Рэрити снова чем-то возмущается. Не понимает, почему нельзя высыпаться и питаться, как человек, а не жить в этом полубессознательном состоянии, когда и думается с трудом, не то что пишется или играется. Или вообще не думается, не пишется, не играется.
Рэйнбоу слушает её вполуха, думая о своём.
Её уже никто не пытался переучить: забили. Даже крошка Твай, мамочка всего отряда, поняла, что это бесполезно. Хотя иногда у неё почти что получалось, и в такие моменты Рэйнбоу думала о том, что это очень сложно – поступать правильно. Потому что если ты поступишь искренне, то, скорее всего, тобою вытрут ноги.
Впрочем, уж на девчонок-то она положиться может. Правда, частенько забывает это делать – или не забывает, просто верит, что всё вынесет сама, и эти проблемы не стоят коллективного обсуждения.
Ну да, вынесет она сама, как же: замёрзла дьявольски, и, вдобавок, от нервов сильно свело ногу. Просто отлично.
Зато погода на улице потрясающая, сам бог велел выйти в этот день и замёрзнуть насквозь - так, чтобы затем Рэрити, сдержанно ругаясь, помогла добраться до своего дома. Дождь косичками залил все улицы, капельки стучат друг об друга, как хрустальные. Можно прыгнуть на дорогу и представить, будто ты в Венеции, и что сейчас мимо тебя проплывёт гондола… Кеды промокли насквозь, и поэтому можно из луж даже не вылезать, всё равно уже хуже не будет.
Вот в таком виде её и нашла Рэрити – мокрую, с растравленными нервами, разбитыми костяшками, спрятанными под кожаными перчатками без пальцев, со сведенной в судороге ногой и в промокших насквозь кедах. Кажется, она так за неё испугалась, что даже не возмутилась, когда Рэйнбоу по привычке отряхнулась, как пёсик – а ведь её это очень бесит, Дэш об этом знает.
И теперь она битый час пытается узнать у подруги, что же с ней такое, почему она себя так доводит? И чем же и о чём это создание, чёрт побери, думает?

А думает Рэйнбоу о многом. Что паршиво жить в мире, где твоя искренность к чертям никому не сдалась. Что случаются люди, которым она не нужна, и это абсолютно нормально, вот честно. И что она дура, если вот так вот, абсолютно по-идиотски, открылась. Понадеялась, что ведь подруга, что всё поймёт… ага, как же. Да нет, ничего такого, только отношения теперь испорчены безвозвратно. И вообще.
- У тебя покурить ничего нету? – внезапно спрашивает она Рэрити. И затем добавляет: - Просто дай покурить, и всё. Может, человеком стану.
Разумеется, есть. Разумеется, Рэрити против этого, но она смотрит на свою подругу и вздыхает:
- Ох, горе ты луковое. На, держи.
Рэйнбоу коротко благодарит и дрожащими руками пытается прикурить. Не получается. Рэрити достаёт у неё изо рта сигарету, зажигает и даёт обратно.
- Спасибо, - снова говорит ей Рэйнбоу.
- Пойду поставлю кофе, - не слушает её Рэрити, - а ты расскажешь, что случилось.
Рэйнбоу чувствует себя ребёнком, настолько ей сейчас беспокойно; она грызет губы изнутри и наконец произносит:
- Да что-что. Влюбилась я.

Рэйнбоу не помнит, когда в последний раз она ощущала что-то подобное вчерашнему. Она редко влюблялась, чаще – в неё, но, если уж ее угораздит, то так, что не свести никаким образом, а отходит только с мясом и кусочком сердца.
И вот сейчас точно так же. Влюбилась, ага. Да в кого.
Причём ведь молодец какая, стойкая – пронесла свои чувства… вот сколько уже прошло? Два месяца, три? Больше? Чёрт, убого, что она не следит за временем. Ну неважно – пронесла, и только-только расшевелила себя, чтобы признаться наконец.
Забытое чувство гранжовости происходящего: она обожает это ощущение и очень любит, когда оно возвращается.
Флаттершай долго не хотела выходить ночью из дома. Такая милая – не любит темноту, любит мягкий, слегка приглушенный свет. Вытащить ее удалось с трудом, зато потом никак не получалось загнать домой: с таким восторгом они гуляли по ночному городу, пили виски и легкое, бабское пиво. Флаттершай тискала каждую встреченную на пути зверушку, а Рэйнбоу играла на гитаре и читала свои стихи – о ней, о Фло.
Домой приползли только утром, залитые дождём и счастливые. Рэйнбоу смотрела на ключицы Фло и представляла, как она их целует. Как зарывается в тонкие, собранные в лохматый пучок светлые волосы. А та восторженно щебетала, переодевалась прямо у Дэш на глазах и, смеясь, кричала:
- Это же как в фильме, Дэши! Это по-настоящему как в фильме!
И они смеялись уже вместе.
Чёрт, вот, пожалуй, именно этого ей и не хватало. Не просто рок-н-ролльность происходящего, а разделение таких моментов с любимым человеком. И вся атмосфера словно играла ей на руку: музыка «Depeche Mode», ранние розоватые рассветные лучи, промокшая одежда и открытые окна – на время, пока нет дождя. Глаза Флаттершай уже не просто голубые, а почти прозрачного бирюзового цвета. И веснухи на носу. И улыбка слегка щербатая, невероятно милая.
И какого чёрта её потянуло целоваться?

Рэрити варит кофе, а Рэйнбоу вжалась в угол и едва ли не скулит. Как дети ковыряют засохшие ранки, совершенно непонятно зачем, вот так же и она сейчас поступала... со своими чувствами. Совершенно идиотское состояние.
Раньше она боялась сойти с ума от любви. А сейчас – самое время для таких мыслей и полумазохистского наслаждения своими переживаниями.
И всё труднее и труднее собраться в кучу и вести себя нормально.
А надо, надо.
Как будто мало она боли доставила девчонкам своим поведением.
- Дэши, ну не глупи ты так, - нараспев произносит Рэрити, роскошная Рэрити, красивая, даже сейчас. – Солнышко, как будто ты не знаешь, как реагирует Фло.
- Я всё испортила, понимаешь? Всё, что могла.
- Ой, ну только давай без трагедии, ладно? – Рэрити твёрдо ставит перед ней чашку, и восхитительный кофейный запах понемногу впитывался в одежду. – Милая, Фло без ума от тебя!
- Чего?
- Как будто ты этого не видишь, - Рэрити усаживается вместе с ней на пол, хотя всегда ненавидела это делать – одежда мнётся. – Впрочем, у тебя внимательность, как у мальчишки: абсолютно никакой. И потом, ты же знаешь, как Фло пуглива. Она не могла не застесняться и не спрятаться в другой комнате, ты же знаешь.
- А то, что ты сказала…
- Боже, она регулярно ко мне приходит и плачется, что Дэши такая крутая и сильная, а она слабая и ничего не может. Поверь мне, я знаю, о чём говорю.
Дэш замолкает и смотрит прямо перед собой. Когда ей плохо, она становится невыносимой: и вот сейчас тоже – ей захотелось разбить чашку Рэрити, плакать и биться в судорогах, пока ей, вот прямо сейчас, не отдадут Флаттершай. Она обнимет, заткнется абсолютно сразу и тут же уснёт – от слабости.
Какая же она чертовая эгоистка.
- Солнышко, - Рэрити обнимает её за плечи, как друга. – Ты что, забыла? Мы же команда, ну. Дружбомагия, всё такое. Ты же знаешь, что мы не расстанемся, какой бы идиотизм не творили. М?
Рэйнбоу медленно поднимает голову и смотрит на Рэрити. Та улыбается и обнимает её, как обычно.
Как самого дорогого, лучшего друга.
Рэйнбоу готова расплакаться, как девчонка. Она обнимает подругу в ответ, еле-еле шепчет «Спасибо» и утыкается ей в плечо.
- А теперь, может, мы всё-таки переместимся за стол, а не будем сидеть на грязном полу?
Некоторые вещи остаются неизменными.

На улице совсем осень, и даже кофе пахнет перегноем, влажным воздухом и листвой.
Рэйнбоу кажется, что как-то так и должна пахнуть её настоящая любовь: сигаретами, дождливым воздухом, водой, кофе и осенью. А ещё – молоком, кроличьей шерстью и немножко – солнцем.
Последнее выдумала не она сама: молоком, шерстью и солнцем пахнет Флаттершай. Она почувствовала это сегодня, когда выходила из домика Рэрити, а Фло шла ей навстречу.
И теперь, после поцелуя, когда Флаттершай лежит у неё на груди, Рэйнбоу обещает ей, что она не пропустит ни одного рассветного лучика, ни одну такую волшебную ночь, какая была тогда. Она говорит, что станет сильней для неё, научится фотографировать и подарит ей свои сны.
И это по-настоящему заставляет её чувствовать себя живой.