— Я больна, — сообщила Летисия, задумчиво постукивая трубочкой по стенкам высокого стакана.
— Что говорят врачи? — с тревогой спросила Наташа. Тяжело с иностранцами, не замечают нюансов.
— Это неизлечимо.
— В кого влюбилась?
А может, и замечают. Просто подшучивают, не изменившись в лице. Интересно, все русские проходят обязательное обучение на шпионов? А потом вылетают в большой мир, чтобы поставить его на колени. Или положить на лопатки, кто знает, какая поза им больше нравится.
Летисия пообещала себе обязательно вернуться к этому вопросу. В настоящий момент ее больше занимала неожиданная тяга к Ане.
— У нее такие глаза, — мечтательно сказала она.
— У нее?
Наташа была не шокирована, скорее, заинтригована. Было бы приятнее, если бы русская вскинулась и рассказала, что это не нормально.
— У нее, — подтвердила Летисия. — Глаза. Такие. Темные.
— Как у большей части населения нашей прекрасной страны, — фыркнув, сказала Наташа и жестом попросила обновить напитки.
— И волосы. Такие. Темные. Длинные. Кудрявые.
— Я не хочу повторяться.
Летисия опустила трубочку, та глухо стукнулась о пузатый бок стакана. Черное на прозрачном. Как тонкая нитка бровей на белой коже. Словно Ана аристократка, которую заставили работать руками.
— Она — мой массажист, откуда я знаю, какие у нее глаза и волосы? Такие. Темные. Как у большинства, — пробурчала Летисия.
Смешно, в пятьдесят сменить однозначную ориентацию на неопределенную. Еще смешнее с учетом того, что дома — муж и три прекрасных ребенка. Взрослых ребенка. Которые скоро поедут учиться в Европу. И почему им не сидится в родном городе?
— Зато руки у нее — ты не поверишь, — мечтательно сказала Летисия.
— Ты уверена, что дело в ней, а не в руках и твоих оргазмах?
И почему эта русская такая грубая? Летиция поморщилась, с надеждой посмотрела на телефон, но он лежал на столе дохлой побрякушкой. Никто не звонит, когда это необходимо, зато стоит поднести ложку ко рту, трель разносится по всей квартире, ввинчивается в мозг и выбивает ворчливое «да иду я, иду».
— У меня все в порядке с оргазмами, — сказала Летиция и припала к свежей порции безалкогольного мохито.
Нежные листики мяты были безжалостно перетерты, придавлены дробленым льдом и залиты содовой. Лучший напиток для жаркого вечера. Нежный и сильный, как руки Аны.
— Раз в неделю, если повезет?
— Наташа, я тебя прошу.
Этой русской хватило совести вспыхнуть и пробормотать извинения. Почему они напрашиваются на щелчок по носу? Ведь можно по-доброму, душевно, соблюдая личные границы.
— Ты сама завела этот разговор.
— У нее такие руки, — Летисия пропустила выпад мимо ушей. — Знаешь, пальцы аккуратные, длинные, ногти коротко остриженные, никаких украшений. Любовалась бы и любовалась.
— Но чаще видишь ноги.
— Ноги у нее тоже хороши. Только она носит какие-то дурацкие тапочки. Ее бы на шпильки, да с открытым носом, чтобы каждую косточку можно было увидеть. И розовые ногти. И я, когда вижу эти ноги, все спрашиваю себя, боится ли она щекотки? А если языком?
Наташа тяжело вздохнула и уставилась в свой стакан, по стенкам которого сползали крупные капли. Их тоже можно собирать языком. Дома, не в приличном обществе. Условности, условности, условности.
— Что молчишь?
— Я опять влезу с мыслью про оргазмы, — весело сказала Наташа.
— У меня есть муж. У меня есть любовник. А возбуждаюсь я при мысли о ступнях массажистки.
— Уже не руки, а ноги?
— Конечности. Кисти — для моего тела, ступни — для рта. А ведь я не люблю оральный секс. Это так... неприятно. А вот ее ступни...
Летисия тяжело вздохнула и таинственно замолчала. Ей и правда нравились кисти и ступни Аны. На тонких запястьях отчетливо проступали тонкие вены. Если замереть, можно было услышать пульс. Если сосредоточиться, — выделить запах Аны из тысячи других. Такой непривычно свежий, он напоминал об отпуске в горах: легкий мороз, ослепительно белый снег и тишина. Три великолепные ноты, которых нет ни в одном флаконе с духами.
— Ну, дальше? — нетерпеливо потребовала Наташа.
Она заканчивала уже второй стакан латте макиато, эспрессо проступил блеском в глазах и испариной на лбу. Нашла что пить в жару.
— А дальше ничего. Я больна, разве этого мало?
— Ты же хочешь об этом поговорить, иначе не подняла бы тему.
— Не хочу, — буркнула Летисия. Подросток, а не взрослая уверенная в себе женщина.
— Как хочешь.
Наташа пожала плечами, взяла смартфон и продолжила бессмысленный серф в интернете. Летисия чуть нахмурилась, тут же расслабилась — ей ни к чему новые морщины.
— Как думаешь, стоит? — спросила она.
— Соблазнить и трахнуть? — подмигнула Наташа.
Летисия поморщилась: ну почему эта русская такая пошлая? Можно ведь красиво, с эвфемизмами. Про прикосновение двух нежных цветков трепещущими лепестками. Хотя это даже хуже.
— Да.
— Нет. Хорошие массажисты попадаются часто, отличные — редкость. Зачем рисковать?
— Пожалуй, ты права, — согласилась Летисия.
Для этого и нужны задушевные подруги, с которыми можно обсудить и секс, и налоги. Правда, они распускают сплетни, но это тоже на руку: Летисии нравится, когда о ней судачат. Молчание — это преждевременные похороны.
— Пойдем? — предложила она, положив на стол несколько банкнот.
— Пойдем. Только попкорн возьмем. Кино без попкорна, как водка без пива.
Летисия кивнула и поднялась. Шпильки звонко зацокали по полу, терпкий запах закрытого помещения ударил по носу, гомон посетителей кинотеатра — по ушам. Наташа восторженно верещала о красавце-актере и его женщинах. Летисия почти не слышала ее.
Какая разница, кто страстно кусает за задницу и оставляет на ней засосы? Но после прелюдии хочется большего. Не меньше пятнадцати сантиметров длиной и пяти в обхвате.
Летисия надела очки и уставилась на экран, наслаждаясь навязчивой мыслью о руках Аны, крепко сжимающих ее ягодицы.

— Отлично выглядите, — похвалил тренер Летисию.
— Я знаю, — улыбаясь, согласилась она.
За пару недель она избавилась от лишних килограмм, ягодицы подтянулись, отражение в зеркале стало радовать намного больше. Конечно, морщинки никуда не делись, но Летисия никогда их не стеснялась. Они были частью ее, как еле заметные растяжки на аккуратном животике и сетка тонких шрамов на коленях.
— Продолжайте в том же духе!
Тренер ушел подбадривать других подопечных, Летисия открыла третий километр на эллиптическом тренажере. Она звучала, как семиструнная гитара в мажоре — бодро, уверенно, с оптимизмом. Каждая минута делала ее сильнее и приближала к столу Аны.
Летисия следила за дыханием и жалела, что не может сбить его: если не стонами, то разговорами. О том, как прекрасна жизнь, которая только начинается. О том, как изумительна самба на песчаном пляже. О том, как томительны ночи, когда тело мечтает о прикосновениях в такт волнам жара.
Летисия вспыхнула, сбилась с шага, ходули по инерции прокрутились несколько раз, с носа упала капелька пота. Летисия промокнула лицо влажным полотенцем и сошла с тренажера.
Может быть, русская была права.
Может быть, дело в оргазмах. Тактильных ощущениях до, во время и после.
Орландо и Пауль — нежные любовники. Летисия рада, что встретила их и связала с ними жизнь — явно с одним, тайно с другим, — но они никогда не хватали ее так, как Ана.
«Сплошная физиология, никаких тонких душевных порывов», — фыркнула Летисия и пошла в душ, купаясь во взглядах горячих самцов. Она не хотела ни одного из них, но внимание всегда приятно. Особенно, когда тебе чуть за пятьдесят.
Вечером Летисия сняла проститутку. Взяла в краткосрочную аренду. Ее не привлекали женщины, но она хотела в этом убедиться.
Черные волнистые волосы, темные глаза, светлая кожа и шпильки на босу ногу с розовыми ногтями.
«И все же, не то», — улыбаясь, подумала Летисия и заплатила за номер. Портье проводил их похабной ухмылкой, но не оторвал своей жирной задницы от кресла.
— У тебя имя есть? — спросила Летисия, решительно вышагивая по коридору к номеру 205 и игнорируя запахи застарелого пота и выкуренных сигарет.
— Мариса.
— Мариса, — повторила Летисия, катая имя по языку и пробуя его на вкус. — Пойдет, — равнодушно сказала она.
— Как мне называть вас?
Проститутка говорила с еле уловимым провинциальным акцентом. Наверное, выбралась из своей дыры пару лет назад, но не хватило ни ума, ни красоты, чтобы стать человеком, а не вещью.
— Так не пойдет, — пробормотала Летисия.
— Извините, я не хотела...
— Ш! Не в тебе дело.
Презрение — ужасный афродизиак. Не стоит закидываться им до секса. После — сколько угодно.
— Почему ты торгуешь собой? — спросила Летисия, зайдя в комнату.
Простыни оказались чистыми, унитаз и биде — продезинфецированными, в ванной крепко и ободряюще пахло хлоркой. Было лучше, чем ожидала Летисия. Конечно, обивка на стенах давно вылиняла, потолок пожелтел от табачного дыма, а тумбочки выглядели так, будто их подобрали на свалке, но только дураки ждут от дешевых номеров чего-то большего.
— Мне нравится заниматься любовью с разными людьми. Хобби, за которое платят. Вас раздеть или?..
«Заниматься любовью», — Летисия сдержала вздох и проглотила едкий комментарий.
— Или, — ответила она, расстегивая мелкие пуговички своей белой блузки.
Проститутка быстро, отточенными движениями сняла с себя узкий топик и юбку-резинку. Белье было таким же пошлым и дешевым, как она сама.
Летисия мысленно отвесила себе оплеуху, отвернулась и расстегнула кожаный ремень. Желание пойти домой крепло с каждой секундой, но она упрямо поджала губы, сняла строгую черную юбку и аккуратно повесила на спинку стула, сверху — тонкие, едва заметные чулки, обязательные по деловому этикету, приятные коже и совершенно лишние в постели со шлюхой.
— Как вы хотите? — спросила проститутка.
— Я никогда не была с женщиной, — признала Летисия. — Но начни с массажа.
— Полтинник сверху.
— Почему?
— Массаж дороже секс-услуг. Стандартный пакет — куни, ани, страпон.
Мариса неожиданно красиво улыбнулась. Губы, выкрашенные вульгарной красной помадой, скрывали крепкие белые зубы, правильных размера и формы. Вещь на глазах превращалась в человека, которому на самом деле нравится его работа.
— Грудь тоже за отдельную плату мнешь? — насмешливо спросила Летисия.
— Нет, входит в бонус.
— Договорились. Только не надо гладить. Будь... настойчивой.
— Вы заказываете.
Летисия скинула подушку на пол, положила на кровать платок, пахнущий Christian Dior Jadore, и легла сама, по привычке не сняв нижнее белье.
Мариса умела играть на семиструнной гитаре, но была слишком явным любителем. Ей не хватало ни опыта, ни чувства. Летисия ждала, когда девица поймает правильную ноту, но тело молчало и было глухо к прикосновениям.
— Бесполезно, — сказала она, когда секундная стрелка побежала на одиннадцатый круг.
— Я могу перейти к главному блюду, — прошептала Мариса и провела языком по позвоночнику сверху вниз.
Летисия поморщилась, сглотнула подкатившую к горлу тошноту и сухо потребовала прекратить. Влажный след на спине был омерзителен. Срочно смыть его, растереть кожу докрасна, залить память ромом.
— Ты ни при чем, — сказала она. — Просто... Сколько я тебе должна?
— Сто.
Летисия достала кошелек, положила на стол сотню и пошла в душ.
— Надеюсь, тебе больше повезет со следующим клиентом, — сказала она и закрыла дверь.
Мариса даже не ограбила ее. Забрала честно заработанное и только.
— Зато убедилась, что женщины мне не интересны, — пробормотала Летисия и оделась.
Юбка привычно обнимала бедра, легкая ткань блузки приятно холодила кожу, влажные волосы щекотали шею.
Все-таки, дело в руках Аны.

— Давай разведемся, — предложила Летисия, гладя волосатую грудь Орландо.
Он следил за своей внешностью строже, чем любая женщина в его возрасте. Пробегал по десять километров в день, два часа проводил в тренажерном зале, следил за питанием и совсем не употреблял алкоголь и кофе, но в черной поросли то и дело проблескивало серебро, которое он безжалостно уничтожал. Молодился и не мог смириться с тем, что от мальчика его отделяют сорок лет.
— Пауль или Ана? — спросил Орландо.
— Скука.
Она определяла все. Скандалы и сплетни стали слишком пресными, дети — возмутительно взрослыми, коитусы — предсказуемыми до малейших деталей. Даже яркие оргазмы откатывались мутной волной и не оставляли после себя ни следа.
— Представляешь, мы разведемся, разъедемся, ты будешь снова меня покорять. Только не как мальчик девочку, а как взрослый состоявшийся мужчина взрослую состоявшуюся женщину.
— Это весело? — насмешливо спросил Орландо и поцеловал Летисию в макушку.
— Я не знаю. Зато разнообразие.
— Можем устроить тройничок.
— Это не то, — поморщилась Летисия. — К тому же, не хочу в одной постели делить своего любовника с кем-то еще. Особенно, твоей... Как ее зовут?
— У меня есть только ты, — невозмутимо солгал Орландо.
Его любовнице чуть за двадцать. Молодость без опыта и денег. Наивность, питающая эго стареющего мужчины. Как похотливые взгляды самцов, только чистые глаза и упругая кожа, которая не знает, что такое лифтинг и менопауза. Летисия видела ее фото и не чувствовала ни ревности, ни сожаления. Орландо все равно никогда не уйдет из семьи. Эта девица без имени — не первая и не последняя.
— Пауль или Ана? — лениво спросила Летисия.
— Конечно, Ана, — весело ответил Орландо. — Мне не нужны посторонние мужики.
— А мне бабы.
— Но тебе скучно.
— Спокойной ночи.
Разговор вызывал зевоту. Одно дело обсудить громкий развод с привлечением адвокатов и азартной дележкой имущества, другое — тащить на супружеское ложе третьих лиц. Летисия перекатилась на свою половину кровати, обняла подушку и закрыла глаза. Сон не шел три длинных мысли, а потом заполнил сознание бесконечной пустотой с редкими проблесками потаенных желаний. Они были похожи на тонкие, но сильные кисти рук и ступни, оплетенные кожаными ремешками. Ногти рассыпались по темному полотну розовым жемчугом, который складывался в четыре низки по пять. Их засыпало песком тяжелого дыхания и плавило жаром неуклюжих прикосновений.
Летисия открыла глаза, остро воспринимая реальность. В их супружеской постели был третий. Это он дышал — вместе с Орландо. Это его руки скользили по ее спине. Это...
— Не поворачивайтесь, — мягко приказала Ана.
Летисия замерла. Ее реальность рассыпалась, как порванная низка. Жемчужины смысла звонко отскакивали от деревянного пола, чтобы упасть снова, закатиться под кровать, спрятаться.
— Откуда?..
Голос был хриплым, тело онемевшим, а мысли — острыми и короткими. Они прерывались быстрее, чем складывались в законченные фразы.
— Ваш муж позвонил.
Ее пальцы уверенно играли гаммы на натянутых мышцах, бедра прижимались к бедрам Летисии, а гладкий лобок — Дева Мария, она была без белья! — к ягодицам.
— Он здесь?
— Да. Расслабьтесь.
— Я тебя убью, — пообещала Летисия.
Она хотела бы встать, скинуть с себя Ану, вцепиться в горло Орландо и выдернуть его к Дьяволу, облизать окровавленные пальцы, наслаждаясь триумфом. Хотела бы — и не хотела. Тело, душа и похоть прижимали ее к влажным простыням. Она дышала, взгляд мужа царапал кожу, пальцы Аны были везде, но их до стона не хватало внутри.
— Надеюсь, это не мне.
Нежность голоса проникла глубже, чем когда-либо проникал Орландо. Ана наклонилась — горячий воздух ударил по телу и выбил испарину. Твердые соски, похожие на две сочные изюмины, царапнули спину. Полные губы мягко прижались к шее. Влажный язык заскользил по позвоночнику — сверху вниз, к ягодицам, пойманным в плен сильных рук.
Летисия услышала глухой стон, чуть позже поняла, что стонала сама, непривычно грубо, как пьяная девка в подворотне. Услышала свой горячечный шепот, разобрала мольбу и вспыхнула от смешка Орландо. Вскрикнула и вцепилась в простыни из египетского хлопка, когда в нее проникли пальцы, три сразу, ровно на три больше, чем она ожидала. Рванулась вперед, но тяжелая рука вдавила ее в матрас. Подалась назад и всхлипнула.
Ана уверенно мяла тело Летисии, снаружи и изнутри. Профессионально, замечая малейшие реакции. Играла на семиструнной и извлекала из нее все, что хотела. Эгоистично наслаждалась собой, но с любовью превращала Летисию во что-то большее, чем обычная женщина.
В ушах зазвенело, тело стало чужим, бесконтрольным, сознание сгорело во вспышке сверхновой. Летисия потеряла себя, превратилась в комок оголенных нервных окончаний, остро реагирующих на раздражители, забыла, как дышать, и научилась заново. Она спихнула с себя Ану, резко откатилась в сторону и упала на пол.
Удар отрезвил, оглушил и ослепил. Боль стремительно поднялась из ушибленного локтя и впилась в стиснутые зубы, бедра по-прежнему дрожали, живот был поджат, но оргазм отступал.
— Ты в порядке?
Электрический свет полоснул по глазам, Летисия инстинктивно прикрыла их ладонью.
— Да, — ответила она, но Орландо уже подхватил ее на руки и положил на кровать.
— Что тебе такое приснилось? — с нервным смешком спросил он.
— Что?
— Что приснилось, говорю.
Летисия хихикнула раз, другой и от души расхохоталась. Первый удачный лесбийский секс оказался сном, убойным сочетанием гормонов и взбудораженного подсознания. Это не умаляло великолепия оргазма, но смешило, как примитивная комедия.
— Ничего, — выдавила Летисия. — Не помню. Жарко. Наверное, меня придушила простынь. Спокойной ночи.
Орландо не стал настаивать, хотя по его глазам было видно, что он не поверил. Но умный мужчина, как и умная женщина, хорошо понимает, когда не стоит задавать вопросы и искать правду.
Летисия закинула руки за голову, закрыла глаза и расслабилась, надеясь на вторую серию сна.
Утром у нее ломило тело и на бедре налился багровым синяк, но она улыбалась.

— Я не знаю, что с этим делать, — закончила исповедь Летисия.
В кабинете привычно пахло лавандой и мерно гудел кондиционер. Кушетка была идеально твердой, виброподушка чуть заметно массировала плечи и шею. Не хватало легкой музыки, но Ферро настоял на тишине.
— Что бы вы сделали с мужчиной?
— Переспала бы с ним. Это самое разумное. Нельзя отказывать себе, иначе малюсенькое желание станет навязчивой идеей. Но что мне делать с женщиной?
— Летисия, вы же знаете, я не даю ответов.
— Да, да. Я плачу за то, что вы помогаете мне найти ответ в себе. Но ваши вопросы уже ответ. Вы наводите меня на определенную мысль.
— Какую?
Доктор Ферро всегда спрашивал. Летисия посещала его более десяти лет. Он знал все о ее семье, работе, любовниках и друзьях, но никогда не выносил вердиктов, не оценивал, не осуждал. Просто задавал вопросы. Пожалуй, именно поэтому она прикипела к его кушетке и раз в неделю приходила поболтать, даже если в этом не было острой необходимости. Его кабинет стал церковью. Исповедальней, в которой можно покаяться в грехах и не быть наказанной.
— Что я должна относиться к ней, как к мужчине. Но она женщина.
— Что это меняет?
— Я не люблю женщин.
— Вас влечет к одной конкретной женщине?
— Да. Я пробовала с другими. С... как же ее звали? — Летисия щелкнула пальцами. — Мариса!
— Где вы познакомились с Марисой?
— Она проститутка.
Летисия разглядывала свои ногти, покрытые розовым лаком, и не смотрела на терапевта. Она предпочитала лежать и разговаривать с голосом, а не человеком. Так — намного проще открыться. Конечно, Ферро не поморщился бы ни от одного признания, но гораздо приятнее общаться с отвечающей — задающей вопросы — пустотой, чем с телом, которое умеет издавать звуки.
— Вас к ней влекло?
— Нет. Но ее услуги я тоже купила. Я даже попросила ее сделать мне массаж.
— Но?
— Но все, о чем я думала... Не помню, о чем я думала, — проворчала Летисия. — Не о сексе. Его не было.
— Вам не понравилась Мариса?
— Мне не понравилось то, что меня лапает женщина. Пусть даже я ей за это заплатила.
— Из этого следует, что вам не нравятся все женщины, а не одна конкретная?
— Индукция — отвратительный метод.
Ферро ждал ответа. Развития мысли. Летисия поморщилась, помассировала виски, надула губы и попыталась перемолчать его. Конечно, проиграла. Она хотела найти ответ, для этого должна была разговаривать, распахивать заинтересованные уголки души и ковыряться в них палочками. Может быть, получится ухватить сочный кусок правды.
— В случае с Аной — тоже. Тягу к ней нельзя перенести на всех женщин.
— Как бы вы описали свое влечение?
Голос Ферро мягкий и бесполый. Летисия закрывала глаза и видела представительного мужчину с крепкими руками и уверенным лицом. Летисия вслушивалась в его интонации и видела пустоту, у которой не было ни половых органов, ни карих глаз. Только голос, с которым можно разговаривать и разговаривать, пока час не истает кубиком льда под жарким солнцем.
— Как болезнь, — вздохнув, сказала Летисия.
— Может быть, вы видите болезнь там, где ее нет?
— Это отклонение. Любое отклонение — болезнь. Отклонение не от норм общества, отклонение от норм меня, моего поведения и моих привязанностей.
— Вы целовались с подружками?
— Нет.
— Даже в школе?
— Это не считается, — отмахнулась Летисия. — Это школа. Мы учились целоваться. Чтобы уметь целоваться с мальчиками, не с девочками.
— То есть, целовались?
— Да.
— Вам нравилось?
— Сколько, по-вашему, прошло лет?
Летисия прикинула сколько, ужаснулась и поспешила забыть о своем вопросе, перебить его каким-нибудь новым откровением.
— В любом случае, это обыкновенные детские шалости. Которые возбуждают уже только потому, что они запретны. Но целью всегда были мальчики. Мужчины.
— Вы знаете, зачем нужны шоры?
— Вы меня осуждаете?
— Я вас когда-нибудь осуждал?
— Только что.
— Разве в мою работу входит осуждение?
Слова летали из одного конца кабинета в другой, отскакивали от стен, как теннисные мячи, и вбивались в уши. Напряжение росло. Летисия хотела, чтобы оно росло, чтобы у нее появился шанс сорваться, довести себя до точки, до черты, перекинуться за нее и с удовольствием разораться, как баба в базарный день. Воспитание и привычки не позволяли, как здоровье не позволяло упасть в обморок, рухнуть мешком костей, некрасиво и грузно.
— Нет, — проворчала Летисия. — Но могли бы и разнообразить меню. Хорошо, шоры нужны, чтобы ограничить обзор по бокам.
— О скольких людях вы можете сказать «зашоренный»?
— О многих. И о себе, согласна. Но лесбийство тут ни при чем. Я не лесбиянка. И даже не бисексуалка.
— Вы уверены или просто отрицаете?
— Уверена, — твердо сказала Летисия.
— Вы любите футбол?
— Нет.
Признаваться в подобном почти кощунство. Футбол любят все, кроме отчаянных отщепенцев, которые выпадают из общей картины и нарушают ее идеальную гармонию. Футбол и кофе — две вещи, которые обязаны жить в сердце каждого, бежать по венам и звучать национальным гимном.
— Что вы делаете, когда ваш муж смотрит футбол?
— Это бегство, — поморщилась Летисия.
— Но вы можете сбежать от футбола? От нахального водителя автобуса? От хамоватой торговки?
Разговор не помогал. Летисия уже отработала все варианты, которые предлагали вопросы Ферро, и не нашла ни одного, который подошел бы ей. Она надеялась на откровение, на прозрение, на внезапную истину, но для этого, похоже, ей стоило пообщаться с каким-нибудь ребенком. Выйти на улицу, поймать первого же смугляша за руку и спросить, быть или не быть. А может, просто подкинуть монетку? Вариантов-то всего два.
— Могу, но это другое. Это не бегство от себя.
Мелодичная трель вмешалась в диалог, время вышло, Летисия с досадой цокнула языком, но села и надела туфли.
— Теряете хватку, — сказала она.
— Спасибо.
У Ферро прекрасная улыбка. Белозубая, открытая, уверенная. Такие проникают глубоко внутрь и заставляют светиться каждого, на кого случайно упадут. Летисия улыбнулась в ответ, чувствуя себя малолетней дурочкой, прикусила губу и поднялась, оправляя юбку.
— Встретимся на следующей неделе.
Рукопожатие Ферро было столь же прекрасным.
Отличный самец, но Летисия не испытывала к нему ни малейшего влечения. Она не могла решить, что делать с другими руками.

— Я ухожу, — решительно сказала Летисия.
Скука была просто невыносима, от алкоголя разыгрывалась изжога, сплетни и манипуляции скисли до уксуса, синий океан и зеленая трава выцвели и не радовали взгляд.
Орландо не скандалил, не доказывал, не пытался образумить. Видимо, посчитал решение жены очередной выходкой, попыткой эпатировать, собрать вокруг себя ворох сплетен и посмеяться над людишками-муравьями. Летисия не стала его переубеждать. Собрала в сумочку самое необходимое, упаковала чемодан и пообещала прислать кого-нибудь за своими вещами.
Собралась и пошла на прием к Ане. Молча вобрала в себя тепло и силу ее рук, разморено поблагодарила и нырнула в новую жизнь. Она не знала, чем займется, но была уверена, что найдет дело по душе, а банковский счет поможет ей в этом.
Летисия наматывала километры по городу, покупала тысячи мелочей и обставляла светлую квартирку с видом на океан. Она разглядывала людей, собирала в себя их жесты, взгляды, улыбки и проживала каждую минуту, не упускала ни одной.
В юности Летисия мечтала стать фотографом. Дети и бизнес заставили ее пересмотреть свои желания, поменять приоритеты и отказаться от наивности. Дети выросли, муж отлично справлялся с бизнесом, Летисия была сама по себе. Она сбежала от болота привычек и с упоением начала наверстывать упущенное.
— И все-таки, мне кажется, ты совершаешь ошибку.
Наташа приперлась без приглашения, критически осмотрела квартирку, захватила кухню и призвала к разуму Летисии. Та улыбалась и вяло отбивалась от назойливой подруги.
— В чем?
— Во всем!
— Я не развелась, я не потеряла в доходах, половина бизнеса по-прежнему принадлежит мне, я всего лишь переехала и живу одна.
— Одиночество — для трусов!
Глаза Наташи пылали то ли от эспрессо, то ли от праведного гнева. Кажется, она и правда была уверена в том, что говорила. Или просто сердилась, что Летисия бросила ее на произвол судьбы, забила дни недели различными курсами и прекратила ходить в кинотеатр.
— Посмотри на себя! Ты... Черт, ты просто светишься, — пробубнила Наташа. — Мне надо выпить. Есть минералка?
— Конечно.
Летисия и правда светилась. Уже давно она не чувствовала себя столь живой. Удовольствия сменяли одно другое, на рассвете тело вибрировало от энергии, во время пробежки песок царапал голые ступни, а в сердце крепла уверенность, что красное полотно жизни почти бесконечно.
— Держи.
— Ладно, я тебя больше не осуждаю, — проворчала Наташа. — За то, что ты бросила мужа, любовника и всю эту шушеру. Но порицаю за то, что бросила меня.
— Не напрашивайся, — мягко сказала Летисия, покачивая головой. — Я не хочу тебя обижать, ты мне симпатична.
— Но тоже шушера?
— Не напрашивайся.
— Как знаешь, я не гордая. Спасибо за минералку.
Наташа удалилась с достоинством. Летисия закрыла за ней дверь и с облегчением выдохнула. Лобовое решение проблемы было неприятным, зато эффективным. Орландо и Пауля она выставила столь же беспощадно.
Свобода — не для трусов. Свобода — для людей, которые в состоянии развлечь себя сами. А Летисия развлекалась: на курсах по фотографии, кулинарии, современному и средневековому искусству, вышиванию и бисероплетению. Она забыла дорогу в фитнесс-клуб, ей хватало побережья и занятий капоэйрой на свежем воздухе. Каждый день был расписан по часам, и все же, у нее оставалось достаточно времени, чтобы разговаривать с собой и раз в неделю ходить в гости к Ане.
Человек весьма уязвим, когда лежит голый и смазанный маслом, его мир ограничен мелким участком пола, на котором лишь изредка появляются красивые ноги в дурацких тапочках, но Летисия решилась и сказала:
— Я хочу фотографировать ваши руки.
Палец ввинтился под лопатку, Летисия поморщилась, но не вскрикнула — больно не было, скорее, неприятно, как и от локтя, который прошелся вдоль позвоночника. Она молчала до конца сеанса, а потом повторила свое предложение: так же напористо и решительно, как на столе. Повторила, глядя в глаза Аны, неожиданно грязно-синие, как штормовой океан.
Повторила и через неделю, любуясь красной лентой, которой были схвачены черные волосы.
И через две, пристально изучая медальон с изображением Девы Марии, вольготно разлегшийся в ложбинке меж небольших грудей.
И через три, выкладывая на стол в три раза больше банкнот, чем стоит сеанс.
Летисия ставила Ану в неловкое положение и отлично это осознавала, но не собиралась сдаваться. У нее была цель, приятная и будоражащая в своем безумии. Сокурсники уже сдали выпускные проекты, а Летисия все никак не могла заручиться поддержкой единственной модели, которую хотела. Она осаждала Ану, объясняла той, почему важны именно ее руки и обещала больше никогда не приставать после того, как закончит проект.
Ана не соглашалась, но и не отказывала в приемах. Один час в неделю они проводили вместе — голая Летисия на столе под руками неприступной и молчаливой Аны. Но можно взять любую крепость, если запастись терпением.
— Спасибо.
Летисия наводила объектив на руки Аны и видела больше, чем тонкие кисти, сильные пальцы и чуть выпирающие вены. Она видела всю их жизнь — от пухлых младенческих ручек через подростковые шрамы к пигментным пятнам пожилого человека, которые еще не проступили на смуглой коже. Она видела время.
— Я еще не готова, — каждый раз отвечала Летисия на вопрос руководителя группы и умалчивала, что никогда не закончит проект, ведь тогда время ускользнет от нее вместе с этими прекрасными руками и рассеется возбужденный покой, продернутый красной нитью между ее глазами и запястьями Аны.
Летисия делала снимок за снимком, видела время и не торопила события.