Вивиана Престон не знает, что она чувствует, когда смотрит на Мэри О’Брайен. Это странно, потому что с остальными близкими людьми таких проблем нет.
Джон – привязанность, симпатия и совсем немного страха – Вивиана представляет их отношения как нечто, окрашенное в синие цвета.
Дети – любовь, желание защитить, нежность и что-то большее, чему она пока не может дать названия – это бежевые оттенки, как страницы в старых-старых книгах.
Эррол – уважение и немного того, из чего, по словам самого Партриджа, рождается дружба – ярко-зеленый цвет, похожий на траву, которую она впервые увидела лишь на тридцатом году жизни.
Вивиана не знает, что она чувствует, когда смотрит на Мэри, говорит с ней, берет её за руку, прикасается к волосам.
Пока не знает.
***
Вивиана приходит к Мэри чуть раньше обычного, ей хочется показать подруге украшение, которое она умудряется достать утром у какой-то древней старухи.
Вивиана застывает в дверях их потайной комнаты, потому что происходящее там, в самой глубине, на диване с узором из причудливых цветов, необычно и завораживающе.
«Стыд».
Да, именно так называется то, что сейчас чувствует Вивиана. Она шепотом повторяет это слово, потом снова и снова – как заклинание.
Стыд.
Мэри лежит на спине абсолютно нагая – Вивиана даже может рассмотреть её крупные светло-бежевые соски.
Волосы Мэри, прелестные каштановые кудри, разметались по подушке, рот её приоткрыт, а глаза как будто заволокло пеленой. Эррол лежит на ней, тоже обнаженный, несколько капель пота стекают по его спине. Он двигается, то быстро и резко, то медленно и размеренно.
Мэри стонет, а потом начинает кричать:
– Эрл, пожалуйста! Прошу тебя! Сильнее!
Мэри впивается ногтями в плечи Партриджа, а он рычит – да, наверное, это и правда рычание – и говорит очень хрипло:
– Я люблю тебя, Мэри О’Брайен. Люблю.
Они смеются и целуются. Улыбка у Мэри невыносимо прекрасна.
Вивиана выходит из комнаты, как можно тише закрывая за собой дверь. В голове гудит, тяжело дышать и хочется чего-то... необычного. Она не принимает прозиум уже год, но подобные ощущения испытывает впервые.
Вивиана запирается в ванной, прислоняется к стене и начинает нерешительно поднимать край платья.
Из её головы никак не уходит Мэри.
Мэри обнаженная, кричащая от удовольствия, груди которой слегка покачиваются при каждом новом толчке любовника.
Да, кажется, Эррола можно назвать «любовником».
Вивиана спускает своё белье – если сравнивать с образчиками предыдущих веков, которые можно найти на тех странных почтовых открытках с полуголыми женщинами не то из двадцатого, не то из двадцать первого столетия, то оно напоминает укороченные панталоны – и прикасается пальцем к клитору, непривычно сильно пульсирующему.
Мэри впивается ногтями в её плечи, а не в плечи Партриджа.
Вивиана круговыми движениями ласкает клитор.
Мэри стонет и шепчет что-то бессвязное.
Вивиана шире раздвигает ноги и гладит свои половые губы.
Мэри смеется.
Вивиана всё быстрее и быстрее теребит клитор. Ей кажется – если остановится, то сойдет с ума. Кончая, она шепчет:
– Я люблю тебя, Мэри О’Брайен.
Впрочем, что такое любовь Вивиана ещё не знает.
***
Вивиане Престон снятся страшные сны.
В одном из них Мэри О’Брайен сжигают за эмоциональные преступления. От праха пахнет её духами, и Вивиана, как не пытается, не может сопротивляться соблазну. Она тайком отсыпает из урны совсем немного праха, чтобы потом, вечером, испачкав пальцы в собственной смазке, окунуть их в серую пыль и снова вставить в себя, выкрикивая её имя, рыдая, собирая в памяти по кусочкам чарующий образ.
В другом Вивиана убивает Мэри О’Брайен, медленно вытягивая через маленькую дырочку в её животе кишки, наматывая их на что-то, отдаленно напоминающее катушку для ниток. Мэри воет, бьется в путах на столе в морге, да, дело происходит в морге, теряет сознание от невыносимой боли, но Вивиана возвращает её к жизни с помощью нашатыря. Возвращает ровно до тех пор, пока не кончаются кишки.
В третьем у Мэри О’Брайен из влагалища струится кровь, а Вивиана слизывает её, целуя израненные половые губы. В этом сне у Мэри нет глаз, и она почему-то не плачет.
Просыпаясь после этих жутких кошмаров, Вивиана каждый раз хочет снова начать принимать прозиум.
Впрочем, каждый из этих странных и уродливых снов доказывает, что Вивиана и правда любит Мэри.
По крайней мере, она так считает.
***
Однажды Эррол почему-то не приходит, и Мэри волнуется, мечется по дому. Она кусает губы и вертит в руках какое-то кольцо.
Вивиана ненавидит Партриджа в этот момент и почти искренне желает ему смерти, какой-нибудь печальной и пафосной смерти, обязательно с цитированием очередного поэта и попыткой наставить на путь истинный заблудшего.
В этот момент Вивиана как-то забывает, что они с Эрролом друзья. Сейчас главное – это Мэри.
– Не волнуйся, с ним всё будет хорошо, я верю в это, – говорит она, опуская ладонь на плечо О’Брайен.
Ложь – первая ложь за всё время без препарата – оказывается настолько прекрасна, что Вивиане хочется лгать снова.
– Ох, Вив, – вздыхает Мэри. – Пожалуйста, обними меня... Мне так плохо.
И Вивиана с готовностью исполняет её просьбу, вдыхая запах тех самых духов, нежно прикасаясь к волнистым волосам и нежной коже, которая чуть холоднее, чем у неё.
Сдерживаться трудно. Нет, невозможно.
– Я люблю тебя, Мэри. Люблю, – шепчет Вивиана совсем тихо.
Она замирает на мгновение, чуть отстраняется, чтобы взглянуть в глаза О’Брайен, а потом целует её в губы.
Точнее, пытается.
Мэри отталкивает её.
Вивиана вспоминает кровь, струящуюся из влагалища, кишки, намотанные на катушку от ниток, пальцы, измазанные прахом и смазкой.
Теперь она понимает, почему даже эти кошмары были лучше: Мэри никогда не смотрела на неё с непониманием и страхом.
«Кажется, Вив, ты путаешь любовь, страсть и желание обладать тем, кто тебе никогда не будет принадлежать», – думает О’Брайен.
Думает, но не говорит.
– Прости, я думала, это тебя утешит. Вычитала... в одной из книг, которые мне давал Эррол, – улыбается Вивиана.
Ложь, оказывается, бывает и горькой.
Мэри тоже пытается улыбнуться, но получается у неё паршиво.
***
Вивиане Престон снятся сны: и эротические, и кошмары, и кошмары с эротическим контекстом.
Но один сон она видит чаще других.
В нём Вивиана, одетая в красный плащ, стоит в небольшой комнатке лицом к закрытой двери. В этой самой двери есть небольшое окошко, в которое видно другое помещение, просторное, светлое и даже красивое.
В той части, что ближе к комнатке Вивианы, стоит диван, тот самый, с узором из причудливых цветов. На нем сидит обнаженная Мэри. В волосах её – красные ленты. На губах её – алая помада. На запястьях её – тяжелые браслеты из золота и серебра. Мэри раздвигает ноги и ласкает себя.
За ней, вцепившись руками в спинку дивана, стоит Джон. Джон симпатичный, даже красивый, хотя по большому счету Вивиана его никогда не любила.
Джон Престон смотрит на жену, но, кажется, на Мэри он смотрит чаще.
О’Брайен извивается на диване и что-то кричит, но Вивиана не слышит, что именно. Диван как будто начинает удаляться, уезжает назад, становясь всё меньше, и меньше, и меньше.
– Три. Два, – считает механический голос. – Один. Огонь.
А потом – яркая вспышка и пустота.
Вивиана любит этот сон. Благодаря нему она наконец-то понимает, какого цвета её чувства к Мэри – красного.
Как кровь, как ленты, как помада.