Здесь всё изменилось. Стало таким незнакомым, странным. Стало таким мёртвым. Пахнет кровью и крысами, пахнет смертью и разложением.

Лукреция сидит на полу, пересыпая в пальцах белую пыль, внимательно разглядывает песок, как будто хочет найти в нём крупицу золота, частицу величия дома, но здесь не осталось ничего. Ни золота, ни дома, ни величия. И Лукреция не уверена даже в своем существовании — она чувствует себя собственной тенью. Она проходит по комнатам пустого дома и дотрагивается до стен, прижимается к ним ухом, как будто стены могут что-то рассказать. Стены молчат, но можно услышать какое-то утробное гудение. Лукреция проводит пальцами по их шершавой холодной поверхности.

Призраки бродят по разрушенным галереям, говорят о чем-то, внимательно смотрят на Лукрецию, и она холодеет от их пристального взгляда, который точно преследует её. За спиной слышен их шёпот, торопливые шаги и скрежет лезвий по стенам, но когда она оглядывается, сзади никого нет. Призраки исчезают.

Лукреция остаётся одна среди груды изъеденных крысами и воронами трупов. С каждым днём их становится меньше. Она берёт один из трупов и тащит к обрыву, волоча за ноги так, что голова глухо ударяется о плиты. Сбросив труп с обрыва, Лукреция наблюдает, как он летит, раскидывая в стороны руки и ноги, как развевается окровавленная одежда на безжизненном теле. Она смотрит вниз и чувствует, как неведомая сила тянет её туда, но почему-то медлит и не решается пока спрыгнуть, словно что-то удерживает её на земле. Словно она ещё не всё сделала в этой жизни.

Она возвращается к бассейну, где остатки дождевой воды смешались с кровью. Рядом лежит разбившаяся капитель колонны. Лукреция бережно поднимает её с пола и заворачивает в обрывок своего платья. Укачивает камень, прижимает к груди, баюкает как ребёнка. Поёт колыбельную. Ей кажется, что в песне есть слова и смысл, хотя на самом деле это просто бессвязное мычание. Но собственный голос успокаивает. Лукреция засыпает прямо в этой неудобной позе, прислонившись спиной к полуразрушенной колонне.

Во сне память оживает. Во сне время возвращается на много лет назад.

***

Лукреция собирается выйти замуж за Квинта Батиата. Боится немного, хотя готовилась к свадьбе чуть ли не с рождения. Уже с детства знала, кто будет её мужем, и не сопротивлялась этому. Так было принято. Но вот сейчас, когда замужняя жизнь становится такой настоящей и осязаемой, когда Лукреция внезапно осознает, что всё происходит не только в мечтах, но и на самом деле, — она немного волнуется. Подруга Гая смеётся над ней, над её страхом, и вдруг обнимает за тонкую талию. Лукреция вздрагивает, а Гая делает вид, что целует её в щеку. Но в какой-то момент Лукреция теряет бдительность, и вот уже дружеский поцелуй горит на её губах.

— Что ты делаешь? — Лукреция порывисто стирает с губ поцелуй, отводит взгляд.

— Ничего плохого, — смеётся Гая и сквозь зубы показывает кончик языка.

Гая упрямая, даже немного агрессивная. Она берёт Лукрецию за подбородок и заглядывает в глаза. Лукреция теряется, отступает, крутит браслет на запястье, пытаясь отвлечься от смеющегося взгляда подруги, от её навязчивых прикосновений.

Гая притягивает Лукрецию к себе и непринуждённо целует в шею. Лукреция вздрагивает, чувствуя томление в груди, от которого становится так трудно дышать и сохранять спокойствие. А Гая кажется беспечной и легкомысленной. Она будто просто играет и в любой момент может передумать, остановить игру, но Лукреция слишком хорошо знает её и понимает, что всё уже предопределено и, сопротивляясь, она лишь немного отсрочит неизбежное. Но она и не хочет откладывать, не хочет сопротивляться. Гая загадочно щурится и берёт Лукрецию за руки, торопливо ведёт её в маленькую комнату, бросает на постель, завешанную от любопытных взглядов тяжёлым балдахином.

На небольшом столике возле кровати горят опиумные свечи, но даже без них Лукреция чувствует себя пьяной. Она лежит на мягкой постели, разглядывая потолок, и улыбается, наслаждаясь собственной расслабленностью. Послушно поднимает руки вверх, позволяя подруге себя раздеть. Гая смотрит порочно и ласково на её плечи, стягивая с них бесконечные складки платья. От её взгляда Лукреция краснеет, смущённо прикрывается ладонями, но Гая мягко убирает их. Медленно рассматривает грудь, сжимает её, нежно гладит, осторожно проводит ногтем по соску, наблюдая за реакцией.

Лукреция вскрикивает и хватает Гаю за предплечье. Она чувствует себя неловко, пытается остановить подругу, но с каждым её движением все страхи и тревожные мысли растворяются, оставляя место только для горячего желания, в котором было бы стыдно признаться кому-нибудь другому. С Гаей Лукреции нечего стыдиться.

Гая жадная. Она не выпускает Лукрецию из рук, целует горячо, торопливо, облизывает её ключицы и мягко водит языком от яремной ямки вниз вдоль рёбер, скользит губами по влажному телу, согревая дыханием и без того горячую кожу. Ей этого мало. С каждым движением, с каждым вздохом Лукреция чувствует, как по телу пробегают мурашки, как каждое прикосновение Гаи всё сильнее увлажняет бёдра.

— Люблю тебя. Люблю, — кричит Лукреция, но крика недостаточно, чтобы выразить то огромное горячее чувство, которое плещется в её груди, заставляя сердце звенеть, гудеть и биться с удвоенной силой.

— Я знаю, — тихо отвечает Гая и целует Лукрецию в низ живота.

Она спускается ещё ниже, облизывает внутреннюю сторону бёдер Лукреции, жадно целует, оставляя засосы, легонько захватывает кожу зубами. Кончиком языка чуть-чуть дотрагивается до горячего клитора, слизывает солёную смазку, по порядку выводит буквы латинского алфавита, на R заостряет кончик и жалящим движением толкается глубже во влажное влагалище. Когда Лукреция почти готова забиться в экстазе и первая лёгкая дрожь пробегает по ее телу, Гая отступает и невинно целует её в живот, вылизывая аккуратную впадинку пупка.

Лукреция обиженно стонет, изнемогает, дёргается и выгибается, как от удара хлыстом. Она не может сдерживаться, торопливо тянет руки к паху, но Гая перехватывает её запястья и властно прижимает их к кровати коленями. Лукреция отчаянно пытается вырваться, царапая коленки Гаи.

— Какая ты несдержанная, — насмешливо шепчет Гая, звонко ударяя Лукрецию по бедру. Она сжимает свою грудь, с наслаждением сдавливая пальцами тёмные соски.

С языка Лукреции вместе со стонами срываются грубые ругательства, но даже они сейчас звучат так страстно, что жгучее желание становится сильнее, острее, невыносимее. Она кусает губы и закрывает глаза, вытягиваясь вверх, скользит по простыням. Жар прокатывается по всему телу, доходя до дрожащих кончиков пальцев, и чтобы немного унять его, Лукреция до боли стискивает бёдра.

Гая садится на Лукрецию, гладит себя по груди и животу, ловит её возбуждённые взгляды и жмурится, закидывая голову назад. Чтобы Лукреции было лучше видно, она выталкивает таз вперёд, осторожно и нарочито медленно сползает ладонью вниз по лобку, играет с розоватым клитором, мелко вздрагивая и шумно выдыхая. Лукреция завороженно смотрит, как Гая беззастенчиво мастурбирует, умело двигая пальцами внутри. Вверх и вниз. Вверх и вниз. При каждом толчке она сильнее разводит бёдра и продвигается ближе к животу Лукреции, пока, наконец, их тела не соприкасаются. Влажные пальцы Гаи соскальзывают, и вот она уже ласкает Лукрецию, нежно массирует промежность, чуть задевая кольцами тонкую кожу.

Лукреция ногами сдвигает простынь, Гая расстилается по её животу, целует грудь, ключицы, шею, подбородок и замирает на губах. Лукреция хватает ртом воздух, беззвучно выпрашивая поцелуй. Гая целует её под скулой, ведёт языком косую линию и жадно размазывает поцелуй по губам Лукреции. Впивается в них, чуть прикусывая и оттягивая её нижнюю губу, дразнит, дотрагиваясь кончиком языка до её языка. Лукреция прижимает голову Гаи к себе, а другой рукой крепко хватает её запястье, проталкивает её и свои пальцы глубже во влагалище, надавливая сильнее. Она торопит Гаю, страстно выдыхает в её рот стоны. В какой-то момент Лукреция теряет связь с реальностью, она не чувствует своего тела, будто сбросила его как ненужную оболочку. Все ощущения растворяются, теряют свою значимость.

Лукреция сильно напрягает мышцы, сжимая их в один тугой ком в районе солнечного сплетения, а потом резко расслабляется, освобождается и ударяется затылком о колонну. Она открывает глаза и обнаруживает себя возле бассейна с зажатой между ног рукой.

Лукреция с ужасом оглядывается по сторонам, мечтая вернуться к подруге, но предательская память подсовывает ей новую картину: Гая с разбитой головой лежит в луже собственной крови. И мир, который Лукреция так старательно выстраивала, снова разваливается на куски.

Лукреция воет, размазывая по лицу влажный песок. Она чувствует себя невероятно грязной. Серо-жёлтый воздух кажется осязаемым, он липнет к телу, пачкает кожу, и сколько Лукреция ни трёт себя жесткой губкой, она не становится чище, точно грязь просочилась уже внутрь и отравляет не только тело, но и душу. Это похоже на одержимость. Лукреция царапает спину сломанными ногтями. Она часами лежит на полу, уткнувшись лбом в холодные плиты и вытянув руки вперёд, как будто усердно молится, распростёршись на коленях, но она больше не верит в богов. Она уже не помнит, во что верит.

К счастью, вскоре Лукреция находит спасение в забвении. Она снова сидит на разрушенных плитах, пересыпая белый песок. Она снова становится призраком, тенью, размытым отражением самой себя.