Когда Фалька захватила замок, то в первую очередь она пошла в тот зал, где на троне, украшенном самоцветами и невероятными по красоте узорами, восседала Рианнон.
– Слезай, – приказала Соколица. – Твоё время прошло.
Фалька была одета в мужскую одежду, кажется, в ту, которую носили солдаты. Или маги – Рианнон не помнила точно.
«Наверное, так очень удобно», – подумала она, привыкшая носить пышные платья из заморских тканей с рисунком из золотых нитей.
Приближенные Соколицы предлагали силой стащить королеву-пленницу с трона, но Фалька – с милой улыбкой, столь ей не свойственной – лишь жестом приказала им всем удалиться.
– Что ты сделаешь со мной? – спросила Рианнон, когда они остались одни.
В её голосе пока не было страха.
«Глупая, глупая моя королева. Ты думаешь, что твой прекрасный король отобьет замок, спасет тебя и не рождённого твоего ребенка. Ты даже не представляешь, как сильно ошибаешься, моя королева, которая ею быть не должна».
– В тех местах, куда сослал меня и мать мой ублюдочный папаша, которого я прирезала вместе с Керо, которую ты звала матерью, – Фалька ухмыльнулась, – любят сказки. Страшные сказки, где нет счастливого конца. Я расскажу тебе одну из них, мою любимую, ту, которую не читают детям. Может быть, тогда ты поймешь, какие у меня планы на тебя и твое королевство.
Соколица кружила вокруг Рианнон, ходила, то приближаясь на расстояние вытянутой руки, то оказываясь в самом дальнем углу зала.
Рианнон сидела на троне, вцепившись своими изящными пальчиками в деревянные подлокотники с позолотой, стараясь не смотреть на Фальку, представляя, будто бы её и вовсе не было.
– Так слушай, – продолжила Соколица. – Существовало в незапамятные времена одно королевство...
***
Существовало в незапамятные времена одно королевство. Королевство то было богатым и процветающим. Счастье царило что в покоях молодых Короля и Королевы, прекраснейших из прекрасных, что среди простого народа. Да и с соседями отношения были хорошие на редкость. Но однажды, вместе с бродячей труппой актеров, танцоров и прочих вралей в королевство приехал странный мужчина, лицом красив, одетый прилично, не сравнить с его попутчиками. Имени его никто не знал, а сам он просил звать себя Человеком, хотя поговаривали, что человеческого была у него ровно половина, а то и меньше. Поговаривали, что был он полуэльфом, да не простым, а бастардом короля из соседних земель, который славился невероятной слабостью к эльфкам.
Была у Человека лютня из черного дерева, загадочная и красивая, как и её хозяин. Из лютни этой Человек умел извлекать невероятные по красоте звуки. Да и сам он пел исправно, о любви, подвигах, магии и правде. Пел он так, что почти все люди королевства едва ли не боготворить стали его, позабыв обо всех слухах и странностях, одаривая его всем, чем можно: кошелем, набитым под завязку серебром, чаркой лучшего пойла в трактире и много чем ещё.
Много Королю говорили о Человеке, так много, что Король решился, в конце концов, пригласить его ко двору, чтобы сыграл он им на своей черной лютне и спел песню о правде, подвиге и любви. И принял Человек это приглашение.
Ничто не предвещало беды.
В ночь перед приходом Человека во дворец Королева мучилась женскими проблемами, кровью истекала, да кровь эта была черной, и оказалось её так много, что пришлось дважды менять простыни на ложе Королевы в ту ночь.
Одни, из числа приближенных ко двору, шептали, что кровь эта отравила сердце Королевы, уведя её со светлой дороги в лесные дебри зла. Другие говорили, что было то предзнаменованием великой беды. Третьи кричали о знамении скорого начала новой эпохи. И были все они правы в чем-то.
Как бы то ни было, вечером следующего дня Человек пришел во дворец. Увидев его, придворные замолчали, а Королева даже слегка привстала на троне. Человек показался ей таким красивым, что у неё закружилась голова. Человек слегка поклонился, улыбнулся ей так, будто понял, о чём она подумала, и начал петь свою песню.
Песня та отличалась от прочих, хотя никто этого не заметил. Не увидел никто и странного свечения черной лютни.
«Колдовство», – подумала Королева.
Уснули все: Король, советники, князья и жены их, шуты и прочие слуги. Только одна Королева осталась.
Без страха оглядела она спящих, а потом взглянула туда, где стоял Человек. Только не было его там. Он уже стоял позади её трона.
И закричала Королева, взглянув на него, но было поздно. Никто не услышал её криков о помощи.
Человек обернулся чудовищем с косматой черной шерстью. С клыков его капала слюна, изумрудные глаза стали темными, вместо выпавших ногтей появились когти, длинные, грязные, темные.
Черная лютня и куски разорванной одежды упали на пол.
– Кто ты? – в ужасе спросила Королева. – Что тебе нужно?
– Зови меня Волк, – ответил он, не открывая рта. – Мне нужна ты.
***
– Набросился Волк на Королеву, повалил на пол, – продолжала рассказывать Фалька, приближаясь к трону, – когтями срывая с неё пышное платье, оставляя на холеной коже глубокие царапины, вцепившись острыми зубами в плечо...
– Хватит! – закричала Рианнон, отчего-то потеряв остатки своего самообладания. – Я не хочу этого слышать! Я приказываю...!
Она вскочила с трона. На лице её появились красные пятна, а в глазах – ужас. О, теперь Рианнон всё понимала. Прекрасно понимала.
Фалька рассмеялась.
– Ты? Приказывать мне? Глупая, глупая моя королева, – в поступи Соколицы было что-то, отдаленно напоминающее волчье.
А ещё Фалька была ростом лишь на пару сантиметров выше Рианнон, но явно гораздо сильнее. Она крепко обхватила королеву за талию, прижала к себе, приставив другой рукой что-то холодное к её обнаженному горлу.
– Не надо... Я... – прошептала Рианнон.
– Я уже знаю, что ты беременна, дорогая, мне донесли, – улыбнулась Фалька, прочерчивая ножом невидимую линию от горла Рианнон до низа её живота. – Второй месяц, так?
Королева кивнула. В глазах её появились слезы.
– Будь послушной, и тогда я, если повезет, не вырежу выродка из твоего чрева.
Рианнон кивнула снова. Слезы текли по её щекам.
Об этом моменте Фалька мечтала с тех самых пор, как убила Керо, отца и двух своих единокровных братьев. Мечтала, когда трахалась с кнехтами, или солдатами, или дворянинами, или магами, когда трахалась с мужчинами или женщинами.
Иногда на месте какой-нибудь молоденькой пленницы, орущей, беззащитной и страдающей, Фалька представляла Рианнон. Особенно хорошо ей это удавалось, когда она раздирала обнаженное женское тело на части раскаленными крюками, когда отрезала раскрасневшиеся от ударов плети груди любимым ножом, когда крови на деревянном столе становилось так много, что она начинала капать на пол, когда пленница уже не могла кричать и только хрипела, когда слез у неё больше не было, когда сердце её переставало биться.
Да, тогда Фалька вспоминала Рианнон. Тогда Фалька хотела Рианнон.
– Позволишь мне закончить сказку? – спросила Соколица, так, будто это действительно был вопрос, а не приказ.
– Да, – пролепетала Рианнон.
Фалька плотоядно усмехнулась.
– Кровь Королевы показалась Волку самым прекрасным напитком, который ему когда-либо доводилось пить, а гордое нежелание сдаваться ему ещё больше распаляло его желание, – шептала Соколица на ухо дрожащей Рианнон, разрезая ножом завязки её корсета. – Он силой раздвинул её ноги, да и вошел в неё. Черная кровь её на нем, на черных его волосках, на коже его, впитываясь, возбуждала сильнее. Он выл и рычал от наслаждения, насилуя Королеву, которая счастливо впала в беспамятство.
Рианнон стояла спокойно, не сопротивляясь. Страх пожирал её.
– Уходя, он зачаровал Королеву так, что, когда Король и весь остальной двор пришли в себя, Королева, уже одетая, как ты понимаешь, призналась во многих грехах, которые не совершала, в частности сказала, будто бы хотела отравить Короля, – Фалька рывком сорвала с Рианнон платье, умело, явно не впервые проделывая такое. Та попыталась прикрыть обнажившуюся грудь, но Соколица жестко пресекла её попытки, снова прижав лезвие к горлу. – Совет, после недолгих размышлений, признал Королеву виновной во всех выдуманных Волком злодеяниях и приговорил к смертной казни. Её закатали в бочку и пустили в море, умирать.
Фалька, всё ещё угрожая королеве ножом, ущипнула её маленький розовый сосок, потянула его на себя, наслаждаясь тихим стоном, выкрутила с силой, потом несколько раз с размаху ударила по грудям ладонью, чтобы услышать крик.
Рианнон всхлипнула особенно громко, но не закричала.
Её слезы и дрожь возбуждали Фальку.
– Плывя в бочке, Королева родила дитя, девочку, которая обернулась Волком на следующую ночь и убила свою мать. Она питалась её телом до тех пор, пока бочку не вынесло на далекий берег и не разбило волнами. Говорят, что ребенок выжил, да только судьба её неизвестна.
Фалька прочертила ножом новую невидимую линию вокруг набухших сосков Рианнон, а потом проделала с его помощью дыру в нижней юбке королевы и руками дорвала её, невольно залюбовавшись подстриженными волосками на лобке.
Рианнон снова попыталась прикрыться, за что получила новый удар по груди.
– Хочешь спросить, что стало с Королем и королевством, да? Я скажу. Вскоре после этого королевство пришло в упадок, да такой то был упадок, что восстали подданные против своего государя с неудержимой и словно звериной силой. Все отвернулись от Короля. Он сдался и вскоре был казнен – тихо, не прилюдно, без подобающих почестей, так, будто и не было никогда в стране этой короля.
Несколькими легкими похлопываниями Фалька заставила Рианнон раздвинуть ноги и коснулась кончиками пальцев её абсолютно сухих половых губ. Соколица не без интереса стала гладить клитор королевы, потом - вход во влагалище. Влаги по-прежнему не было, и Фальку это почему-то очень сильно раздражало.
– Тебе всё ещё непонятно, что я хочу от тебя, Рианнон? Хорошо, я скажу, так и быть. Я хочу причинить тебе много боли, и причиню, будь уверена, моя королева, – Фалька оттолкнула от себя Рианнон, и та от неожиданности упала на пол, сильно ударившись. – Хочу, чтобы ты страдала, мучилась бесконечно. А потом, когда ты родишь, я хочу, чтобы ты сошла с ума. Так и будет, потому что никогда не узнать тебе, кто из детей – твой. Да-да, королева, по чистой случайности я тоже беременна. И когда наши дети появятся на свет, я подложу в колыбель к твоему ребенку свое чадо. И ты, глядя на них, не будешь знать, кто из них мой. Кормя детей своей прелестной грудью, ты не будешь знать, чьего ребенка ты кормишь на самом деле. Так будет, моя глупая королева, потому что я, Фалька, этого хочу.
Рианнон зарыдала, и, лежа на полу, сильно прижала ладони к животу, пытаясь защитить того, кто ещё не рожден.
Фалька трижды хлопнула в ладони, и в зале появились две крепкие женщины, чем-то отдаленно напоминающие саму Соколицу.
«Наверное, полуэльфки», – подумала Рианнон и потеряла сознание.
– Перенесите королеву в её покои, – приказала Фалька. – Остальным скажите, что я присоединюсь к пиру чуть позже.
***
Рианнон очнулась от резкого неприятного запаха. Королева попыталась подняться на кровати – своей кровати, судя по алому балдахину – но, оказалось, что она была привязана к ней. Рианнон попыталась дернуть руками, но веревки крепко держали её.
Ветер – в замке всегда были сквозняки – неприятно холодил обнаженную кожу.
Фалька сидела рядом, мало напоминая ту, которую Рианнон видела в зале. На лице её не играла язвительная полуухмылка – вместо неё были явственно видны морщины, а ярко-зеленые глаза были пусты.
Впрочем, не исключено, что Рианнон это лишь показалось – через мгновение Соколица была прежней.
– Ты ведь даже не знаешь, сколько мужиков там, за этими стенами, сейчас мечтают о том, как бы тебя поиметь, – сказала Фалька, наклонившись к Рианнон так низко, что волосы её щекотали шею королевы. – Они мечтают трахнуть тебя, залить своей мерзкой белой жидкостью с ног до головы. Если ты не хочешь быть оттрахана толпой вонючих и злых кнехтов, которые разорвут на части нежную плоть, когда ты наконец надоешь им, не смей мне перечить. Тебе ведь не очень хочется валяться там, в выгребной яме, где уже почти наверняка лежат десятки женщин, девушек и девочек, которым не повезло не быть тобой... Так ведь?
Рианнон вздрогнула и глубоко вздохнула, но смолчала.
От Фальки пахло вином и чем-то ещё, чем-то необычным, мускусным, приятным.
– Что ты хочешь сделать? – осторожно спросила Рианнон. – Снова будешь делать мне больно?
Фалька облизнула губы, взглянула на беспомощную, всё ещё испуганную, бледную королеву и начала быстро снимать с себя одежду.
У неё была небольшая, но очень красивая грудь с крупными бежевыми сосками, которые казались лишь на пару тонов темнее кожи. Эту идеальную грудь слегка портили шрамы – несколько небольших, тонких, бледных полос.
– Тебе понравится, – улыбнулась Фалька.
Она наклонилась к Рианнон, долго и пристально всматриваясь в её глаза. Королева была не в силах отвести взгляда, будто бы Соколица воспользовалась какой-то эльфьей магией.
Их груди соприкоснулись, и тогда Фалька поцеловала Рианнон, грубо и страстно, а та в ответ лишь сжала зубы и зажмурилась.
Когда поцелуй, точнее, его подобие, прекратился, Соколица прошептала:
– Кстати, я решила попробовать подготовить тебя к родам, королева. Ты ведь не против? Ах да, о чем это я, конечно, не против, – и она рассмеялась, сверкая своими острыми белыми зубками.
– Что это значит? – по спине Рианнон пробежал холодок. Хорошего слова Фальки не сулили.
– Говорят, что головка младенца размером примерно с человеческий кулак, – ухмыльнулась Фалька.
Королева забилась в путах и завыла от бессилия.
– Кричи сколько угодно. Тебя никто не услышит. Все уснули, – прошептала Соколица.
***
Муж Рианнон и король Темерии Гоидемар славился тем, что был справедливым и добрым правителем, но после того, как его жена едва не сошла с ума, он стал другим, пусть и ненадолго.
В первые месяцы после освобождения замка Гутборг король почти всё время проводил в темницах, где десятки палачей непрерывно пытали сотни несчастных, которые посмели остаться в живых и посмели когда-то видеть, что творилось в те жуткие семь месяцев.
Магда была простой служанкой, которую привезла с собой Фалька, кичившаяся своим королевским происхождением. Она была виновна лишь в том, что в первую ночь, проведенную Фалькой и её сворой в замке, оказалась не там, где должна была, и видела то, что не должна была видеть. Ещё она была виновна в том, что разболтала об увиденном одной из своих приятельниц.
Приятельницу допрашивали раньше.
«Сейчас она уже, наверное, – думала Магда, – болтается в петле».
Палач отвлек Магду от важных мыслей, ударом молотка раздробив ей ещё один палец на правой руке.
Она закричала. В соседней камере одновременно с ней истошно заорал мужчина. Он кричал, когда Магду только привели сюда.
«Не признается, крепкий попался, – подумал палач. – Вот если б я там был, я бы его мигом раскусил».
– Говори, – приказал король.
В глазах его была только холодная ненависть, и Магда не понимала, за что он ненавидит её. Ведь она почти ни в чём не виновата!
– Милсдарь... Ваше... Величество, – слова давались ей с трудом, от боли кружилась голова.
Палач кивнул, и человек, стоявший за ним, провел несколько раз раскрытой ладонью над искалеченной рукой Магды, и боль ушла.
– Продолжай. Быстро, – потребовал король.
– Я просто пошла наверх, куда мне указали. Надо, говорят, стало быть, доложить мазели Фальке, что приехал де какой-то купец. Хотел потолковать. О чем – не ведаю, не положено было, – Магда задумалась, вспоминая подробности той самой ночи. – Иду я по лестнице, слышу – крики чьи-то. Вроде женщина кричит, на помощь зовет. А там именно и была Фалька-то. Я испугалась. Сильно. Но идти надо, что уж тут. Я на коленки-то, в замочную скважину чтобы глянуть, а там, – она с опаской посмотрела на Гоидемара, но тот никак не отреагировал. Видно, не первая она рассказывала такие вещи о его благоверной, – а там лежит женщина, без одежды совсем, Фалька над нею нависает, нагая, в чем мать родила. Кулак-то у неё был весь... Мне показалось... Весь в чём-то блестящем. Вроде бы. Я глаза чуть ниже опустила. А это она в... лоно её величества...
– Хватит. Достаточно. Мне всё понятно, – сказал король и встал со стула, явно намереваясь уйти.
– Что же будет теперь со мной, ваше величество? – крикнула Магда.
Гоидемар остановился, бросил на палача короткий взгляд, а потом быстрыми шагами вышел из камеры, не оглядываясь. Маг вышел вслед за ним.
Магда услышала, как хлопнула дверь где-то совсем близко.
«К соседу пошел», – подумала она отстраненно.
– Так что будет-то? – спросила Магда ещё раз, обращаясь к оставшемуся в комнате палачу.
– Повесят тебя, красавица, – ответил он и улыбнулся всеми гнилыми зубами, которые у него остались. – О таких вещах простым смертным знать не велено. Только королям, магам да палачам.
Магда равнодушно пожала плечами. Заклинание, заморозившее её боль, заморозило и её сердце – чувствовать она больше не могла.
Магде было восемнадцать лет, когда у неё из-под ног выбили жалкое подобие табурета.
***
Фалька прижалась лицом к промежности Рианнон, старательно лаская языком её клитор. Королева, закусив нижнюю губу, тяжело дышала. Её последняя попытка вывернуться из рук Соколицы окончилась болезненным ударом по груди.
– Тебе ведь нравится, моя королева, – сказала Фалька, слизывая влагу Рианнон. – Нравится. А теперь я хочу, чтобы мне тоже понравилось. И ты будешь делать то, что я тебе скажу.
Она только кивнула.
Тогда Соколица села промежностью на лицо королевы и приказала ей лизать.
В ноздри Рианнон ударил запах, напоминавший её собственный, но всё же несколько иной. Королева неуверенно коснулась кончиком языка розовой кожи. Фалька застонала. Она схватила Рианнон за волосы, направляя, приказывая и требуя.
Казалось, прошла целая вечность между тем моментом, когда Рианнон впервые лизнула то, что менестрели называют «лепестками» и тем, когда Фалька задрожала, а клитор её начал пульсировать.
– У тебя хорошо получается, моя королева. Учишься. А теперь приступим к тому, что я тебе обещала.
– Прошу, не надо, – прошептала Рианнон. Подбородок и губы её блестели.
Фалька лишь усмехнулась и вставила в её влагалище указательный палец, делая круговые движения, надавливая на стенки, вслушиваясь в звуки, которые самой королеве казались мерзкими и неподобающими.
Два пальца – стало уже не так легко, они будто бы раздвигали Рианнон изнутри, чтобы потом можно было вставить три пальца.
Хлюпающие звуки становились всё сильнее.
– Я прошу тебя, перестань! – дернулась Рианнон. Она была готова снова заплакать, но на этот раз – от обиды и злости на саму себя.
– Потерпи, осталось ещё три, – усмехнулась Фалька.
Когда пальцев стало четыре, Рианнон показалось, что она больше не сможет принять в себя и закричала:
– Пожалуйста, помогите!
– Никто не услышит, забыла? – прошептала Фалька.
Когда в Рианнон вошел кулак, Фалька начала поглаживать её живот и шептать:
– Ты ведь понимаешь, что он чувствует это, чувствует, как моя рука трахает тебя, как ты сжимаешься внутри, пытаясь вытолкнуть меня, как ты извиваешься, будто змея, невольно, но получая удовольствие. Ты ведь понимаешь, да, королева?
– Понимаю, – выдохнула Рианнон.
– И за это я сделаю тебе поистине королевский подарок, – прошептала ей на ухо Фалька, лишь на минуту вынув кулак из Рианнон. – Я позволю тебе кончить. А когда ты кончишь, то будешь слизывать свою влагу с моей руки.
Королева кивнула. Соколица смеялась.
Они обе не заметили Магду, подсматривающую за ними в замочную скважину.
***
Во второй раз они увиделись спустя ещё два месяца, когда Фалька на неделю приехала в замок.
– Иногда мне снятся сны, Рианнон. О тебе, о детях – наших детях. И часто во снах этих я вижу пятерку бравых ребят, а с ними – твоего потомка, твою плоть и кровь. Она, шестая, будет носить мое имя.
– Ложь, – прошипела Рианнон, с нескрываемой ненавистью глядя на Фальку.
– О, оказывается, ты ещё можешь смотреть на меня так. Ничего, моя маленькая королева, прекраснейшая из прекрасных, со временем я это исправлю. Поверь мне.
И она исправляла. Сначала – заставляла смотреть, как трое мужчин насилуют девушку лет девятнадцати.
– Она могла бы быть твоей служанкой, но стала их подстилкой, – говорила Фалька, придерживая Рианнон за шею, не позволяя отвернуться. – А всё из-за тебя, из-за твоих взглядов, полных ненависти, из-за твоей гордости. Смотри на неё, не смей закрывать глаза. Смотри, как она плачет и задыхается, пока он трахает её в рот своим немытым огромным хером. Тебе нравится, моя королева? Нравится?
Потом – заставляла пороть плетью провинившихся слуг, до крови раздирая несчастным кожу, слушая их крики, полные ужаса и боли. Эти крики потом ещё много лет преследовали королеву, как и многое другое, что она повидала за время заточения в замке Гутборг.
Когда Фалька уехала, Рианнон ещё больше недели не могла выспаться, ей снились кошмары. Но однажды она проснулась вдруг посреди ночи, и сердце её трепетало от счастья.
«Знаешь что, Фалька? – думала она тогда, лежа на кровати с балдахином. – Тебя я тоже вижу в своих снах. Иногда. Я вижу огонь и смерть, вижу, как кожа твоя обугливается, сворачивается, обнажаются белоснежные кости, волосы твои горят, а дым забирается в легкие и душит тебя. Мне кажется, будто я чувствую запах паленого мяса. Когда я вижу эти сны, я счастлива».
***
Последний раз они виделись за три или четыре месяца до казни Фальки и за семь месяцев до освобождения Рианнон, рожая детей в ужасных муках, как рожает любая баба в мире, будь она эльфкой или человеком, из Темерии или Ривии.
Соколица перенесла роды легче, чем королева, гораздо легче. Может быть, так случилось из-за того, что у Фальки было тренированное тело, может быть, потому что беременность выпила из Рианнон все соки, особенно на последнем триместре. Повитухи говорили, что обычно так бывает, когда женщина под сердцем носит двойню.
После родов Рианнон несколько дней почти не приходила в себя. Порой Фалька выгоняла всех из её покоев и долго сидела рядом с ней, держа за руку.
Рианнон находилась в каком-то забытье, бредила, говорила странные фразы, которые, казалось, не имели никакого смысла.
– Их будет шесть. И будет кровь... Час Презрения. Башня... Ласточка. Огонь очищает, – бормотала она во сне. – Арена. Моё дитя. Твоё дитя? Ведьмак... Фалька. Фалька её имя. Шестеро. Смерть и боль. Пусто. Фалька её имя. Да. Прощаю. Прощаю тебя. За всё. Фалька... Прощаю.
Никто не знал, что значили эти слова, может быть, только Соколица догадывалась отчасти.
Когда, в конце концов, Рианнон пришла в себя, рядом с ней снова была только Фалька, уже готовая уехать прочь из замка, прочь от королевы и своего ребенка, подброшенного в чужую семью.
– Ты умрешь, если уедешь, – сказала Рианнон тихо, глядя в окно, где невероятно далеко или очень близко догорала деревня, а, может, даже и не одна.
– Мы все когда-нибудь умрем, моя королева, – пожала плечами Фалька, сжимая ладонью ручку двери, внимательно изучая гравировку на ней, не решаясь даже взглянуть на Рианнон.
– Если так, то знай, что я прощаю тебя за всё, что ты сделала.
– Очень благородно. Очень, – ухмыльнулась в ответ Соколица, – прямо-таки по-королевски благородно.
Уходя, Соколица хлопнула дверью так, что со стоящей рядом тумбы упал кубок и красное вино из него кровью разлилось по каменному полу.
Фалька и Рианнон больше никогда не встретились, и королева, наверное, была этому рада.
– Эй! – позвала Рианнон женщину, которая вошла минутой позже в её покои. – Подойди.
– Да, ваше величество? – послушно отозвалась она. – Что хотите, может, воды принесть?
Королева отрицательно покачала головой.
– Принеси мне детей. Я хочу на них посмотреть.
Женщина кивнула и тотчас кинулась за люлькой. В ней лежали три спящих младенца, которые были похожи друг на друга, как капли воды.
«И ты, глядя на них, не будешь знать, кто из них мой. Кормя детей своей прелестной грудью, ты не будешь знать, чьего ребенка ты кормишь на самом деле. Так будет, моя глупая королева, потому что я, Фалька, так хочу», – вспомнила Рианнон слова Соколицы и усмехнулась, а потом – рассмеялась, да так громко, что нянечка испугалась и прошептала что-то про святую Мелитэле.
Младенцы заворочались во сне, но разбудить их сейчас не могли ни причитания нянечки, ни смех Рианнон, ни звон мечей, ни взрывы заклинаний, ни даже крики, доносившиеся из подземелья.
***
Фалька пытала и убивала много и разнообразно: выжигала глаза, выдирала клещами зубы, резала глотки, вспарывала животы, развешивала кишки между столбами на большаке, вырывала языки и зашивала рты. Она не делала различий между мужчинами и женщинами, детьми и стариками, низушками и людьми. Они были виновны в её глазах и понесли заслуженное наказание.
Лишь один человек, который, по мнению Соколицы, заслуживал смерти, смог спастись.
И даже сгорая на костре, Фалька не знала, почему оставила Рианнон в живых, хотя мечтала убить её не меньше, чем Керо и своего отца когда-то. Почему приставила ей охрану во много раз лучше, чем была у неё самой, когда она покидала замок – тоже не знала. Или, может быть, знала, но не признавалась.
Раньше Фалька не могла понять и того, почему Рианнон сказала, что прощает её, тогда, несколько месяцев назад, когда она только-только пришла в себя после родов. Теперь, сгорая на костре и чувствуя, как обугливалась её кожа, как горели волосы, как в воздухе запахло паленым мясом, Фалька понимала.
***
С тех пор, как Соколицу казнили, прошло очень много лет, достаточно, чтобы всё забыть или хотя бы попытаться, но сны преследовали королеву, повторяющиеся бесконечно, вязкие, будто болото, дурные, как лицо смерти.
Особенно часто королева видела сон именно о той казни.
Но теперь Рианнон не испытывала радости, когда ей снилось такое. Почему-то хотелось плакать, и обычно она не отказывала себе в этом, забывая, что теперь к ней по утрам часто и без стука заходила одна девочка.
В этот раз Рианнон не услышала шагов дочери.
– Мама, что с тобой? – испуганно спросила маленькая Адель.
– Со мной всё хорошо. Это просто слезы, хорошая моя, – улыбнулась в ответ Рианнон, королева Темерии.
– Но разве королевишны плачут?
В голосе дитя Рианнон померещились знакомые нотки, а прелестные зеленые глазки смотрели будто бы не так, как всегда.
– Не королевишны, а королевы, – поправила Рианнон. – Ты должна говорить правильно.
– Конечно, мамочка, – с ангельской улыбкой ответила Адель и обняла мать, требовательно притянув к себе, тотчас же начав тараторить что-то о своих детских проблемах и мечтах. А потом она сказала: – А ты расскажешь мне сегодня сказку? Ту, смешную, о поросятах и волке!
– Разумеется, я расскажу тебе о поросятах и волке, – Рианнон крепче обняла дочь, которая в действительности дочерью ей не была. – А ещё – о корове и зайце, о море и небе, о трех лепестках и о змее.
Адель рассмеялась, обнажив белые острые зубки.
– А счастливый конец там будет?
– Конечно, это же сказка, – ответила Рианнон.
Адель только исполнилось семь лет, и она была слишком маленькой, чтобы слушать сказки о Королеве, Человеке-Волке и Короле, сказки, где нет счастливого конца.
Время, когда ей можно было слушать сказки о Соколице, которую звали Фалька и королеве, которую звали Рианнон, тоже ещё не пришло.
И, наверное, не придет никогда.