Когда весна придет в леса, зашелестит листвой
И недра сумрачных озер наполнит синевой,
И станет горный воздух чист и сладок, как елей -
Приди ко мне и пой со мной: Мой край всего милей!

Когда весна придет в сады, и зашумят поля,
И пряным запахом весны наполнится земля,
Когда раскроются цветы среди густых ветвей -
Я не приду к тебе, мой друг. Мой край всего милей!
"Две башни", глава 2

***
около 1700 г. Третьей эпохи, западный Кардолан

Легкий ветерок шелестел в осоке, и Фимбретиль невольно вздохнула. Как же она скучала по своим родичам! Часть ее стремилась отряхнуть почву с корней и отправиться в долгое путешествие – назад к Фангорну. Он ждал ее возвращения; она чувствовала это в движении сока по жилам. Ей стоило бы вернуться к своему избраннику и заняться семьей – они откладывали это слишком долго.
Но когда с востока прилетели птицы, собирающие новости о пропавших женах энтов, Фимбретиль попросила их не рассказывать ничего о ней. У нее еще оставался долг перед этой землей. Аннуминас пал, а новый король в Тирн Гортаде не страшился гнева деревьев, не говоря уже о траве и цветах, которые топтали его солдаты. Не потому ли она осталась? Но ведь младшие стражи – те, что были совсем детьми, когда жены энтов покинули лес Фангорн – ведь и они могли охранять этот уголок Эриадора. Разве Фангорну не нужна ее помощь и защита там, дома?
Фимбретиль опустила ветвь в беспечно бегущий мимо ручей. Течение, которого она прежде не замечала, растрепало ее листья, и она услышала тихий напев без слов – похожие старые песни напевали хоббитские женщины, которые иногда стирали белье у ее корней.
– Кто здесь? – спросила она. Никто не ответил, но ветер задул настойчивее, и вода плеснула теплой дружеской волной. Раздвинув тонкой рукой ее лиственный занавес, к ней подошла женщина, ступавшая по воде.
– Мир тебе, госпожа Фангорна! Я – Дочь Реки, также именуемая Златеникой.
– Откуда ты меня знаешь? – Фимбретиль пристально смотрела на незваную гостью. – Я не припомню, чтобы мы встречались раньше. А жены энтов редко забывают.
– Нет, мы не встречались, – ответила Златеника. – Но рыбы приносят мне вести обо всем, что сказано в их присутствии. Они слышали, как твой избранник описывал тебя многим существам, эльфам, и людям, и гномам, и зверям – и так я узнала о его поисках. Почему ты не вернешься к нему?
Фимбретиль погрузилась в свои мысли в поисках ответа, как не раз делала прежде. Но, как и раньше, когда ей нечего было сказать – она не говорила ничего, и Златеника долго сидела на берегу, храня дружелюбное молчание.

***
Шли годы. Златеника часто приходила к притоку Брендивина, где жила Фимбретиль. Они говорили о многом: о том, как она отринула свет Древ ради сумерек Средиземья.
– В Зеленолесье есть одна река, – сказала она как-то вечером, – воды которой заставляют видеть сны о том, чего не может быть наяву, – Златеника откинула голову к воде и рассмеялась. – Видела бы ты тамошних эльфов, Фимбретиль! Они так лучезарно улыбаются во сне. Они знают истинный покой, и просыпаются с мыслью, что все войны когда-нибудь закончатся.
– Я слышала об этом ручье! – хихикнула Фимбретиль. – Так это твоя работа? Мне следовало бы догадаться.
– Ну, не только моя, – признала Златеника. – Снами повелевает Ирмо, и он дал мне воду из своих садов, которую я влила в тот ручей. Но именно я выбирала, кого наградить этим даром. И надо сказать, я довольна тем, что получилось.
– Как и должно быть, – Фимбретиль снова была серьезна. – Ты принесла надежду тем, у кого ее не было.
Златеника оперлась о корень и встала:
– А как же ты?
– У меня всегда есть надежда! – возразила Фимбретиль.
– Я знаю, – сказала Златеника. – Вы, энты, склонны к долгому созерцанию, и вы не устаете от Средиземья, как эльфы – вы были созданы для этих неспокойных земель. Но доводилось ли тебе мечтать о том, чего никогда не может быть?
Улыбка исчезла с лица Фимбретиль:
– Я не понимаю, о чем ты говоришь.
– О нет, ты все понимаешь, – Златеника взглянула на энтицу с печальной улыбкой. – Скажи мне, Фимбретиль, почему ты не возвращаешься к своему избраннику и господину. Нашла ли ты свой ответ?
Фимбретиль отвела взгляд:
– Я могла бы спросить то же самое у тебя.
Златеника снова рассмеялась – этот смех согревал Фимбретиль до самой сердцевины – и откинулась на спину, так что ее золотые волосы расплылись в воде сияющим ореолом.
– Но у меня нет ни господина, ни избранника, – ответила она. – Том Бомбадил и я – хозяева этих мест, это правда. Но все деревья, и травы, и все растущие и живущие создания на нашей земле принадлежат только самим себе.* И точно так же обстоит дело со мной – и с ним, если на то пошло. Мы – не господин и госпожа друг для друга, и никто не владеет нами.
Фимбретиль недоверчиво посмотрела на нее:
– Но ведь ты – его жена.
– И что толку было бы в моей любви, – спросила Златеника, – если бы она происходила из страха или власти, а не от свободной воли? Для нас, детей Запада, любовь куда сложнее, чем для вас. Конечно, Том и я – супруги и товарищи. Он приносит мне кувшинки, а я напоминаю ему о мире, который стоит хранить. Но любит ли он меня? Мой род не знает той любви, что случается среди вас; она – для энтов, и эльфов, и всего, что создано из плоти Арды. И я, несомненно, не чувствую себя навеки связанной с ним, – Златеника высвободилась из переплетения корней, выпрямилась, стоя в ручье, и заглянула в глаза Фимбретиль. – А что же ты, дочь леса? Я мало знаю об энтах; но будь мы эльфами или людьми, наши семьи решили бы, что мы слишком много времени проводим вместе – как могут лишь близкие родичи или возлюбленные.
Фимбретиль спрятала лицо за рассыпавшимися ветвями, но Златеника отвела их в сторону. Они обе понимали, что теперь уже поздно скрывать свои чувства.
– Энты – не эльфы и не люди, – наконец произнесла Фимбретиль. – Наша любовь медленно разгорается и медленно остывает, и нарушить брачную клятву – поистине недопустимая поспешность. Но я и Фангорн отдалились друг от друга задолго до того, как я пересекла Мглистые горы; и когда я оставила наш лес, мы отпустили друг друга в своих сердцах. Он сказал, что когда придет время вернуться – пусть я вернусь из любви, а не из чувства долга. Он ждет, что я приду к нему однажды, но сейчас он не владеет моими чувствами.
– Я не знала...
– Неудивительно. Это не то, о чем я обычно готова говорить, – Фимбретиль попыталась высвободить свои листья, но Златеника крепко держала их, и Фимбретиль, смутившись, закрыла глаза.
Златеника вышла из воды и провела рукой по листьям Фимбретиль, легко коснувшись лица энтицы.
– Здесь нечего стыдиться, Фимбретиль. Ты и Фангорн достаточно мудры, чтобы испытать свою любовь, и вам также хватает мудрости, чтобы не подвергнуться презрению, – она ненадолго замолчала. – Любишь ли ты меня?
Фимбретиль распахнула глаза:
– Почему ты спрашиваешь об этом? Ведь ты говорила, что ваш род не знает любви.
– Ты не слушаешь, – покачала головой Златеника. – Я сказала, что мы не умеем любить друг друга. Я слышала об одной майэ, которая отдала свое сердце эльфийскому королю. Возможно, чтобы в нашем сердце пробудилась страсть, нам нужен кто-то еще, – она пожала плечами. – Я не знаток мудрости, Фимбретиль. Я всего лишь дочь реки; мое знание – о простых вещах, о летних дождях, бобровых плотинах и о том, что кувшинки нужно хранить от зимних морозов. Но с тех пор, как я встретила тебя, я чувствую себя более живой, чем когда-либо прежде.
Она чуть поколебалась, но затем, не говоря ни слова, наклонилась вперед и прижалась губами к губам Фимбретиль, чувствуя горький вкус ивовой коры и сладость сока. Одной из ветвей Фимбретиль обняла Златенику за талию, удерживая ее ближе. Через мгновение Златеника подалась назад, и Фимбретиль жадно вдохнула холодный ночной воздух.
– Если ты любишь меня, – голос Златеники дрогнул, – иди вниз, к ручью.
Она развернулась и нырнула в воду, и Фимбретиль поспешила за ней, ступая вперед, пока вода не поднялась выше ее корней. Голова Златеники показалась из воды; на ее лице сияла мягкая улыбка, а золотые волосы струились по течению. Златеника двинулась к берегу, и Фимбретиль заметила, что ее платье исчезло; она залюбовалась гладкой кожей майэ, плавными линиями ее груди и бедер. Златеника взяла ее ветвь и провела вдоль нее пальцем; Фимбретиль почувствовала, как ее пронизала дрожь от корней до кроны.
– Ты мне доверяешь? – спросила Златеника.
– Да, – не задумываясь ответила Фимбретиль.
Златеника отпустила ветвь и опрокинулась в воду спиной вперед. Волна окатила корни Фимбретиль и плеснула на ствол. Она увидела сосны Дэйла, сады Итилиена, зеленые холмы, покрытые цветами нифредиля, и кроны золотых мэллорнов над ними: все земли, напоенные водами Златеники. Казалось, что ее разум соединился с разумом дочери реки, и их воспоминания стали одним целым.
Фимбретиль склонилась ниже, пытаясь дотянуться до воды. Она окунула ветви в ручей, представляя, что касается своей прекрасной девы: ее спины, щеки, груди... и вода казалась чище, чем была в тот день, когда энты впервые пробудились, когда Моргот еще не разрушил Светильники Ауле.
Легкий дождь окутывал ее, и Фимбретиль знала, что это ее возлюбленная падает на листья, струится ручейками по коре и стекает в лужицы между корней. Она издала низкий стон, спугнув птиц, угнездившихся в изгибах ветвей. Закрыв глаза, Фимбретиль чувствовала, как вода плещет вокруг ее корней, ствола и листьев, как дождь падает на ее лицо, на ветви, повсюду – и наконец пронзительно вскрикнула. Она обессиленно опустила ветви и застыла, впившись корнями в твердую землю.
Постепенно ее дыхание успокоилось, и Фимбретиль лениво приоткрыла глаза. Златеника лежала рядом, распростершись на ее корнях и обняв ее ствол одной рукой; ее лицо озаряладовольная улыбка.

***
Златеника часто навещала Фимбретиль у того же ручья, и они отправлялись бродить по полях и холмам, между рекой и лесом. Она научила Фимбретиль узнавать ее в солнечных бликах на волнах, в стекающем по листьям дожде, в серебристых рыбах, мерцающих в лунном свете, и даже в течении, что приносило с собой воспоминания о землях, которые Фимбретиль никогда не видела. Энтица научилась видеть красоту во всех этих формах, ибо все они смывали прочь грязь и очищали мир.
А Фимбретиль, в свою очередь, показала своей возлюбленной красоту постоянства. Она пояснила, почему так драгоценен дуб, боровшийся и росший многие годы с тех пор, как его желудь упал на суровую землю; она научила Златенику песням ветра в травах поля, где не ступал ни эльф, ни гном, ни человек. Она поведала ей тайны птичьей речи, и Златеника радовалась их песням и слушала их рассказы о созданиях, что живут вдали от речных берегов.
– Почему ты задерживаешься здесь? – однажды спросила Златеника.
Фимбретиль удивленно взглянула на нее. Майа сидела на ее ветвях, крутя в пальцах цветок.
– Странный вопрос, – сказала Фимбретиль. Ее губы сложились в улыбку, которая стала намного привычней за эти годы. – Зачем бы мне хотеть оставить тебя?
– Оставить меня? О нет! – Златеника рассмеялась. – Разые ты еще не поняла? Я могу прийти к тебе повсюду – хотя, конечно, где-нибудь в Эдельлонде или Руне я бы навещала тебя не так часто. И, конечно, я не могу надолго оставить Тома, ведь я в ответе за его леса. Но все же везде, где есть вода, я могу увидеться с тобой время от времени. Впрочем, я не это имела в виду, – ее улыбка угасла, и голос стал серьезней. – Когда мы впервые встретились, ты не знала, почему осталась здесь и не возвращаешься к Фангорну. Нашла ли ты ответ?
Фимбретиль задумалась, прежде чем покачать головой:
– Нет, но незнание больше не беспокоит меня. Хоббиты – такие забавные создания! Они всегда радуют меня, и я готова отдать свою жизнь ради их защиты.
– Но вернешься ли ты к нему когда-нибудь?
– Может быть, – произнесла Фимбретиль, – хотя и не думаю, что это случится скоро. Если вообще случится, – она нахмурилась, осознав, что сказала. – Это тебя тревожит?
Златеника покачала головой:
– Я всегда знала, что нашей любви не суждено продлиться до конца времен. Это благословенная доля досталась Фангорну, не мне. Но я счастлива уже тем, что узнала любовь и могу насладиться ей столько, сколько позволит судьба. Я не прошу большего, чем то, что у меня есть.
Златеника соскользнула с дерева и взяла ладонью ветвь Фимбретиль. Другой рукой она указала на пустотелое дерево, окруженное роем пчел.
– Пойдем, я устала от разговоров, – сказала она. – Прошлой ночью ты говорила о сладости меда; ты должна достать мне немного, чтобы я могла попробовать.
И она повела Фимбретиль через поле, к новым приключениям.

Примечания от автора:
1) Место действия этого рассказа – то, что позже будет называться Баклэндом, или где-то рядом, около восточной границы Шира; точнее неизвестно и несущественно. Действие происходит после того, как королевство Арнор распалось на Артедайн, Кардолан и Рудаур; но прежде, чем эти три королевства были уничтожены Ангмаром. Поэтому, хотя в тех землях и есть король, он – не законный потомок Исилдура, а всего лишь король Артедайна. Таким образом, я думаю, что эти люди должны были быть менее благородными и более опасными для деревьев, о которых заботились энты. Хоббиты, переселившиеся в Шир около столетия назад, также представляли опасность для трав, когда рыли свои норы, и нуждались в древесине для своих построек, мебели и других вещей. Энтам было чем заняться.
2) * основано на отрывке из главы "В доме Тома Бомбадила", ("Братство Кольца").
3) Что касается того факта, что майар не склонны к влюбленности – в "Валаквэнте" мы можем прочесть, что их тела подобны одежде для нас и не играют существенную роль в их самоопределении. Легко ли влюбиться в того, кто с такой легкостью меняет свой пол и другие физические характеристики?
4) Думал ли сам Толкин о чем-то подобном? Вряд ли – учитывая его личные убеждения и то, что у него эти персонажи никогда не встречались друг с другом. С другой стороны, он не рассказал почти ничего о любви и браке обеих рас. Как мы помним, "Законы и обычаи Эльдар" повествуют об эльфах (пусть даже о всех без исключения); к другим расам они вряд ли применимы, особенно к тем, чья культура не произошла от эльфов – как энты и майар.

***
Когда обрушится зима, и землю скроет тень,
И ночь беззвездная убьет короткий серый день,
И Лес умрет в туманной мгле – под снегом и дождем,
Найду тебя, приду к тебе, чтоб быть навек вдвоем.
Когда обрушится зима, и смолкнет птичья трель,
И сад в пустыню превратит свирепая метель -
Найду тебя, приду к тебе, чтоб быть навек вдвоем,
И мы начнем – в руке рука – на Запад долгий путь,
И там, вдали, отыщем край, где можно отдохнуть.