Иииииха! ветер такой буйный, что ледяными волнами разбивается об лицо. Мерида ныряет в ветер, как в море – лишь кудряшки звенят на гребнях. И никаких бубенцов не надо – медные кольца волос и так поют на этом восхитительно буйном ветру.
Иииииха! Вперёд, Агнус! Вперёд, по этому лугу, где нет никакой дороги, протоптанной человеком! Что в ней толку, когда можно пойти по-другому и протоптать её первой? Что толку в этих известных всем путях, когда они не дарят ничего нового? Зачем это ей – Мериде, юной завоевательнице?
О, ей не надо ничего того, что принадлежит другим. Не надо ей ничего из этого.
Поэтому она никогда не влюблялась в красивых – о, ни за что! Зачем ей то, что и так оценено другими, когда она может открыть что-то новое, что-то своё?
И пусть о ней шепчутся женщины, мамины служанки, пусть мужчины называют её не иначе, чем сумасшедшей и избалованной – ей на это абсолютно наплевать. Она готова со смехом взглянуть в их лица и громко провозгласить: «Да, я люблю, но не того, кого вы мне пророчите, окститесь!».
И она никогда им не скажет, кого же она на самом деле любит.

Ветер вьётся, как тихий спокойный ручеёк; он течёт, лаская дно этой вселенной, шевеля травы-водоросли и давая радость живущим тут рыбкам – людям и всяким животным. Песня вьётся вместе с ним, уплывая куда-то вдаль, как уроненный в воду цветок. Или, скорее, пролитое молоко – оно смешивается, становится частью этого ручейка.
Рапунцель знает много песен. Она смотрит в окно и вспоминает все песни, про которые ей рассказывала матушка. Она читала книгу и напевала под нос «Колыбельную Волховы», придумывала истории и танцевала с радостной песней Солнца. Всякие песни – весёлые, грустные, мелодичные, звонкие…
Лети, песня, плыви вместе с ветром, радуй уши тех, кто может это услышать. Может быть, эти люди будут немного больше счастливы, чем Рапунцель.
Потом придёт мама; она, конечно, будет ругать Рапунцель – она не должна была так громко петь, а вдруг её услышат, вдруг похитят… И петь она не умеет, не надо ей это делать. Рапунцель замолчит и потом будет плакать, потому что – она верит маме и совершенно не верит в саму себя.
Но утром забудет об этом, и не потому, что память её коротка, как эта зелёная трава внизу, но потому, что песня будет раздирать её душу, искать себе выход наружу.
И в конце концов, ну разве может быть плохо то, что помогло тебе найти свою любовь?

…Она тогда заблудилась. Заплутала среди этого проклятого зеленого леса. Потеряла всяческий след.
Эти деревья ну совершенно не похожи на деревья её стороны – зеленые, проклятые. Такие яркие, как будто чья-то ведьминская сила украсила землю чистым изумрудом. В глазах рябит от такого цвета – не чета их благородным соснам да елям.
И потом вышла ведь. Абсолютно случайно, поплутав немного среди гор и этих ужасно ярких деревьев.
В высокой красивой башне сидела девчонка – её ровесница, может быть, чуть постарше. Такая простая, красивая и одновременно гордая. И волосы её невероятные волною падали на землю, с самого верха этой злосчастной башни.
А ещё она пела. Какую-то колыбельную, Мерида не слышала её раньше. Очень красивая.
Она так удивилась этой картинке, что даже сняла капюшон.
Она сама к ней тогда пришла.
А та её приняла.
Правда, не сразу, сначала она испугалась, но Мерида остановила её. Просила её не страшиться. Просила подать ей воду, потому что Агнус очень устал.
- Сама поднимись за ней, - крикнула ей та девица, и Мерида начала подниматься. На кинжалах. И, когда почти добралась до самого верха, девица скинула ей свои волосы, словно предлагая по ним подняться.
Ну и поднялась ведь.
- Только быстро, - сказала девушка, - а то скоро придёт моя мама.
Она была самая красивая из всех, кого только видела Мерида – даже придворные красавицы ей были не чета. Она никогда не видела таких больших зелёных глаз, таких пушистых ресниц, и таких роскошных густых волос, не путающихся диким кустарником, как у самой Мериды.
Невероятная, дикая красота.
- Ты здесь живёшь только с матерью?
- Да, кроме нас тут нету никого. Ты никому не расскажешь об этом месте?
Ну уж дудки! Эта башня будет только её потаённым местом! Мерида чувствовала гордость за свою тайну – о, она умела держать язык за зубами.
И уж меньше всего ей хотелось, чтобы кто-то ещё узнал, какую красоту она нашла. Это её тайна, её волшебство.
Её новая хорошая подруга.
Когда она собралась спуститься вниз, волшебная девушка взяла её за рукав и попросила приезжать почаще. Днём. Пока мама уезжает в город в это время – оно всегда одно и то же.
- Ты мне расскажешь про этот мир? – спросила она тогда.
И Мерида знала, что ей ответить.
- Я даже тебе его покажу, если ты захочешь.

Рапунцель долго не соглашалась на побег. Эта диковатая рыжая девушка приезжала к ней каждый день, и Рапунцель ждала её как подарка на день рождения – ведь у неё впервые появился друг! Кто-то, помимо милого Паскаля! Мерида столько всего знала, столько всего умела! Она ей рассказывала истории из своей жизни, про дворец своего отца (она принцесса), про город… И Рапунцель слушала её – жадно, как пьёт воду обессиленный в пустыне путник. Не упускала ни одной подробности – и как же эти рассказы разнились с рассказами её матери о внешнем мире!
Но она боялась.
В частности, она боялась, что не успеет вовремя вернуться, и мама её накажет, и запрёт так хорошо, что даже Мерида, талантливая Мерида не сможет к ней попасть. Внешнего мира она боялась так же сильно – хоть принцесса и говорила ей, что там нет ничего опасного, Рапунцель крепко держала в голове ужасные истории матушки, и в особенности, те, в которых она упоминала разбойников, ворующих чудодейственные волосы у детей. А вдруг ей встретятся те же самые люди? Вдруг она не сможет постоять за себя, как говорила её матушка?
И как же было сложно решиться. Отпираться от твёрдого решения Мериды показать ей мир и от материнской заботы о ней.
Но всё-таки Рапунцель приняла решение.

…Мерида никогда не видела, чтобы кто-то плакал, спускаясь на землю.
Рапунцель очень неуверенно чувствует себя, стоя на земле: она пробует каждый шаг, смакуя его, как нектар, иногда ударяясь в бег, иногда застывая на одном месте. Она просит Мериду вернуться, пока об этом не узнала мама – и тут же радостно смеётся, опускаясь на землю.
И плакала.
- Эй, стой, - говорит ей Мерида.
Останавливает сама, держа за плечи, и резко, решительно целует – потому что сама всё поняла для себя, ещё давным-давно. Она была уверена, что ничего у неё не получится, а это оказалось даже просто: держишь за плечи и целуешь в рот, как будто бы пьёшь воду.
И Рапунцель совершенно не сопротивляется. Только, после поцелуя, смотрит выпученными своими глазищами огромными, и всё. И губы у неё были полные-полные, красные-красные. Как лепестки цветочные.
- Один день, а потом я тебя верну, - беспечно обещает Мерида, обнимая её за талию. – Надо поторопиться, а то же ты ничего не увидишь!

Они ездили весь день, пользуясь тем, что матушка Рапунцель уехала до следующего дня. В город они не поехали – Мерида решила, что пока Рапунцель надо привыкнуть хотя бы к местам без людей, а потом уже с ними знакомиться. Да к тому же – гордость мешает это сделать. Мысль, что это только её принцесса, это только её подруга, и нечего остальным глазеть на Рапунцель. Будь её воля, Мерида бы сама забрала её с собой, привезла домой и постоянно держала при себе, рядом. Конечно, не так жестоко, как её матушка, но всё-таки.
Но, конечно, Рапунцель такое говорить не стоит ни за что.
Она взобралась на Грозный Утёс раньше Мериды (ещё бы, с такими-то волосами!), она быстро научилась скакать на лошади и ловить рыбу, она с восторгом наблюдала за тем, как Мерида разжигает костёр, и затем с не меньшей радостью поедала приготовленную еду. Рапунцель пела песни, и Мериде казалось, что её волосы светятся на солнце поистине золотым светом.
А ещё они целовались. Много, по-разному. Иногда просто касаясь губами и тут же отворачиваясь, иногда – жестко, царапая губы зубами. Мерида прижимала её к себе и утыкалась в место между шеей и плечом, а Рапунцель хихикала и зарывалась пальцами в непослушные звонкие кудри Мериды.
- Ты очень красивая, - говорит ей Мерида, когда та пытается перемахнуть через бурную реку.
- Ой, - сначала выдает стесняющаяся Рапунцель, добавляя затем весёлое: - Спасибо.
И спотыкается на мокром камне; ногу она рассаживает, но Мерида вовремя ловит и не дала упасть в воду.
И это ужасно смешно.

Они и в самом деле возвращаются к вечеру, так что до приезда матушки Рапунцель остаётся ещё много времени.
Рапунцель пускает Мериду к себе, и они лежат вместе, в обнимку. Рапунцель очень удивляется худобе Мериды – она казалась ей более плотной и коренастой, тогда как сейчас она чувствует, что под тонкой золотистой кожей с обилием веснушек – одни лишь кости и твердые мышцы.
- Мне было очень хорошо сегодня, - произносит она наконец.
- Мне тоже, - отвечает Мерида и целует Рапунцель в губы, снова. Очень крепко прижимая её за плечи.
- Ты придёшь послезавтра? – спрашивает Рапунцель, когда они прерывается.
- Ну конечно, - отвечает Мерида, опуская руки и чувствуя прерывистый вздох Рапунцель.
Мерида чувствует мягкую кожу под пальцами и обжигающее тепло.
Рапунцель чувствует волосы в своём рту и складки ткани под спиной.
Огонь в камине греет воздух и воду в котле, создавая ощущение уюта.
И, когда они всё-таки расстались, они всё ещё были уверены в том, что завтра встретятся

На следующий день матушка Готель забрала Рапунцель с собой, подальше от «ужасной опасности», а королева Элинор потребовала от Мериды присутствовать на завтрашнем приёме – «ведь это не мои женихи приезжают свататься, дорогая».
Рапунцель упирается и плачет, пряча в кармашке золотой медальон в виде медведя. Она обещает себе убежать в город при первой же возможности.
Мерида сыпет оскорбления на голову матери и собирает вещи для побега. Она уверена, что королевский двор прекрасно обойдётся и без неё, со всеми своими интригами, охотами и женихами.

Осталось только дождаться ночи.