Вскоре после того как мы покинули Мэндерли, мне повстречалась одна молодая женщина с высокими скулами и неестественно худым лицом. Если миссис Денверс когда-то и была юной (а я не исключала возможности того, что миссис Денверс пришла в этот мир уже в зрелом возрасте), в те годы она вполне могла быть похожа на эту женщину.
Я увидела её в Голландии: на ней была чёрная блуза и простая юбка, и я бы возможно не обратила на неё внимания, если бы не белый жакет, который она прижимала свёрнутым к груди. Так он очень походил на фартуки, носимые служанками или экономками.
Она пронзила недобрым взглядом официанта, который, неловко ставя перед ней чашку, пролил чай в блюдце. В глазах её вспыхнула такая злоба, что в тот миг сходство проявилось само собой.
Она ни разу не взглянула ни на меня, ни на Максима – мы с ним уже тогда постигали искусство быть незаметными, хотя таких успехов как сейчас, ещё не достигли. Тот день мы провели, прогуливаясь по тюльпановому саду, а ужинали с одним местным мелким чиновником. Он временно проживал в гостинице, пока его дом ремонтировали.
Я не стала указывать Максиму на подмеченное мною сходство. Те месяцы, что мы прожили вместе с ним в Мэндерли, напоминали жуткие сказки, которые так любят рассказывать перед сном нехорошие старшие братья. Ни миссис Денверс, ни Джек Фавелл, ни даже Ребекка уже не могли причинить нам вреда, если б только мы сами им не позволили. И лично я делать этого не намеревалась.
Мы прожили в гостинице неделю, когда Максим подхватил какую-то норвежскую простуду. У меня вошло в привычку гулять по улицам города, разглядывая выставленные в витринах лавочек красивые и совершенно бесполезные вещицы.
И вот, одним солнечным днём я вновь увидела ту молодую женщину. Возможно, именно так миссис Денверс выглядела в юности, больше десятка лет назад, прежде чем оказалась в Мэндерли, и задолго до того, как моё присутствие там разрушило стены её глухого и холодного отчаяния.
Да, у миссис Денверс тоже должно было быть детство, когда-то и она ходила в школу со стянутыми ремешком учебниками. Ещё до воспитания Ребекки миссис Денверс должна была быть достаточно взрослой, чтобы задумываться о замужестве. Может, какой-то молодой человек просил её руки, но отец миссис Денверс решил, что проситель не достоин его дочери и отказал несчастному. И тогда миссис Денверс, или Дэнни (быть может, то было не прозвище, придуманное Фавеллом или Ребеккой, а так её называли родные) разрыдалась в подушку и поклялась, что покинет отчий дом, как только сможет.
Вполне возможно, имело место некое осторожное объявление, предлагающее молодым незамужним девушкам устроиться гувернанткой для ребёнка одной лондонской четы.
Говорили, что Ребекка была из благородной семьи, умна и красива и, по-хорошему, ей давно стоило нанять настоящую опытную няню. Но вела она себя слишком раскованно и часто преступала границы дозволенного - уже тогда Ребекка начала оттачивать мастерство манипулятора, которое прослужит ей долгие годы.
- Ей необходимо уделять побольше внимания, - произнесла бы мать Ребекки, когда Дэнни пришла по объявлению. - Она из тех девочек, которым стоило бы родиться мальчиками, а потому противится некоторым правилам.
И Дэнни кивнула бы на это, уверяя мать Ребекки, что у неё самой племянники и племянницы были не подарок, и хотя ей часто приходилось о них заботиться, особых проблем у Дэнни с ними не было.
"Это хорошая, достойная кандидатка, - тогда подумала бы мать девочки. - Эта молодая женщина - именно та, кто нужен Ребекке. Она сможет повлиять на дочь".
Вряд ли Дэнни была много старше своей воспитанницы, может лет на двенадцать, а потому из надзирательницы она быстро превратилась в компаньонку. И вряд ли у Ребекки ушло много времени, чтобы разобраться в истинных чувствах Дэнни, или заметить, как разительно её гувернантка отличалась от тех, что были у других девочек в школе. Дэнни потакала Ребекке в том, где ей стоило быть строгой, её впечатляло то, что должно было ужасать, и завораживало то, что должно было вызывать тревогу.
История, которую миссис Денверс рассказала мне о необъезженной лошади и о том, как Ребекка учила ту смирению, жестоко раня шпорами, явно была одним из ранних, и до глубины души шокирующих воспоминаний. Дэнни наверняка сразу поняла тогда свою страшную ошибку и то, какую власть дала Ребекке.
Но ей было всё равно. Ребекка уже стала доверять Дэнни больше, чем всем прочим, ставя гораздо выше окружающих её мужчин. И никогда она не оскорбляла Дэнни как всех своих поклонников - придумывая прозвища, основанные на их физических недостатках.
- Ну а как ещё изволишь мне их запоминать? – могла бы спросить Ребекка у Дэнни, со смехом откидывая волосы назад. - Лучше бы я давала имена розовым кустам, те хоть удовольствие мне приносят.
И Дэнни рассмеялась бы в ответ, потому что воспитанница всегда вызывала у неё улыбку, а потом взяла бы в руки расчёску, чтобы и без того роскошные волосы Ребекки достигли абсолютного совершенства.
- Они не знают, как прикасаться к девушке, - произнесла бы Ребекка, поймав запястье Дэнни на излёте. - Даже у тех болванов, что никогда не занимались грубой работой, пальцы словно наждак. Совсем не такие, как у тебя, Дэнни. Такие нежные и знающие, как...
Тут расчёска выскользнула бы у Дэнни из руки. С иной девушкой она бы притворилась, что сказанное шокировало её, но то была Ребекка - её Ребекка, и (как уже успела понять Дэнни) больше ничья.
Быть может, мальчики не интересовали Дэнни и в школе. А была там одна девочка, такая же темноволосая, не считающаяся с другими и притягивающая к себе парней, как тянет волны к берегу. Она, быть может, никогда не замечала Дэнни, не пыталась сблизиться и попросту ни о чём не подозревала.
В тот момент Ребекка крепко сжала бы руку Дэнни, настойчиво обхватывая пальцами тонкое запястье. Волосы Ребекки скользнули бы по ладони молодой гувернантки, когда она бы резко обернулась и, подняв голову, притянула Дэнни к себе.
- Мисс?
Чужая рука на моём локте мгновенно разрушила воображаемую картину, и вокруг меня разом вдруг возникли небольшая улица с магазинами и обеспокоено хмурящий брови портье из стоящей неподалеку гостиницы. Тысяча всевозможных деталей ничем не примечательной голландской улочки обрушилась на моё сознание поверх следа, оставленного историей о Дэнни и Ребекке так, что у меня сбилось дыхание. Я потеряла равновесие, и портье схватил меня за руку, чтобы я не упала. Обеспокоенность на его лице сменилась чем-то близким к страху.
- Я в порядке, - произнесла я уверенным голосом и высвободила локоть. Я встала перед ним, выпрямившись, как струна, желая показать, что не нуждаюсь в его помощи.
– Видите? Со мной в самом деле всё в порядке. Просто сглупила, решив прогуляться и пропустив перед этим ленч. Но я вас уверяю…
Портье попытался отвести меня в вестибюль гостиницы, усадить на стул и позвонить Максиму, чтобы тот забрал меня.
- В этом нет необходимости, - уверила я его, - я просто вернусь сейчас в свою гостиницу. Тем более, что скоро время пить чай.
Он только снисходительно улыбнулся мне, ибо, чем сильнее мы удалялись от Англии, тем более странными выглядели наши неискоренимые английские традиции.
Когда я вернулась, Максим ждал меня в ресторане, лениво листая один из тех романов, что я купила, чтобы убить время в лодке, но так и не потрудилась открыть. Едва я осознала, что подобные книги обычно читала миссис Ван Хоппер всё на тех же лодках, у меня пропало всякое желание их открывать. Максим казался заинтересованным книгой, но поглядывал на дверь.
- Вот ты где, - сказал он, и неважно как сильно я скучала по Англии, в этих словах чувствовалась такая зависимость от меня, что я испытала восторг. – Я уж было собирался взять людей и отправиться тебя искать.
- Прости за опоздание, - сказала я и поцеловала его в щёку, перед тем как сесть на пододвинутый им стул.
Только когда мы, как следует, устроились, чай был налит, а пирожные ровно поделены пополам, он заговорил вновь. Наша беседа за чаем походила своей осторожностью на глотки, что мы делали. Подобные моменты для нас были ещё одной возможностью пожить той жизнью, которой мы лишились.
- Захватывающей ли вышла прогулка? Встретилась ли ты с каким-нибудь интересным незнакомцем? Или…
- Нет, по правде говоря, прогулка была довольно скучной.
- Если хочешь, мы можем отправиться в Женеву, - Максим опустил свою ладонь на мою, лежащую на маленьком столике. Тепло его руки подействовало на меня успокаивающе. Теперь он был домом для меня, а я – домом для него. Желание бродить по тёмным аллеям у нас обоих осталось позади.
- Да, давай поедем туда, - произнесла я, - отправимся дальше.