Ева не может припомнить, когда последний раз смотрела на кровать с такой жадностью. Наверное, в первую брачную ночь – при таком отце, как Кинзо, о сексе до брака нечего было и думать, а Хидееши оказался весьма настойчивым и определенно опытным женихом. Он отлично знал, как заставить молоденькую неопытную девушку дрожать в предвкушении - даже после изнурительного свадебного дня.



Но ее теперешний азарт имеет мало общего с томлением тела, подгибающимися коленями и учащенным дыханием. Трепещет не сердце, а разум. Ева крепче стискивает в руках ружье и пытается перевести золотые слитки в йены по вчерашнему, уже устаревшему курсу.



Ровные ряды цифр разрывает ликующая мысль: «Теперь я – глава семьи».



Еве не хватает веера, чтобы спрятать за ним ликующую улыбку, но руки заняты и нет никого, от кого надо скрывать свои чувства.



Мысли в голове теснятся, торопятся обогнать друг друга:



«Что скажет Краус, когда узнает?»,



«Джорджи ни в чем не придется знать нужды»,



«Я так давно об этом мечтала»,



и главная:



«Как отреагирует отец? Он будет мной гордиться?»



- Поздравляю: ты нашла золото, - раздается спокойный голос, и Ева с опозданием вспоминает, что так и не заперла дверь.



- Что ты здесь делаешь? – глаза в глаза, ружье в ружье.



- Решила проверить, почему ты так долго не возвращаешься, - Кирие улыбается губами, голосом, но только не глазами.



Ева совершенно не представляет, что делать дальше - теперь, когда обязательная часть беседы закончена.



- Что будешь делать? – словно прочитав ее мысли, отзывается Кирие. Она спрашивает серьезно, без издевки, желания унизить или поставить в неловкое положение. Будь на ее месте Нацухи, Ева сладко поинтересовалась бы, какое дело любезной сестрице до планов главы семейства. Но она даже не пробует провернуть этот прием с Кирие: глубоко внутри живет уверенность - ничего из этого не выйдет. Жена Рудольфа не из тех, кто поддается на дешевые провокации.



Вариантов ответа на заданный вопрос до неприличия много, но Ева выбирает самый безопасный:



- Тратить, конечно.



- Не уверена, что это понравится Краусу. И Рудольфу, - чуть помедлив, добавляет Кирие.



- Не уверена, что мне будет до этого дело, - в тон ей отзывается Ева.



Она остро, каждой клеточкой тела чувствует, что дверь не заперта, и вслед за Кирие в любой момент могут явиться остальные родственники. Больше всего ей хочется попросту выпихнуть Кирие из комнаты, но рассудок подсказывает, что это не самое лучшее действие в отношении человека, у которого в руках ружье. Чтобы закрыть дверь самой, придется на несколько секунд оторвать взгляд от собеседницы. Этого времени может не хватить на то, чтобы переодеть платье, подкрасить губы или выпить бокал вина, но будет более чем достаточно для одного-единственного выстрела. Ева не сомневается: Кирие не из тех, кто промахивается.



Снова повисает молчание, и Ева проклинает себя за то, что чувствует необходимость его нарушить.



- Если ты не возражаешь.. - она стволом указывает на дверь. Намек более чем прозрачен, но Кирие, очевидно, забыли об этом сообщить.



- Что ты будешь делать? – повторяет Кирие.



- Для начала перепрячу мое, - тут Кирие едва заметно хмыкает, - золото в менее очевидное место.



- А потом сообщишь всем о находке?



- Именно.



- Тебе не поверят.



- Одного слитка золота в качестве доказательства будет более чем достаточно.



- Я слышала, что у Крауса с Нацухи их целых три, - простая констатация факта. Кирие не утруждает себя витиеватыми оборотами и ложными маневрами, она видит цель и идет к ней напрямик.



Еве приходится сдерживать себя, чтобы соответствовать, хотя больше всего ей хочется с искренней улыбкой и фальшивым сочувствием в глазах сказать что-нибудь ехидное в адрес Крауса, или Нацухи, или еще лучше – их обоих. «У меня еще будет время, - утешает себя она, - а гадости лучше говорить в лицо, иначе половина удовольствия теряется».



Поэтому она просто молчит. Молчание – лучшая из реплик, оно позволяет собеседнику услышать то, что он хочет услышать, чего опасается, в чем боится признаться даже себе.



Надо ли говорить, что на Кирие этот безотказный прием дает сбой?



- Тебе нужен свидетель, человек, который подтвердит твои слова и твою находку, - Ева готова поклясться, что Кирие заговаривает первой только затем, чтобы не быть невежливой.



- И тебя мне послали небеса? – Ева привычно прячется за ехидством, как за щитом.



- Или Беатриче.



- Ты знаешь, кто стоит за всей этой историей? – говоря по правде, Ева испытывает разве что благодарность к человеку или любому сверхъестественному существу, которое дало ей шанс встать во главе семьи, но все это скрыто за веером приличий и негодования из-за убийств.



«У меня же нет с собой веера», - вспоминает Ева, но тут же успокаивается: не перед кем скрывать свои чувства.



- У меня есть несколько одинаково маловероятных версий, - спокойно говорит Кирие, и очевидно: больше она ничего не добавит.



- Предлагаешь помощь?



- Сотрудничество.



- И сколько оно будет стоить?



- Меньше, чем ты можешь предложить, - Кире облизывает губы.



Еве стоило бы порадоваться – собеседница не настолько спокойна, как хочет показаться.



Еве имеет смысл насторожиться – львиная доля преступлений совершается именно под влиянием чувств и эмоций.



Еве самое время использовать открывшуюся брешь и контратаковать.



Но все, что может Ева, - думать о холодном жестком полу. Что поделать, если вся кровать так непредусмотрительно занята чертовым золотом.