепнула я девушке.
Поднялись мы вместе, держась за руки. Кто-то радостно крикнул: «Нас стало больше!», и все кельны кинулись обниматься.

Всякий кельн любит веселиться (хотя, конечно, есть исключения). Но гораздо больше обычный кельн любит лежать на дереве и слушать мир. Мир большей частью состоит из деревьев, цветов и травы. И ветра.
В общем, нормальный кельн — ленивый хищник.
Мэри была чистокровным человеком, но лени у неё было чуть ли не больше, чем у нормального кельна. Потому на следующий день после праздника (в котором принимали участие все, кто знал Мэри) девушка спала долго. Я уже успела прибраться на вверенной мне территории, поесть, помыться, подрочить — а она всё спала. Это было так неожиданно, что я даже думала, что она заболела.
Потом я высчитала, что спит она всего восьмой час, и успокоилась.
Проснувшись, Мэри сходила в туалет, поела — и я принялась учить её письму. Девушке это быстро наскучило, а я не стала настаивать.
В этот момент ко мне прибежала Лэни, девчонка пятнадцати лет от роду. Бесцеремонно (как только могут дети) она заглянула ко мне и сказала:
— Шиими рожает. Пойдёшь смотреть?
Не услышав моего ответа, девчонка убежала.
— Мэри, пойдём, — я поспешно поднялась, подвязала волосы, чтобы не мешали, и надела ботинки.
— А можно?
— Конечно.
Мэри хоть и свыклась с тем, что у нас называют дорогой, всё равно цеплялась за мой пояс и изрядно мешала.
— Ифа, кого я вижу. К Шиими? — Рилия возникла внезапно.
— Да. А ты?
— Тоже. Надо узнать и принести мужу новости. Ему-де неинтересно присутствовать, но узнать, что да как, хочется.
Я уловила ложь в словах Рилии. Вероятно, ей куда больше хотелось всё знать, чем её мужу.
— У вас можно присутствовать при родах?
Мэри помялась, но всё-таки схватила Рилию под локоть.
— Конечно.
Кельны перед домом Ши занимали самые различные позиции. Каори бегала в дом и обратно, внимательно осматривала собравшихся, что-то кому-то кротко приказывала. Она была в белом ооене, с короткими рукавами и широким поясом. Хоть я и понимала, что это необходимая одежда, всё равно в какой-то момент стало страшно — а вдруг что-то пошло не так.
— О, человеческая девчонка, — крикнул кто-то на нашем.
— Вас Каори ищет, — Шел возник рядом и с некоторым интересом посмотрел на Мэри.
Я кивнула. Шел, по своей привычке, растворился в толпе. Когда Каори вновь вышла из дома, я ей махнула.
— Думала, вы быстрее будете. Я же к вам Лэни посылала, — Каори говорила на нашем языке, потому что плохо владела человеческим.
— Она сказала, что Ши рожает, но не сказала, что нас ждут.
Каори втащила нас в дом и выдала белые ооены, наказав переодеться. Я выполнила приказ и помогла Мэри.
— Нас ждали, — сказала я ей, когда Каори, пылая негодованием, удалилась к роженице.
— Зачем? — глаза девушки округлились.
— Не знаю. Есть пара предположений…
— Да воссияет свет в этом доме! Они уже идут! — раздался из родильной комнаты крик Каори.
— Идём, — я взяла Мэри за руку и повела за собой.

Шиими лежала в подушках, рядом сидела Каори и успокаивала её шепотом. Увидев нас, Ши улыбнулась.
— Как всё? — спросила я, присаживаясь рядом.
— Ещё рановато. Я помню, ты путешествовала, долго жила у людей, и знаешь человеческий. Мне хочется, чтобы мой ребёнок тоже не был заложником этого места.
Ши ненадолго замолчала, прикрыв глаза.
— Мэри, — спросила она на человеческом, не открывая глаз, — ты много где была?
Мэри медлила с ответом, видимо, не зная, что сказать.
— Ты боишься отвечать?
— Нет, не боюсь. Ну… да, я много где была.
Ши улыбнулась.
— Сядь ко мне поближе и возьми меня за руку.
Чуть больше полутора часов мы находились рядом с Ши, поддерживая её и почти не разговаривая. Когда мне понадобилось отлучиться в туалет, Мэри пошла за мной. Это показалось мне удачным, потому я её затащила за собой.
— Слушай, — решила сказать я ей на всякий случай, — когда Ши родит, подержи ребёнка несколько мгновений.
— Зачем?
— Есть поверье, что тот, кто держит новорожденного, определяет его судьбу. Особенно важны первые мгновения его жизни.
Мэри поджала губы и опустила взгляд.
— Я могу уйти?
— Почему?
— Не нужна новорожденному такая судьба.
Я удивлённо посмотрела на девушку, гадая, что же могло так повлиять на неё.
— Останься. Я не думаю, что Ши позвала бы тебя, если бы не хотела.
Девчонка хотела что-то сказать — но лишь расплакалась. Мне оставалось только обнимать её и говорить, что всё — ерунда.
— Я думаю, вы бы выгнали меня, если бы знали лучше, — сказала она.
— Ты убивала невинных? — прямо спросила я у неё.
— Нет… — кажется, она растерялась.
— Воровала?
— Нет…
— Клеветала…
— Н… нет.
— Я не вижу иных причин, по которым тебя можно было бы выгонять.
Мэри отстранилась от меня. Глядя в стену, она пыталась подобрать слова — но не могла.
— Ты можешь не говорить, почему считаешь, что мы бы тебя выгнали. Но, прошу, не заставляй меня страдать из-за этого. Мне больно видеть, как ты мучаешься и не можешь рассказать.
Мэри медленно сползла по стене и спрятала лицо в ладонях.
— Ифа… прости, я не могу сейчас тебе об этом сказать.
— Хорошо, — я села рядом с ней, обняла и легко поцеловала в висок. — Идём. Ши может переживать, что нас так долго нет.

У Ши родились две очаровательные близняшки. Первую сначала держала я, а потом Мэри, а вторую - наоборот. После этого Каори омыла детей и оставила их с Шиими.
— Счастье, — сказала Каори, провожая нас из дома, — что на две мааоли два ребёнка.
— Не знаешь, — спросила я, — почему Ши хотела нас обеих?
— Тебе же нравится Мэри, а Шиими хотела, чтобы её ребёнок знал мир за пределами клана. Мне кажется, здесь всё прозрачно.
Я поблагодарила её, и мы с Мэри пошли домой.
— О чём вы говорили, когда мы уходили? — спросила Мэри.
— Она сказала, счастье, что на две мааоли два ребёнка.
— Маао…
— Мааоли, — сказала я ещё раз, и, чувствуя её вопрос, ответила: — Это что-то вроде крёстных матерей у вас. Не волнуйся, это не накладывает какую-то особую ответственность.
Девушка немного погрустнела.
— Мэри, всё хорошо.
— А, да. Ифа, я ещё слышала своё имя. Каори что-то отдельно про меня говорила?
— О. Я спрашивала, не знает ли Каори, почему Ши захотела нас в мааоли, — я на несколько мгновений задумалась, формулируя и боясь испугать девочку. — Она сказала, что это очевидно, поскольку Ши хотела, чтобы её ребёнок знал мир за пределами клана. Я много путешествую, ты сама являешься человеком, и ты мне нравишься. Видимо, Ши исходила из этого, когда просила привести нас.
Мэри посмотрела на меня и быстро опустила взгляд. Но я заметила, что она была немного удивлена услышанным.

В ночь ко мне заглянула Мэлли. Мы ещё не легли спать, и я радостно приветствовала девушку.
— Мэри, это Мэлли, сестра Эньвии, жены Регга, и в некотором роде супруга Мекьки, — представила я.
— Приятно познакомиться, — Мэлли пожала руку Мэри. На человеческом она говорила с сильным акцентом.
— Ты по какому поводу?
— Я принесла миирию, — Мэл порылась в складках ооена и вытащила бутылку с алкоголем. — Услышала, что вы сэммо мааоли двоих очаровательных детей.
Мэри вопросительно посмотрела на меня и еле заметно шевельнула губами.
— Сэммо мааоли — стали мааоли, приняли на себя эти обязанности. Да, так и есть, и Каори сказала, что это счастье.
— Ши ждала только одного ребёнка, так что это счастье - большое.
Я достала чашки, мы уселись на полу и Мэл всем налила.
— Мы можем подождать Мек, а можем выпить сразу.
— А далеко она? — спросила я.
— Обещала скоро быть. Сказала, что хочет распеть несколько песен в… мм… элаоха аанни.
— В честь новорождённых, во славу новорождённых, — автоматически перевела я для Мэри. — Аана — новорождённый. Элаоха — славить, прославлять.
Мэри кивнула. Вид у неё был немного понурый.
Мы налили в четвёртую чашки миирию и поставили её для Мекьки.
Мек вошла, сразу увидела приготовленную ей чашку, без приветствия села и с радостным видом её осушила.
— Вообще мы ждали только тебя и сами ещё не пили, — пожурила её Мэл.
— Да ладно, тогда ещё наливай.
Мек налили ещё. Мы подняли наши чашки и выпили (Мэри с небольшим опозданием, она впервые пила с кельнами; праздник в честь её входа в клан был традиционно без алкоголя). Я больше смотрела на свою подопечную, ибо мне была интересна её реакция. Миирия имеет привкус разных трав, зачастую она сладкая. И я увидела, что Мэри это понравилось.
— Я спеть хочу, — заявила Мек и откуда-то из складок ооена достала персики.
— Что именно? — Мэл поставила персики на середину. — Иф, Мэри знает какие-нибудь наши песни?
— Ещё нет.
— Значит, будем учить, — обрадовались девушки.
Я перевела наш разговор Мэри и поинтересовалась, что же мы будем петь. Мек хотела что-нибудь задорное и славящее, Мэл — спокойное. Я предлагала то, где поменьше слов и попроще мотив, чтобы Мэри могла к нам присоединиться.
— Давайте тогда о кельне, покорившим горы. Хорошая песня.
— А не много слов? — усомнилась Мэл.
— Там же припев простой и часто повторяется. Ифа?
— Давайте. Но тогда раза два или три, если хотим вместе с Мэри.
— Тогда в первый раз я пою — а ты переводишь, — решила Мек.
— Эй, я тоже петь хочу!
— Тогда мы поём, а Ифа переводит.
Супруги сели рядом друг с другом и взялись за руки, мы с Мэри устроились напротив. Девушки пели торжественно и медленно, из-за чего песня казалась довольно печальной. Я параллельно переводила, и, пользуясь возможностью, держала руку на колене девушки.
Потом Мэри пела вместе с нами, сбиваясь. Потом мы выпили ещё и девушка стала сбиваться меньше. В какой-то момент Мек опомнилась и спросила, а можно ли вообще поить такую молоденькую девочку. Я посмеялась, перевела фразу Мэри (которая смутилась и немного возмутилась) и сказала, что по человеческим меркам она уже большая.
Потом мы затянули песню о вечной любви Инели и Нелени, которые вместе с тем являются покровителями дружбы и любви между женщинами.
Потом пили и пели что-то ещё. К моей радости, к концу вечера Мэри начала гораздо лучше понимать наш язык и моя работа как переводчика резко упростилась.
Потом Мэл и Мек забыли, что они уже десять лет как супруги и начали ласкаться и целоваться, как пятнадцатилетние дети. И это было так красиво, что я лишь сидела, приобняв Мэри, и любовалась.
Потом супруги ушли, оставив нам ещё миирии. А мы с Мэри легли спать.
Девушка какое-то время ворочалась в моих объятиях, и, наконец, спросила:
— А они действительно вместе?
— Ага.
— И давно?
— Десять лет.
Мэри помолчала — то ли уснула, то ли задумалась. И когда я уже решила, что девушка уснула, она внезапно сказала:
— Ифа, ты мне нравишься.
— Ты мне тоже.
После этого я уснула под действием алкоголя, и снились мне приятные сны с участием Мэри.

Всю нашу историю можно рассказать сказками. Она задокументирована и тщательнейшим образом хранится в библиотеке и у некоторых кельнов.
Мне было неинтересно вести Мэри в библиотеку (тем более, она не сильно хотела читать и писать), а сказки хоть и упрощённо, но давали некотрое представление о нашей истории. И я рассказывала их, выбирая нужные, вначале на человеческом, потом на нашем. Наверное, в голове Мэри была месиво из дат, имён и событий, потому что сказки отбирались по принципу простоты восприятия и возможности понять, как мы говорим.
Спустя несколько лет я недоумевала, как же Мэри выучила наш язык – учитель из меня получился плохой.

С людьми клана Орими Мэри познакомилась только на свой двенадцатый день пребывания у нас. Возможно, она видела их раньше, но специально я её ни с кем не знакомила.
Началось всё с того, что я висела вниз головой на ветке, качала пресс и рассказывала о том, как дед Регга отвоёвывал своё право на власть. Мэри сидела на пороге с вязанием в руках и слушала. Время от времени она вспоминала, что она вяжет и делала ряд или два.
Потом деревья заволновались, я заволновалась вместе с ними — и замолкла. Наверное, это встревожило Мэри, по крайней мере, о ней я вспомнила только после второго или третьего вопроса.
— Что-то случилось, — сказала я, — пойдём, посмотрим.
Чтобы не идти со скоростью медленной человеческой девчонки, я схватила Мэри за руку и потянула за собой. Кажется, именно тогда она перестала бояться ходить.
Пришли мы уже тогда, когда кельны обступили дом и потушили начинавший разгораться огонь.
Из дома валил густой дым, на пороге сидел грустный Лександр. Впрочем, оказалось, что он был не грустный, а задумчивый, потому что стоило его друзьям приблизиться, как он вскочил и, размахивая руками, стал объяснять, что всё сошлось и всё правильно — но не так.
Здесь же был Шелдо, который стоял и записывал рассказы очевидцев о происшествии.
— Всё в порядке, — ко мне подошли Марк с Грегом. — У него что-то не совсем сошлось и получился неожиданный результат.
— Да? По объяснениям мне показалось, что всё сошлось.
— Обычные человеческие заблуждения.
Кельны могут чувствовать ложь, но если человек или кельн сам верит в то, что говорит, то это воспринимается как правда.
— Как продвигается адаптация Мэри? — спросил меня Грег.
Я посмотрела на девушку. При виде Марка она смутилась и пыталась держаться так, чтобы между ними была я.
— Сложно судить. Позавчера мы с Мэл и Мек пили во славу новорожденных, и кажется, после этого дело пошло лучше.
Грег вздохнул. Если никто не хотел заниматься адаптацией людей, то он брал это дело на себя, и в некотором смысле был уже профессионалом. Наверняка ему казалось, что я делаю всё не так.
Марк, совершенно игнорируя реакцию Мэри, обошёл меня и спросил на человеческом:
— Тебя Ифа не обижает?
— Нет, — кажется, девушка была удивлена подобным вопросом.
— А пыталась? — внимательно глядя на неё, спросил Марк.
Я мысленно застонала, понимая, что этот кельн хочет печься о моей личной жизни, будто он — мой родитель.
— Нет, — Мэри еле заметно покраснела, кажется, понимая, на что это коварный кельн намекает.
— Если что — говори, я помогу.
Марк «доброжелательно улыбнулся». От этой улыбки передёрнуло даже невозмутимого Грега. Покосившись на Мэри, он отвёл меня в сторону и спросил:
— Скажи мне честно, что между вами произошло?
Вопрос меня удивил.
— Ничего.
— Совсем?
— Совсем.
— Иафалия, то есть ты утверждаешь, что вас связывают только дружеские отношения, и что ты не давала ему надежду?
— Надежду на что? — я была шокирована.
— Надежду на счастливый брак и множество маленьких кельнов.
Меня передёрнуло.
— Тьфу. Я люблю Марка, он мне как брат, и он мой друг. Но я никогда не думала обзаводиться семьёй вместе с… ним. И, если честно, он абсолютно не в моём вкусе.
— Понятно.
Похоже, Грегу действительно было всё понятно, потому что он расслабился.
— Скажи, а он… ну… думал создать со мной семью?
— Да. Я думал, ты сама заметила. Прости, я не могу об этом говорить.
«Феени, ме нее си фа». Надо Мэри научить этой фразе, на случай, если к ней кто-то будет приставать с неудобными вопросами.
Я повернулась — и увидела, что Марк что-то говорит девушке, а она краснеет. Прислушавшись, я поняла, что он рассказывает ей о том, что есть такая вещь, как женская любовь, но что ни одна женщина не заменит один хороший половой орган, который есть только у мужчин. Странно, мне казалось, что у кельнов нет подобных предрассудков.
— Мэри, — я не слишком вежливо прервала Марка, — я хочу тебя с кое-кем познакомить.
К этому времени толпа у дома Лександра изрядно поредела. Сам он, как виновник, всё ещё был на виду, но уже ни с кем не разговаривал. Я подвела Мэри к другому человеку и представила:
— Лександр, это моя подопечная Мэри. Мэри, это Лександр, человек, химик, очень талантливый учёный.
— Приятно познакомиться, — Лександр просиял. — Рад знать, что в этом селении есть прекрасное создание, с которым можно поговорить на чистом человеческом.
— И мне приятно с вами познакомиться, — Мэри поклонилась согласно человеческим обычаям.
— Как будто бы треть кельнов не говорит на человеческом хорошо, — не смогла я скрыть своего изумления.
— Не треть, а четверть. Ещё некоторое количество знает человеческий очень плохо, хоть и являются интереснейшими собеседниками.
— Ты же не хочешь сказать, что человеческий знают только неинтересные собеседники?
— Нет, конечно. Какими вы к нам судьбами? — Лександр вновь обратился к Мэри.
— Э, случайно, — смутилась девушка.
Я уже которую минуту чувствовала естественные позывы природы, и уже не могла спокойно сдерживаться.
— Лекс, расскажи Мэри о себе лучше. А я пока воспользуюсь твоим туалетом, хорошо?

Когда я вернулась, Мэри рассказывала Лександру новости мира людей, а он был так удивлён, что спрашивал даже о тех событиях, которые вроде как сам мог наблюдать. Рассеянность Лександра порой удивляла.
Уже дома, после того, как я устроилась на печки, а Мэри на полу, девушка спросила:
— Почему Лександр живёт здесь?
— Лучшее образование, — я не смогла скрыть гордости в своём ответе. — У кельнов обширная библиотека, включающая книги людей и эльфов, хорошие учёные и много возможностей заниматься исследованиями. Не говоря уже о том, что учёный кельн ценится во всём мире — разве что эльфы от него откажутся.
Мэри не прельстила подобная перспектива. Она вновь потянулась за спицами, но в какой-то момент руки её дрогнули, голова опустилась и мне показалось, что она хочет что-то спросить — но боится. Я терпеливо ждала, пока Мэри решит говорить, и моё ожидание не было напрасным.
— Скажи… а у вас есть книги, которые описывают… м… поведение людей?
— Психология? Есть, — я еле удержалась от радостного вскрика. — А что именно тебя интересует.
— Так, — рассеянно ответила Мэри, явно смущаясь, — в целом.
Подобный ответ меня не устроил, однако если она не хочет говорить — то пусть не говорит.
— Пойдём, покажу, — я вскочила и подняла Мэри.
— Прямо сейчас? — удивилась она.
— Конечно! Как раз перед ужином посмотришь нашу библиотеку. Уверяю тебя, это стоит увидеть!

Здание библиотеки располагалось примерно в центре клана. Оно было построено между келдонами и образовывало шестигранник, оканчивающийся куполом, высотой было от самой земли — и немного не доставало до макушек деревьев. Люди, как правило, удивлялись, увидев подобное на нашей земле, и Мэри не была исключением.
Впрочем, называть библиотеку библиотекой было не совсем верно. У нас нет институтов, таких, как у людей, и понятия высшего образования (но есть понятие «глупый кельн, который ничего не читает, ничего не знает и совсем необразован»). Есть общее образование у детей и подростков. После достижения определённого возраста и уровня знаний кельн может изучать интересующие его вопросы самостоятельно, а может найти учителя ил учителей. И библиотека — это то место, где можно узнать очень много, где проходить треть занятий у школьников, и где обычно занимаются молодые кельны. Здесь шесть уровней. Самый верхний занимают лаборатории, на самом нижнем, первом уровне, расположены хозяйственные помещения и помещения, в которых хранятся запасные, неважные и ненужные книги. Пятый представляет собой открытое пространство для чтения и занятий, где каждый может оградить себя от внешнего мира так, как пожелает, выпить воды, поесть и, конечно же, вдоволь позаниматься. Остальные заняты книгами.
Мы вошли на третий уровень, взяли по лампе (в библиотеке было мало естественного света), спустились на второй, немного поплутали — и я вывела её к стеллажу с психологией.
— Посмотри, здесь большая часть на нашем, немного на человеческом и что-то на эльфийском. Сама разберёшься, или помочь?
Мэри пробормотала что-то невнятно. В её глазах ужас смешался с восторгом.
— О, не угадала, — моя подруга Аоми, одна из хранительниц библиотеки, выскочила буквально из-за угла. Не удивлюсь, если она следила за нами.
— А что ты думала? — поинтересовалась я.
— Что вы пойдёте к истории или человеческим книгам. А вы внезапно — к психологии.
Мэри выглядела смущённой. Аоми говорила на хорошем человеческом, хоть и с акцентом. Она была одной из тех кельнов, что покидали клан редко и на краткие промежутки времени; иногда казалось, что она вросла в стены библиотеки.
— Солнышко, — сказала я на нашем, — девчонка с трудом дошла до библиотеки, и мне очень не хотелось бы её смущать.
— Она даже не знает, чего хочет? — Аоми светилась от радости, и голос был не менее восторжен, но я услышала нотки серьёзности и даже тревоги.
— Подобно молодым девушкам, которые не могут признаться, что ищут книги о сексуальности.
Аоми понятливо кивнула - молоденькие кельны, стесняющие признаться, что им нужно, были проблемой, но не доставляющей больших хлопот. Она обвела полку с человеческой психологией внимательным взглядом, достала указатель и передала его Мэри.
— Ифа, пока Мэри ищет то, что ей нужно, я хотела бы испить с тобой чашечку кофе, — уже на человеческом сказала Аоми, явно наслаждаясь практикой. — Мэри, когда выберешь — приходи к нам.
Аоми объяснила, как пройти в лабиринтах стеллажей к нам, и утянула меня за руку, не дав сказать и слово.

Место для кофе у Аоми представляло собой закуток среди книжных стеллажей, где стоял круглый человеческий стол с такими же человеческими стульями вокруг него. Рядом располагалась небольшая печка-плитка. Видимо, девушка увидела нас ещё у входа, потому что кофе был готов. Подруга разлила его по чашкам (судя по звукам, в кофейник осталось ещё много) и поставила на стол. Зная о моих вкусах, она разместила рядом со мной кувшин со сливками.
— И как она, уже понимает наш язык?
— Когда как, — не слишком охотно призналась я. — Ей не хочется учиться чтению и письму, и я не вижу смысла заставлять её.
— Детей тоже заставляют и читать, и писать, — Аоми нахмурилась. — И как она, неграмотная, будет дальше жить? Но это неважно. Какие слова она уже понимает, а какие — нет?
Я помедлила, припоминая.
— Может сказать «Да», «Нет», «Красиво», отказаться говорить, провозгласить тост, небольшой, конечно же… ещё несколько бытовых вещей…
— И ты с ней говоришь только на человеческом? — Аоми прищурилась.
— Не всегда, большей частью. Так легче.
Аоми фыркнула.
— Советую её таскать на какие угодно мероприятия, где большинство будет говорить на нашем. Лучше будет, если ещё и на человеческом с ней не будут говорит. Уверяю, чем быстрее она сможет изъясняться — тем лучше. Или ты хочешь, чтобы девочка от тебя зависела?
— Нет, не хочу.
— О. А то я боялась, что тебе кровь ударила в голову и ты только и думаешь о том, как бы её завалить.
«Как бы её завалить» было человеческим выражением, у нас аналог есть, но он сильно мягче. Поэтому я обиделась.
— Между прочим, я уже давно не думаю о сексе с ней.
— Совсем?
На смену обиде пришло смущение.
— Ну, думаю. Но это ушло на второй план. Или даже третий.
— А Мэри?
— Не знаю. Аоми, она что-то скрывает, и я даже не могу понять, что. Но мне кажется, что это связано как раз, мм, с тем, что у людей называют грехом. Или греховностью. Боги ведают, как правильно. Вообще, насколько я помню людей, они приписывают грех чуть ли не любой физиологической реакции, но в данном случае, мне кажется, имеет место грех гомосексуализма. Был момент, когда Мэри сказала, что я ей нравлюсь как девушка. Сердце моё в тот момент возликовало, но — но! — спустя время она сделала вид, что ничего не было, и старательно избегала со мной каких-либо контактов. Не отстраняла, но и не шла навстречу. Я не могу понять, в чём дело.
— Ты всё можешь понять, — Аоми погрустнела. — Негативный опыт, проблемы с людьми, невозможность полностью понять и принять свои чувства. К сожалению, у людей это не редкость. Тебе бы терпения набраться. И, конечно, причины такого поведения лучше выяснять у самой Мэри.
Я вздохнула и положила голову на сложенные руки.
— Эх. Скажи, а что в клане интересного?
— О, я тебе сейчас и список мероприятий набросаю, что где затевается. И Мэри тоже с собой води, ей полезно. И, конечно, ты могла забыть, что через несколько дней свадьба.
— У Ании и Кето? — я обрадовалась. — А родители Ании будут? Я имею ввиду, оба родителя.
— Ифа, с человеческой девчонкой ты совсем отстала от жизни, — Ифа укоризненно посмотрела на меня. — Родители Ании уже давно гостят у нас. О, познакомь Мэри с ними. Всё же брак человека и кельна должны расширить мировоззрение. Кстати… — тут Аоми примолкла и прислушалась к чему-то. — Совсем плохо. Посиди, допей кофе, а я скоро вернусь. Нужно проконсультировать девчонку, она же совсем не умеет искать литературу.

Аоми умеет подбирать ключи к женским сердцам настолько хорошо, что следующие три дня Мэри провела с ней в библиотеке. Я не знаю, о чём они говорили, но девчонка начала осваивать алфавит и письмо.
На четвёртый она после завтрака сбегала к Аоми и вернулась от неё с бумагой, ручками и учебным материалом для младших школьников. Она положила всё это в доме и вышла на умииплюю, где я предавалась блаженству, лёжа на ветке.
— Аоми сказала, что ты объяснишь, как у вас проходят свадебные обряды, — радостно выдохнула она.
— Легко, — я села и похлопала рядом с собой по стволу, — садись.
Ветка была как раз на уровне головы Мэри. Она неуверенно её потрогала, присела, подпрыгнула — и повисла на ветке, махая ногами. Я помогла ей подтянуться и посадила рядом с собой. Мэри вцепилась в мой локоть и даже на короткий миг зажмурилась. Я обняла девушку и прижала к себе, успокаивая.
Когда Мэри привыкла сидеть на высоте, я начала рассказывать:
— Есть два типа браков. Один из них — «елоими», брак, который создаётся двумя разнополыми кельнами не ближе двоюродного родства, или кельнами и людьми. Как правило, в таком браке заводят детей. И брак «иими», который может создать кто угодно, кроме близких кровных родственников. Они различаются с правовой точки зрения, и у них различаются брачные обряды. Вечером будет свадьба елоими, потому остановлюсь на ней. Это красивая, пышная церемония, где двух разных кельнов признают одним целым. Для этого праздника один из будущих супругов сам зарезает барашка и готовит его, в то время как второй будущий супруг готовит умииплюю для праздника. Сам обряд проходит рядом с будущим общим домом супругов. Как правило, его проводит глава клана. Начинается всё с того, что до означенного часа будущие супруги в красивых светло-коричневых ооенах сидят на умииплюю и ждут весь клан и гостей из соседних кланов. Прийти могут не все, конечно. Вдали ходят их родители и приветствуют гостей, которые собираются полукругом на умииплюю. В какой-то момент приходит глава клана. Он садится на пороге будущего дома и тоже ждёт означенного часа. Когда время пришло, глава клана спрашивает: «Кто хотел взять себе супруга?». Иногда он спрашивает: «Кто хотел здесь взять мужа?» или «Кто хотел взять жену?»
— Взять мужа?
— По нашим законам, один супруг берёт второго под своё покровительство. У них одинаковые права, но тот, кто взял супруга, несёт немного больше ответственности. Проще говоря, тот, кто берёт, становится хозяином дома. Так вот. После того, как старейшина спросила, тот, кто берёт супруга, встаёт и говорит: «Я хочу взять себе супруга». Тогда встаёт и старейшина и говорит: «Подойди ко мне и приведи своего будущего супруга». Тогда будущие супруги встают, и один подводит второго к главе клана, — я прикрыла глаза, с удовольствием вспоминая подобную церемонию у своего дальнего кузена и его возлюбленной. — Потом глава клана спрашивает имена будущих супругов, что подтолкнуло их к этому браку, готовы ли они нести ответственность друг за друга, что будут делать после, как будет строится их жизнь, кто родители будущих супругов. Это тот момент, когда никто не может сказать: «Феени, ме нее си фа».
— А если один из них что-то скрывает? — Мэри очень взволновал этот вопрос.
— Обычно такие вопросы не позволяют это выяснить. Однако супруг не должен скрывать что-либо от своей второй половины; это не закон в прямом смысле, но этого принципа придерживаются все те, кто вступает в брак. И союз двух кельнов, или кельна с человеком, — это ещё одна ячейка клана, а каждый член клана имеет право знать, с кем он соседствует и что от него ждать.
— Подожди, — Мэри нахмурилась, — у вас же есть право молчания.
— Есть, если кельна не подозревают в преступлении. У нас есть и очень скрытные кельны, но при этом каждый член клана представляет, чем конкретно этот кельн занимается, где ужинает и с кем спит.
Мэри задумалась. Мы помолчали немного, и я решила закончить:
— Соответственно, когда будущие супруги ответят на все вопросы, глава клана спрашивает своих помощников, согласны ли они с этим браком, и если нет, то почему. Потом аналогичный вопрос задают всем собравшимся. После этого глава клана благословляет молодых супругов, супруги благодарят клан — и начинается праздник. Там традиционно идут игры вроде: «Привяжи супругов друг к другу поясом», «Съешь как можно больше барашка», «Предскажи, сколько будет детей», «Спрячься под ооеном молодой жены», «Узнай, чем молодой муж владеет для удовлетворения своей супруги», «Выпей как можно больше миирии» и прочие.
Мэри прижалась ко мне покрепче и о чём-то задумалась. Потом она высказала:
— А это ничего, что я приду на вашу свадьбу?
— Нормально. Ты же — член клана Орими, и соответственно, можешь приходить на любые торжественные и не очень события клана. Тем более, — я еле удержалась от того, чтобы торжественно не воздеть палец кверху, — на свадьбе будет много кельнов и людей, и ты сможешь с ними познакомиться.

Я одела Мэри в парадный светло-зелёный ооен. Его низ был расшит нитками в тон ткани, так, что рисунок из листьев и цветов был виден только под определенным углом. Тщательно завязала её пояс на бант и прикрепила сверху символ клана, так, чтобы он не слетел. От этих действий мне стало спокойнее на душе, так как теперь я была уверена, что даже если с ней кто-то заговорит на нашем языке, то быстро поймёт, почему член клана Орими не знает языка на должном уровне.
Сама я надела ооен светло-фиолетового цвета, тоже парадный, с похожим рисунком нитками в тон ткани.
Мэри, как и любая человеческая девчонка, нервничала. А подойдя к означенному часу к будущему дому супругов, занервничала ещё больше, увидев почти весь клан. Пользуясь случаем, ещё до начала мероприятия я познакомила Мэри почти со всеми людьми клана, с родителями будущих супругов и с некоторым другими кельнами, моими хорошими приятелями.
Наконец, пришёл Регг. Детей и подростков, которые носились между взрослыми и изрядно шумели, призвали к порядку. В последний момент перед церемонией я увидела Шиими с одним ребёнком на руках. Наверное, второй был у её мужа.
— Кто хотел взять себе супруга? — нараспев спросил Регг, и толпа кельнов с людьми выдохнула и замерла.

После признания брака состоявшимся я на несколько минут потеряла Мэри в толпе. Когда же я вновь увидела девушку, она разговаривала с Каори. Прислушавшись, я поняла, что Каори спрашивает Мэри, как ей порядки в клане, а Мэри пытается ответить.
— Ифа! — Шел на секунду повис на мне, чуть не уронив.
— Супругов стало больше? — с улыбкой спросила я.
— Именно! Поздравляю!
— Поздравляю, — традиционно сказала я, и попыталась улыбнуться ещё шире.
— А вы с Мэри ещё не пара?
Этот вопрос меня смутил; Шел заметил это, улыбнулся и задал другой:
— А не боишься отпускать её одну в толпу кельнов?
— С чего бы? Она вполне может сказать «Я не понимаю», а практиковать язык ей просто необходимо.
Мимо, словно дитя, пробежал кельн старше меня, распевая на человеческом песенку. Шела это повеселило.
— Ифа! — на этот раз на мне повисла Элеени, подружка Лэни. Я придержала её за талию, позволив ей вдоволь поболтать своими милыми ножками. — Супругов стало больше!
— Поздравляю, — я осторожно поставила ребёнка на землю.
— И я поздравляю, — Лэни выглядела немного смущённой. Она быстро меня обняла и встала за спину Элеени.
— Элеени, я тебя давно не видела. Как твоя учёба?
— Замечательно, — глаза ребёнка разгорелись. — Я решила заниматься литературой, и уже почти нашла учителя. То есть, почти уговорила.
— А общее образование?
— Тоже хорошо. Хотя Лэни учится гораздо лучше.
— Ну, не настолько, — Лэни выглядела очень смущённой.
— Да ты что, гораздо! Тебя же постоянно хвалят воспитатели. А Лэни хочет пойти в воспитатели, ей нравится с малышнёй возиться.
Кажется, Лэни совсем засмущалась. Я высказала это вслух, на что Элеени рассмеялась, а Лэни смутилась ещё больше. Мне стало интересно, чем вызвана подобная реакция.
Я поболтала с ними ещё немного, потом отошла, попробовала барашка, взяла бутылку слабой миирии и нашла Лэни уже целенаправленно. Элеени рядом не было, и я, пользуясь этим, предложила ребёнку выпить за здоровье и долголетие супругов. Лэни согласилась.
Уединившись с ней на ветви келдона, мы распили бутылку, поговорили о воспитании кельнов и поцеловались. Это казалось мне забавным.
— Супругов стало больше! — окликнул снизу меня брат.
— Поздравляю! — откликнулась я, махнув пустой бутылкой.
Лэни извинилась и поспешила исчезнуть.
— Влюблённый ребёнок? — спросил брат, пристраиваясь рядом и извлекая из складок парадного тёмно-синего ооена бутылку более крепкой миирии.
— Именно. Я даже не удержалась и спровоцировала её на поцелуй. Вот что мне с ней делать?
— Подарить пару уединённых вечеров?
Я отхлебнула из бутылки и пожалела, что рядом нет фруктов, но тут Ней достал большую грушу. Благодарно на него глянув, я откусила кусочек, и только тщательно прожевав и проглотив, заговорила:
— Не думаю, что это будет хороший опыт. Она милая, и мне нравится, но мне кажется, что у неё слишком глубокие чувства. Это одна сторона. Другая — я хочу отношений с Мэри, а она ещё не слишком охотно идёт на контакт. И мне кажется предательством в этом случае спать с кем-то ещё.
Брат глотнул миирии, закусил грушей и вздохнул.
— Тоже верно. Опять-таки, она ещё мелкая.
— Ха. Кельны в её возрасте способны к многочасовому сексу, я это тебе на своём опыте говорю и на опыте своих подруг. Не забывай, что мальчики хоть и начинают мастурбировать раньше, но позже идут на секс с кем-то ещё.
— Девочки начинают настолько рано? — кажется, Ней смутился. — Мальчики около двадцати, и мне казалось, что девочки в восемнадцать, ну, или немного раньше…
— После четырнадцати, обычно. Куда ты смотрел в свои школьные годы?
Ней смутился ещё сильнее.
— Ты же знаешь, что я — учёный.
Брат настолько меня умилил, что я обняла его покрепче и поцеловала в щёку. Видимо, я тоже умилила брата, потому что он поцеловал меня в губы.
— Кстати, твоя подопечная делает вид, что не смотрит на нас, — шепнул он мне.
— О. Дай сюда.
Я спрыгнула с ветки, подбежала к Мэри и на нашем, по привычке, спросила:
— Будешь?
Мэри улыбнулась, взяла протянутую бутылку и отхлебнула.
— Почему на фразу «Супругов стало больше» поздравляют? — на человеческом спросила она.
— Потому что это самое замечательное, что может быть — когда два кельна создают семью. И не только кельны.
Подбежала Мекька и шепнула мне на ухо:
— Спрячься под ооеном невесты.
Я рассмеялась, шёпотом рассказала Мэри правила игры и потащила её прятаться под ооеном невесты. Потому что в игре можно было участвовать как в одиночку, так и парами-тройками.
Невеста, уже изрядно потрёпанная, внимательно следила за «прятальщиками». Но тут Ания увидела рядом с собой Кета, заулыбалась и потянулась его поцеловать. Кет закрыл глаза, я воспользовалась этим и потянула за собой Мэри. Ооен невесты был быстро поднят и не менее быстро опущен за нашими спинами. От ног Ании приятно пахло ароматным маслом, и я подумала, что Кету очень повезло с первой брачной ночью.
— Чёртовы кельны, лишь бы под юбку залезть! — возмутилась Ания, отпрыгивая в сторону. Мы с Мэри засмеялись, упав на листья, Кет зажал рот ладонью, кто-то захлопал и крикнул: «Засчитано!» — Ещё и человеческую девчонку с собой прихватила, совсем бесстыдники!
Смех стал громче. Ания, фыркнув, подобрала ооен и пошла в сторону келдона, видимо, чтобы им прикрывать спину
— Неужели это так страшно и неприлично?
— Нет, — я хихикнула, — невеста традиционно возмущается. Эта игра восходит к ещё одной древней традиции. Идём, передадим эстафету.
Мэри сама выловила в толпе Рилию и два раза сказала ей спрятаться под ооеном — один раз на нашем, а когда её не поняли, на человеческом. Рилия рассмеялась и побежала искать Анию.
Потом мы с Мэри опять рассоединились. Потом я поймала её возле стола с остатками барашка. Мы посмеялись, поели, и, прихватив бутылку средней по крепости миирии, пошли ходить среди кельнов.
Постепенно мы уединились на ветке келдона. Листья прикрывали нас, бутылка была на две трети пуста, Мэри держалась за мой пояс, а я её обнимала.
— Странные у вас отношения между собой, — язык Мэри немного заплетался. — Как будто вы друг другу родственники.
— Многие действительно родственники. Клан — одна большая семья, — я осторожно зарылась носом в её чёрные кудри.
— И люди?
— И люди.
Мэри положила голову мне на плечо. Несколько мгновений я не шевелилась, а потом осторожно опустила голову, немного изогнулась — и поцеловала девушку. Она ответила на поцелуй.
Как часто бывает в подобных ситуациях, показалось, что прошло много времени, очень много. Мы сидели и целовались, и Мэри прижималась ко мне, и я гладила её по плечу и по бедру, и весь мир сузился до нас обеих.
Потом она опустила голову, так, что я не видела её выражения лица. Мэри сидела напряжённо и немного отстранённо.
— Наверное, так не надо делать, — дрогнувшим голосом сказала она.
— Почему? — спросила я, продолжая придерживать её за талию.
— Это же неправильно.
Мне хотелось сказать, что это правильно, что если ей нравится — то так и должно быть И я, сбиваясь, волнуясь, начала ей это объяснять.
— Нет, — проявила она настойчивость, — это неправильно.
— А что правильно? — спросила я её.
— Когда мужчина с женщиной, — голос её дрожал, и мне показалось, что она расплачется, если уже не плачет.
— Мэри…
— Извини, я просто слишком много выпила.
Она выскользнула из моих объятии, сползла с ветки и быстро скрылась. Я задумчиво покрутила в руках бутылку миирии. Пить не хотелось, было очень одиноко и грустно. Казалось, что у Мэри гораздо более серьезные проблемы, чем можно было предположить. Мне было жалко эту глупую девчонку, и я не представляла, что делать.

Праздник продолжался.
Я нашла Аоми и молча обняла её. Она в этот момент говорила с подругами, но, увидев меня, отошла от них. А потом мы переместились в сторону, сели на ветку и я тихо разрыдалась.
— Мэри? — спросила она.
Глотая слёзы, я ей вкратце рассказала наш диалог.
— Не помнишь, куда пошла?
Я помотала головой.
Аоми поцеловала меня и усадила меня у ствола келдона так, чтобы я не могла упасть.
— Когда станет лучше, иди домой.
Она убежала.
Я плакала и никак не могла успокоиться. Мне было страшно за Мэри, было страшно думать о том, в какую ситуацию она попала, было страшно понимать, что она боится.
Ко мне пришёл брат. Молча обнял, поцеловал и подставил свой ооен для слёз.
Потом приходила сестра, гладила по голове и говорила, что всё будет хорошо.
Потом пришли Мэл и Мек и обещали поговорить с Мэри - «чтобы она всё-всё поняла».
Потом пришла Каори и принесла успокоительное.
Ближе к полуночи я немного подремала, а проснувшись, почувствовала в себе силы идти домой.
Праздник продолжался. Кельны, уже знавшие о моём горе, сунули мне с собой мяса, овощей, фруктов и миирии. Кто-то вызвался проводить, но я отказалась.

Мэри спала у входа. Я тихо прошла мимо неё, поставила еду на печку и вернулась. У неё был чуть припухший нос, рядом лежал мокрый платок. Я осторожно погладила её по голове и поцеловала в лоб. Мэри проснулась, рассеянно хлопая глазами, а увидев меня, смутилась.
— Как ты? — спросила я, держа её за руку.
— Вроде нормально, — она прикусила губу. — Извини меня.
— За что?
— За то, что я убежала.
Мне показалось, что я опять разрыдаюсь.
— Мэри… ты мне очень дорога. Ты мне нравишься. Скажи, неужели я вызываю у тебя только неприятные чувства?
— Нет, — она отвела взгляд.
— Почему же ты тогда убежала?
Она покраснела и что-то пробурчала на счёт того, что все мы извращенцы. Я не сочла это ответом, а потому лишь сжала её руку и умоляюще посмотрела.
Мэри поднялась неожиданно и подняла меня за собой. Её поцелуй был резкий, я бы даже сказала, немного злой. Она сама втащила меня в дом и толкнула в постель, сама стянула ооен и бельё.
И в её резких движениях чувствовалось столько любви, что я растаяла.
Её движения были полны нежности. Она внимательно следила за моей реакцией, она знала, что делает, и по моему лицу видела, что мне приятно, а что — нет.
Она облизала свои пальцы, и это мне очень понравилось.
Она вошла в меня быстро, но при этом очень осторожно, внимательно глядя на меня.
Я закрыла глаза и зарылась руками в её прекрасные волосы.
Она поцеловала мой живот и куснула за бедро.
Я попробовала свести ноги вместе.
Она удержала меня за коленку.
Это было великолепно.
Это было настолько великолепно, что я кричала.
А потом я плакала, и Мэри прижимала меня к себе. Мэри гладила меня по волосам. Мэри целовала мои глаза. Мэри говорила, что всё хорошо. Мэри шептала, что уйдёт, если расстраивает меня.
— Люблю тебя, — ответила я.
Счастье переполняло меня, и Мэри увидела это в моём взгляде. Она расслабилась и прижалась ко мне.
Я сняла с неё ооен и бельё и принялась покрывать поцелуями всё её прекрасное тело. Она дрожала от нетерпения и вскрикнула, когда я прикоснулась к её клитору.
Мэри двигалась мне на встречу, и я ускорилась.
Мэри до боли сжимала мою руку.
Мэри хмурилась, и я знала, что ей приятно.
Мэри кусала свои губы, пытаясь не кричать, и я целовала её, ловя ртом стоны.
Мэри дрожала всем телом, говорила, что это хорошо и что она любит меня.
Очень любит.

Мы лежали, обнимались, и Мэри рассказывала, как она в меня влюбилась. Что заметила и запомнила, ещё когда я в первый раз возникла перед ней. И, в отличие от охотников, которые между собой перебрасывались короткими резкими фразами, певуче заговорила с кельнами, что её вели. Что она очень удивилась и испугалась, когда я взяла за неё ответственность. И очень смутилась, когда я её мыла. И очень обрадовалась ооену — одежде, которая как будто перечёркивала всю её человеческую жизнь. Как ей порой было сложно засыпать рядом со мной, потому что хотелось прикоснуться, поцеловать. И как она потом поняла, что объятия — это для нас нормально, и подумала, что они не несут в себе того смысла, который ей хотелось увидеть. И как ей было радостно, когда её официально приняли в клан. И как она переживала, когда стала крёстной детей, и как боялась, что узнав о ней, решат, что она прокляла детей. И как она посмотрела на пару кельнов, которые жили вместе уже десять лет, и любили друг друга, хоть и были женщинами. И как она, под действием алкоголя, призналась мне в любви, а потом нервничала и боялась, что я отвернусь от неё. И как потом пыталась найти обоснование, но так и не нашла, хотя Аоми показала ей нужные книги. Но она даже Аоми боялась спросить прямо, потому что это же ненормально. И как она с удивлением узнала, что у нас возможен однополый брак. И как она разволновалась, когда увидела меня на дереве с мужчиной. И как ей было приятно целоваться со мной, и что она бы на той ветке осталась до конца своих дней. И как она убежала, но Аоми её как-то нашла и с ней говорила. И как Аоми рассказала, что я уже который день не свожу с Мэри глаз, и что тот кельн — мой брат. И как она долго плакала, сидя у порога, и боялась, что потеряла навсегда. И как удивилась и обрадовалась, когда я её разбудила. И как она разозлилась, когда я стала задавать «глупые вопросы», и как ей захотелось сделать то, от чего она себя сдерживала. И как ей было страшно сделать мне больно или неприятно, и что она в какой-то момент хотела прекратить — но посмотрела на меня и поняла, что надо продолжать. И как ей важна моя любовь.
Мэри заснула, а я ещё долго смотрела на её лицо и думала о том, что наша жизнь порой крайне причудлива. Я так и не узнала, что именно произошло у людей. Позже Мэри говорила, что путешествовала из города в город, из села в село. Что у неё было много девушек (когда я уточнила цифру, оказалось, что не слишком, скорее даже мало), но никто не хотел длительных отношений, и даже не все удовлетворяли. Но ей это нравилось, ей этого хотелось, и очень она себя за это корила. Из-за её потребностей были проблемы с отцами, братьями, иногда — жёнами, которые принимали её за женщину лёгкого поведения, часто — со священниками. И что в лес она пошла, думая, сгинуть там навечно после особо крупного скандала в одном селе, но встреча с вервульфом внезапно показала, что жить она хочет, и неплохо бы подольше. Вообще она давно не спала с девушками, никак не меньше полугода, но часто смотрела на них, и, видимо, это всех и смущало.

На следующее утро я, как обычно, проснулась раньше Мэри. После того, как я сходила в душ и разогрела еду, девушка проснулась. Я села рядом с ней, обняла и уткнулась носом в шею.
— Ты на меня не обижаешься? — внезапно спросила Мэри.
— Нет, конечно, — я улыбнулась.
Мэри осторожно дотронулась до моего нижнего ооена. Ей явно было неловко. Я поцеловала её и легонько сжала её грудь, ясно обозначая свои намерения. Мэри глубоко вздохнула и, взяв мою руку в свою, направила меня вниз, к лобку, и ещё ниже.
После секса и завтрака Мэри убежала к Аоми. Я, памятуя о своих обязанностях, прибрала умиплюю у дома молодожёнов. Самих молодожёнов видно не было, что неудивительно — считается, что первые дни молодые супруги прячутся и всячески укрепляют свою любовь.
Потом я инспектировала свою территорию на предмет мусора, поломок и прочего бардака. Застала детей, раскрашивающих листья в неестественные, розовые и голубые цвета, возмутилась, заставила всё смывать, пообещав в противном случае раскрасить их. Дети послушались и побежали жаловаться родителям на плохую тётю Иафалию.
Была поймана Каори. Она поинтересовалась моим самочувствием, угостила фруктовым печеньем и попросила переписать учебник по грамматике в двух экземплярах. У нас нет массового книгопечатанья, как у людей. Если нужно, мы пользуемся подобными услугами в человеческих городах. Обычно учебники и книги набираются на печатных машинках. Учебник по языку и грамматике традиционно переписываются от руки, и для этого выбирают наименее занятых кельнов с наиболее красивым почерком.
Вернувшись домой, я сразу же села за работу. Но не прошло и десяти минут, как пришла Мэри и сказала, что Аоми накормила её обедом. А потом обняла меня и как-то незаметно затащила в постель.
Примерно так прошли следующие несколько дней. Как и большинство людей, Мэри, дрвавшись, не знала устали в сексуальном удовлетворении. Кельны обычно более сдержанны за счёт того, что могут удовлетворить свои потребности. А я, как и в свои пятнадцать, могла с удовольствием трахаться долго, очень долго, что было немного необычно для кельна моего возраста.

За десять дней учебник был переписаны. На следующий день после того, как работа была окончена, я наведалась к своей сестре. Она искала мужа слишком активно, и мне думалось, что никто уже не верит в наши отношения; но было важно это прояснить.
Селеени была дома. Она вышивала ооен, но увидев меня, отложила работу и вскочила мне на встречу. Мы обнялись и поцеловались.
— Рада тебя видеть, — она пригласила сесть на пол и достала печенье с фруктами.
— И я рада, — мы улыбались друг другу, и я чувствовала, что моя двоюродная сестра всё так же мне близка.
— Ты хотела о чём-то поговорить?
— Да, — я откусила от печенья и помолчала, пережёвывая и глотая. — Как ты знаешь, Мэри очень дорога мне. И я хочу сохранить эти отношения, и хочу, чтобы они переросли в нечто большее.
— Понимаю, — она кивнула, — значит, слухи не врут, и вы перешли с ней в интимные отношения. Ты хочешь со мной официально расстаться и хранить верность человеческой девчонке согласно её обычаям. Так?
— Да. Ты меня отпустишь?
Сестра обняла меня и тут же отстранилась.
— Ты же меня отпустила, когда я сказала, что хочу выйти замуж. Я не вольна тебя сдерживать.
Я улыбнулась, и сестра улыбнулась в ответ.
— Я очень рада, что ты у меня есть.
— Аналогично. Познакомь меня с Мэри, ведь я с ней толком и не говорила. Только, если можно, через неделю.
— Конечно, — я кивнула, — заходи. Скажи, а как продвигаются поиски мужа?
Сестра смутилась.
—После того, как вышью ооен, я пойду в клан Инеери. В молодости я общалась с тамошними кельнами, и некоторые мужчины были мне интересны. Были и те, с которыми я вступила в близкие отношения. Сейчас я написала одному из них, он мне очень нравился, что хочу выйти замуж для создания семьи. И он пригласил к себе в гости. Конечно, мы ещё будем думать. Но, если повезёт, уже через два года я буду замужем.
Я кивнула, ибо не могла ничего сказать на это. Меня подобное почему-то печалило. Сестра поняла мою печаль; она обняла меня и сказала, что это её выбор, и что она не хочет меня расстраивать, но от своего выбора не откажется.
Мы поцеловались на прощание, и я ушла.

В тот же день под вечер к нам пришёл Шел. Он поздоровался, и, обращаясь к Мэри, сказал:
— Мы нашли того вервульфа, который загнал тебя на дерево. Это животное опасно, поэтому мы убьём его в ближайшее время. Если хочешь, можешь сделать это сама.
— Убить вервульфа? — глаза Мэри округлились.
— Да. Не волнуйся, охотиться на него будем мы. Ты, если хочешь, можешь его добить. Я тебе предлагаю это, потому что несколько недель назад ты была его жертвой, и имеешь право просить убить его.
Мэри растерянно посмотрела на меня.
— Соглашайся, если хочешь, — сказала я. — Вервульфы малосъедобны, но у них хорошая шкура. А ты, как его жертва и его, мм, палач, можешь претендовать на мясо или шкуру.
— Но я же человек, и… — тут она резко замолчала.
— На тот момент, — сказал Шел, — ты была обычной человеческой девчонкой. Сейчас ты в клане, и возможно, высшие силы хотели, чтобы получилось так, и потому послали тебе этого зверя. Я предлагаю тебе убить вервульфа, который пытался убить тебя, как полноценному члену моего клана. Ты можешь отказаться – или нет.
Для Мэри это было настолько неожиданно, что она некоторое время молчала. Потом она сказала:
— Думаю, я хотела бы это сделать.

Мы вышли через полчаса. Перед этим Шел выдал нам с Мэри по кинжалу и уточнил, удобно ли мне будет пойти. Как будто я могла остаться.
Недалеко от границы наши дороги заканчивались, именно там мы встретились с Марком и Грегом. Я посадила Мэри к себе на спину и мы пошли по деревьям.
На границе Шел велел нам остановиться. Он встал, положил руку на ствол келдона и прикрыл глаза, прислушиваясь. Не открывая глаз, он рукой махнул вначале налево, а потом слишком быстро сделал замысловатый жест, который я не поняла. Грег и Марк кивнули.
— Ифа с Мэри пойдут за мной.
— Почему? — спросил Грег.
— Не придётся за вас так много волноваться. Идём.
Грег и Марк разбежались — Грег по нижним ветвям, а Марк почти по макушкам.
Шел пошёл по средним ветвям, не оглядываясь, и я с Мэри пошла за ним.
Участвовать в охоте всегда приятно, и мне было немного жаль, что моей помощи не требуется.
Минут десять мы прыгали по веткам. Впереди временами слышался настойчивый шорох. Наконец, к воздуху что-то примешалось, и я поняла, что вервульф рядом.
Мы с Шелом остановились и прислушались. Впереди послышался недовольный крик Марка, шел мгновенно сорвался с места и почти исчез из поля моего зрения. Мэри сжала ладони в кулаки, цепляясь за мой ооен. Я побежала, постепенно снижаясь.
Грег стоял на земле и дразнил вервульфа, отбиваясь большой палкой. Тот кидался на Грега, как бешеный. В порыве ярости он не заметил остальных кельнов. Осторожно усадив Мэри на ветку, я подалась вперёд, внимательно глядя на вервульфа. Мне почему-то было важно убедиться в том, что он действительно дикий. Это был крупный зверь, крупнее кельна или человека, с длинной тёмно-бурой шерстью. Его передние лапы были с подобием пальцев и длинными чёрными когтями. Строение тела было таково, что он мог недолго ходить и стоять на задних лапах, атакуя передними.
Тем временем Марк и Шел одновременно спрыгнули с двух разных сторон от вервульфа, окружая его. Заметив это, тот кинулся в сторону, пытаясь уйти — и напоролся на длинный кинжал Шела. Отпрянув, вервульф стал медленно поворачиваться, стоя на задних лапах и готовясь бить передними. Кельны неспешно окружали его, приглядываясь. Зверь не выдержал, зарычал и кинулся на ближайшего — Марка. Он вскинул кинжал и стал уворачиваться, Шел с Грегом кинулись на тварь одновременно, завязалась потасовка. Каждый по отдельности кельн был немного слабее вервульфа – а их было трое. Шел откуда-то извлёк намордник и умудрился затянуть его на морде вервульфа, Грег и Марк стянули ремнями его лапы и повалили на землю.
— Ифа, — крикнул Шел, — спускайтесь.
Я взяла Мэри на руки и спрыгнула.
Вблизи стало видно, что кельны местами оцарапаны, а сам вервульф иссечён кинжалами и дёргался уже на последнем издыхании.
Шел подробно сказал Мэри, что делать, навалившись на морду вервульфа.
— Ифа, — внезапно обратился он ко мне, — перед этим проверь, дикий он или нет.
Мне показалось, что Шел читал мои мысли. Подойдя к ним, я присела возле морды вервульфа и посмотрела ему в глаза. Тот дёрнулся ко мне и даже немного разомкнул челюсти, как будто думал, что сможет укусить, но Шел удержал его.
Глаза вервульфа были налиты кровью. Я вглядывалась в них долго, кажется, даже слишком долго, пытаясь найти хоть что-нибудь человеческое. Мне показалось, что он пробыл зверем слишком долго.
— Ничего, — с сожалением сказала я Шеллу. — Мэри, можешь действовать.
В этом было что-то волшебное. Человеческая девчонка, нежное создание, подошла к вервульфу, которого удерживали кельны, присела рядом с ним, занесла кинжал — и вонзила зверю в горло. Вервульф дёрнулся, забился под кельнами. Мне показалось, что Мэри сейчас выпустит кинжал, но она лишь надавила сильнее, вгоняя его глубже в горло, пока он не вышел с другой стороны. Она смогла отрезать ему голову, залив и себя, и окружающих кровью.
Кельны расслабились, Марк перевязал Грегу руку. Обработав раны, мужчины принялись разделывать вервульфа.
Я присела рядом с Мэри и тихо ей сказала:
— Оближи кинжал.
Она послушалась. Лизнув его, она сморщилась. Я осторожно взяла у неё кинжал и тоже лизнула. Кровь была более чем невкусной.
— Протух? — пошутил Шел, видя моё выражение лица.
— Да, лет сто назад, — ответила я. — Можно помочь с разделкой?
Кельны с удовольствием спихнули на меня разделывание зверя.
Пока я вскрывала мёртвого вервульфа, Шел совершенно серьёзно сказал Мэри:
— Молодец. Ты была похожа на настоящего кельна, ты достойна жить в нашем клане.
— Спасибо, — так же серьёзно ответила Мэри и покраснела.

Сестра зашла к нам в тот момент, когда меня не было дома. Вернувшись, я застала Мэри и Селеени за разговором.
— Иафалия, — Сели поднялась мне на встречу и мы обнялись. — А я как раз рассказываю Мэри ту изумительную историю, когда тебя попросили посидеть с ребёнком.
— Нашла о чём рассказывать, — я смутилась.
— Так вот, — мы сели, и сестра продолжила, —Лэни постоянно стремилась залезть туда, куда не стоит залезать маленьким кельнам. Вместе с тем, маленькая Лэни была умной, и послушно сидела перед своей нянькой. Нянька была неопытна, а потому не догадалась, что если маленький кельн сидит на виду и спокойно играет — то явно что-то нечисто. Она отвлеклась, а когда вновь посмотрела на Лэни — той уже не было. Конечно, Ифа испугалась — маленькие кельны умеют падать и ломать свои косточки. По примятым листикам и веткам Ифа поняла, что Лэни полезла за пределы умииплюю. Тут ей совсем плохо стало. Смотрит она вниз — а Лэни не видит. Догадалась Ифа заглянуть под умииплюю, и увидела, как маленькая ловкая Лэни цепляется за ветви ручками и ножками и висит, весело улыбаясь. Встрёпанная испуганная физиономия Ифы рассмешила её, только самой девушке легче от этого не стало. Она решила, что надо ребёнка оттуда достать. Только маленькая ловкая Лэни уползла уже довольно далеко. Ифа осторожно полезла под умииплюю, зацепилась за одну ветку, села на вторую, потянулась к Лэни, которая ловко уползла от своей няньки. Тут ветки под умииплюю кончились, и Ифа глубоко задумалась. Ибо было дано: нянька под умииплюю, сидящая на ветке без возможности достать ребёнка, и маленький кельн, висящий вниз головой над землёй. И она решила последовать примеру маленького кельна и, ухватившись за ветки с изнанки умииплюю, Ифа начала передвигаться к Лэни. Если ты спросишь, зачем она это делала, то я не отвечу. Может, была слишком напугана. В любом случае, увидев приближающуюся няньку, Лэни начала проворно от неё уползать. В итоге Лэни забралась на умииплюю с другой стороны, а Ифа, это гениальное создание, сорвалась. А теперь представь картину: молодая девушка пролетела вниз метров пять, задела спиной толстую ветку, оцарапалась, местами порвала ооен, упала на спину и лежит, смотрит философски вверх, пытаясь понять, спина уже сломана или ещё нет. Сверху, с умииплюю, на неё с интересом смотрел ребёнок и звонким радостным голосом вопрошал: «Ифа, ты жива? Ифа, с тобой всё в порядке? Ифа, а давай позовём врачей».
Мы все, и я, и Мэри, и сестра, рассмеялись.
— И как? Спину сломала? — немного взволнованно спросила Мэри.
— Нет, повезло. Но синяков было по всему телу! Главное, ведь, этот мелкий кельн собрал весь клан своими криками. Короче говоря, Иафалии с тех пор детей решили не доверять.
— Что, и своих не доверишь? — поинтересовалась я у сестры.
— Своих доверю, потому что к тому моменту пройдёт года четыре, и ты будешь ещё взрослее и ответственнее, чем сейчас. А на Мэри как раз потренируешься обращаться с беззащитными существами.
— Я не беззащитное существо, — возмутилась Мэри.
— Именно поэтому тебя и можно доверять Ифе!
Прощаясь, сестра поцеловала меня в щёку и шепнула на ухо:
— Замечательная девчонка. Береги её.
Я улыбнулась и кивнула.

Мэри прижилась у нас. Она часто общалась с другими кельнами, несколько раз ночевала у друзей без меня. Было ещё много вещей, которые её удивляли, и которые вызывали отторжение, просто потому что это было несвойственно её натуре.
Однажды она наблюдала локальную битву с эльфами, которая её поразила.
В один прекрасный день она была удивлена, когда узнала, что об однополой любви рассказывают детям и не видят в этом ничего страшного.
Как-то раз она видела, как я зарезаю барана и пью его кровь.
Несколько раз она видела людских торговцев, и раз даже с ними говорила.
Мэри долго пыталась понять, как в клане не может быть своих денег, а торговля с другими кланами идёт через валюту людей.
Можно ещё много рассказать о тех днях, что она провела в нашем клане.

Мы с Мэри прожили почти два года вместе.
В тот последний день Мэри часто прижималась ко мне, и я обнимала её и ласкала. Казалось, Мэри пытается физически раствориться во мне, и я была бы не против такого развития событий.
Вечером была свадьба у сестры. Мы с Мэри всегда были рядом, но она была непривычно тиха и молчалива. На мои вопросы отвечала, что всё в порядке, и улыбалась. Я чувствовала, что что-то не так, но не могла понять, что именно.
Под утро я задремала на дереве. Я на секунду очнулась, когда Мэри меня поцеловала.
— Не уходи, — попросила я её.
Она вздрогнула, улыбнулась и погладила меня по голове. Я закрыла глаза и опять уснула, чувствуя, что Мэри уходит. Я почему-то подумала, что в туалет или на более приятную ей постель.
Спустя четыре часа я проснулась от непонятной тревоги. Впрочем, сразу после пробуждения тревога прошла, и я решила, что это был дурной сон.
Вернувшись домой, я не застала Мэри и заволновалась. Я обежала клан, и узнала, что утром она ушла с молодыми кельнами и торговцами к людям. Это встревожило меня, потому что я не нашла ни записки, ни чего-то, что она могла бы оставить в качестве объяснения.
Меня нашла Аоми. Она поила меня успокаивающим, и говорила, что Мэри давно решила, но не знала, как мне сказать.
— Как давно? — спросила я, утирая слёзы с глаз.
— Недели две-три как. Может, раньше. Для людей это большой срок.
— Но почему?
Аоми вздохнула. Мэри говорила, что у неё ностальгия и ей надо съездить, и что она вернётся. Но ей казалось, что Мэри врёт.
Мне надо было увидеть её, поговорить с ней. Я знала, что они доберутся до города раньше, чем я их догоню, и боялась, что она растворится там быстрее, чем я её увижу.
Кое-как успокоившись, я сходила к Реггу и попросила отпустить меня к людям. Он разрешил, выдал мне немного денег и наказал выходить не раньше полуночи, потому что иначе я пришла бы туда ночью.
Поблагодарив Регга, я вернулась домой, собралась, поплакала и легла спать. Проснулась я около полуночи, переоделась в дорожное человеческое платье и ушла. До границы меня проводил отряд Шела, и потом ещё немного – он сам.
Утром я пришла в город, нашла наших кельнов, и — не нашла Мэри. По их словам, она рассталась с ними у самого входа.
И с тех пор я бегаю по миру, по человеческим городам и селениям, и ищу ту человеческую девчонку, в которую когда-то влюбилась.