- Я думаю, что когда-нибудь пластик завоюет мир, - шепотом сообщила Энди на ушко своей чашке.
- ?
- Пластик, модели, модели, пластик, никакой разницы. Лично я их не различаю. Ну, ты посмотри на них.
Ушко чашки смотрело на Мира...о, черт! Миранда смотрела на Энди.
Цветочек скрылся за тучами, солнце увяло под землей. Наоборот. Неважно. Миранда смотрела на Энди. Холод осеннего Нью-Йорка проник через стены, лестницы, лифты, утеплители, фотостудию, теплые одежды.
На самом деле, если совсем откровенно, в ассистентке боролись два чувства: ужас и ужас. Первый ужас — Миранда сейчас пошлет на Луну. Второй ужас, гораздо ужаснее — босс догадается о ее чувствах. Босс же умная. Не зря она как-то сказала, что в молодости была, как Энди. Ну, то есть, она правда умная. А самый ужасный-преужасный ужас — это...
- Какого черта она так пялится? - могла бы спросить чашка, но спросил случайный негр в белом костюме. Негр-то подбирался очень тщательно, на предварительный для самой Миранды — но для Энди он был случайным сокофеинщиком.
- Не пялится, а смотрит, - тихо пискнула Энди. - Это же Миранда!
Босс что-то мешкала — не посылала и не слала. Странно.
Кажется, дождь собирается.
Ассистент смотрела на начальницу глазами подбитой лани.
Это неправильные пчелы.
- Ах, Миранда? - спросил негр. Потом глаза чернокожей модели округлились, и он повторил, - Миранда Пристли?! Черт, я не думал, что она будет тут!
- «Подиум» - это она. Она — это «Подиум», а ваш показ ведь для журнала, - Энди глянула на негра, как на маленького.
За спиной модели в проеме двери мелькал кутюрье, который в панике перетряхивал вешалки. Медовые платья, полосатые платья, платья с крыльями, платья с деликатными черепушками цвета ванили на молоке развевались вокруг него легчайшими облаками символьного и символического бытия — но все это были неправильные пчелы.
Босс отвлеклась на подсунутый кофе.
- Миранда такое не возьмет, - покачала головой Энди, мысленно переводя дух. - Не тот вкус.
Но Иа-Иа уже пропал в бездонном горшке восхищения и ничего не слышал. То есть, негр завороженно таращился на Миранду.
- Удивительная... - восхищенно сказал модельный парень.
Энди вздохнула про себя. Ну еще бы. Удивительная, поразительная и все, что прилагается к этому имени.
Еще до того, как босс глянула во второй раз, Энди поспешно поставила чашку на столик гримерки, хватая сумочку.
- Мы уходим, - лязгнула Миранда.
- Но мы еще не начали! - мученически возопил кутюрье.
- И, я надеюсь, никогда не закончите, - отрезала железная леди. - Потому что и начинать нечего.
Затарабанили снаряды, засвистели пули — каблучки Миранды стучали по полу, окружающие со свистом разлетались с ее пути. Антилопа догоняла пантеру, Энди летела за боссом. Это нормально. Совершенно нормально.

Согнутый в три погибели человек ковырялся у стока. Он стоял, коленопреклоненный, прямо на грязном нью-йоркском асфальте. Роба давно покрылась геологическими слоями. В одной руке рабочий держал скребок, в другой — миску. И ручками, ручками.
- О, Раффи на промысле, - окликнул знакомый ирландец.
- Здорово, - ответил старатель, трудно разгибаясь.
- Ну что, набрал уже миллион золотом?
- Конечно, второй уже идет, - ухмыльнулся запачканный Раффи, протягивая миску, чтобы показать урожай.
И тут две ненормальные фурии вылетели из дверей ни с того, ни с сего, прямо на них, на честных трудяг, выбили миску с драгоценной породой из рук Раффи, облили презрением ирландца и затопотали вниз по улице.
- Твою же за ногу, снова все собирать! - проклинал старатель, ползая над миской.
- Зажрались совсем! - согласно матерился ирландец. - Чокнулись на своих понтах!
«Я не псих, я не псих», - твердила себе Энди, еле поспевая за начальницей. Однако, сапоги приказали долго жить. Разумеется, сапоги Энди. На Миранде не было и пятнышка.

- Я иногда напоминаю себе этого старателя, - произнесла босс, поднимая глаза от журналов на рабочем столе. - Все точно так же. Только мы работаем с красотой. С цветом. С модными трендами. А дерьма столько же.
Энди молча стояла с ежедневником в руках. Миранда сняла очки и взялась за кофе. За ее креслом открывался шикарный вид на Большое Яблоко. Осенний день прояснился, небо было высоким и почти синим. Небоскребы блестели, слепя глаза.
- Но игра стоит свеч, - закончила свою мысль Миранда. - Садись, возьми второй и пей.
Энди, недоумевая, присела на краешек стула у стенки и взяла другой стакан кофе. Некоторое время она подождала указаний — но босс перелистывала «Индустрию моды» и пила капуччино. Синь и сталь за ее спиной, белизна стен и общее молчание. И все.
Так они сидели целых пять минут. Вроде как пообщались. После чего все завертелось — телефон, показ, моды, моды. Как обычно.
Энди долго вспомнила эти странные пять минут.

- Ты — моя смерть и мое воскрешение, ты — мой рассвет и агония...
Энди старательно топилась в ванной и плакала. С упоением. Голос испанской певицы как нельзя лучше подходил к ощущениям.
- Lo eres toooooodo, - всхлипывала она.
«Ты все для меня».
Горели свечи. Шел пар. Свет мерцал на воде, завораживая Энди. После часа истерики думать не получалось. Девушка ощущала себя выскобленной шкуркой. Мысли исчезли. Были только теплый свет, горячая вода и блики в полутьме. Мягкие, оранжевые и коричневые, как раз в гамме модных трендов.
Свет мерцал, гипнотизировал. Сквозь золотистую поверхность полной ванной просвечивали контуры ее тела. Энди довольно заметила, что она похудела, никаких складок. Она подняла руку из воды — капли раздробили золото на тысячи осколков, смешались, взволновали гладь.Девушка посмотрела на свое запястье. Тонкая кость. Повезло. Вот почему Шанель — у нее рукава три четверти, как раз для таких рук.
Кожа Миранды как раз для таких прикосновений, она просто обязана быть бархатной.
Энди гладила воздух, представляя, что касается ее пальцев, ладоней. Плеч. Шеи. Ведь у Миранды изумительное декольте. Плавные линии, бархат и аристократические ключицы.
Великий босс, холодный айсберг. Ледяная красота. Но тем больше хотелось ее коснуться.
Энди опустила замерзшую руку в воду. Расслабленная, удрученная и смертельно влюбленная, что должна делать одинокая женщина в красивой горячей ванной?
Конечно, думать.
Она ведь продолжала писать статьи. Добротные, с анализом, ссылками, на настоящие, важные для общества темы. Год. Всего год продержаться. Вот только Энди не думала, что чувства к боссу пересилят желание выбраться из этого гибрида дурдома с преисподней. Нет, конечно, нет. Энди придется расстаться с великолепной Мирандой. Удивительной Мирандой. И, желательно, навсегда. И вернуться к Нейту. Потому, что это правильно. А «Подиум» - это неправильно.
Но как же больно.
Мобильный, конечно, лежал рядом. И, конечно, он позвонил.
- Энди, завтра сопровождаешь меня на...
Нет места для истерик. Есть только работа.

С утра Энди узнала о вечеринке в отеле все, в том числе и то, что там будет Жаклин.
Вот замечательно. Жаклин, французский «Подиум». Десять лет назад заменила Миранду на посту редактора: свежий взгляд, перемены в образе журнала. Кто кого подставил, неизвестно. Но, неважно — теперь Миранда в Нью-Йорке.
Интересно, а если бы тогда поставили Жаклин? Энди работала бы с ней? Какая она — Жаклин? Такая же стальная? Говорят, что вроде бы Жаклин помягче с сотрудниками. Совсем чуть-чуть. В моде распускаться нельзя.
Но потом Энди услышала, что у редакторов есть общее прошлое. Что-то произошло не то. Подозревали их в отношениях.
Змеиное гнездо, что тут скажешь.
Энди обнаружила, что в груди странно щемит. Ее раздражала мысль о Жаклин — так, совсем чуть-чуть. Никакой ведь надежды. Но... но. Ужасный третий ужас, вот он и пришел.
Энди как-то подзабыла теплый свет в ванной и что хотела уйти к Нейту. Точнее, она помнила, но такая версия событий теперь не слишком нравилась. Она как-то забыла, что определяла правильным, а что — неправильным. Ей только хотелось... чего?
Эмили убежала по поручению, ловить очередные разбежавшиеся майки. Миранда у себя что-то печатала — слышался пулеметный треск клавиатуры. По коридору носились туда-сюда люди с папками, вешалками и постоянной паникой. И вот это составляло всю ее жизнь. Уже намного больше полугода. Остальное ушло в тень.
Стоит ли игра свеч?
По мнению Миранды — безусловно. По мнению Энди — вряд ли.
У монитора стоял крошечный гномик — подарок. С лейблом, разумеется. То есть, место обжито. Почти дом. Только еще ночевать не приходилось.
Девушка спросила себя: «А Миранда знает, что на вечере будет француженка?»

Выбор отхожих мест на планетах с низкой гравитацией. Выбор места, где тебя не видит Миранда. Бесполезно. Выход один — обо...ждать. Так что Энди ничего не сказала насчет Жаклин на вечеринке.
Пантера царапала что-то когтем, простите, писала дорогущей Zebra в своем ежедневнике.
На самом деле, это было очень красиво. Идеально уложенные волосы красиво обрамляли лицо, сейчас повернутое к Энди на три четверти. Прямой гордый нос, росчерки ресниц на фоне фарфоровой кожи. Белая рубашка, полосатый жакет. Перстни. Идеальные ногти. Все дорого и безупречно. И так каждый день.
Мэри Сью. Никакой Мэри Сью. Миранда действительно была совершенством. Энди по себе знала — она тратила на свой внешний вид по два часа каждый день, а по выходным шхуна ее тела драилась от рей до трюма.
Из бездны взываю. Похороните меня под пеной для ванн. И под фанфиками для полного счастья.
А сколько тратит времени ее босс на все эти салоны бальзамирования при жизни? А плюс к этому Миранда работает. Она пашет, как проклятая, она делает «Подиум» светочем псевдоподий и все такое. Ритуальное подвешивание каждый день. Бесконечное самосожжение на алтаре. Ради «Подиума». Ради славы. Она имеет право требовать того же от других. Энди имеет право любоваться своей начальницей.
Ежедневник захлопнулся, коготь втянулся.
- Энди.
Не вопрос, точка. На выход, Энди. И пусть тебе улыбнется Миранда.

Вечеринка в разгаре. Все те же лица. За полгода выучивания списков узнаешь имена любовниц президентов.
Энди рядом с Мирандой — точнее, за колонной. Жаклин рядом с Мирандой — по-настоящему рядом. Щит. Нет, не щит — медный таз. Пойти накрыться. Энди нервничала. Ну ладно, если честно — она ревновала. Чуть-чуть.
- О, бельгийская девочка пришла, - послышался смешок рядом с Мирандой.
- Оливье? Тейскенс? И он тут?
- Наш салатный мальчик, сладкий, как девочка, - с легким акцентом протянула босс французского «Подиума». - «Chloe» пора освежиться. Фиби с ее монохромом и бедностью линий зациклилась. Интересно, куда она пойдет?
- На твой вульгарный вкус, конечно, пора, - проговорила Миранда. - Фиби пойдет туда, где востребованы ее «бедные», а на самом деле чистые линии.
- Консерваторы помешаны на чистых линиях. Именно поэтому меня и поставили на твое место десять лет назад.
Писк застрял в горле Энди. Что-то сейчас будет?
- И ты за мной охотишься, - безмятежно подтвердила Миранда.
Энди видела в зеркале, как две женщины демонстративно улыбались окружающим. Профилактика глобального потепления, десять ступеней программы для анонимных стесняшек.
- Ну-с?
- Нумера наверху.
- Так чего мы ждем.
Не вопрос, точка. Энди в недоумении смотрела вслед спинам удаляющихся женщин. То есть, это что? Это как? Что?! Тут до Энди дошло. Она подслушивала. Господь покарал ее.
Не надо было этого делать, но Энди пошла за ними следом.

Бумажное посудостроение. Воздушные замки. Горе. Горе тебе, наивная. Прощай, надежда.
Всяк входящий узрел бы слегка остекленелую Энди за поворотом коридора. Но ей было как-то наплевать. Перед ее глазами снова и снова вспыхивало: поцелуй. Откровенный. Злой. Больше похожий на проклятье.
Дверь прикрыли неплотно, и Энди могла слышать звуки сексоборьбы. Лежа на животе, поднимите корпус. Перевернитесь. Согните ногу, подтяните пятку. Все время держите живот втянутым, а ягодицы напряженными. Повторяйте. Ой, там, кажется, ткань треснула. Что? Неужели у королев взрываются бомбы и рвутся пиджаки? А, нет, это у Энди треснуло. Рукав. Странно, что рукав. Казалось, сейчас душа треснет.
Больно. Но это ничего. Сделай «пока-пока» своей личной жизни.
Жаклин и Миранда — ну, конечно. Враги-любовники. Старо, как мир. Они стоят друг друга. Ничего не поделаешь. Обнаружилось, что глупая надежда все-таки оставалась.
Нет, недостойно врываться к ним в номер. Нельзя, чтобы Миранда разочаровалась.
Энди прислонилась к стене, закрыв глаза.
- Если бы чайка унесла меня в небо, - забилась старая песня прибоем в голове, созвучно тихим вздохам из того самого номера.
В ту картину, где взгляд — крыло,
Что не может летать и падает,
Падает в море...

Патологическая вера в невозможное рассеялась прошлогодней коллекцией. Но это нормально. Совершенно нормально.
Все будет хорошо.