Часть 1.

Как давно это продолжается? Пару месяцев? Дольше?

Я буду очень признательна, если ты перестанешь это делать.

Что именно?

Прекрати курить голой на подоконнике!

Да, я знаю, что ты меня не слышишь. Ты слишком далеко. Всего в каких-то паре десятков метров, но всё рано слишком далеко. И какого чёрта наши окна находятся прямо друг напротив друга!

***

Я ненавидела эту комнату. Эти безвкусные обои, старые фотографии на стенах и скрипучую кровать. Ненавидела плошки с цветами на узком подоконнике и серые шторы. Здесь всегда так душно, словно воздуха не хватает. А старые деревянные рамы открыть мне не под силу. Разве что маленькую форточку. И на той самодельная сетка от насекомых, словно напоминание о том, что я в клетке.

Утрирую. Как всегда. Всего лишь несколько недель мне предстоит провести в четырёх стенах. Несколько душных летних недель. Вроде бы не так много? А для меня мучительно долго.
Не могу сидеть дома. Здесь оно настигает меня. Одиночество. Становится за спиной, крепко обнимает своими холодными руками и шепчет на ухо: «Ты никому не нужна. Ты одна. Ты навсегда останешься одна».

Там, за пределами этой чёртовой комнаты есть друзья. Немного. Да и не то чтобы друзья. Компания. Неплохая, весёлая – с ними можно забыться, на время. Ровно до тех пор, пока не стемнеет, пока не наступит ночь с её ужасной тишиной, пока не придётся вернуться домой, в эту проклятую комнату.

Окно.

Ловлю себя на том, что каждые пару минут бросаю короткий взгляд в сторону окна. Чёрт. Ну что за глупость! Краснею и злюсь на саму себя.

Потому что знаю, что отчаянно хочу вновь увидеть там тебя.

***

Я не знаю, как давно ты живёшь в доме напротив. Может, как и я, с рождения? Просто по воле случая нам ни разу не доводилось сталкиваться. Такое бывает, почему нет? Но я прекрасно помню тот день, когда впервые тебя увидела.

Ранняя весна. В квартирах ещё не отключают отопление, а за окнами ещё снег. Я снова сидела дома – мучилась с очередной простудой. Не знаю даже кому сказать спасибо за своё «отменное» здоровье.

Родители были на работе, сестрёнка в садике. А мне было положено лежать и звонить в случае крайней необходимости. Побольше спать. Как можно спать, когда стены душат? Когда от резких скачков температуры бросает то в жар, то в холод. Или дело и не в болезни вовсе? Жаропонижающее подействовало – я поняла это сразу же, как только очнулась от лёгкой дремоты – тяжёлой такой, простудной, на пару с дурными мыслями, не унимающимися даже во сне. Проснулась и поняла, что мне снова жарко. Невыносимо жарко. Воздух, мне нужен воздух.

Отбросила в сторону одеяло и на ватных ногах медленно направилась к окну – открыть эту проклятую форточку и вдохнуть хоть немного свежего воздуха. Мне это необходимо. Иначе я просто задохнусь.

И вот тогда я впервые увидела тебя.

***

Ты сидела на подоконнике, притянув согнутые колени к груди и обхватив их рукой. В другой руке тонкие пальчики изящно сжимали тлеющую сигарету. Губы нежно касались её кончика – затяжка, откинутая назад голова, выдох. Серый дым добирался до приоткрытой форточки и растворялся в воздухе. А ты так и сидела, прислонившись спиной к откосу. Спокойная, красивая, полностью обнажённая…

Тебе было глубоко по хуй на всех, кто может тебя увидеть. Между нашими домами всего каких-то пару десятков метров, да и любой прохожий, случайно приподнявший голову, чтобы взглянуть на ослепительно холодное мартовское солнце, без труда увидел бы тебя в окне пятого этажа. Не так хорошо, как видно мне, но увидел бы. Только тебя это не волновало. Ты продолжала курить, переводя взгляд с тлеющего кончика сигареты на яркое голубое небо, чуть щурясь от солнца, которое согревало тебе лицо и играло искрами в твоих золотистых вьющихся волосах. Слишком светлые и блестящие. Крашеная. Ни за что не поверю, что это твой натуральный цвет волос. Впрочем, в этот миг ты всегда выглядишь такой до ломоты в рёбрах настоящей, без фальши, притворных улыбок. Мне становится противно за саму себя. За свои чёрные волосы с косой длинной чёлкой, которую я всегда тщательно выравниваю, корячась с ножницами перед зеркалом, чтобы потом всё равно выругаться и нахлобучить шапку. Даже если на улице жара. Жара, которую я ненавижу. Становится стыдно за этот пирс в брови, из-за которого я до хрипоты спорила с мамой, в очередной раз давая ей повод причитать на тему, в кого я такая уродилась. Да уж. Лилька точная копия отца, и на маму хотя бы серыми глазами похожа. А я вообще как не с этой планеты. Глаза эти бешеные, холодные, зелёные-изумрудные, и характер скверный. «Ритка, ну ты в точности на деда в юности похожа. А он знаешь какой красавец был!» - восклицает регулярно бабушка. Я смотрю на старые чёрно-белые фотографии и не вижу ничего общего. Как и с другими родственниками. Может, я просто привыкла быть всегда сама по себе. Да и не хочу я быть не на кого похожей. Разве что на тебя…

Ты красивая. Ты такая чертовски красивая, что я сгрызаю в кровь губу, наблюдая за тобой.
А ты куришь на этом чёртовом подоконнике вот уже несколько месяцев подряд.
Чаще днём. Видимо, когда родителей нет дома. Иногда по ночам. Но мне не нравится, когда ты куришь ночью. В темноте я не могу любоваться твоим скульптурным профилем, твоей смуглой кожей, полуулыбкой в одном лишь взгляде, обращённым как всегда в небо. Твоим телом. Твоим нереально красивым телом.

Оно безупречно, знаешь? Мне не нужно смотреть вблизи. Для меня оно безупречно.
Округлые бёдра, узкие плечи. Живот. Нет, не впалый, как у недоделанных барби, доводящих себя до истощения вечными диетами. Не кожа, обтягивающая кости, как у меня, от природы анорексички. Да, это я не нарочно, просто такая конституция – для кого-то лишние сантиметры это проблема, а для меня трудновыполнимая задача набрать пару килограммов. С этими вечными простудами и аллергией – ничего удивительного, никакой аппетит не поможет, даже если бы он у меня был. Ноги - спички, руки такие же, грудь к восемнадцати годам так и осталась в несбыточных мечтах. Моя комплекция больше напоминает фигуру угловатого мальчишки. Только волосы почти до плеч и ямочка на левой щеке, когда изредка искренне улыбаюсь. Я и не пытаюсь бороться. Толстовки, джинсы, кеды – мне комфортно в образе мальчишки.

А ты не такая. Ты девушка, настоящая. Твою женственность не утаить ни под какой одеждой. Когда ты обнажённая сидишь на своём подоконнике, это просто воплощение женственности. Мягкие изгибы, блики света на загорелой коже, аккуратная грудь с крупными тёмными ореолами сосков, пухлые губы, которые снова и снова осторожно касаются сигареты, чтобы вдохнуть, а затем, сложившись узким колечком, выпустить в окружающую тишину облачко серого дыма. И без всяких сомнений я каждый раз завидую этой чёртовой сигарете. Потому что до безумия хочу сама касаться этих губ.

Девочка, я готова быть даже этим проклятым подоконником, лишь бы ощущать прикосновения твоего тела, лишь бы чувствовать твоё тепло, твоё сердцебиение.

Я влюбилась с первого взгляда, похоронила в себе все сомнения, едва увидев тебя обнажённую на этом чёртовом подоконнике. И все эти месяцы я живу одним лишь мгновением. В ожидании той секунды, когда ты снова откроешь форточку и усядешься возле окна в своей любимой позе, закуришь очередную сигарету, а я буду молча любоваться тобой. Ведь ты никогда не смотришь никуда кроме неба.

Часть 2.

Иногда я просто зверею.

В такие дни как этот.

Лето, июнь, жара. С запозданием началось то, что я так ненавижу. Летняя метель, именуемая тополиным пухом. Подарок природы по случаю моего девятнадцатилетия. «Прекрасное» природное явление, которым я вынуждена наслаждаться сидя в своей персональной клетке. На то есть своя причина - моя аллергия. Пока эта мерзкая июньская вьюга не закончится, я вынуждена сидеть дома. Как всегда в одиночестве. Думаю, ещё около недели. Мог бы помочь дождь, но его как всегда и в помине нет – в прогнозе погоды миловидная девушка с улыбкой сообщает «солнечно, без осадков». А я уже просто не могу выносить это одиночество.
В институте зачётный пленэр и сессия на носу, а я без какого-либо намёка на вдохновение с ненавистью рисую пастелью эти высоченные полусухие тополя за окном и мечтаю срубить их под корень. Чтобы не было этого дурацкого пуха. Чтобы можно было, наконец, выбраться из дома и пойти с ребятами на пандусы возле бывшей больницы, немного покататься, если кто-нибудь из парней одолжит доску. Девчонки наверняка будут пить какую-нибудь химическую дрянь, вроде энергетиков. Ничего, как всегда отмажусь аллергией. На самом же деле я просто не хочу истязать свой желудок этой гадостью. Я бы даже не сказала никому, что сегодня у меня День Рождения. А зачем? Никто не знает, да я и сама почти забыла.
Мама с утра поздравила, пообещала купить что-нибудь новенькое из одежды, когда мне можно будет выйти на улицу. Лилька гордо вручила рисунок «Я и Рита. Праздравляю с Днём Рожденья». Чеканю «спасибо», почти искренне улыбаюсь. Мама утаскивает сестру на летнюю продлёнку в садик. Со мной не оставляют. Мне вроде как положено готовиться к сессии. Вроде как готовлюсь.

Отец суетился с утра пораньше, уезжает в командировку. Мне ничего не сказал. Вспомнит конечно, полчаса спустя, когда сядет в такси и включит телефон – напоминание сработает. Тогда и позвонит, поздравит. Но я не обижаюсь. Для меня этот день никогда особо не был праздничным. Торжественный семейный ужин обычно проходил у бабушки – родителям тупо некогда. Но во время этого ужина разговоры шли совсем не обо мне – проблемы завалившегося сарая в деревне, установка счетчиков на воду в новом доме, да хоть даже о предстоящих выборах. Но уж никак не обо мне. Да мне и без разницы. В этом году не будет даже этого ужина. Папа в командировке, а на улице метель, словно действительно снег сезоны попутал. Проклятый пух. Ненавижу эти тополя. Ещё хотя бы потому, что они загораживают твоё окно. Не сильно, но всё же.

Это единственная мысль, которая меня утешает. Пусть я всю неделю проведу в этой угнетающей серой комнате – зато смогу видеть тебя. Не пропущу ни одного твоего обнажённого пятиминутного дефиле на подоконнике.

Около девяти ты завтракаешь в компании родителей, судя по силуэтам мелькающим в кухонных окнах. А потом, должно быть, они уходят. И в десять, на крайний случай в половине одиннадцатого, ты уже сидишь на своём обожаемом подоконнике, делая первую на сегодня затяжку. Сколько раз я прогуливала пары, лишь бы застать твою первую утреннюю сигарету? Иногда мне кажется, что я ощущаю их запах. И больше всего на свете я хочу увидеть твои глаза. Но ты далеко. Слишком далеко. А ещё эти проклятые тополя.

***

Уже неделю я безвылазно сижу дома. На улице ветер продолжает гонять в воздухе белые пушинки. Но, по правде говоря, расстроена я вовсе не из-за этого.
Тебя нет.

Вот уже неделю ты не появляешься за стеклом, которое, наверное, скоро пойдёт трещинами от моего пристального взгляда.

Отец всё ещё в командировке, а мама с Лилькой уехали к бабушке в деревню. Мне строго напомнили о необходимости дождаться первого дождя. Да что мне этот дождь? Я давно уже его не жду. Я жду тебя. Куда ты пропала, девочка? Я так тоскую.

Не знала, что это имело для меня какое-то значение? Знаешь, я же не строила никаких иллюзий на твой счёт. Я не мечтала, что однажды ты увидишь меня в противоположном окне и всё поймёшь во взгляде. То есть, может, увидишь, может поймёшь. А дальше-то что? Да ничего дальше. Ни-че-го.

Швыряю на пол карандаш.

Не хочу рисовать!

Ни сегодня, ни завтра. Вообще не хочу. Ничего не хочу.

Тебя хочу.

Твои пальцы. Подносящие к пухлым губам сигарету.

Твои волосы. Золотистой волной спадающие на плечи.

Твои глаза. Которые я никогда не видела, но не сомневаюсь, что они красивее этого слепящего солнца.

Где же ты? Мне плохо без тебя. Плохо.

Устало поднимаю карандаш с пола. Он-то ни в чём не виноват. Ни в этой жаре, что сводит меня с ума, ни в проклятой аллергии, что удерживает меня в этой чёртовой комнате. Ни в том, что я как последняя идиотка влюбилась в девушку из окна напротив. Не зная о ней ничего, кроме того, что она ангельски красива и чертовски соблазнительна с этой своей до неприличия непринуждённой манерой, курить на подоконнике обнажённой.

Да нет. Я ни на что не надеюсь. Ты просто вернись, ладно? С тобой ведь всё в порядке?

***

И тут будто удар молнией через всё тело.

Я вижу, как по ту сторону любимого окна мелькнул чей-то силуэт. А пару секунд спустя появилась и она сама. Моё навязчивое видение.

Вытянулась во весь рост, пытаясь дотянуться до форточки, чтобы открыть её. Соблазнительно подтянутая грудь, сделавшийся совсем плоским от натяжения мышц животик. Тоненькая полоска белых шортиков, оттеняющая её, ставший ещё более заметным, загар. Влажные вьющиеся волосы. Как всегда невероятно прекрасна.

У меня тут же сердце забилось быстрее. По-прежнему сжимая в руке карандаш, я стояла у окна, наблюдая, как она ловко балансирует на одной ноге, подцепляя задвижку на старой деревянной раме. Открытая форточка, и вот она уже снова устраивается поудобнее на своём подоконнике. Прикуривает, откладывает зажигалку. Вдох, выдох и прикрытые в удовольствии глаза. Полуулыбка и милое личико подставленное солнечным лучам. Ей хорошо, ей спокойно. И мне вместе с ней. Нет сил оторвать взгляд.

5 минут. Она не просидит дольше. А потом не появится на этом подоконнике до самой ночи. Но эти 5 минут и так слишком много после её недельного отсутствия. Девочка, где ты была? Ловила солнечные лучики на берегу моря? Похоже, что так. Твоя кожа стала ещё более смуглой. Ты наверняка прямиком из душа. Твои волосы сильнее завиваются от воды. Интересно, как ты пахнешь? Почему-то я уверена, чем-то сладким и солнечным. Как пахнет солнце?

За этими глупыми размышлениями я позабыла обо всём. О тополях и треклятом пухе, о незаконченном эскизе, о карандаше, так крепко сжатом у меня в руке, что костяшки пальцев побелели. Как же я скучала.

И тут сердце пропускает удар, а глаза в ужасе замирают, когда наши взгляды сталкиваются.
Не может быть. Это невозможно! Она никогда не смотрит на другие окна. Не смотрит на прохожих, не смотрит вокруг. Только вверх, на небо. На солнце, ласкающее её прекрасное лицо. Почему вдруг сейчас она смотрит на меня? Может, я сплю?

Но она действительно смотрит. Не отводит взгляд, не подносит к губам сигарету. В той же расслабленной позе, без единой эмоции на лице. Просто внимательно изучает меня.
Что ты видишь?

Испуганную и до алых щёк смущённую девочку, замершую в окне напротив. Худенькую до неприличия, особенно в этой домашней растянутой серой футболке. Растрёпанные чёрные волосы с грубой рваной чёлкой. Бледная кожа и виднеющиеся из-под ворота острые ключицы. Полу мальчик, полу девочка. Угловатый подросток, никак не дотягивающий внешне до своих девятнадцати годов. И мне почему-то жутко стыдно. Оттого, что я смотрю на тебя этим похотливым взглядом, оттого, что ты так красива, а я… А я выгляжу вот так. Можно подумать имеет значение, как я выгляжу. Да и что ты успела разглядеть, прежде чем качающиеся на ветру тополя прервали этот обжигающий зрительный контакт?

Когда порыв ветра утих, и тополя снова замерли по стойке смирно, в окне уже никого не было.

В сердце заколола болючая пустота.

А тополиный пух продолжал кружить в воздухе, смеясь над моими чувствами.

Часть 3.

Я не думаю, что всегда любила только девушек. Но и в парней я тоже никогда не влюблялась. Мне вообще никто не был интересен. Все говорили о сексе, а я не понимала, что в нём такого уж важного? Только странное чувство разъедало изнутри. Со временем я поняла, что это одиночество.

Мне было холодно засыпать в своей постели. Мне было слишком холодно по ночам. Я так отчаянно хотела человеческого тепла, но нигде не могла его найти. Когда подруги со двора начали встречаться с мальчиками, я стала острее ощущать собственное одиночество. Я видела их поцелуи, объятья, прикосновения. Рука в руке. Мне было интересно, каково это – чувствовать чьё-то тепло. Должно быть, прекрасно. Хотелось ли мне того же? Да, наверное, хотелось. Но мальчишки смотрели на меня как на своего друга, не более. Какая уж из меня к чёрту девушка? «Мальчик, ты сдачу забыл…» И я не сомневалась, что это обращаются ко мне. Правильно.

Было время, когда я пыталась измениться. Честно. Нацепила какое-то платье, завалявшееся на дальней полке, и одни из тех босоножек, которые вынуждала покупать мама, только я их никогда не носила. Сняла кепку, распустила вечно собранные в хвост волосы.
Как же глупо я смотрелась во всём этом наряде. Правда. Худая до безобразия серая мышка – я оставалась тем же мальчишкой даже в женском платье, которое висело на мне как на вешалке. Да чего уж тут – на вешалке оно смотрелось гораздо красивее.

Дурацкая была затея. Сразу нужно было понять. Больше я не пыталась. И тогда же сделала первый пирс. Сначала это были уши. Сразу пару дырок. Бровь была уже позже, через полгода. С феерическими скандалами от мамы и неодобрительным хмурым молчанием отца. Длинная чёлка давала защиту от косых взглядов, а массивные кеды и широкие толстовки не делали меня такой хрупкой. Впрочем, кого я обманываю. Я всё равно выглядела дюймовочкой в странном образе уличного мальчишки. Я оставила какие-либо попытки сблизиться с парнями – просто сделала вывод, что мне это не нужно. Обойдусь. Тем более, после первого поцелуя. С одноклассником Лёшкой.

Случайно как-то вышло. Дежурили вместе по классу. Остались в кабинете вдвоём. Болтали ни о чём, смеялись как всегда – с мальчишками мне легко было найти общий язык. А он вдруг замолчал, приблизился ко мне и поцеловал. Осторожно так, не разжимая губ. По-детски. Я никак не среагировала, ступор какой-то. И вот тогда он уже поцеловал совсем не по-детски. Требовательно так, напористо разнимая мои губы своим языком и проникая мне так глубоко в рот, что я вдруг испугалась задохнуться. Дышать носом мне тогда в голову не пришло. Я вообще вся оцепенела от шока.

Это не было противно. И приятно тоже не было. Это было просто никак.

Влажный язык, кислый привкус сигарет – должно быть они недавно курили с мальчишками в туалете. Он просто слюнявил мне губы и тыкался наугад языком, ощупывая мои дёсны и зубы. Было просто как-то тупо. Никаких эмоций. Никакого удовольствия. Никакого восторга от чьей-то близости, чужого тепла. Просто влажность и непривычные хлюпающие звуки. Совсем не то, что я ожидала. Вот таким и был мой первый поцелуй.

Лёшка, честно говоря, повёл себя как придурок. Пока я пыталась сообразить, что это всё значит: мы что, вроде как теперь пара, да? Или что всё это означало? Он внезапно выдал:

- Рит, ты это. Не бери в голову. Ты правда классная. Ты друг вообще отличный. Просто мне любопытно стало – с тобой целоваться, это почти как с парнем,… - я всё с тем же выражением полнейшего ступора молча слушала его сбивчивую речь и наблюдала, как щёки Лёшки едва заметно краснеют. - …Ты не подумай ничего. Не то чтобы мне хотелось с парнем поцеловаться. Ты же всё-таки девчонка. Просто такая… Ну не как все, понимаешь. И мне стало любопытно.

- Проехали… - на выдохе прохрипела я и соскочила с парты, на которой мы сидели.

- Рит. Ты только не обижайся, ладно. Ты отличный друг. А хочешь, я тебя нормально целоваться научу. По-дружески. Мне не сложно. - продолжал он тараторить мне в спину.

- Спасибо. Не надо. – сквозь зубы прошептала я и вылетела из кабинета.

Да глупости это всё! Враньё! Про это окрыляющее чувство от поцелуя! Будто сердце вот-вот вырвется из груди, про дрожь и мурашки во всём теле! Обман! Не правда! Ничего подобного и близко не было. Было просто никак. Корявый обмен слюной, попытка не столкнуться носами, неловкость и однообразные движения чужого языка, нагло проникшего тебе в рот. Что в этом может быть приятного?

Так я думала, отчаянно пытаясь умыть раскрасневшееся от переживаний лицо.

А парни? Что в них такого особенного? Почему каждая девчонка так сходит с ума и превращается в чокнутую сопливую дуру, как только у неё появляется парень? Не понимаю. Вроде была нормальная девочка, обычная. А как только у неё появился «свой» парень, так сразу начинается вся эта дурь по типу «Он мне не позвонил, я проплакала всю ночь». «А он назвал меня котёнком и сказал, что любит. Я всю ночь не спала – писала ему смски». Да что за бред-то такой? Не понимаю. Они обычные. Они ничем не лучше. Они такие же глупые иногда, а зачастую даже чаще. Они неплохо разбираются в машинах и с ними можно поиграть в футбол, они хорошие друзья, но порой их самомнению просто нет границ. Они обычные. Они ничем не отличаются от девчонок.

То, что парни от девчонок всё же отличаются, я поняла только на выпускном.

Я и до этого внимательнее изучала окружающих меня девушек – оценивала их фигуру, сравнивая со своей. Но никогда и в мыслях ничего подобного не было. Они такие же, как я. Про то, что есть девушки, которые любят девушек, я, конечно же, знала. Но мне почему-то не приходило в голову, что это про меня. Я была нормальная. Правда. Хотя, наверное, звучит как-то не правильно. В общем, я просто не думала о такой возможности.

А на выпускном…

Я наотрез отказалась от платья. Мама была почти в истерике, но мне удалось настоять на своём. Давила на её практичность. Мол, зачем тратить деньги на платье, которое я надену всего раз в жизни. Лучше купить брючный костюм, который я потом смогу носить в институт или на работу, если придётся. Да и на каблуках ходить я не умею – а какое вечернее платье без туфель на шпильке? Мама почти сдалась. Обратилась за советом к отцу – тот только безразлично отмахнулся – «Да пусть делает, что хочет! Что ты пристала к ней с этим платьем! Она же не в клоунский костюм решила нарядиться».

С большим трудом мне подобрали костюм. Чёрный, в мелкую светлую полоску, с белой парадной рубашкой, на которой, правда, красовались кошмарные рюшки на рукавах и у ворота, но мама была непреклонна – «Что ты совсем как мальчишка!» Пришлось согласиться. Туфли на низком каблуке всё равно натирали – не то, что родные кеды. Накрученные в парикмахерской крупные кудри смотрелись глупо, но меня уже больше не спрашивали.

Я сидела в таком виде на торжественной части в ожидании вручения дипломов и отчаянно желала поскорее смыться оттуда. Одноклассники судачили за моей спиной, знаю. «Ритка, ну, она совсем как пацан! Даже платье не одела. Ну точно лесбиянка».

Мне почему-то было обидно услышать такое. Хотелось возразить им. Может даже ударить придурка Ромку, который сказал это достаточно громко, специально, чтобы я услышала. Но я решила, что буду сильной. Нужно просто немного подождать.

Официальная часть закончилась. А неофициальная – первая взрослая праздничная ночь, с танцами и дозволенным ограниченным количеством спиртного, должна была проходить в кафе. Родители туда тоже приглашались, но я знала, что моих не будет. Лилька была совсем маленькая и ещё у неё зубки резались, плакала и почти не спала – мама не хотела оставлять её на всю ночь у бабушки. Папа остаться один тоже не захотел. С меня взяли клятвенное обещание много не пить и вернуться после рассвета вместе со всеми. «Чтобы без эксцессов там, ну ты поняла…» - сурово заметил отец, хотя я знала, что по большому счёту он мне доверят и на сто процентов уверен, что буду вести себя достойно. Поводов сомневаться в моей рассудительности у них никогда не было.

Вот только я и сама не знала, что слова Ромки и перешёптывания других одноклассников меня так заденут. Было обидно чуть не до слёз. Хотя нет. Парни не плачут. И я не должна.
В кафе всем кроме меня было весело. По правде, поначалу мне было совсем паршиво. Хотелось разорвать этот дурацкий костюм и окунуть голову в ведро с водой, чтобы уничтожить эти кошмарные кудри. После пары бокалов красного вина стало немного легче.

Сначала мы просто пили за наш дружный класс, за самый лучший выпуск, за прекрасных дам (мальчишки гордо встали, уже расплёскивая вино из бокалов на платья этих самых «прекрасных дам»). Кажется, мне стало комфортнее. Обида на Ромку постепенно проходила, голова становилась немного тяжелой, ноги ватными, а хмельная улыбка уже не покидала моих губ. Я вообще никогда не пробовала спиртное до этого дня. Ну, может, один раз сделала глоток пива в компании – и то, совершенно не понравилось. А тут сразу столько и практически ничем не закусывая, кроме пары долек апельсина. Просто мне изначально было так плохо, что я действительно поставила себе цель напиться. Что ж, цель была почти достигнута.

После первых пяти тостов все пустились танцевать. Я тоже была в толпе танцующих. Сначала было неловко, но Ирка, моя подруга детства (выросли в одном доме и учились в параллельных классах) вытащила меня за руку и не отпускала до тех пор, пока я не сдалась. Тело после вина стало податливым и неплохо двигалось в такт музыке. А может и плохо, но мне было наплевать.

Дальше было ещё несколько тостов. Мне становилось всё веселее. Мальчишки с удовольствием чокались со мной бокалами, заявляя, что я «Самая охуенная подруга!». «Ритка – ты свой парень!» - кричал во хмелю Ромка и вис на моей шее, а у меня уже ни осталось и следа от прежней обиды. Мне было приятно это слышать. «Мальчишки, вы тоже самые классные!»
А потом был салют. Мы все вывались шумной толпой на улицу возле кафе, которое как раз находилось на небольшой площадке. Внизу, у самого водохранилища запускали фейерверки, и они со свистом взмывали вверх, взрываясь миллионами разноцветных огней на фоне чёрного неба. Вспышки света озаряли наши счастливые лица и затмевали звёзды. Парни стояли большой толпой, повиснув друг на друге, закинув руки на плечи, и я стояла вместе с ними.

Во время салюта я заметила ещё кое-что. Глаза Иришки. Которые смотрели не на небо, искрящееся яркими огнями. Они смотрели на меня. Хмельные, красивые, отражающие не только вспышки света, но и какое-то странное желание. Было тяжело выдерживать этот взгляд. Слишком смущающе. Непонятные чувства застряли где-то между горлом и желудком. Я подняла глаза обратно на небо.

- Пойдём танцевать! – выдала она, как только умолкли залпы салютов и, схватив меня за руку, потащила в обратно кафе.

Я не сопротивлялась. Толпа направилась следом и через пару минут танцпол снова ожил. Музыка пьянила сильнее любого алкоголя. Мне было хорошо. Мы вместе с Иришкой смеялись и двигались в ритме танца. Иногда она так соблазнительно извивалась в своём коротком чёрном платье и выписывала передо мной такие па, что становилось жарко. Впрочем, я ещё не очень понимала, почему так реагирую на её движения.

Но тут музыка стала тише. Ди-джей включил какой-то медляк.

- Парни приглашают девушек, - объявил ведущий, и мы с Иркой замерли, немного смущённо оглядываясь по сторонам.

Танцпол заполняли парочки. Парни старались побыстрее пригласить понравившуюся девушку, хотя девчонок у нас в классах было на порядок больше, чем ребят. Ясное дело, хотели отхватить самых симпатичных. Мне ничего не светило. Я это знала. А потому попыталась быстро ретироваться с танцевальной площадки, дабы не мешаться уже медленно двигающимся в обнимку парочкам.

Парни, осмелевшие от спиртного, крепко обнимали девушек за талию, а те всё ещё по-пионерски осторожно держали руки на их плечах. Правда, с каждой минутой прижимаясь всё крепче, обвивая руками шею. Кое-где танцевали вместе девчонки, заведомо решив, что им пары не хватит – с улыбкой, они кружились и смеялись, толкая соседние парочки, гневно фыркающие на них в ответ. Собравшись уходить, я заметила странное выражение на лице Иришки, когда она поняла, что я собираюсь вернуться за столик. В этот момент к ней как раз подошёл кто-то из одноклассников и предложил потанцевать. Секундное замешательство на её лице и странное чувство грусти у меня в груди. Неужели мне было обидно, что я никому не интересна. Или…?

Но прежде чем я успела ускользнуть с поникшим видом, тонкая ручка с силой вернула меня на танцпол:

- Стас, я с Риткой танцую. Не мешай, - ухмыльнулась Иришка и прижала меня к себе. Я на миг замерла. - Не против?

Да я только и могла глупо улыбаться, с трудом понимая, что чувствую. Сердце билось как-то слишком быстро.

- Конечно, нет, - улыбнулась я и положила руки на её тонкую талию. Ришка обвила мою шею и прижалась, некрепко, но её пышная грудь коснулась моей. И от этого прикосновения стало как-то совсем уж не по себе.

- У нас с тобой выпускной, представляешь? – бормотала Иришка, положив голову мне на плечо. – Рит, как быстро время летит! Я вроде только вчера в первый класс шла. С этими огромными гладиолусами, выше меня ростом. А у тебя маленький букетик из роз был, помнишь? Как у невесты.

- Да? Я не помню, - хрипло прошептала я, чувствуя, как всё пересохло в горле. Я и правда не помнила. Ни Иришку с её гладиолусами, ни свой букет. Так, в общих чертах, по фотографиям.

- Рит. А я в Москву поступать буду, - продолжала Ира.

- Я знаю, ты говорила.

- А как же наша дружба? – она всё также не отрывала головы от моего плеча, и я чувствовала её тепло своей шеей.

- Ну ты чего, Риш. Мы всегда будем подругами. Ты же будешь приезжать после сессий. И звонить всегда можешь, и писать. Ну ты чего?

- Ну да, - тихо отозвалась она, прижимаясь ко мне крепче. Только сейчас я начала ощущать, насколько сильно у меня вспотели ладони.

Мелодия затихла и снова сменилась ритмичными басами клубной музыки.

- Продолжаем веселиться! – скомандовал ведущий, и я невольно разомкнула руки. Ирина оттолкнулась от меня, пристально заглядывая в мои глаза. А я была всё такой же растерянной. И совсем не понимала что происходит. Вернее не так. Начинала понимать, но не хотела этого. А взгляд Иришки был совсем уж какой-то необычный. Немного пьяный, но с хитринкой.

- Пойдём!

- Куда? – успела произнести я, прежде чем Иринка, уже привычно схватив за руку, потащила меня к столикам.

- Мы должны выпить за нашу с тобой вечную дружбу! – заявила она, но подхватив со стола недопитую бутылку вина, направилась к выходу из кафе.

- А зачем мы идём на улицу?

- Тшш, пошли, - Ирка незаметно проскользнула мимо разговаривающих в холле завуча и химички, припрятав бутылку в складки своей короткой, но пышной чёрной юбки.

- Арсеньева? Ты куда? – раздалось у меня за спиной. Мне так легко пройти мимо «охраны» не удалось. Завуч конкретно взяла меня в оборот.

- Марь Семённа, да я… - ни одной умной отмазки в голову не приходило, а ещё после вина язык как назло заплетался.

- Она мне помочь должна. У меня застёжка на лифчике расстегнулась, - в двери просунулась светловолосая голова Иринки.

- Ну идите в туалет – пусть там поможет, - чуть оторопела от такой откровенности наша вечно хмурая завучиха.

- А там все кабинки заняты – кого-то из девчонок тошнит. А в последней вообще, по-моему, кто-то из мальчишек заперся с Катькой из 11 «В», – выдала Ирка, а я едва успела скрыть смешок.

- Ох, ты ж господи! Паразиты такие! Ни на минуту оставить их нельзя! – Мария Семёновна на пару с химичкой кинулась к туалетам, а мы, сдерживая смех, выбежали на улицу.

Ночь встретила нас освежающей прохладой.

- Садись, - Иринка плюхнулась на лавочку в тени деревьев и утащила меня за собой. – Что ты такая хмурая? У нас же праздник! Вы-пуск-ной, - по слогам проговорила она, а я как-то глупо улыбалась и смотрела на неё.

- Я помню. Всё нормально. Просто…

- Что просто? – спросила Ирка, продолжая прожигать меня своим пристальным взглядом.

- …Просто… костюм этот меня бесит. И причёска дурацкая. Не нравится мне совсем.
Ирка рассмеялась, а я по-прежнему чувствовала, как сердце бешено бьётся где-то на дне желудка.

- Ритка, ну ты как всегда. Иди сюда, - она притянула меня к себе, и я настороженно замерла, ожидая, что именно она собирается сделать.

Но Иришка только сняла со своих, забранных в изящный пучок, светлых локонов маленькую невидимку с разноцветными камушками и, повозившись несколько секунд с моими волосами, закрепила их на затылке. А потом сняла с меня пиджак и закатала рукава рубашки под три четверти, скрыв тем самым ненавистные мне рюшки. Я не сопротивлялась, просто молча ждала, что будет дальше. Ирка скептически оглядела меня с головы до ног, а потом будто словила озарение, щелкнула пальцами и принялась рыться в своей маленькой чёрной сумочке, перекинутой через плечо на длинной красивой цепочке.

- Вот! – победно выдала она, извлекая оттуда тонкий чёрный галстук и пристраивая мне его на шею, попутно расстегнув пару верхних пуговиц рубашки.

- Откуда это у тебя? – удивлённо смотрю на Ирку.

- Это Витька попросил посторожить, пока они с Диманом брейк танцевали.

- А Витька с Диманом танцевали брейк?

Иришка только рассмеялась в ответ.

- Рит. Ты такая смешная. Ничего вокруг не замечаешь.

И почему-то от этих слов мне стало совсем не по себе. Будто они значили что-то совсем другое.

- Смотри. - Ритка внезапно встала и подвела меня к стеклянной витрине кафе.

В стекле отражался совершенно мальчишеский образ. Невысокий, худенький, в белой рубашке с закатанными рукавами, с тонким галстуком, декоративно брошенным на шею ослабленной петлёй, в чёрных брюках, подчёркивающих стройность ног. И с тёмными русыми волосами, короткими и немного вьющимися. А рядом стояла красивая девушка в чёрном платье и улыбалась своей невероятно красивой улыбкой. И почему раньше я этого никогда не замечала?

- Ира, я…

Едва я успела повернуть голову в её сторону, как наши губы столкнулись в поцелуе. Я не знаю, как она успела оказаться так близко. Но только в эту минуту меня словно током прошибло. Аромат её сладких духов ударил в нос, а губы… Их будто огнём обожгло.

Её ладони осторожно коснулись моих мелко вздрагивающих плеч, а губы продолжали нежно целовать, прося о большем. И я поддалась.

Сначала немного, а затем всё увереннее отвечая на поцелуй. Она не была настырной – её язык осторожно знакомился с моим, нежно лаская, заставляя расслабиться и почувствовать то, чего раньше я и представить себе не могла. Нежность, такая горячая, от которой плавишься, растворяясь в этом поцелуе. Её руки стали чуть смелее, обвиваясь вокруг моей талии, прижимая меня всё крепче. Но и я теряла контроль над собой. Мои ладони будто жили своей жизнью. Они гладили её спину, поднимаясь вверх по позвоночнику, ласкали кожу на затылке, пропуская меж пальцев крупные светлые локоны, выбившиеся из причёски. Я целовала её. С не меньшим желанием. Это было что-то совершенно невероятное. Её запах, её вкус, её ласки, сводящие с ума, заставляющие колени подгибаться, а сердце бешено стучать где-то в висках.

Это было приятно. Это было восхитительно. Не сравнимо с мужским, грубоватым Лёшкиным поцелуем. Тогда не было никаких эмоций, а сейчас – сознание отключалось, словно от бешеной порции алкоголя. Она опьяняла меня быстрее любого вина. Иришка. Моя подруга детства. Подруга…

Но я понимала, что как только этот поцелуй оборвётся – сознание снова включится и начнёт свою мучительную работу по восстановлению контроля над ситуацией.

Так и произошло. Стоило её губам на миг отстраниться, чтобы глотнуть воздуха, как моя рука стремительно встала между нами, упираясь ладонью ей в грудь. Осознав это, я смутилась ещё сильнее и отступила на шаг назад.

Что я делаю? Почему я целуюсь с девушкой? Почему мне это нравится? Это же Ирка. Моя Ирка. Самая весёлая и безбашенная девчонка, с которой мы росли вместе, с которой вместе прошли путь от песочницы до выпускного бала. Она всегда была красавицей, но почему я лишь сейчас заметила, насколько она красива. И почему я вообще должна испытывать такие волнительные чувства по этому поводу?

- Ириш… Это… Я…

Она стояла молча. Чуть опустив погрустневший взгляд, но всё равно улыбалась. Я вообще не помню, чтобы с её лица хоть когда-нибудь сходила дружеская улыбка. Да, мне всегда нравилась её улыбка. Просто я как-то об этом не задумывалась. А она? Я ей нравилась?
Сейчас я думаю, что знаю ответ на этот вопрос, но тогда в голове был полнейший сумбур. И не от вина, а от передозировки эмоций. Я целовала девушку и мне нравилось. Значит ли это…

- Рит. Пойдём танцевать, пока ночь не закончилась, - Иринка преспокойно взяла меня за руку и потянула за собой в кафе, не поднимая взгляда.

Мы танцевали ещё около получаса. Она улыбалась. Как всегда красивая, весёлая. Но с той минуты какая-то другая. Соблазнительная, притягательная, близкая. Но грустная. Я видела, как грустят её оливковые глаза. Что творилось в тот миг у неё в голове? Да мне тогда и в своей разобраться было не под силу. Я просто танцевала, не сводя с неё взгляда, а она прятала глаза где-то в пустоте. Так закончился наш выпускной бал.

Мы встречали рассвет разбившись на небольшие компании, по пять-шесть человек. Я естественно оказалась в окружении «своих» парней, с которыми мы вместе катались и гуляли ещё класса с девятого. Некоторые шли на набережную уже парочками, обнимая друг друга за плечи. Девушки, немного усталые, с босоножками в руках, укрытые мужскими пиджаками и парни – хмельные, весёлые, вдыхающие воздух полной грудью. Оставляли комментарии и пожелания для общего видео, клялись в вечной дружбе, делились планами на будущее. Димка прокричал что-то про то, как построит свой скейт-парк и пригласит нас всех там кататься. Гордо завил, что будет поступать в строительный. Лёшка его поддержал.

- Ритка, а ты куда?

- Педагогический. Изобразительное искусство, - улыбнулась я, закидывая пиджак за плечо.

- А я тоже в пед! Только на физ-мат! – повис у меня на шее Стас.

Мальчишки смеялись и по-дружески толкали друг друга. Показались первые солнечные лучи. Мы встречали этот знаменательный рассвет, стоя у самого края, над водой. Вместе. Повзрослевшими? Едва ли. Хотя всем нам очень хотелось так думать. Мы встречали рассвет вместе. Всё те же старые приятели, которые хоть и клянутся в вечной дружбе, прекрасно понимают, что жизнь многих уведёт своей дорогой. И только самые преданные останутся вместе. Но уже станут другими. Я начала свой «другой» путь в ту ночь. А человека, показавшего мне эту дорогу, с нами уже не было.

Иришка не пошла на набережную. Ещё за пару часов до рассвета, родители увезли её домой. Утром её ждал поезд до Москвы.

Конечно, она ещё не раз возвращалась в родной город. Большую часть того лета, по словам её бабушки, она провела где-то на юге, а в середине августа уехала заселяться в общагу.
Поступила. Кто бы сомневался.

Со мной она больше не виделась. Мне так и не представился случай спросить, действительно ли она всё это время была в меня влюблена? По электронной почте задавать такой вопрос я не захотела. Да и зачем мне знать ответ? У меня и так появилось слишком много тем для размышлений.

Через пару лет на её страничке в социальной сети я увидела, что она встречается с девушкой. Красивая. Ничем не уступает самой Иришке, которая почти не изменилась со школы.
Я к тому моменту всё ещё стояла на распутье. То принимая, то снова отталкивая ту часть себя, которая тянулась к девушкам. Я почти смирилась с этими тараканами в голове. Постоянные мысли выматывают. Одиночество леденит сердце. Стены душат. Рисование больше не радует и не приносит успокоения. А ещё эти проклятые тополя и ты.

Та, кто издевается надо мной, сама об этом не подозревая. Та, кто скрашивает моё одиночество. Та, кто даёт ответы, которые я не хочу слушать.

Я просто боюсь понять, что я впервые влюбилась.

В тебя влюбилась.

Часть 4.

Эскиз почти закончен. Мне не нравится, но какая разница? Завтра обещают дождь. Я, наверное, поеду сдавать зачёт. Во всяком случае, очень на это надеюсь. Нет сил больше сидеть взаперти.

Вздрагиваю.

Потому что краем глаза замечаю движение в твоём окне. Иногда мне кажется, что у меня во взгляде есть запасной фокус, который всегда направлен на твои окна. Я жду, что ты появишься.

Сегодня чуть раньше обычного. Девять утра. Я рисую всегда рано утром. Пока не так душно. Мольберт установлен напротив окна, и я уже пару часов мучаю его кисточкой. Потому что снова рисую без вдохновения.

А ты опять забралась на любимый подоконник. Куришь. Сегодня волосы забраны в высокий хвост, но всё так же восхитительно вьются. У тебя очень красивая линия скул. Ты вообще очень красивая, знаешь?

Любуюсь тобой. В этот раз осторожно, не подходя близко к окну и не сдвигая в сторону тюль, чтобы было лучше видно. На улице нет ветра, пух ещё кое-где лежит стройными рядами вдоль бордюра, но уже не летает в воздухе хлопьями летнего снега. Ласковое солнце золотит твою кожу. Ты подставляешь лицо его лучам и не смотришь в мою сторону. Словно не было вчерашнего столкновения. Словно ты и не задумываешься о моём существовании. Но я всё помню. Помню, как сердце чуть не вырвалось из груди, когда ты на меня посмотрела.

Докуриваешь сигарету. Тушишь.

Сейчас ты уйдёшь, и до завтра я опять тебя не увижу.

Огонёк зажигалки. Вторая сигарета.

Вторая?

Ты никогда раньше не курила по две за раз. С чего бы это? Может, ты чем-то расстроена? Не похоже. Всё та же беззаботная полуулыбка на лице. Всё тот же взгляд, обращённый в небо. Может, я чего-то не замечаю?

Отодвигаю занавеску и подхожу ближе к окну. Ещё хоть на пару сантиметров ближе, чтобы постараться рассмотреть твои глаза. Будто это возможно. Но с тобой точно всё в порядке.

Глаза.

Как яркая вспышка. Когда они внезапно перекидывают свой взор на тебя.

Снова… Снова это чувство. И она снова смотрит на меня.

Девочка, что же ты делаешь? Не смотри. Не надо.

Щёки наливаются пунцом, и хочется отвести взгляд, но я вдруг замечаю, как она отворачивается куда-то в сторону, убирая сигарету. Однако не уходит с подоконника.

«МАРИНА»

Ладонью прижимает к стеклу обычный белый листок, на которым забавными неровными буквами написано это имя. Чёрным маркером, крупно – не составляет труда прочесть.

Марина.

Это твоё имя?

Зачем ты написала его?

Почему ты улыбаешься? И что я должна сделать в ответ?

Пару секунд замешательства. Должна ли я написать своё имя? Что за глупость. Зачем? Зачем она это сделала?

Вопросы и дальше продолжали бы мучить меня, если бы не очередное движение в твоём окне, заставившее меня поднять глаза.

Ты встрепенулась словно птичка, убирая за собой листок. Похоже, кто-то пришёл. Пару ловких движений и ты закрыла форточку, а затем соскочила с подоконника, на скорую руку задёргивая тюль. Не прощаясь и не глядя в мою сторону. Кажется, тебе было не до этого.
Родители вернулись?

А если бы ни что не помешало, как бы ты себя повела? Дождалась бы моего ответа? Был бы он?

В голове сплошной кавардак. А ещё сердце. Бешено выстукивающее ритм её имени. Марина.

***

Сижу напротив письменного стола и уже несколько минут неотрывно смотрю на обычный белый листок бумаги. Стройными большими буквами на нём красуется надпись. «Рита».

И зачем я на него смотрю?

Зачем вообще заготовила его?

На случай, если ты снова появишься в окне. На случай, если взглянешь в мою сторону. На случай, если тебе всё ещё интересно узнать, как меня зовут.

Но зачем?

Какая же ты странная. А я?

Ты ничуть не смутилась, когда поняла, что я разглядывала тебя. Тебе не стыдно демонстрировать свою наготу. О да, тебе уж точно нечего стыдиться! Ты прекрасна!

Но зачем ты мне сказала своё имя? Не похоже, чтобы тебя интересовало в этом мире хоть что-то кроме неба и утреннего солнца.

Ты сама как солнце.

Тёплая, живая, настоящая. Я такой тебя чувствую. Я хотела бы чувствовать тебя ближе. Рядом. Тебя в руках, тебя губами, тебя в себе.

Какой же бред лезет в голову.

Комкаю бумажку.

Зачем?

Я не знаю, какая ты, Марина. Я хочу узнать. Но я слишком боюсь правды. Потому что слишком поздно. Я успела в тебя влюбиться.

***

В эту секунду в твоём окне снова распахнулись шторы.

И снова ты.

В этот раз в коротких джинсовых шортах и как обычно топлесс. Интересно, спишь ты также без одежды? Наверное, да. Ведь по ночам я тоже видела тебя пару раз, курящей на своём подоконнике.

Вьющиеся золотистые волосы укрывают твою прекрасную грудь – подтянутая, не самый большой размер, но мне так даже больше нравится. Хочется представлять, как её осторожно прикрывают мои ладони, как губы робко касаются сосков… Чёрт! Я знаю. Знаю, что это невозможно. Но что я могу с этим поделать!

Лучше бы ты никогда не курила напротив моих окон! Лучше бы я тебя не видела! Лучше бы полил дождь! Проливной, с грозой. С громом и молнией. Лучше бы стихия гневом оскорблённой природы обрушилась на мою голову и подарила мне глоток воздуха, глоток свободы. Позволила бы избежать этой сладкой пытки. Избежать этого мучительного любования тобой.

Марина.

Солнце.

Это ты призываешь солнце.

На небе лениво проплывают белые облака. Издеваясь, не обещая ни единой капельки спасительной влаги.

Только солнце.

Моё личное обжигающее солнце.

Вскарабкиваешься на любимый подоконник. Вертишь в руках пачку сигарет. Не прикуриваешь. И смотришь уже не на небо. Ты смотришь на мои окна.

А я не хочу, чтобы ты меня видела. Не хочу.

Я прячусь за тюлем и надеюсь, что ты меня не видишь.

Улыбка.

Твоя лучезарная улыбка. Прикуренная сигарета. Выдох. Серые клубы дыма. Какие же у тебя красивые губы.

***

Ты резко спрыгиваешь с подоконника. Готова поклясться, что ты ещё не докурила свою утреннюю сигарету. Почему вдруг так внезапно? Снова кто-то пришёл?

Но форточка по-прежнему открыта и шторы не задёрнуты. И я, забыв про свою конспирацию, прижимаюсь к стеклу, стараясь рассмотреть, что же происходит там, в сумраке твоей комнаты по ту сторону любимого окна.

Ничего. Никакого движения. И через пару секунд мне не остаётся ничего другого, как вернутся к столу. Скомканный листок бумаги приковывает взгляд. Распрямляю его. Осторожно. Помятый. Как и моё подсознание, усталое от вечной борьбы с самим собой.

Оно хочет свободы, любви, понимания.

И почему я не могу позволить дать самой себе надежду?

***

Стук в дверь. Странно.

Отец должен был вернуться не раньше вечера, а сейчас ещё только утро. Десяти даже нет. Мама с Лилькой вообще в деревне до конца недели. Может, соседка? Снова пробки выбило?
Нехотя плетусь в коридор, попутно окидывая недовольным взглядом собственное отражение в большом зеркале, висящем на стене.

Грустный мальчишка. Нахмуренные брови, едва заметные из-под рваной косой чёлки, чёрные волосы забраны в небрежный хвостик. Футболка, не по размеру большая, как обычно испачканная в краске. Я давно использую её вместо тряпки. Домашние джинсы на бёдрах. Впрочем, эти выпирающие кости разве можно назвать бёдрами? Кстати голубая джинса тоже запачкана краской – зелёные, синие пятна ещё со времён «Тополей», а вот оранжевые пятна – это уже элементы сегодняшнего натюрморта. Отлично. А я ведь люблю эти джинсы, они не зауженные, длинные, даже слишком, оттого и волочатся штаниной по полу, растрепавшись бахромой. В них ноги кажутся не такими тоненькими. Хотя в моём случае всё равно – хрупкая тростиночка. Так и кажется, что одним прикосновением переломить можно. Можно, не сомневайтесь. Особенно, когда ты уже сам порядком надломлен.

Снова стук.

«Иду, иду» - нервно, но забывая произнести это вслух.

Открытая дверь.

А на пороге. Ты.

***

Часть 5.

- Пойдём, погуляем, - и совершенно невозмутимая улыбка на лице.

Только я тебя слышу как будто издали, суть слов отчего-то не доходит до сознания. Я всё ещё в лёгком ступоре. Да нет, не в лёгком. Я в конкретном шоке.

Ты здесь, возле моей двери? Что ты здесь делаешь?

Не могу оторвать от тебя глаз. Впервые так близко, что уже ощущаю волну тепла, исходящую от тебя.

Ты солнце. Ты самое настоящее солнце – его яркий лучик, запечатанный в человеческом теле. В прекрасном теле.

Вблизи ты ещё прекраснее. Стройные ноги, само изящество. Ты выше меня на полголовы, но большую часть разницы создают туфли. Серые, замшевые. На высоком каблуке. Как ты не падаешь с них? Стоишь так уверенно. Короткие шортики. Всё те же, джинсовые, потёртые на карманах. Только теперь ты одета. Так непривычно видеть тебя одетой. Футболка, бледно-розовая, с каким-то принтом. Она свободно струится по твоему телу, обнажая правое плечо и будоража воображение чуть просвечивающейся грудью, ведь белья на тебе нет, я вижу. Впрочем, я столько раз видела тебя обнажённой, что для меня эта лёгкая футболка не препятствие. Но я не разглядываю твоё тело слишком пристально. Я видела его много раз. Слишком много. Меня сейчас гораздо больше интересуют твои глаза. Серые? Голубые? Никак не могу понять. В полумраке они так сверкают и дают едва не фиолетовый отблеск. Так вот что они называют сапфировыми глазами? Раньше я никак не могла понять. А теперь понимаю. Теряюсь в гранях этих сияющих драгоценных камней и понимаю.

А ты улыбаешься, пока я, не в силах с собой совладать, ласкаю взглядом твоё лицо.

- Пойдём? – переспрашиваешь ты, и я вздрагиваю, будто впервые услышав твой голос. Но ведь ты уже что-то говорила. И почему он не удивил меня в первый раз? Мне показалось, что я его слышала. Уже давно. Много-много раз. Может я действительно слышала его в своих снах. Девочка, ведь ты частенько заглядывала в них, знаешь? И этот голос в точности такой, какой я себе представляла. Мелодичный, мягкий, томный.

- Ответь хоть что-нибудь, - смеёшься ты, ничуть не смущаясь неловкой паузы. Я начинаю заливаться краской и смотреть в пол. Как, должно быть, глупо я смотрюсь. Глазею как ненормальная и молчу, даже не пуская её на порог.

Но что она здесь делает. «Пойдём, погуляем..» - вспоминаю, наконец, я и тут же выпаливаю.

- Мне нельзя!

Осекаюсь. Это прозвучало слишком резко, да? Что она обо мне подумает? Полу мальчик в заляпанной краской одежде, с неадекватным взглядом, молчит, краснеет, а потом резко выдаёт что-то подобное. Ну, бред же.

- Нельзя? – спокойно переспрашивает она, и улыбка на миг покидает её лицо. Но только на миг.

- У меня аллергия, а там пух. Тополиный. Мне нельзя на улицу.

Улыбка вернулась. Я замечаю это сквозь завесившую мой взгляд чёлку.

- Тогда, может, пригласишь меня на чай? – смеётся Марина, а я удивлённо поднимаю глаза. И сердце так бьётся, что сейчас проломит рёбра. Мне кажется, я сплю, а она мой самый сладкий сон. Приторно сладкий. На грани пытки.

***

Я правда это делаю? Закрываю дверь, провожая взглядом её хрупкие лодыжки. Она сбрасывает туфли в коридоре и, внимательно оглядываясь по сторонам, проходит вперёд. Идёт в мою комнату, безошибочно определяя направление. А я всё стою, опираясь спиной о дверь, и пытаюсь унять сердце. Только мысли в голове проносятся ураганом, и ни одна из них не находит ответа. И не найдёт, пока я не шагну следом за ней в свою комнату.

Что же это такое?

- Ты рисуешь, – слышу её голос и делаю этот нелёгкий шаг внутрь комнаты. - …Рита? – добавляет она и вернувшееся на миг самообладание снова разбивается на осколки.
«Откуда ты…?» - не обязательно произносить, всё написано в моих испуганных зелёных глазах.

- …Мне нравится имя Рита, красивое, - продолжает она, оборачиваясь ко мне и раскатывая по груди тот самый помятый листок с моим именем.

Ну да, конечно.

- И ты красивая… - полушёпот, лёгкий, как будто невзначай, только прежде чем мозг успевает что-то осознать, щёки уже загорелись краской. – Ходишь в художку? – будто светский разговор двух старых подруг.

- Нет. Я в вышке уже, - смущённо прикрываю лицо ладонью, делая вид, что поправляю чёлку. Не удивительно, должно быть она приняла меня за школьницу.

- Правда? – так и есть – её изящные тоненькие бровки взмыли вверх. Не ожидала, что я уже студентка? Выгляжу как школьница. Даже больше как школьник. Интересно, когда она шла сюда, она понимала, что я девушка? Вроде бы удивления в её лучистых глазах не было, когда стояла на пороге. Ну, хорошо. Пусть её удивляет только мой возраст. Но что ты здесь делаешь, девочка? Я не понимаю… Я боюсь понять.

- Да. Пед, изобразительное искусство, третий курс.

- Даже так? – Марина ничуть не скрывает удивления и продолжает невозмутимо улыбаться, подхватывая один из апельсинов, лежащих в вазе для натюрморта. Её изящная ладошка подкидывает ярко-оранжевый фрукт вверх и ловит его на лету.

- А я экономистом должна была стать. Один курс только выдержала и ушла.

- Куда? – спрашиваю, а сама никак не могу понять, почему мы так преспокойно беседуем, будто хорошие знакомые. Ненормально это.

- Парикмахером работаю, чуть больше года, - Марина отвернулась. Её взгляд был явно обращён на собственные окна. О чём ты думаешь? Пытаешься представить, какой я видела тебя отсюда, из своей личной клетки? - А хочешь, я сделаю тебе креативную стрижку?
Пару быстрых шагов и она оказывается так близко, что я вздрагиваю от прикосновения её тёплых пальцев. Они проходят через мои ломкие прямые пряди, словно лучи солнца.
Что ты делаешь? Кто ты? Кто я?

Тишина. Но совсем другая. Не как раньше – пустая, одинокая. Тишина в её присутствии тёплая, наполненная какой-то музыкой, беззвучной, но красивой. Она такая красивая. Её нежные руки, я чувствую их тепло. Лёгкое прикосновение к моей щеке вызывает спокойные, ленивые мурашки по всему телу, успокаивает, одурманивает, обманывает. В её сапфировых глазах искрит само счастье, а губы... Те самые губы, которые каждое утро ласкали кончик сигареты. Которые насиловали моё сознание – бесконечно далёкие, до дрожи желанные. И потому сейчас, когда она так близко. Так… Близко… До боли в рёбрах.

Я целую её.

Припадаю к её губам в отчаянной мольбе о помощи. За спасительным глотком воздуха, пока не стало совсем жарко. Глаза закрываются, чтобы сопротивляться её свету. Такому тёплому, такому нежному.

И боль пронзившая тело в эту секунду отступает. Потому что она отвечает.

Часть 6.

Вы когда-нибудь целовали солнце?

Держали его в своих ладонях?

Губы горели огнём. Потому что я не смела даже мечтать о том, чтобы однажды она оказалась здесь. В этой комнате, которая больше не вызывала у меня ненависти. Серые обои и старые фотографии заиграли столькими оттенками. Это всё она. Она превращала тьму в чистый свет, холод в тепло, одиночество в счастье. Пока она рядом, ничто не имело значение. Только её губы, творившие со мной это безумие.

Мы так и стояли посреди комнаты. Две безумные, две одержимые. Она – такая горячая, желанная и впервые такая близкая. И я, сдавшаяся без боя, потерявшаяся в причинах и следствиях. Наши тела знакомились друг с другом стремительно, жадно, без перерывов на дыхание. Я хотела чувствовать её каждой частичкой своей измученной души и не пускать ни одну чёртову мысль в сознание. Пожалуйста, пусть этот поцелуй никогда не оборвётся и не придётся ломать голову над тем, что происходит с нами.

Она пришла сюда. Я впустила. Мы обе виноваты в том, что сейчас происходит.

Но к чёрту! Ты только не отрывай своих губ, умоляю.

И ты не отрываешь. Ты обхватываешь ладонями моё лицо, чуть наклоняя голову. Я держу тебя в своих руках, хотя и не помню, как обхватила тебя за талию. Как прижала крепко-крепко. Ты, наверное, чувствуешь мои кости, да? Тебе неприятно? Не похоже. Совсем не похоже. Ты целуешь меня. Страстно, горячо, жадно. Вылизываешь своим влажным языком мой пересохший рот. И улыбаешься, клянусь, ты улыбаешься даже в поцелуе.

Девочка, не смейся надо мной, пожалуйста. Я едва стою на ногах, эта дрожь в коленях делает меня совсем беспомощной. Это ты делаешь меня беспомощной.

Твои губы отстраняются, и я в панике хватаю ртом воздух, силясь их найти. Открываю глаза.
Ты не улыбаешься больше. Но в твоих сапфировых глазах – пожар. Огонь, жар тысячи солнц! Мне страшно. И в то же время этот неистовый взгляд не позволяет мне пошевелиться, не позволяет думать о чём-либо, кроме твоей невероятной, пугающей красоты.

Ты отходишь на полшага и будто любуешься мной. Зачем ты так смотришь на меня? Пытаешься доказать мне, что я красивая? Я так не думаю. Я не такая, как ты. Я запуталась. Я не знаю, кто я такая.

А ты касаешься своими быстрыми тонкими пальчиками пояса моих джинсов и притягиваешь к себе, так что я буквально врезаюсь в тебя своими выпирающими рёбрами. Мне так неловко, но ощущать твоё тепло – это эйфория. Я просто не могу ни о чём думать, когда ты так близко, что сердце ищет пятый угол. Поцелуй меня, пожалуйста.

И ты целуешь. Снова так, что перехватывает дыхание. Закрываю глаза, отдаваясь этому наслаждению. Твои руки. В этот раз они владеют мной безраздельно, властно, уверенно. Они забираются под футболку и гладят спину – пальчики обрисовывают каждый выпирающий позвонок, а я просто не могу найти в себе силы, чтобы отнять руку от твоих волос. Какие они мягкие, как шёлк. Нет, гораздо мягче. Они блестят в солнечных лучах, легко проникающих в комнату сквозь белый тюль. Но мне кажется, что эти золотистые локоны светятся сами по себе, безо всякой помощи обычного солнца. Я вдыхаю твой запах. Сладкий. Невыносимо сладкий. Как у жёлтой акации, которую мне всегда запрещали нюхать из-за болезни. Может, и на тебя у меня должна быть аллергия? Ты слишком сладкая, ты вызываешь учащённое сердцебиение и затруднение дыхания. Моё тело рядом с тобой сходит с ума в горячке и щёки пылают пунцом. Может, это просто аллергия на тебя? Я знаю, что такое бывает. Аллергия на солнце.

- Посмотри на меня. Рита. Посмотри, - говоришь ты ровно, в то время как моё дыхание, рваное, горячее никак не может восстановиться во время этой лёгкой передышки.

- Я боюсь ослепнуть, - тихо, смеясь тебе в плечо, сквозь слёзы, которые взялись неоткуда и выступили на глазах.

- Рита. Посмотри…

И я поднимаю глаза. Я ловлю её взгляд. Сильный, будто удар током. Я смотрю молча, боясь пошевелиться. А её пальцы внезапно снова оказываются на поясе моих джинсов. Я чувствую, как они пытаются расстегнуть пуговицу, но не отрываю взгляда от её невероятных глаз. Потому что боюсь. Боюсь, что сознание очнётся. Боюсь, что если на миг отведу глаза, то просто испугаюсь и всё оборвётся. Нет. Я не хочу, чтобы это заканчивалось. Мне страшно, но я не хочу. Поэтому просто продолжай.

Но тебе ведь не нужно моего разрешения. Ты высвобождаешь металлическую пуговицу из петлицы и рывком расстегиваешь молнию. И вот уже твои пальцы скользят вниз по моему впалому животу, чуть царапая кожу коротенькими ноготками, под край белья, ниже. Я замерла, я боюсь вздохнуть. Мне стыдно. Мне дико стыдно, оттого что ты касаешься меня там. Но твоё лицо невозмутимо спокойно, и лишь глаза - страстные, до краёв наполненные желанием. Твои пальцы, я чувствую, как они проникают в меня. Осторожно, не сразу. Сначала просто лаская, поглаживая, собирая влагу, которой я истекаю, ощущая жар и невыносимую дрожь где-то внутри. Моё тело само изгибается, стремясь навстречу твоим умелым пальцам, желая, чтобы они оказалась внутри как можно скорее. На уровне инстинкта, а не сознания. Желание, управляющее мной против моей воли.

Ты улыбаешься, видя, что мне сложно держать глаза открытыми. Должно быть, румянец на моих щеках уже выглядит действительно болезненным. На фоне моей обычно бледной кожи. Мне всё труднее стоять на ногах. Не могу. И твоя рука, поддерживающая меня под спину, вряд ли поможет.

Ты всё поняла без слов. Делаешь шаг вперёд, вынуждая меня отступить назад, к кровати, но при этом продолжая ласкать меня между ног. От бессилия я просто готова упасть на не заправленные простыни и смятое у стены одеяло, но ты опускаешь меня осторожно. Я даже не понимаю, как ты это делаешь. Я вообще ничего не хочу понимать. Я просто хочу отдаваться твоим невероятным ласкам. Таким умелым. Ты ведь не первый раз делаешь это с другой девушкой, да, Марина?

Поцелуй. Ещё один. Показавшийся мне самым горячим. Потому что одновременно с твоим языком, проскользнувшим меж приоткрытых губ, в меня проникают твои влажные пальцы. Глубоко. Быстро, но осторожно. И так приятно. Что слёзы проступают в уголках глаз, и я закусываю губы, чтобы сдержать стон. Твои губы. Ты улыбаешься.

- Не закрывай глаза, - шепчет она, и я подчиняюсь. Ресницы дрожат. Всё моё тело покрывается испариной и извивается в ритме её движений во мне. Но я смотрю, не смею оторвать взгляда.

- Глубже… - шепчу чуть слышно, хрипло, с надрывом, и тут же заливаюсь краской, понимая, что произнесла это вслух. Она улыбается. И эта дьявольская ухмылка ей безумно идёт.

- Кха… - рвано выдыхаю, когда её пальцы входят так глубоко и с силой упираются куда-то вверх. «Ещё, ещё…» - бьётся в голове отчаянная мысль, но губы больше не слушаются. Они только хватают воздух, пытаясь найти толи кислород, толи её лицо.

Стон. Который я уже не в силах сдержать, когда её пальцы начинают двигаться во мне ритмично, быстро. Слишком быстро. Мне жарко. Мне так жарко. Я стискиваю губы, вцепляясь ногтями в её плечи, накрывая её руку своей ладонью, чувствуя напряжение мышц и эту сумасшедшую ласку, которую она дарит мне там, внутри. Хочется плакать. И кричать. И хочется прижать её к себе. И не отпускать. Ни на миг.

- Марина… - шёпот в полузабытьи. Улыбка, и я внезапно ощущаю холодную пустоту, там где ещё секунду назад было так нестерпимо жарко.

Распахиваю глаза и вижу, как она усаживается на пятки меж моих раздвинутых бёдер. Лёгким движением стягивает через голову футболку, обнажая свою красивую грудь. Подтянутая, упругая, нежная. Она возбуждена, её налитые затвердевшие соски буквально просятся к губам. И я не могу удержаться. Поднимаюсь на локтях и жадно обхватываю губами, всасывая, покусывая. Удерживаясь на одной руке, другой ласкаю её нежную кожу, сминая в страстном желании чувствовать её, делать ей приятно.

Ты улыбаешься и чуть слышно постанываешь. Откидываешь голову назад, рассыпая волосы по спине, открывая доступ к своей изящной шее. И я тут же припадаю к ней губами, быстрой нежной дорожкой поцелуев добираясь до мочки уха, чтобы слегка прикусить её, не удержавшись. Твои девственные ушки - ни одного прокола. Тебе нравится, когда я там целую, ты вздрагиваешь и впиваешься ногтями мне в руки. А они продолжают массировать твою грудь, осторожно, задевая пальцами такие болезненно твёрдые соски, а потом просто крепко прижимаю тебя, когда твой стон вырывается наружу, я словно теряю остатки разума.

Это ведь впервые, знаешь? Но почему-то мне кажется, я знаю, что нужно делать.
Мои пальцы в который раз хватаются за пояс твоих шортиков, не решаясь переступить границу. Но ты сама помогаешь мне сломать запреты в моём сознании. Неужели они ещё остались? После всего того, что уже случилось? Можно подумать, есть ещё пути к отступлению. Нет. Все мосты давно сожжены. Твоим пламенем.

Вниз. Ты резко дёргаешь мою руку, вынуждая прикоснуться ко внутренней стороне бёдер. Они такие горячие. Но там ещё горячее.

- Там, пожалуйста… - шепчешь мне в самое ухо, и я просто не могу тебя ослушаться. Любая твоя просьба превращается для меня в приказ. Я не снимаю с тебя шорты, я просто чуть отодвигаю мешающую ткань, вместе с бельём и мои пальцы тут же проскальзывают в твоё горячее влажное лоно. Стон. Твой? Мой? Одновременно. Я просто не могу иначе передать свой восторг.

Девочка моя, какая же ты горячая. Ты хочешь этого не меньше, чем я. Ты тоже плавишься от этих эмоций. И я так хочу, чтобы тебе было хорошо. Я никогда не делала этого для другой девушки, но ведь нет никакой разницы, да? Я просто подчиняюсь этим чёртовым инстинктам, проснувшимся внезапно от одного твоего пьянящего сапфирового взгляда.

Запускаю два пальца глубоко внутрь тебя. Полу всхлип, полу стон – закусываешь губы – тебе хорошо. Двигаюсь в тебе, повторяя те же движения, что пару минут назад совершала ты. Я ведь правильно делаю? Ответом мне служит только рваное дыхание и сдавленный шёпот «ещё»…
Уже три пальца двигаются в тебе, а губы жадно хватают твою влажную кожу, язык скользит по ней, оставляя влажную дорожку вокруг груди. Твои пальцы вцепляются мне в волосы, стаскивая резинку, рассыпая ломкие пряди по плечам, а ты всё шепчешь «да… вот так…» И я просто дурею от твоего хрипящего голоса. Тянусь за поцелуем, и ты сама жадно впиваешься в мои губы, вгрызаясь, закусывая едва не до крови. А после зализываешь их своим нежным язычком.

- Рита, - улыбаешься ты, глядя мне в глаза, и я снова чувствую твои пальцы в себе. Я даже не заметила, как они вошли. Просто ощутила резкий толчок вверх внутри себя и чуть не взвизгнула от бешеной волны наслаждения, ударившей разрядом по телу. Как хорошо!
Я пытаюсь повторить этот трюк с тобой, но ты только терпеливо всхлипываешь, покусывая собственную нижнюю губу, и улыбаешься. Вздрагиваешь от каждого движения, но не перестаёшь ласкать меня, и я тоже не останавливаюсь. Только не сейчас. Так хорошо. Невероятно хорошо.

- Быстрее, - шепчешь мне на ушко, обжигая своим дыханием, и сама же убыстряешь темп. Я подчиняюсь, окончательно теряя рассудок. Я уже не в силах понять, где мои руки, а где её. Кто кого ласкает и когда наши губы сталкиваются в воздухе, чтобы на пару секунд сплестись языками, а затем снова расстаться, не в силах удержать очередной стон. Ты трёшься о внутреннюю сторону моих бёдер, а мне кажется, что каждая из нас ласкает саму себя. Сознание окончательно плывёт. Слишком жарко. Слишком… Жарко…

Крик. Мой крик? Ну да.

Она улыбается, хотя и подёргивается в моих объятьях, в такт движению моего бьющегося в сладостных судорогах тела.

Задыхаюсь.

Просто задыхаюсь. Жадно хватаю ртом воздух, слушая, как колотится сердце в висках.
Это было… было…

- Что это было? – в забытьи шепчу пересохшими губами, когда дрожь переходит в робкие мурашки, а затем и окончательно сходит на нет.

- Ну,… я думаю, ты… - улыбается своими хитрющими сверкающими глазами. Смеётся. Девочка, я готова отдать полмира за твой смех. А другую половину я бы приберегла для поцелуя. Самого настоящего последнего поцелуя. Такого, после которого сердце остановится и больше уже не будет ничего. После которого умирают предельно счастливыми. И неважно, что будет после этой смерти.

Сознание медленно приходит в норму. Осознаю, наконец, смысл её слов. Краска удушающей волной заливает лицо.

- …А ты? – робко, отводя глаза – можно подумать, у меня есть шанс скрыться от твоего смеющегося взгляда.

- Не всё сразу, малыш. Но мне было очень хорошо, правда. Рита, ты слышишь? – берёт моё лицо в ладони и поворачивает к себе. – Очень.

А потом этот поцелуй.

Неужели тот самый? Последний? Ты ведь теперь уйдёшь, да? Последние лучи заката?

Часть 7.

Неспешно натягивает футболку, стоя у окна, а я всё ещё лежу на кровати, не двигаясь. Сил нет. Или просто не хочу прекращать любоваться тобой?

Оглядывает подоконник и мою персональную оранжерею на нём. Тебе хочется покурить? Хочется забраться на свой подоконник? Может, дома ты тоже куришь после страстного секса. С девушками? С парнями? Сколько у тебя их было? Так хочется узнать все ответы прямо сейчас. Только зачем? И в действительности, именно это ли я хочу знать?

- Почему ты пришла? – тихо, хрипло. Мой голос никогда не был таким.

- Тебе понравилось? – спрашивает, не оборачиваясь, лаская пальчиками сочные зелёные листья фикуса. Как будто и не слышала мой вопрос вовсе. Как будто он совсем неважный и вообще не ей адресован.

Пауза. Прохладная пауза в несколько секунд. Ровно до тех пор, пока сапфировые глаза не обернутся, чтобы впиться в меня своим солнечным светом.

Киваю, пристыжено стиснув губы и пытаясь скрыть глупую улыбку. «Если бы ты знала, насколько мне понравилось…» - бьёт мысль по вискам.

- Ты первый раз была с девушкой, да? – говорит со мной, а сама неспешно прогуливается вдоль стены со старыми фотографиями и словно совсем меня не замечает. А я делаю попытку встать.

- Я вообще первый раз… - чуть слышно. Осекаюсь, оттого что голос грозится совсем пропасть. Нервно хватаюсь пальцами за пуговицу на джинсах, стараясь поскорее их застегнуть. Прячу глаза за свесившейся чёлкой.

- Ты серьёзно? – Марина снова оборачивается, и мне нет нужды видеть выражение её лица. Я слышу его по голосу.

- Да, серьёзно…

Нет, в моём голосе не обида. Просто как будто стыдно. Сложно, наверное, поверить, что к 19 годам у меня совсем никакого опыта за плечами? Ну так вот, придётся. Потому что так оно и есть. Смешно. Разве я похожа на девчонку, которая может похвастаться горкой разбитых ею сердец? Я своё собственное и то ни разу его не разбивала. Ребёнок. Все мы остаёмся детьми, ровно до той секунды, пока впервые не подарим кому-то своё сердце. Я не заметила, как стала взрослой. Знаешь, я ведь в тебя влюбилась?

- Марина… - шепчу её имя, сама не понимая, что хочу сказать дальше.

- Это я?

Вздрагиваю и поднимаю глаза.

Ты стоишь возле моей тумбочки с эскизами и альбомами. Открыла, разумеется, самый верхний. А там действительно ты. На самом первом рисунке.

Не рисунок, а так - набросок. Всё не хватает сил его закончить. Только контуры, силуэт. Обнажённая девушка на подоконнике с сигаретой в руке. Конечно, это ты. Но так стыдно произнести это вслух.

- Почему он не законченный?

Молчание. А ты с таким любопытством прожигаешь взглядом листок бумаги, что я теряюсь и чувствую себя как на иголках. Будто ты на меня так смотришь. Нет, не так. На себя, но моими глазами.

- Тяжело соперничать с природой. Она итак создала совершенство, - выхватываю из твоих рук альбом и быстро убираю его в ящик стола.

Ты улыбаешься, едва заметно, но из нас двоих краснею по-прежнему лишь я.

- Спасибо, - а потом неспешными шагами в сторону двери.

Ты уходишь? Сейчас? Уже?

Глупые вопросы. Ты уже надеваешь туфли. Снова такая высокая и эти невероятные длинные ноги. Красивая. Такая красивая. Скажи, я что-то сделала не так? Так пусто внутри. До твоего прихода эта пустота была совсем другой. А теперь в ней страх. Страх, что я больше никогда к тебе не прикоснусь. Плакать хочется. Хочется просить тебя остаться. Но я совсем запуталась. Я ничего не понимаю. Я не знаю, что именно должна сказать. Я ничего не знаю.
Замираешь в дверях. Оборачиваешься.

- Следующий раз я посижу там подольше… Чтобы ты успела закончить картину. Договорились?

А потом просто наклоняешься, ловя мои губы. Они сами размыкаются тебе навстречу. Но этот поцелуй слишком короток, чтобы утолить всю мою копившуюся годами жажду.

Улыбаешься. Ты улыбаешься даже в поцелуе. И твои глаза искрятся.

Солнце. Почему, я чувствую, что не могу назвать тебя своим солнцем?

А затем просто закрывшаяся дверь – мой личный закат, сегодня.


Часть 8.

Я заснула слишком рано и удивительно быстро. Как будто кто-то выключил во мне электричество. Щёлк. И темнота.

Был ещё только ранний вечер, но чёрт возьми, а что прикажете делать? На улице по-прежнему духота и пух, папа как всегда безразлично умял приготовленный мною ужин, бросив дежурное «Спасибо», и даже этот отвратительный эскиз закончен – вышло не так уж и плохо, вполне терпимо. Вот и все дела на сегодня. Ну, не слоняться же мне мимо собственных окон в надежде увидеть по ту сторону стёкол твою очаровательную улыбку? Хотя так смертельно хотелось. И я делала это неосознанно. Бросала короткие взгляды и ругала саму себя за это. Снова и снова. Потому что знала наверняка, что сегодня ты больше не появишься на своём маленьком троне.

И ты не появилась.

А я решила прилечь. Ненадолго. Всего на пару минут. Но не потому, что устала. А потому, что смятые простыни, кажется, всё ещё хранили твой запах. Или это моя кожа впитала его? Не знаю. Но касаясь этих мятых простыней, я мгновенно вспоминала всё, что произошло этим невероятным утром и с невиданной жадностью поглощала эти воспоминания своим сердцем.
Девочка, я до сих пор не понимаю, что это было. Что это значит? Тогда было всё равно. Тогда было просто невероятно хорошо и ничто не важно. А сейчас снова эти вопросы. И нет сил скрываться от них. Разве что твой запах. Как наркотик. Вдохнуть и забыться. Так я и заснула, не слыша ничего вокруг – ни без умолку болтающий в комнате родителей телевизор, ни привычного звука взлетающих самолётов на близлежащем аэродроме, ни собственного дыхания – казалось только стук её сердца снова бьёт по вискам. Я чувствовала его кончиками своих пальцев. Пульс, бьющийся под её нежной кожей.

Я проснулась. Внезапно. Как от оглушительной сирены.

На самом деле, это был всего лишь тихий шорох. Капли тёплого летнего дождя, ударяющие по крыше дома.

Дождь.

Наконец-то этот чёртов дождь!!!

- Ты куда? – просыпается посреди рекламы отец, слыша мои метания в коридоре.

- На завтра к чаю чего-нибудь купить. Я скоро! – кричу, попутно быстро шнуруя кеды. Толстовка с капюшоном на голое тело, всё те же джинсы, выпачканные в краске.

- Ты видела, который сейчас час?

- Да, пап. Я в круглосуточный, - и ещё до того как он успевает выйти в коридор, чтобы понять от чего я суечусь как ужаленная, уже бегу вниз по лестнице. Быстро, перепрыгивая иногда через две ступеньки и придерживаясь за перила, чтобы не упасть. И какая к чёрту разница, что время уже, должно быть, за полночь? И глупый зонт мне не нужен. Мне нужен воздух. Мне нужна свобода.

Дождь! Наконец-то дождь.

***

Капли холодного ночного дождя стекали вниз по моему лицу не в силах смыть с него счастливую улыбку. Свобода…

Наверное, я глупо смотрелась сидя на качелях посреди пустого двора, в темноте, под тихим летним дождём. Толстовка вымокла насквозь, мокрые пряди чёлки прилипли ко лбу, а ржавое железо продолжало скрипеть, раскачивая меня взад-вперёд. В эту секунду я была почти счастлива – все мысли остывали и стекали вниз, освобождая меня от моей тяжёлой ноши.
А, впрочем, это лишь мнимое ощущение спокойствия. Усмешкой судьбы я была снова заброшена в омут своих волнений.

Яркий свет фар ослепил меня на несколько секунд. Белый Рено замер в нескольких метрах от меня, возле соседнего дома и через минуту оттуда выпорхнула маленькая ночная птичка. Мне не нужен был тусклый свет фонарей, чтобы увидеть, почувствовать, что это ты. Просто сердце забилось как обезумевшее, проламывая рёбра и стремясь тебе навстречу.

Ты, быстро выстукивая дробь каблуками, добежала до подъездной крыши и остановилась, отряхивая от капель свои золотистые кудри. Такси к тому моменту уже скрылось за поворотом. А я сидела, боясь пошевелиться, и внутренняя дрожь не давала спокойно дышать.

Скрип.

Невольный скрип старых качелей, и я почему-то вздрагиваю. Неужели я не хочу, чтобы ты меня заметила? Или как раз этого на самом деле и хочу?

Шёл дождь, сильный, но на ночной улице было так тихо, что ты не оставила без внимания этот звук – услышала. И подняла глаза в мою сторону.

Заметила.

Долго ждать ответной реакции не пришлось. Спустя пару секунд ты снова выбегаешь под дождь, прикрывая голову маленькой дамской сумочкой, можно подумать, она хоть как-то поможет уберечь восхитительную укладку. …Замираешь возле качелей и улыбаешься, а я всё так же боюсь пошевелиться. Или твой взгляд меня гипнотизирует. Смотрю на тебя снизу вверх. Боже мой, как же ты красива! Белые сарафан, длинный, до пола, с открытыми плечами – ты выглядишь как невеста – самая красивая из невест. Ангел. Особенно в этом ореоле мелких капелек, отскакивающих от твоей восхитительной влажной кожи. Улыбаешься:

- Ты вся промокла.

- Ты тоже, - выдаю в ответ, не отрывая глаз.

- Идём, - хватаешь меня за руку и тащишь за собой, под навес. А я не сопротивляюсь. Я просто не могу тебе сопротивляться.

Меньше чем через минуту мы уже стоим под подъездной крышей, и только сейчас я понимаю, насколько сильно мы обе промокли.

- Ты же не меня здесь ждала? – этот голос мучает меня своей мягкостью и теплотой.
- Нет. Просто вышла погулять под дождём.

- Ты странная, - смеётся она, и эта солнечная улыбка сводит меня с ума. Безумна. С тобой я всегда отдаюсь на власть безумия.

Поцелуй. Без спроса и сомнений. Я просто впиваюсь в твои губы, вытягиваясь в струну, чтобы достать до них. Сегодня это непросто, ведь ты на каблуках, а я как обычно в своих старых стоптанных кедах.

Секунды. Секунды полного безграничного счастья. Пока ты отвечаешь мне, продолжая улыбаться. Пока берёшь моё лицо в свои ладони, пока ласкаешь мои мокрые подрагивающие губы и посасываешь трепещущий от удовольствия язык. Я обхватываю тебя за талию и чувствую, как возбудились твои соски, просвечивающиеся через мокрый топ сарафана. Осторожно касаюсь их пальцами, а хочется припасть к ним губами.

Марина, как ты это делаешь? Почему ты такая? Почему ты заставляешь меня терять контроль.
Отрываю губы от твоего лица и обессилено утыкаюсь носом в твоё плечо. Твой запах не смыть дождём.

- Ты вся дрожишь, - твои руки обнимают меня и прижимают крепче, словно пытаясь согреть.

- Нет, я в порядке.

- Не хочу, чтобы ты простудилась, - шепчешь улыбкой, и я чувствую, как ты целуешь меня в макушку.

- А где… где ты была…? – робко спрашиваю, и тут же посыпаю голову пеплом. Какое право я имею задавать такие вопросы? Или имею. Кто мы вообще друг другу? Даже не подруги. Любовницы? Всего один раз. Мой первый раз. Но значит ли это хоть что-нибудь для неё?

- В клубе.

Молчу. Не знаю, что мне дал этот ответ. Кольнуло куда-то. Какая я всё-таки глупая. Лежать там в обнимку с подушкой, пропитанной её запахом, пока она веселится с друзьями и, верно, уже думать забыла о той странной девчонке, по отношению к которой утром возник спонтанный порыв. Просто секс, да? Больно только...

- Я там работаю, - прерываешь безудержный поток моих мыслей. – Делаю укладку танцовщицам, а потом отдыхаю, танцую, если есть настроение. Сегодня вот решила вернуться домой пораньше.

Почему я так рада это слышать?

- Эй, ты правда замёрзнешь. Поздно уже, - улыбаешься, когда я поднимаю свои глаза, чтобы поймать твой взгляд. Что в нём? Не вижу. Этот полумрак, в котором я чувствую себя гораздо комфортнее, но который не позволяет мне в полной мере насладиться твоей ослепительной красотой. – Хочешь, я пожелаю тебе спокойной ночи?

Киваю, не отводя взгляда и только потом твои прохладные губы осторожно касаются моих. Так мягко и ласково, что сердце щемит от счастья. Словно любимую, словно свою. Я итак твоя. С самого первого взгляда, которым ты меня приручила. Которым привязала. Которым подчинила. Я ведь больше не смогу без него.

А поцелуй, всё такой же сладкий, неторопливый, крошащий сознание своей нежностью никак не хочет обрываться. Я не хочу его обрывать! Он нужен мне как воздух! Как этот чёртов дождь, который я так долго ждала. Я тебя ведь ждала, да? Всегда.

- Спокойной ночи, - шепчешь ты, как только наши губы размыкаются.

- Спокойной…

Подол белого платья скрывается за подъездной дверью, а я всё ещё стою на ступеньках, слыша, как с новой силой хлынул дождь, и губы пощипывает и обдаёт неизвестно откуда взявшимся ветром.

«Люблю тебя…» - ну почему я не могу этого сказать? Почему так чертовски больно после твоих поцелуев. Это ожоги, да? Тогда пусть их остудит дождь. И я выбегаю на улицу, под этот ночной ливень – может он хоть немного поможет.

Хотя знаю, что мне уже ничто не поможет.

Часть 9.

Я перерисовываю этот портрет уже третий день подряд. И все эти три дня ты куришь каждое утро на своём подоконнике. Подолгу, редко затягиваясь, позволяя сигарете истлеть, должно быть, до половины, прежде чем на пару секунд снова коснуться её губами. Ты стараешься для меня. Знаешь, что я пытаюсь ухватить это мгновение и закончить твой портрет. Вот только ничего не получается. Потому что чёрно-белое изображение напоминает лишь жалкое подобие твоей тени. Не сравнить с безупречной солнечной красотой оригинала, но я стараюсь, как могу.

Зачем?

Не знаю. Мне кажется, если я закончу эту картину, ты непременно придёшь, чтобы её увидеть.

А я ведь тоскую по тебе.

Каждую ночь ты мне снишься. Воспоминания о нашем поцелуе под дождём, до сих пор отзываются во мне мурашками, а то единственное утро, когда сердце едва не разорвалось от счастья, я вообще предпочитаю не вспоминать. Слишком больно думать, что это может никогда не повториться.

«Ты смогла бы меня полюбить? Мы смогли бы быть вместе? Пожалуйста. Я хочу этого больше жизни» Эти фразы вертятся в моей голове, когда я смотрю на твои окна. Но я никогда не решусь произнести их вслух, пусть даже ты не услышишь. Я боюсь. Смертельно боюсь, что ты просто улыбнёшься в ответ и опалишь мои распускающиеся крылья. Я ведь влюбилась в тебя. Так просто. Влюбилась. В видение из окна напротив. В горячее летнее солнце с самыми мягкими губами в мире и мне не нужно сравнивать – я просто знаю это.

Пожалуйста, не шевелись. Почему ты сейчас рассмеялась? И почему смотришь на меня? Не смотри – иначе я не смогу рисовать. Я и так нервно ёрзаю на стуле, когда ты будто случайно касаешься пальцами своей груди. Я не могу не думать, не представлять, как касалась бы тебя, будь ты рядом. В такие минуты мне хочется перестать быть собой, серой запуганной мышкой, сидящей в своей норе. Стать смелой, уверенной в себе – такой, как ты. Тогда я бы смогла бросить к чёрту этот карандаш и пойти к тебе, постучаться в дверь и сказать: «Хватит проверять меня на прочность. Я люблю тебя. Я никому тебя не отдам»… Но я, это всего лишь я.

И не дергайся, пожалуйста. У меня только начало хоть что-то получаться.

***

Тебя не было в окнах вчера и, похоже, уже не будет сегодня. В приступе безумия я слоняюсь по комнате, злобно фыркая на всех, кто попадается под ноги.

Родители предпочитают вообще не обращать на меня внимания, когда я в таком состоянии. Даже Лилька перетащила все игрушки в свою спальню, чтобы лишний раз не заходить ко мне без надобности. «Ритка – злая» - буркнула она маме на выходе из моей комнаты.

А мне нет никакого дела до того, что творится вокруг. Я отчаянно впиваюсь взглядом в твои тёмные окна.

На улице ветер и накрапывает дождик. Впрочем, может облака разлетятся так же быстро, как и налетели. Уже темно. Одиннадцать, точнее без пяти. Я-то точно знаю, потому что как ненормальная по десять раз за минуту смотрю на часы. С каждой уходящей в прошлое секундой, тает надежда увидеть тебя.

Где ты? С кем ты?? Почему ты забыла обо мне? Ты же знаешь, что я жду тебя в этом чёртовом окне напротив? Знаешь. И тебя нет. Уже второй день.

Нет, я не думаю, что с тобой что-то случилось. Я уверена, что всё в порядке. Я видела, как ты выходишь из дома рано утром, хотя уже какой день не вижу, как возвращаешься. Работа? Почему мне кажется, что дело не в этом. И почему мне кажется, что ты специально издеваешься надо мной?

Свет.

Когда он зажёгся в твоих окнах, я буквально подлетела к подоконнику, отчаянно вцепляясь в него пальцами. Ты дома.

«Ты дома… не одна», - понимаю я, заметив, как в комнате мелькнул высокий тёмный силуэт.
Парень. Высокий, широкие плечи, тёмный свитер по фигуре и короткие чёрные волосы. Это всё я сумела рассмотреть, когда он подошёл к окну, чтобы задёрнуть шторы.

Зачем он делает это? Кто он? КТО?!

Занавеска, видимо, заедает и тогда ты подходишь к нему, чтобы помочь. Собранные в хвост кудри, короткое чёрное платье, взгляд на него и улыбка на губах, которая говорит больше, чем я хочу знать. Случайные касания не случайны, и я вижу, как его руки обвивают твою талию, в тот момент, когда ты, не обращая на меня никакого внимания, задергиваешь, наконец, эти чёртовы шторы.

Нет! Нет!! Зачем ты так? Зачем ты это делаешь? Я ведь вижу, неужели ты не знаешь?
Знаешь. И я медленно сползаю вниз по стенке, понимая, что по ту сторону задёрнутых штор приглушили свет, и я уже всё равно ничего не увижу.

Часть 10.

Хотелось курить. Никогда не курила и не собиралась начинать. А вот сейчас хотелось сделать хоть что-нибудь, чтобы унять слёзы и дрожь в пальцах.

Я просто плакала, уткнувшись лицом в колени.

Больно-то как.

Больнее этих чёртовых уколов от аллергии. Больнее моего первого перелома, после футбола с мальчишками во дворе. В тысячу раз больнее.

Марина. Чёрт, как же больно-то от одного лишь её имени.

***

Громкий хлопок железной подъездной двери заставляет меня буквально подскочить с пола и вернуться к ненавистному окну.

Права – дверь её подъезда. А возле неё тот самый парень, всё в том же тёмном свитере и джинсах. Прикуривает сигарету и выходит под мелко моросящий дождик. Пара секунд и он скрывается внутри припаркованного за углом дома серебристого мерседеса, так ни разу и не оглянувшись на те окна, в которых она, подарившая ему несколько часов наслаждения. И у меня нет причин усомниться в том, что эти двое – любовники. Я знаю, что она не моя. Ни на грамм. Они провели эту ночь в одной постели, и от этой мысли мне хочется спрыгнуть с этого чёртового подоконника!

Я продолжаю прожигать взглядом полумрак улицы, в котором уже несколько минут назад скрылся Он. Я просто боюсь поднять глаза, потому что знаю, что там увижу.
Поднимаю.
Ты.
Закутанная в белую простынь. Словно в том длинном белом сарафане, в котором была, когда мы целовались под дождём. Красивая. Омерзительно красивая! В этой расслабленной позе со своей чёртовой сигаретой. Картина маслом «После секса». Блядь, неужели тебе так необходимо это демонстрировать?! Ты ведь знаешь, что я смотрю!

И в подтверждение этому, ты переводишь взгляд на меня. И я смотрю. Глаза в глаза, не в силах прервать эту пытку.

Тень полуулыбки мелькает на твоих губах, или в темноте мне так только кажется? Ты смотришь на меня пристально, будто ждёшь ответной реакции. А я просто выхожу из себя! Не могу видеть тебя такой! Сексуальной, красивой… не моей!!!

Срываюсь с места, попутно подхватывая ключи с тумбочки.

- Рита… - успевает выкрикнуть полусонная мама, заваривающая на кухне утренний кофе, но я захлопываю дверь перед её носом и несусь вниз по лестнице как обезумевшая. Серая футболка тут же покрывается мелкой крапинкой от капель дождя, едва я выбегаю на улицу. Но мне нет никакого дела. Я как сумасшедшая бегу, думая лишь о конечно цели.

И вот она. Твоя дверь.

Не сомневаюсь, что твоя. Этажом ниже и направо, раз окна выходят во двор. Обыкновенная деревянная дверь, а я стучу в неё со всей силы, не задумываясь о том, что можно воспользоваться звонком. Я знаю, что ты одна дома – иначе ты бы не курила так спокойно на своём подоконнике. Иначе не пришёл бы Он. И я снова в приступе ярости стискиваю кулаки и колочу ими о бездушное дерево.

Щелчок замка и на пороге застываешь ты. Несколько удивлённая, и всё такая же красивая – греческая богиня любви, Афродита, завёрнутая в мятую белую простынь, словно в тогу. От твоих взъерошенных волос пахнет сигаретами и мужским парфюмом, и я ненавижу это.

- Ты… - выдаю я в запале и тут же осекаюсь, стискивая зубы. Я не знаю, что тебе сказать, что поставить в укор. Я просто злюсь. Злюсь, потому что сегодня ты так безжалостно размазала меня по стенке, с лёгкостью демонстрируя «Я не твоя».
Не моя! Я знаю! Всегда знала! Но всё же…

Бросаюсь на тебя, словно дикий зверь и впиваюсь в твои губы. Нет, это даже не поцелуй. Это как пощёчина, удар, но губами. Это мои чувства, зашкаливающие эмоции и боль. Это моё страстное желание. Целовать тебя. Всё равно, что этих губ касался кто-то другой, всё равно, что твоё тело ещё помнит его тепло и пахнет его духами. Да к чёрту! Я лучше умру сейчас, до синяков сжимая твои плечи своими костлявыми руками. Только не думать о том, что было и будет. Есть только сейчас.

- Марина, - полу шёпот, полу стон, преисполненный боли и желания. Хочу. Смертельно хочу чувствовать тебя, обладать тобой. Хотя бы несколько минут. Хотя бы так.
Ты не сопротивляешься. Отступаешь на пару шагов назад, утягивая меня за собой в темноту дальней комнаты. Я не вижу ничего вокруг, кроме твоего тела, обнажившегося из-за плавно соскользнувшей вниз простыни.

Мои руки не ласкают тебя, они просто жадно хватают твоё тело, сминая кожу, царапая её ногтями и прижимая к себе так крепко, что невозможно двигаться. Мы так и не доходим до кровати, хотя до неё, видимо, уже рукой подать. Мы просто падаем на ворсистый светлый ковёр. Твои волосы золотятся в тусклом свете бра, а изгибы тела заставляют меня сходить с ума. То как ты извиваешься подо мной – это просто безумие! Ты тоже этого хочешь? Тебе было мало Его? Он был не так хорош или тебе просто мало одного мужчины? Ты хочешь получать и другое удовольствие, с девушкой? Что ж, может, я не так искусна в этом деле как ты, милая, но я быстро учусь.

- Рита, - взвизгиваешь ты, когда мои пальцы, проникают в тебя быстро и уверенно. Нет, тебе не больно, я знаю. Ты такая влажная и горячая там, открытая мне. …Чёрт. Я знаю, что ещё недавно ты так же раздвигала ноги перед Ним и от этого хочется выть волком, плакать и бить кулаками в камень. Ты так возбуждена не из-за меня, просто прошло слишком мало времени.

Стискиваю пальцы в кулак, словно действительно хочется впечатать его в пол рядом с твои лицом. Но нет. Вместо этого я снова целую тебя, отчаянно скуля что-то и хватая твои волосы. Ладонью скольжу по твоему телу, повторяя его изгибы, а сама едва не плачу от боли. Он ведь касался тебя здесь и здесь. Он был тут, внутри тебя. Какого чёрта?!
Мои пальцы движутся в тебе быстро, и ты постанываешь мне в губы. Тебе хорошо. Лучше чем было с ним? О чём это я. Вряд ли. Он же мужчина. Природа дала ему всё, чтобы осчастливить многих девушек. Не только тебя ведь, правда? Марина! Зачем он тебе? Он не будет любить тебя так, как я. Я смогу быть лучше любого мужчины и лучше любой женщины. Ты только дай мне время, милая. Я всему научусь. Я буду такой, какой ты пожелаешь. Пожалуйста, только не отворачивайся от меня.

- Быстрее… да, так, - хрипло стонешь ты, и твоё тело дёргается в моих объятьях. Я сама до боли смыкаю собственные колени, чувствуя это дикое напряжение внизу живота. Внутренняя сторона бёдер уже давно влажная, а дурацкие джинсы хочется разорвать к чёрту. Мне так надо почувствовать тебя внутри, но я вижу, что тебе слишком хорошо. Ты не можешь найти в себе силы открыть глаза. Твоя голова мечется по ковру, усыпая его золотистыми нитями волос, а руки вцепляются в мои плечи. Я целую тебя с остервенением, с безудержной страстью, оставляя метки на твоей шее, груди, закусывая напряжённые соски, забывая о том, что могу причинить тебе боль. Ты стонешь в голос, убеждая меня, что тебе действительно хорошо. Нет сил сдерживаться, и я привстаю на коленях, расстёгивая джинсы и запуская свободную руку под резинку белья. Хоть немного снять это напряжение.

Почувствуй, пойми. Я ласкаю нас обеих, неустанно подхватывая твои губы, стонущие моё имя. Мне так нравится слышать его, особенно этим хриплым голосом.

Марина. Девочка, какая же ты горячая. Солнышко моё, любимая. Как хорошо. С тобой. Я хочу быть только с тобой. Ну, какого чёрта ты не можешь быть просто моей?

На глазах выступают слёзы, но ты вряд ли можешь это заметить. Чёлка укрывает мой взгляд, полный отчаяния и любви к тебе. Никакая страсть не заглушает эту мысль: «Я люблю, но ты нет». Я просто девочка на ночь. Одна из многих. Ничего не значу. Ведь так?

- Ещё, пожалуйста. Так, не останавливайся, - шепчешь ты в полузабытьи, и я выполняю твой приказ, забыв о себе и думая лишь о том, как доставить тебе удовольствие. Я ведь правильно всё делаю? Тебе хорошо. Вижу, что да. Целую твоё тело, подхватывая свободной рукой под талию и двигая пальцы в тебе в безудержном ритме.

- Ещё немного… - хрипишь ты, хмуря брови, словно от боли и, клянусь, я бы остановилась, если бы не твои слова. – Хорошо, да, вот так.

- Люблю тебя, - еле слышно, с первой слезой, вырвавшейся из моих укрытой чёлкой глаз.

- Рита! – ты не услышала моего шёпота. Твоё тело сотрясают последние спазмы удовольствия. Я не сомневаюсь, что ты испытала оргазм. Наверное, я так же выглядела и стонала, когда ты впервые подарила мне это наслаждение. По крайней мере, я могу довольствоваться мыслью, что тебе со мной действительно хорошо.

Не спешу вынимать свои пальцы. Мне приятно ощущать твою влагу и тепло, приятно чувствовать сердцебиение ладонью, обхватившей твою левую грудь. Нравится слушать твоё рваное дыхание, которое ты никак не можешь привести в норму. Твои губы тянутся к моим, и я не в силах отказать им в поцелуе.

Целую тебя, чуть влажными от слёз губами, но ты не замечаешь этого. Ты просто растворяешься в этом поцелуе, а я всё ещё ласкаю пальцами твоё влажное лоно, массируя кожу, касаясь ладонью внутренней стороны бёдер и поглаживая низ живота, который стал таким горячим.

Ты открываешь затуманенный удовольствием взгляд и смотришь на меня с такой нежностью, что я просто не могу сдержать болезненный стон.

- Сейчас… Давай я, - твои руки быстро скользят за пояс моих джинсов, но я останавливаю тебя своими.

- Не надо. Я не хочу. Просто можно я полежу так ещё немного, ладно?

- Ладно, - улыбаешься ты, обвивая меня руками за спину и прижимая к себе ещё крепче. Или это я сжимаю тебя сильней, утыкаясь лицом в ароматные волосы? Твой родной сладковатый запах с никотиновыми нотками и главное больше нет Его, чужого запаха. Сейчас я из последних сил пытаюсь радоваться хотя бы этому.

- Ты классная, - поворачиваешь голову и целуешь меня в щёку, щекоча носом.

- А ты лучше всех, - шепчу я, ненавидя себя за то, что не могу врать тебе.

Часть 11.

- Нет, правда. Быстро учишься, - смеётся моё ночное солнце, и я понимаю, что время, отведённое мне, закончилось и через несколько минут придётся разжать эти объятья. О, с каким удовольствием я превратила бы свои руки в прочные сети, чтобы удержать тебя рядом. Но, увы.

- У меня хороший учитель, - бормочу я, и чуть ослабеваю хватку. Ты тут же вырываешься из моих объятий и я ощущаю холод… в сердце.

- Не ожидала такой экспрессии, - ухмыляешься, усаживаясь возле кровати, облокотившись на неё спиной. – Нет, правда. Мне казалось, ты такая зажатая. А сегодня…

- Кто он? – пытаюсь говорить спокойно и холодно, будто мне совсем нет никакого дела, но при этом не нахожу в себе сил обернуться и посмотреть тебе в глаза. Боюсь, ты испугаешься той ярости, что плещется сейчас в моём взгляде.

- … - молчишь. А я жду. Мы ведь оба понимаем, о ком речь.

- Тебе так нужно знать его имя? – шепчешь ты, и я отрицательно качаю головой.

- Нет. Мне нужно знать, кто он для тебя.

Снова пауза, во время которой я стискиваю зубы и сомневаюсь, что моё сердце вообще когда-либо снова начнёт биться.

- …Это мой начальник, - ровным безразличным голосом разрушаешь напряжённую тишину. Твои руки обнимают меня за талию и притягивают к себе. Откинув волосы с плеча, ты утыкаешься носом мне в шею, и я расслабляюсь от этой ласки. - …Администратор того самого клуба, где я подрабатываю. Он помог мне туда устроиться, и иногда мы с ним встречаемся вот так…

- Он тебя принуждает? – я сама не узнаю своего напряжённого голоса, но ты внезапно смеёшься.

- Ну что ты, нет, конечно, нет! Мы с ним взрослые люди и просто позволяем себе иногда расслабиться. …Он обеспеченный мужик и обычно после клуба мы едем в отель, но я решила, почему бы не воспользоваться случаем, раз тётя с дядей в отъезде.

- Почему в отель? – спрашиваю я на автопилоте – на самом деле я сейчас едва сдерживаюсь: гнев, боль и отчаяние накрывают быстро и стремительно.

- У него жена. Кстати, она директор этого клуба. Красивая кукла, пусть и силиконовая. Но откровенна дура, и если бы не Артём – деньги, что выделил ей папочка на эту игрушку, давно испарились бы без следа. А так – девочка играется, папа радуется, а Артём получает от жизни всё, что ему нужно.

- И тебя в том числе, - колкое замечание слетело с моих губ против воли, впрочем, ты явно и не подумала обижаться.

- Ну, мы оба остаёмся в плюсе, - пожимаешь плечами и целуешь меня в щёку.

- И его жена ни о чём не догадывается?

- Нет. Она думает, что меня интересуют только девочки, а Артём просто из вежливости подвозит сотрудницу до дома, потому что ему по пути.

- Она и вправду дура, - хмыкаю я, но тёмные мысли в моей голове совсем не об этом. Это я дура. Какая же я дура, что влюбилась в тебя!

Молчишь в ответ, целуешь мою шею, лаская руками мою грудь под футболкой, и я постепенно расслабляюсь. Нет, я не могу позволить себе поддаться на эти твои ласки...

- А если она узнает?

Снова смеёшься в ответ.

- Ну и что? Это будут уже проблемы Артёма. А что касается меня – это ведь всего лишь подработка. Неплохой доход, но основной заработок у меня в салоне или от клиентов, которых обслуживаю на дому.

- И много у тебя клиентов? – резко оборачиваюсь, не в силах сдержать свой пламенный взгляд. Ты поняла, что я имею в виду. Оттого и пропала с лица эта обворожительная улыбка.

- Рита. Не пытайся ревновать. Я всё равно не буду врать, что ты единственная и обещать того, чего не будет, тоже не стану.

Снова ударом под дых. Но я почти привыкла. Наверное, я ждала этой фразы. Я понимала, что по-другому и быть не может. Но этот холодный тон, полный болезненной правды, всё равно ранит сердце ледяным ожогом. Такое ли уж ты солнце? Почему сейчас твой свет словно доходит до меня сквозь толщу льда?

- Я знаю, - шепчу в ответ, и тогда твоих губ снова касается улыбка. Ты снова принимаешься целовать меня.

- Давай просто наслаждаться моментом? – твои руки ласкают мою грудь, массируя её, чуть сминая кожу, задевая коготками напрягшиеся соски. По телу разливается приятное тепло и разум отказывается дальше полосовать себя болючими мыслями. Хочется просто отдаться её умелым рукам.

Её поцелуи отзываются мурашками, и не успевшее угаснуть возбуждение нарастает с новой силой. Ощущаю спиной, как её пышная грудь прижимается ко мне, а руки обвивают тело, словно затягивая меня в западню. Я уже там. Я пропала. Мне конец.

- Обещаю, тебе будет очень приятно. Просто расслабься.

И её тёплые ладони скользят вниз по моему телу, не обращая внимания на одежду. Пальцы опускаются ниже, игнорируя расстегнутые джинсы и промокшее давно бельё. Выгибаюсь в спине, как только они проникают в меня. Уверенно, неторопливо, глубоко. Так хорошо. Её движения отзываются приятными спазмами во всём теле, и хочется тихо скулить от удовольствия. Девочка, мне так не хватало твоего тепла. Пожалуйста, не останавливайся, даже если в итоге я сгорю дотла в сиянии твоих безжалостных лучей.

А ты прерываешь эту сладкую пытку и перебираешься вперёд, оказываясь прямо передо мной. Помогаешь мне снять джинсы и футболку, и я тороплюсь, потому что хочу поскорее снова почувствовать тебя в себе. Мягким движением руки толкаешь меня назад, я откидываюсь на спину, а ты устраиваешься на коленях между моих широко разведённых ног. Целуешь мои бёдра, а я слежу за тобой, за твоими ухмыляющимися глазами и вид мне загораживают собственные тазовые кости, выпирающие из-под бледной кожи. Закрываю глаза. Мне так стыдно, когда ты на меня смотришь. Как я могу тебе нравиться? Я не красивая. Я совсем не женственная, но и не парень. Я застряла где-то посредине и заблудилась, не зная, куда мне дальше идти.

Но ты не можешь слышать моих мыслей и упорно продолжаешь оставлять дорожку поцелуев на моем покрытом мурашками теле. Выцеловываешь мои соски, гладишь острые подрагивающие плечи, целуешь в губы, играясь языком с моим серебряным колечком. А я просто таю в твоих объятьях и извиваюсь в немой просьбе не мучить меня далее.

Ты улыбаешься – чувствуешь, как меня подёргивает от желания почувствовать внутри твои пальцы. Но внезапно отстраняешься от моих губ и снова оказываешься на коленях, целуя низ живота, дорожку волос, уходящую вниз, и тут я просто теряю дыхание от невероятных ощущений, когда ты проводишь языком у меня между ног. Сначала осторожно, чуть коснувшись, а потом смелее, раздвигая горячую влажную плоть, проникая внутрь и вызывая у меня неразборчивый стон. Как хорошо. Как приятно, как…

- Марина… - шепчу твоё имя, словно все другие слова напрочь стёрлись из моей памяти. А ты не останавливаешься. Твой язык ласкает меня на все лады, меняя направление и манеру движения – вылизывает, проникает внутрь и снова обводит разгорячённую кожу снаружи. Твои мягкие губы бережно сминают мои, обжигая дыханием, обволакивая нежностью и теплом. – Марина…

И нет больше других слов, кроме звуков её имени.

Я не знаю, сколько длилось это наслаждение – я потеряла счёт минутам, сознание время от времени улетало в астрал, позабыв обо всём на свете. А потом её движения стали быстрыми и напористыми. Язык проникал всё глубже, а затем я снова почувствовала в себе её пальцы. Откинув голову и закрыв глаза, я продолжала наслаждаться, шепча её имя вперемежку со всхлипами и стонами. И через несколько секунд сама поразилась собственному голосу, эхом отдающемуся в ушах. Он стонал и хрипел от удовольствия, а потом раздался вскрик, и я окончательно потеряла связь с реальностью. Лишь только её губы, жадно впившиеся в мой рот, напоминали мне, что я всё ещё жива.

Часть 12.

- Расскажи мне о себе, - несмело пробормотала я, как только она выбралась из моих объятий и взобралась на свой любимый подоконник, подхватив со стола пепельницу, сигареты и зажигалку. Белая простынь снова обхватывала её пышную грудь, а волосы в художественном беспорядке смотрелись ещё более восхитительно, напоминая о том, что творилось здесь буквально полчаса назад. Я всё никак не могла выбраться из сладостной полудрёмы, но едва её горячее тело отстранилось, как одинокий холод сбил последние крупицы сна с ресниц.

- А что ты хочешь знать? – она прикурила и перевела взгляд на светлое небо: тучи почти разошлись и от накрапывающего дождика не осталось и следа.

- Всё, - честно ответила я, и она тут же посмотрела на меня с усмешкой, а я залилась краской и откинулась обратно на подушку. - …Расскажи, как ты поняла, что любишь девушек… тоже, - добавила, немного подумав.

- А я всегда это знала, - её бархатный голос звучал ровно и умиротворяюще. – Влюблялась и в парней, и в девушек. Видела, как одноклассницы красят губы блеском в туалете перед зеркалом и сама хотела коснуться их губ. А потом и касалась, не раз. Во время школьных хмельных вечеринок. Думаю, ты знаешь, какими любвеобильными могут быть девушки после пары бокалов пива. Только, будь моя воля, я бы не остановилась на поцелуях. Но для них это были шутки.

- А парни?

- Парни тоже мне нравились. Не так часто, - Марина выпустила в воздух струйку серого дыма. – В десятом классе влюбилась в одного придурка. С ним же первый раз и переспала. Девственником тоже оказался – так что больно было так, словно под хирургический скальпель без анестезии легла. А ещё через неделю он меня бросил ради какой-то новенькой – обхаживал её как какой-то мачо-ловелас, даже смешно. С тех пор я почти год не обращала внимания на парней. Полностью переключилась на девушек. Они не такие. Мягкие, нежные, чувственные. Правда, они не воспринимали всё это всерьёз – для них, если члена нет, то это и не секс вовсе, а так игры, шалости. Натуралки, что с них взять? – ухмыльнулась она и стряхнула пепел.

- Ты когда-нибудь любила? – произнесла я, не поворачивая лица, боясь, что она увидит, как заалели мои щёки. Марина на секунду замолчала.

- Не знаю. Не уверена... – впервые вопрос явно поставил её в тупик. – Может, всего лишь раз, но не думаю, что мы с тобой одинаково понимаем это слово, - чуть грустно улыбнулась она - я услышала это по голосу.

- Парень или девушка?

- Девушка… Лана, - и я увидела, как потеплели её глаза, обращённые в никуда. – Мы познакомились на парикмахерских курсах. Это был страстный роман, и в то время я была поглощена только ей одной. Мне не было дела ни до парней, ни до девушек. Можно сказать, что я её любила… Да, наверное так оно и было, - Марина затушила сигарету и встала с подоконника.

- А почему вы расстались?

- Сложно сказать, - быстро ответила она, словно ожидая такого вопроса. – Думаю, главная причина в том, что она лесбиянка. Только девочки, понимаешь. К своим 24 годам она ни разу не была с мужчиной и даже мысли подобной не допускала. Но я всегда была бисексуалкой и временами мне хотелось секса с мужчинами – он был ничуть не лучше или хуже, просто другим. Она не понимала этого, но зато постоянно боялась, что я рано или поздно брошу её ради парня. Честно, она просто до безумия доводила меня своей ревностью по поводу и без.

- А ты бы не ушла? – подложив подушку выше под спину, усаживаюсь рядом.

- Не знаю. Тогда я об этом не думала. Мне было с ней хорошо, и я не задумывалась о том, что будет дальше.

- А она задумывалась, - печально констатирую факт, понимая, что я тоже из тех людей, кто всегда пытается заглянуть в будущее, может даже слишком поспешно, когда и в настоящем-то ещё ничего нет.

- Да, наверное. Не знаю, что именно она там видела для нас двоих. Наверное, совместное жильё, быт, детей. Почти все знакомые мне лесбиянки об этом думают. Хотя, может, мне просто на таких везёт, - рассмеялась она, устраивая голову у меня на плече.

- И что было дальше?

- А дальше были ссоры и скандалы, которые всё чаще наталкивали меня на мысль о том, что я действительно скучаю по мужским ласкам. Может, если бы не её истерики и беспричинная ревность, я бы и дальше наслаждалась только ею. Ведь секс с ней был в сотню раз лучше всего того, что у меня было с псевдонатуралками – она была настоящей женщиной, которая знает своё тело и умеет доставить удовольствие – я многому у неё научилась.
Я только хмыкнула в паузе – то, что Марина вытворяла в постели, действительно было неподражаемо.

- Но слово за слово и в конечном итоге мне надоело убеждать её в обратном. А потом я познакомилась с одной девчонкой в гей-баре, - тут Марина слегка нахмурила брови. Мне даже показалось, что ей немного стыдно об этом говорить. – Она танцевала там на барной стойке. Красивая мулаточка, с родинкой на левой груди. По словам знакомого охранника, точно в теме, хотя я и не знала, был ли у неё опыт с мужчинами – впрочем, это и неважно. В первую же ночь я угостила её выпивкой, сделала пару недвусмысленных намёков, и девочка сама пригласила меня на экскурсию по своей гримёрке. Там мы и трахались, прямо не снимая её ковбойского костюма для сольного выступления.

Марина на секунду замолчала, а я сосредоточилась на собственных чувствах. Мне было противно слушать это. Узнать про Лану, любимую, было больно, а вот услышать, что она так легко предала её ради какой-то девчонки было просто мерзко. И всё равно я не могла внушить себе, что я не должна её любить – слишком поздно, Марина давно пустила корни в моё сердце. И та боль, которую я испытываю сейчас, наверняка, ещё покажется мне смешной в сравнении с тем, что будет после.

- Но знаешь, что удивительно? – она обрывает мои мысли.

- Что?

- Я в тот момент себя возненавидела, - мои удивлённые глаза силились поймать её взгляд, но сапфировые туманы блуждали где-то в полутьме комнаты. – Правда… Я целовала её, обнимала, ласкала ладонями её грудь, проводила пальцем по этой соблазнительной родинке и с каждой секундой всё сильнее ненавидела себя, оттого что понимала, что не хочу этого. Что это зашло слишком далеко, и мне всё это совсем не нравится, потому что это не она, не Лана! Не лучше и не хуже, просто это не она. И это главное.

Молчу, пытаясь переварить услышанное. Я ещё ни разу не чувствовала такой интонации в твоём голосе. Что с тобой, милая? Ты и правда её так любила? И почему это даёт мне надежду, одновременно делая так больно?

- Когда я вернулась домой, то выкурила пачку сигарет за вечер и даже не заметила. А когда она позвонила и спросила, как прошёл мой день, то я на автомате выдала: «Ланка… Я тебе изменила…» Дальше была только тишина и противный треск в телефонной трубке. И тут я поняла, что сказала, когда раздался её первый всхлип. «…Прости, я дура. Я такая дура. Не хотела я, правда. Это больше никогда…» Только мне договорить не дали. «Да пошла ты» - это были её последние слова, а потом только гудки.

- Не простила? – осторожно спрашиваю, пытаясь сохранить видимость ровного дыхания.

- Не то чтобы… Сложно это объяснить, - она присела на край кровати и повернулась ко мне спиной. – Я тогда плакала навзрыд. Как тогда, когда мне сказали, что мама с папой больше «не проснутся». Больно было, но в этот раз я, по крайней мере, знала, за что мне эта боль. За мою же глупость. Я готова была на коленях у неё прощение вымаливать, но… - Марина надолго замолчала.

- Что «но»?

- Она тоже совершила глупость. В отместку она изменила мне. С мужчиной.

- С мужчиной?

- Да, сняла какого-то придурка в клубе. …Она подумала, что я изменила ей с мужчиной и решила покрыть той же мастью. Первый опыт с парнем оказался для неё трагедией. Этот грубый мужлан сделал ей больно и не остановился, даже когда она, передумав, начала умолять об этом. Это было, считай, изнасилование, но… Не буду пояснять, что она сама его пригласила и друзья этого урода могли это подтвердить. Там всё как-то неясно было – я так и не знаю подробностей до конца. …Я тогда с ней увиделась в больнице, куда она приехала сама после той ночи. Заявление она писать не стала. Травм никаких серьёзных не было – так, пара синяков от слишком страстных объятий и раздавленное чувство собственного достоинства, но это же не вылечишь мазями и микстурами?

Мы обе молчали.

- После всего этого быть вместе у нас не вышло, да мы и не очень пытались. Я чувствовала себя виноватой во всём, что произошло с Ланой, и какое-то время умоляла о прощении, по сто раз на дню. А она говорила, что сама виновата и стала совсем другой. Замкнутой и скрытной. Я начала раздражаться от её поведения и вскоре окончательно решила скинуть этот груз со своих плеч. Я не изменяла ей, пока она сама не вынудила меня своими истериками. Я просила прощения за тот проступок и уж точно не я тащила её в постель к тому ублюдку. …Но по правде говоря, я знаю степень своей вины… Так или иначе, мы расстались, и, может, оно и к лучшему.

- В смысле?

- А вдруг я действительно не смогла бы быть только с ней? Вдруг меня бы рано или поздно потянуло на парней? Я не могла обещать ей ничего. Не знаю… Всё это сложно… - Марина снова потянулась за сигаретами и запрыгнула на подоконник. Её задумчивый взгляд был обращён к звёздам, а я с тоской в сердце переваривала услышанное. Но что самое отвратительное, во мне не проснулось ни жалости к Лане, ни презрения к Марине. Единственное о чём я могла размышлять, так это думает ли она о той, которую любила, глядя на небо и наслаждаясь очередной затяжкой. Я всё также беззаветно желала, чтобы в эти минуты она думала только обо мне.

Чёрт. Да что же это такое! Неужели это солнце окончательно ослепило меня?

- Я пойду, родители ждут.

Часть 13.

Вот уже три недели, как я забросила незаконченную картину в самый дальний угол шкафа. Что толку смотреть на угловатые линии, если я всё равно не могу закончить этот портрет? Ты в сотню раз прекраснее, и то, что получается на бумаге, не идёт ни в какое сравнение с тем, что я вижу, засыпая в твоих объятиях.

Этот подоконник. Я видела его много раз. Теперь с другого ракурса, со стороны твоей постели.

Ты всё так же куришь на нём по утрам, а я всё так же смотрю из окна. Иногда наши взгляды сталкиваются, и ты улыбаешься мне. Порой даже складываешь губки бантиком и запускаешь с ладошки воздушный поцелуй. Я просто смотрю. Без улыбки, без грусти. И не пытаюсь тебя рисовать. Я просто смотрю на тебя, стараясь запомнить каждую чёрточку этой совершенной картины. Но это так чертовски тяжело, когда внутри режет жгучая боль.

Мы не вместе. Мы просто любовницы.

Иногда ты заходишь ко мне. Ты безошибочно определяешь, когда я одна дома. Интересно, как? Не думаю, что ты так же внимательно следишь за жизнью в моих окнах, как я за твоими.
Гораздо чаще я прихожу к тебе. Когда твои родные на работе и в квартире чувствуется лёгкий аромат сигарет. Мы трахаемся безудержно, как будто не виделись несколько недель, а не каких-то два дня… «Трахаемся». Чёрт, как же я ненавижу это слово! Безразличное, бытовое, мерзкое. А секс с тобой совершенно другой – чувственный, страстный, нежный и каждый раз будто первый. Потому что в момент оргазма просто умираешь и возрождаешься заново. Но знаешь, мне ведь нравится просто чувствовать твоё тепло и дарить тебе всё, что я могу предложить в ответ. Я бы подарила тебе гораздо больше, но тебе не нужно. Ты ясно дала понять, кто мы.

Иногда мне хочется надеяться, что я значу для тебя хоть что-то.

Иногда я почти в это верю.

Верила.

Вот только не стоило.

Потому что от этого было лишь больнее обжечься.

Мы тогда провели вместе почти весь день. Ты потащила меня по магазинам. Вот так, ни с того ни сего заявилась ко мне домой и сказала, что хочешь устроить совместный шопинг – я даже подумала, что сплю.

Мама как всегда была рада тебя видеть. Она вообще от тебя без ума. «Бери пример с Маришки – она вон какая молодец, целеустремлённая, уверенная в себе и одевается так хорошо». Иногда я даже жалею, что вас познакомила. Но должна же я объяснить, где я пропадаю сутки напролёт. «Мам, я у Маринки. Мы кино посмотрим». Мама, разумеется, не имеет ничего против. Да и с чего бы? Первая подруга среди моих извечных друзей-мальчишек. Да ей и в голову не приходит, какое именно кино показывается за задвинутыми шторами твоей квартиры. Она этого не поймёт.

Почему я так уверена? Да разве сложно по мне догадаться? Не думаю. Да, пусть я сама долго осознавала собственную гомосексуальность, но ведь, по правде сказать, я была такой всегда. С самого детства. И разве может мать, самый близкий человек, не заметить, что с её ребёнком что-то не так? А со мной всегда было «что-то не так». Только теперь, встретив Марину, я знала наверняка, что именно. Никакой я не фрик и стать мальчиком тоже никогда не хотела. Мне просто нравятся девушки. Вернее, теперь я по уши влюблена в одну единственную девушку. Только эта любовь с каждым днём приносит всё больше мучений, потому что она никогда меня не полюбит. Каждый раз повторяя это самой себе, я всё равно в тайне надеюсь на чудо.

Вот тогда мне и показалось, что чудо свершилось, когда ты позвала меня с собой погулять. Раньше мы ни разу не встречались за пределами наших квартир.

Тот день прошёл просто великолепно.

Ты перемерила, должно быть, сотню нарядов и все как один безупречно сидели на твоей умопомрачительной фигурке. Ты пыталась нацепить на меня какие-то платья и юбки, но это смотрелось глупо, и мы смеялись вместе. С тобой я стала смеяться гораздо чаще. Ты накупила кучу ненужных вещей, и мы вместе обедали в кафе. Всё это время я не сводила с тебя глаз, не уставая поражаться тому, какое же ты всё-таки Солнышко. Ты освещаешь всё вокруг себя, в том числе и мою жизнь.

Вечером мы снова оказались у тебя дома. Ты решила подровнять мою стрижку. Буквально пару взмахов ножницами и причёска стала гораздо женственнее и привлекательнее. Она даже как-то освежила моё бледное лицо. Но ты сказала, что мне так только кажется. Конечно, я понимала, что дело вовсе не в причёске. Дело в моих глазах – они горели счастьем, когда ты была рядом.

Потом мы снова переплетали пальцы в постели и дарили удовольствие друг другу, для меня было верхом наслаждения видеть, что тебе по-настоящему хорошо.

Прощаясь в дверях, ты целовала меня нежно и ласково, как будто любимую, и у меня разрывалось сердце, преисполненное надежды.

- Люблю тебя, - прошептала я на выдохе, и ты отступила на шаг назад. – В смысле... я… Прости… - забормотала себе под нос, мысленно коря себя за глупость.

- Тебя дома заждались. Иди уже, - беззаботно улыбнулась ты, и я выдохнула, радуясь, что тебя не взволновало услышанное. Впрочем, а должно ли? Я тебя люблю, и ты знаешь это. Ты меня – нет, и мне тоже это известно. Но вдруг всё ещё может измениться? Вдруг я смогу стать такой, чтобы ты меня полюбила?

Я не знала, что именно собиралась сделать, но в тот день надежда придала мне сил и неисчерпаемого энтузиазма. Я решила позвать маму в магазин и выбрать себе хотя бы несколько платьев – например, одно из тех, что мы мерили с Мариной – некоторые ведь сидели на мне совсем не дурно, если ещё заменить кеды на туфли, да в кипе с новой причёской – мог получиться вполне неплохой и женственный образ. Впрочем, впустую я себя не обнадёживала. Одного женского наряда в гардеробе будет маловато. Ещё необходимо немного привести в порядок собственное тело. Может, попробовать ту диету, что предложила мамина подруга-врач – для прибавки в весе – она давно настаивает, что мне срочно нужно поправиться, пока худоба не стала совсем болезненной. Ещё было бы неплохо загореть. Можно было рвануть с Лилькой и мамой на выходные на дачу и позагорать там. Впрочем, при мысли, что я не увижу Марину целых два дня, эта идея уже не выглядела такой привлекательной. Но одно я знала точно. Я хотела быть красивой. Для неё.

Марина. Я хотела, чтобы ты меня полюбила…

Но как же наивно было думать, что у меня есть хоть один шанс из тысячи.

В ту же ночь все мои надежды разбились о твою безжалостную усмешку.

Я как раз подумывала снова взяться за картину, почувствовав в себе силы сдвинуть её с мёртвой точки. В этот раз получится – я не сомневалась, потому что настроение именно такое, как нужно.

Устанавливая по привычке мольберт напротив окна, я бросила взгляд на любимые окна и не поверила своим глазам.

Там была ты.

Как обычно обнажённая.

Но не на своём обожаемом подоконнике и в руках у тебя были не сигареты.
В твоих руках была высокая стройная брюнетка, в чёрном белье, и с волосами, забранными в высокий хвост.

Несколько секунд шока прошли, и я насильно оторвала взгляд от вашего страстного поцелуя. Вы даже не пытались задёрнуть шторы или отойти от окна. Ты знала, что я вас вижу. Знала.
Со всей силы я толкнула мольберт, и он отлетел в стену, а из пораненной руки заструилась кровь. Только мне было всё равно. Насилуя собственное сердце, я продолжала смотреть на двух девушек, ласкающих друг друга по ту сторону этих ненавистных окон. И одной из них была ты, моя любимая, моё солнце. Слишком горячее, превратившее мою жизнь в огненный ад.

Часть 14.

Кап. Кап.

Мне нравится этот звук. Он похож на дождь. Он успокаивает.

Я не помню, сколько времени прошло с тех пор, как эти чёртовы занавески всё же задёрнулись, опуская шоры на мои изрезанные слезами глаза. Я не помню, насколько сильный погром устроила в собственной комнате, хотя по смутным воспоминаниям, должно быть, немалый. Хорошо, что родителей дома не было. Они с Лилькой уехали у тёте – она для неё платье шьёт. Отец их сам на машине повёз, а я пообещала, что не буду засиживаться у Маринки допоздна.

Что ж, я вернулась рано - она сказала, что у неё вечером ещё один клиент на дому и надо успеть до возвращения тёти с работы, потому что та не любит, когда Марина стрижёт клиентов дома: волосы потом, мол, по всей квартире. Вот я и ушла пораньше и взялась за эту картину.

Только не судьба мне, видно, её закончить.

А клиент оказался симпатичной клиенткой. И какие же услуги ты ей оказывала, милая?

Знаю, какие. Видела.

Кап. Кап.

Моё личное успокоительное на сегодняшний вечер.

А знаешь, я ведь почти смирилась с этим твоим Артёмом. Я подумала – ну, и пусть. Ведь ты же точно его не любишь. Да и ты ему не особо нужна. Он же не дурак, чтобы бросать свою прибыльную куклу ради молоденькой парикмахерши? Да и он тебе не нужен. Это просто секс. Я стала относиться к вашим встречам именно так. Скрипела зубами, посылала проклятия на его голову, плакала иногда по ночам в подушку, но терпела. Потому что он мужчина. Потому что ты такая, тебе всегда будет мало только девушек. Тебе это нужно, и я решила – пусть будет так. Я готова делить тебя с парнем, если тебе это так необходимо. Но я привыкла быть единственной девушкой, с которой ты оказываешься в постели.

Оказалось, что это не так.

Нет, не это самое горькое.

Ты сделала это специально. После моих слов, случайно слетевших с кончика языка, потому что вот уже несколько недель я буквально искусываю в кровь губы, чтобы удержать эту фразу. Такую простую и честную. Такую желанную для многих. Я тебя люблю. Вот только ты меня нет.

И никогда не полюбишь. Сегодня я это поняла.

А ты жестокая.

Кап. Кап. Кап.

Успокаивает, расслабляет. Делает тело чуть более лёгким. Легче всего на пару болезненных мыслей. Всего на пару тяжёлых капель.

Кап. Кап.

«Рита!»

Мне кажется, что я слышу голос мамы. Или это непривычно высокий бас отца? Никак не соображу. Вообще мысли всё больше путаются. Зато мне тепло и хорошо. И больше не хочется думать о ней. О нас. Обо всём этом.

«Рита!»

Зачем вы так кричите? Я просто немного посплю здесь. В тёплой водичке. В любимой ванной. Когда-то мы ласкались с ней здесь, под душем. Это было кайфно, мало, правда. Я и не думала, что так приятно целоваться под струями тёплой воды.

«Рита, очнись!!!»

Этот крик разрывает сознание. Не надо так громко! Я сейчас проснусь. Ещё пару секунд.
Кажется, кто-то бьёт меня по щекам и пытается вытащить из ванной, но зачем? Я и сама могу встать. Просто тело плохо слушается. Наверное, я очень устала... Да, это был очень долгий день.

Мама, не надо так кричать.

- Риточка, очнись, пожалуйста! Рита!! – мамин истошный крик заставляет меня распахнуть глаза.

Красный. Мой самый не любимый цвет. Но он здесь повсюду! И вода, заполняющая ванную, окрашена красным, и даже маленькая лужица на полу. А в неё продолжают падать капли.

Кап. Кап.

Это я сделала? В ужасе смотрю на собственные запястья, исполосованные лезвием. Мама плачет, а отец пытается перетянуть мне правую руку какой-то тряпкой. Где-то в комнате кричит Лилька, чтобы её выпустили из комнаты, а моё левое запястье, омытое водой, испещрено ниточками кровавой паутинки.

- Скорая приедет. Сейчас. Скоро. Потерпи. Глупая. Что же ты наделала, дурочка!
Это я сделала?

Мамины рыдания и бледное как смерть напуганное лицо отца.

- Простите меня, пожалуйста. Я не хотела.

Мне кажется, я плачу, или картинка снова начала мутнеть, потому что теряю сознание. Не уверена, но мне правда жаль. Мне искреннее жаль. Мама, папа…

- Зачем же ты это? Риточка, доченька. Как же так? – отец перебинтовывает вторую руку, мне больно, но я не сопротивляюсь. Силы быстро покидают меня и сознание уплывает.

Зачем? Зачем я это сделала?

Из-за неё.

- Я люблю её. Мамочка. Я очень её люблю. Вы не понимаете, а я жить без неё не хочу.

- О ком ты, родная? – никогда ещё голос отца не был таким надломленным и испуганным. - Как это жить не хочешь? Ты должна жить, и будешь, слышишь? Сейчас скорая приедет. И всё хорошо будет. Не засыпай только, ладно? Говори со мной.

- Пап. Я с ней быть хочу. Только с ней. Мне никто не нужен. Мне парни не нужны, и девушки другие тоже. А она просто не знает, как сильно я… люблю её... я…

Мои всхлипы, мамин плач и голос отца, повторяющего «Рит, не засыпай, слышишь меня? Не засыпай» и это размеренное «Кап, кап». Только по-моему всё это звучало уже у меня в голове, а сознание быстро отключалось, проваливаясь в спасительную темноту.

***

Я люблю тебя.

Часть 15.

Марина закрыла глаза и прижалась затылком к откосу.

Она не смотрит.

Зажатая между пальцами сигарета безразлично тлела, потеряв какую-либо надежду коснуться её губ.

Второй день подряд это утро начинается без внимательных карих глаз, ласкающих каждый сантиметр её обнажённого тела.

На улице подул прохладный ветер, обещая нагнать дождевые тучи. Стало холодно. А может, всё дело в том, что влюблённые глаза больше не согревают её своим теплом?

Глупости. Марина встряхнула своими золотистыми кудрями и спрыгнула с подоконника, затушив не выкуренную и наполовину сигарету в пепельнице.

Проходя мимо шкафа, она захватила лёгкую белую рубашку и быстро надела её, не застёгивая пуговиц. Захотелось выпить кофе.

Ничего удивительного. Ведь эти два дня она упорно пропускает завтрак, стараясь побыстрее выпроводить родных на работу и усесться на подоконнике в ожидании Риты. Раньше ей никогда не приходилось ждать. Казалось, эта девочка круглые сутки проводит возле чуть прикрытых занавесками окон в надежде увидеть её.

Она всегда видела её робкий взволнованный взгляд. Чувствовала его кожей, и ей это нравилось. От этого хотелось улыбаться. И она улыбалась – ласковому утреннему солнышку, голубому небу, а потом не выдержала и улыбнулась ей. Странной девочке в противоположном окне.

Девочке.

Признаться, сначала она решила, что на неё смотрит парень. Мальчик. Совсем молоденький, хрупкий, с несколько длинноватыми волосами, узким бледным лицом и в вечных бесформенных футболках. Но однажды Марина заметила девочку, шедшую по улице с большим запакованным холстом в руках. На ней была чёрная маечка, которая обтягивала острые плечики и обрисовывала пусть небольшую, но всё-таки женскую грудь. И ещё эти два маленьких смешных хвостика на затылке. Как в детстве мама делала.

Марина тогда ещё с грустью вспомнила родителей и снова почувствовала, как скучает по ним. Особенно по маме. И этим маленьким хвостикам. Волосы уже давно стали длинными, да и сейчас она могла сделать себе любую самую хитроумную причёску, вот только те глупые маленькие хвостики никак не получались такими, какими делала их мама. А эта маленькая девочка напоминала ей себя саму. Лет этак в 12, когда она ещё счастливо жила со своей семьёй и ничто не предвещало ту страшную аварию, в которой она чудом останется жива в отличие от её родителей.

Впрочем, этой милашке, с тоненькой талией и худенькими ручками, должно быть, уже было не меньше 15. Где-то около того. «Вполне взрослая» - подумала тогда Марина и тут же скептически фыркнула на саму себя – мол, что это вообще за мысли? Милый ребёнок, но к чему это?

Но упрямица продолжала испепелять её взглядами каждое утро, и Марина уже рефлекторно после душа тянулась за сигаретами, только чтобы найти повод забраться на свой любимый подоконник. Затяжка, выдох и этот привычный взгляд.

Зачем только она тогда решила ей улыбнуться?

И всё завертелось. Реакция маленькой наблюдательницы её просто очаровала. Столько смущения в этих невинных глазках! Марина просто не могла устоять от соблазна.

«МА-РИ-НА» - он выводила эти буквы с ухмылкой, но очень старательно, так, чтобы с противоположного окна наверняка можно было их рассмотреть. А вдруг у неё плохое зрение? Вряд ли. Ведь она так внимательно следит за ней каждое утро и ни разу её глаза не прятались за стёклами очков.

Реакция девочки на эту записку развеселила Марину ещё больше. Теперь уже – вызвать ответную реакцию было делом чести.

Но девочка, окончательно смутившись, кажется, решила больше не шпионить за незнакомцами.
Нет, Марина не могла это оставить просто так. Слишком мила была эта худенькая брюнеточка в окнах напротив. А её горящий взгляд давал ей надежду на… на что? Марина сама не верила, что увлеклась совсем ещё девочкой.

А потом этот глупый порыв, и вот она уже у неё в квартире.

Такая смешная и милая. И красивая. Вблизи гораздо симпатичнее, чем сквозь стекло и задёрнутый тюль.

А дальше было какое-то сумасшествие. Потому что девочка оказалась гораздо старше. Студентка. Ну, кто бы мог подумать? Вот только с причиной взгляда, она не ошиблась. Она такая же. Ей тоже нравятся девушки.

Всё, что случилось потом, просто не могло не произойти. Марина это знала.

А что дальше?

А дальше они стали любовницами. Хотя, признаться, ей приходила в голову мысль попробовать повстречаться с Ритой. Сколько можно порхать беззаботной бабочкой? Это одиночество порой угнетало. Конечно, всегда можно позвонить Артёму или даже той же Шипке, она всегда не прочь поразвлечься. Вот только в последнее время всё было как-то не так. Неправильно, невесело. Всё, кроме тех мгновений, что она проводила с Ритой. С этой странной девочкой, больше напоминающей мальчишку. Неловкой, стеснительной и совсем неопытной в плане каких-либо взрослых отношений.

Но она училась. И притом весьма быстро. Буквально пары наглядных примеров хватило этой угловатой девчонке, чтобы раскрепоститься и научиться чувствовать себя и своего партнёра, как в поцелуях, так и в том, что происходило после них. С каждой их встречей, Рита удивляла Марину всё сильнее. Шипка с её нарощенными ногтями и привычкой кусаться за губу, уже не шла ни в какой сравнение с этим юным дарованием. Марина даже пару раз отказала Артёму, чтобы провести лишние несколько часов с Ритой.

Осознание этого её и напрягало. Неужели она начинает привязываться к этой девчонке?

Может и так. Что собственно в этом страшного?

Вот только мысли обо всей этой истории с Ланой бередили какие-то старые раны, которые, как ей казалось, она давно излечила кучей ничего не значащих поцелуев. Видимо, что-то не так было с этой странной девочкой. Ведь ни один из любовников не заставлял её чувствовать себя такой безоружной и уязвимой. Может ли быть такое, что она снова начинает влюбляться?
Нет. Хватит. Лана была первой и последней. Ей так надоело терять любимых. Ведь невозможно ничего сделать, чтобы уберечь их, удержать. Рано или поздно они уйдут и заставят страдать. А потому лучше и не любить вовсе. Ну что такого офигительного в том, чтобы любить? Секс можно получить и без любви. Хороший секс. Неважно с женщиной или с мужчиной. Для неё это никогда не было важно. А вот чувства. Они как волны – нахлынут, чтобы со всей силы ударить тебя лицом о каменный берег и оставить умирать в одиночестве от адской боли, которую нельзя излечить никакими медикаментами.

Но почему именно Рита? Она не была похожа на Лану. Ничем. Совершенно. Ну разве что своей искренностью и этими глазами, полными настоящей любви. Так не хотелось замечать, но она прекрасно знала – девочка любит её, самой честной и ранимой первой любовью. Как глупо! Ведь она ещё не знает, какую плату приходится платить за это чувство. А Марина знала и боялась, что однажды Рита, как и Лана, начнёт твердить о любви и ждать ответа.

И потому в тот самый день, когда она услышала это короткое, нечаянное «Люблю тебя», ей стало так невыносимо страшно.

Одна часть её ликовала от восторга, а другая хотела убежать на край света, заткнуть уши и не слушать! Не видеть! Не знать!

Но поздно. Она всё знала. И самое страшное, что в то мгновение ей тоже захотелось прошептать: «Я люблю тебя…»

Часть 16.

Кофе остыл, пока она пыталась вынырнуть из своих тяжелых мыслей.

Марина застегнула пару пуговиц на рубашке и снова забралась на подоконник. Взгляд непроизвольно скользнул по противоположным окнам. Темно. Вот уже два дня.

Курить не хотелось.

И завтракать тоже.

И вообще хотелось только одного – снова увидеть её.

Хотя бы разок, хоть одним глазком.

Но Риту тоже можно понять.

После того, что произошло, её нежелание видеться вполне объяснимо.

Марина и сама не могла понять, как это всё вышло.

Она ненавидела себя за такое безрассудство и откровенную глупость, и даже проклятую Элеонор, которая упросила покрасить ей волосы в срочном порядке, потому что наутро у неё было важное собеседование.

Элька не была её лучшей подругой, но Марина всё же в определённой степени ей доверяла. В конце концов, Элеонора была знакома с ней с самой школы и даже когда погибли родители, Элька с пониманием терпела все её сумасбродные выходки. Была рядом и когда опекуны, тётя с дядей, не помогали советом, потому что как ни старались, не могли в полной мере заменить ей родителей. Более того, подруги даже успели побывать в одной постели.
На одной из шумных школьных вечеринок в квартире одноклассника. Обе изрядно напились, что и привело к такому вполне логичному, если поразмыслить, результату. На самом деле, Марина тогда лишь сделала пару глотков пива, да и Элеонор лишь изображала пьяные танцы на столах, в действительности же просто входя в кураж. Так что обе они прекрасно отдавали себе отчёт в том, что стало происходить за закрытой дверью спальни. Эльке понравились новые непривычные ласки, да и Марина давно помышлявшая о сексе с подругой осталась вполне довольна. Наутро обе девушки благоразумно сделали вид, что были пьяны и эта ночь ровным счётом ничего не значит. Про ориентацию подруги Элька всё знала – это отчасти и подстёгивало её любопытство: а каково это, с девушкой? Вот только ставить под вопрос свою натуральность, а значит и отношения с Толиком, сыном директора и удачной партией по словам мамы, благоразумная Элеонор не планировала. Марине же в конечном итоге было всё равно. Так этот давний инцидент и поблек в памяти с течением времени.

Надо заметить, что на отношения подруг этот эксперимент никак не повлиял. Спустя годы, Элеонор по-прежнему доверяла свои драгоценные длинные волосы исключительно Марине, а та иногда позволяла себе пооткровенничать за чашкой чая.

Так произошло и в тот вечер.

Час, потраченный на окраску отросших Элькиных корней, а также стрижку и укладку за компанию, не прошёл даром. Загруженная тяжкими размышлениями, Марина выпалила всё подруге на одном дыхании. И про воспоминания о Лане, и про странную девочку Риту, которая всё поставила с ног на голову в её налаженной вроде бы жизни.

Про всё, связанное с Ланой, Элька была наслышана. В конце концов, не малых усилий тогда ей стоило вернуть подругу к жизни. И повторения той печальной истории она определённо не хотела. А вот от повторения чего она действительно не отказалась бы, так это того первого безбашенного опыта. Об этом она помышляла не раз, потягивая мартини в клубе, пока Марина веселилась на танцполе. Но ветреная подруга то и дело оказывалась в компании нового ухажёра или строила глазки милой барменше, и Элька не вмешивалась, понимая что таким способом та переживает разрыв с Ланой. Успеется ещё.

Но вот появление какой-то там Риты в жизни подруги никак не входило в планы Элеонор.
А Марина тем временем уже час как изливала ей душу, недвусмысленно давая понять, что влюбилась в эту пацанку едва ли не с первого взгляда. Эти душеизлияния нужно было срочно прекратить. Что Элька и сделала, нагло припечатав её губы поцелуем.

Марина не сразу сообразила, что к чему, но потом успела вставить пару возражений, как только упрямые губы Элеонор позволили ей вздохнуть.

- Стоп! Что это ты ещё творишь?

- Марин, ну хватит тебе, а? Мы свободные взрослые люди. И я просто хочу освежить приятные воспоминания. Нам уже не 17 лет, и мне тоже есть, что предложить тебе.

Маринка только покачала головой и выставила вперёд руки, повторив своё решительное «нет».

- Допивай свой чай, а я пойду под холодный душ - что-то от жары голова совсем не варит.

Душ тогда не особо помог. Ко всем прочим проблемам с Ритой прибавилась ещё и ходячая неприятность в виде неуёмного либидо Эльки. Но с другой стороны, может, предложение подруги было кстати? Клин клином вышибают, разве нет?

Выходя из ванной, в закреплённом на груди махровом полотенце, Марина даже не знала, хочет ли увидеть одинокую кружку с недопитым чаем или…

Перед ней предстала Элеонор. Во всей своей красе. Высокая, худая – идеальная модель – собственно, именно ей она и работала последние пару лет. Длинные темные волосы забраны в высокий хвост, а на смуглой коже эротично просвечивается чёрное кружевное бельё.
Не было лишних слов и хоть каких-то попыток остановить неизбежное. Пара поцелуев освежили воспоминания давно минувших дней, несколько осторожных прикосновений начали заводить обеих, а там было уже рукой подать и до постели.

Конечно, Марина помнила про открытое окно и раздёрнутые шторы. И она знала, что, скорее всего, Рита всё видит. Эта мысль сверкнула где-то в сознании и была тут же отправлена восвояси холодным «Так будет лучше».

А потом были только Элькины сладкие губы и чересчур наигранные стоны. И с каждой минутой становилось всё противнее. Дежа вю, не иначе. В сознании рефреном била мысль: «Это не она. Это не Рита». В точности как тогда, когда место Ланы попыталась занять случайная девушка из бара. И только в эту минуту Марина сознала, что же общего было между женственной чувственной Ланой и скромной, похожей на мальчишку Ритой. Она их обеих по-настоящему любила.

Часть 17.

Эльку выталкивать из квартиры пришлось едва ли не пинками. Отмазам про то, что тётя Ира с мужем скоро вернётся, Элеонор категорически не верила. Да и истинную причину перемены в настроении подруги она поняла без труда.

- Надеюсь, хотя бы в этот раз мне не придётся смотреть, как ты в одиночестве зализываешь раны, - грустно улыбнулась Элеонор, застёгивая молнию на платье. - …Ну, а если передумаешь - звони, - ухмыльнулась она, неспешно пройдя в коридор и провожая нахмуренное лицо подруги сверкающим взглядом.

В тот момент Марина ненавидела саму себя. Неужели жизнь совсем ничему её не научила? Что ж. Значит судьба такая - раз за разом кидаться в объятья одних и тех же грабель.
Она прекрасно осознавала, что Рита всё видела, и ей было невероятно стыдно за все те мысли и уж тем более за то, что было с Элеонор. Но как объяснить это Рите?

А нужно ли объяснять? Действительно ли она так сильно обижена?

Ведь Рита знала про все её встречи с Артёмом и наверняка понимала, что и с другими женщинами она тоже может встречаться. Впрочем, на самом деле не было никаких других женщин. Была только Рита. И уже давно никто другой Марине не был нужен. Вот только все точки давно расставлены над i – они любовницы, не более, и Рита явно смирилась с таким положением вещей. Так будут ли последствия у этого маленького недоразумения?
То, что последствия будут и притом не маленькие, Марина поняла уже на следующее утро.

В комнате Риты никого не было. Всё утро она провела на подоконнике, выкуривая одну сигарету за другой, но любимая наблюдательница так ни разу и не промелькнула в окнах напротив. До самого вечера в квартире вообще не обнаруживалось признаков жизни, и только ближе к ночи в зале загорелся свет, впрочем, окна Риты по-прежнему скучали в темноте.
Наутро повторилось то же самое, и теперь Марина уже не на шутку волновалась. Неужели, так сильно обиделась? Наверное. И это легко понять. Видеть любимую, целующуюся с другой, да ещё и так бесцеремонно, на её собственных глазах… Марина чувствовала себя действительно паршиво.

А ещё было холодно. Тонкая рубашка не помогала согреться.

***

«Я должна ей всё объяснить», - наконец убедила саму себя девушка, резко вскакивая с подоконника.

Короткое чёрное платье, больше напоминающее длинную майку в обтяг, босоножки на шпильке. Волосы собрать в хвост, или распустить? Рите больше нравится, когда они свободно струятся, спадая на плечи…

Какие глупости! С этой мыслью Марина выбежала в подъезд, поспешно отсчитывая ступеньки ударами шпилек о бездушный камень.

Через несколько минут она уже стояла возле заветной двери и нервно теребила в руках, по привычке прихваченную с собой, пачку сигарет. Глупости. Всё будет хорошо, она поймёт, непременно поймёт и простит.

Марина отчаянно жала на кнопку звонка. Она знала, что Рита дома. Чувствовала. В конце концов, по ту сторону стены явно раздавался едва различимый шорох, но её родители обычно в это время на работе, а значит, это…

- Марина? – на пороге стояла мама Риты. В домашнем халате, с небрежно забранными в хвост волосами и невероятно усталым осунувшимся лицом.

- А Рита... дома? – пробормотала девушка, подсознательно ощущая тяжесть этой тишины. Пауза затягивалась, а пристальный тяжёлый взгляд заставлял мурашки бегать по коже. Он ни оставлял ни тени сомнения, что Марина больше не просто подруга и пример для подражания в глазах Ритиной матери. Теперь между ними стояло что-то, заставившее женщину взглянуть на девушку другими глазами.

- Зайди. Мне нужно с тобой поговорить, - несколько суровый голос всё же развеял угнетающую тишину, и Марина осторожно шагнула на порог.

***

Сигарета.

Ещё одна. Какая по счёту? Неважно! Ничто не важно, кроме этой боли в сердце.

«Дурочка, глупая моя, любимая... Что же ты наделала? Как же теперь…»

И беспорядочный хоровод мыслей. Таких тяжёлых, что голова болит. Марина без сил роняет её на колени, с ненавистью откидывая в сторону сигарету, которая ни черта не помогает успокоиться, обхватывает ноги руками и из последних сил старается удержать слёзы.

Зная, что не выйдет.

Старый обшарпанный подоконник в подъезде казался просто ледяным. Не то, что родное уютное местечко в своей квартире, до которой она так и не дошла. На автопилоте шаг за шагом она брела к своему любимому подоконнику в надежде спастись от этих мыслей… А был бы он таким любимым, если бы не те глаза, ласкающие её обнажённое тело восхищённым взглядом?
В этот момент и подкрались удушающие слёзы, и она бросилась к ближайшему окну в пролёте между этажами и чиркнула зажигалкой.

Вот только в этот день всё было не так, и сигареты не помогали. Она по-прежнему боялась оторвать лицо от коленей, словно это укрытие спасало от того страшного взгляда, которым одарила её мама Риты, произнося: «Она вскрыла себе вены».

И будто током через сознание, а потом волной по телу, прямиком в сердце.

- Когда? Почему? – шептала она, силясь понять слова женщины.

- Я думаю, тебе виднее, почему…

Они обе замолчали.

Неужели из-за…

«Из-за меня, из-за меня…» - бормотала Марина, с каждой секундой ненавидя себя всё сильнее. Риточка, глупенькая. Зачем же ты так…

Губы дрожали, и снова хотелось курить и плакать.

Только на кафельном полу валялась пустая пачка сигарет, а слёзы так и стекали вниз по горящим щекам, не переставая.

Она всё помнила. Каждое слово, каждый взгляд. И помнила ту страшную фразу, которую так и не смогла договорить:

- Она… Она…

- Жива, - произнесла её мать, и Марина с болезненным всхлипом выдохнула. Спасибо, Господи! Спасибо, что не дал ей совершить непоправимое! - А теперь, я думаю, тебе есть, что мне рассказать, - добавила Ритина мама, выждав паузу. И Марина поняла, что точка возврата давно пройдена. Поняла, что расскажет ей про них с Ритой всё, потому что просто не сможет врать женщине, чья дочь сейчас лежит в больнице, с перебинтованными руками. Чью дочь она любит и чуть было не потеряла из-за собственной глупости.

- Простите меня, пожалуйста… - начала она, зная, что вряд ли получит это самое прощение. Эта правда должна была открыться совсем не так. Только не так. Ради Риты, не ради неё. Но поздно посыпать голову пеплом – Рита сама так решила и уже этого не изменить. Вот только как произнести вслух – «Я люблю Вашу дочь. И она меня тоже…». На самом деле не так уж и сложно. Гораздо труднее сейчас сидеть на этом чёртовом подоконнике и осознавать, что потеряла единственный шанс хотя бы раз снова увидеть любимую девушку, попросить у неё прощения и почувствовать на себе её любящей взгляд.
А на каменном подоконнике было так чертовски холодно.

Часть 18.

Вот уже неделю я открываю глаза и вижу белый потолок одинокой больничной палаты.

Она ничем не лучше моей комнаты. И не хуже. Почти то же самое.

Разве что окна.

В них нет тебя. И мне безумно холодно тут одной.

Я совершила глупость. Сейчас я хорошо это понимаю.

Помню мамины слёзы и хриплый голос: «Зачем? Зачем, Рита?» Да я не знаю, зачем, мама. Я даже не помню, как очутилась в этой ванной и когда всё вокруг окрасилось в красный. Страшно вспоминать – когда очнулась на несколько секунд и увидела свои руки в крови, в ужасе не могла поверить, что действительно пыталась… пыталась…

Я запуталась. Я сломалась. Нет, милая, я не виню во всём этом тебя. Здесь только моя вина, мой грех, но я так устала от одиночества.

Знаешь, когда я увидела тебя с Ней, я просто поняла, что это никогда не сбудется. Мои заветные мечты. О том, что мы вместе, по-настоящему вместе, понимаешь?

Бог мой, как глупо. Как ты себе это вообще представляешь? Уютная квартирка с общей постелью и праздничные ужины в кругу семьи? Бред, бред, вся моя жизнь напоминает один сплошной бред! Не будет этого никогда. НЕ БУДЕТ!
...

Первые пару дней мама молчала. Отец появлялся редко. Я видела, как он привозил маму, но неизменно уезжал, даже не заходя в палату. Я его не виню.

А мама только суетилась возле моей кровати. Таскала еду, можно подумать, я в состоянии столько съесть. Да и с аппетитом было совсем никак. А от вида томатного соуса для домашней пасты меня пару раз вывернуло, после чего из моего рациона пропало всё красное. Врачи говорят, что так бывает.

Она говорила обо всём на свете – о Лильке, о бабушкиных астрах, которые залило дождём, о прогнозе погоды на остаток лета, даже о каких-то соседях, которых я сроду не знала. Мне кажется, она пыталась заполнить тишину, усердно обходя самые главные вопросы. И я была благодарна ей – не было сил отвечать. Хотя я и знала, что рано ли поздно этот разговор случится.

Случился он через пару дней. Раны плохо заживали и иногда ни с того ни с сего начинали кровоточить, хотя на первый взгляд уже успели затянуться. Доктор даже заволновался за мою кровь и сделал пару анализов, но ничем конкретным объяснить это не вышло. А ещё были бесконечные разговоры с психологом. Я понимала, что без этого никак – они желают убедиться, что я не закончу начатое, едва выписавшись из больницы. Поначалу сопротивляться стационарному режиму я не стала. В голове был полнейший сумбур и я вообще немного отстранённо реагировала, на все происходящие события. Но спустя какое-то время в голове всё немного улеглось, и я поняла, что постоянно смотрю в это дурацкое больничное окно в надежде увидеть тебя.

Как глупо.

И всё же однажды я произнесла:

- Мама, а Марина не спрашивала обо мне?

Хотелось бы мне прочесть в ответном взгляде, что она ни о чём не знает. Но напрасно. В глазах сверкнуло что-то холодное и острое, и я поняла, что мама всё знает.

Догадалась, да?

Я весьма смутно могла припомнить события того вечера, но всё же не думаю, что произносила её имя. Нет, среди того бреда, что я несла, совершенно точно не прозвучало «Марина», а значит, она просто сопоставила факты. Что ж, это и впрямь несложно. «Я люблю её» - я произносила только это. Снова и снова, пока сознание не отключилось. И это правда, с которой я ничего не могу поделать. Я люблю её. А она…

- Забудь её, ладно? – ответила мама, и я застыла возле окна, по привычке пряча забинтованные запястья подмышками. Мне стыдно, когда на них смотрят.

- Я… - не зная, как продолжить, я замолчала, но, кажется, моего ответа и не ждали.

- Я, наверное, плохая мать, - эти слова ножом резанули по сердцу. Мне хотелось броситься к ней в объятья, плакать, умолять простить меня и говорить, что это вовсе не так. Во всём этом нет её вины. Нет ничьей вины, кроме моей собственной. Кроме моей слабости. – …Я не заметила, как тебе плохо. Я не почувствовала, как ты страдаешь от одиночества. И даже не заметила, что ты… не такая как все. И что любишь эту девочку.

- Мам, не надо, пожалуйста…

- Надо, Рит. Надо было гораздо раньше. Надо было быть внимательней, надо было слушать, надо было видеть, а я… - тут она прикрыла глаза ладонью, и у меня болезненно что-то сжалось в груди. Что угодно, только не её слёзы. Они напоминают мне о той ночи, они причиняют боль. Порезы снова ноют. Мамочка, пожалуйста, не плачь.

Я плакала вместе с ней, хлюпая носом и занавешивая красные глаза длинной чёлкой.

- Я должна была заметить. Ведь ты всегда была не такой, как другие девочки. Да, я замечала это, но боялась даже мысль допустить, что это может быть правдой. Какая же из меня мать!?

- Мамочка, не правда. Ты хорошая. Я очень тебя люблю, слышишь? Я дура. Я это по глупости. Я никогда больше… - а дальше только слёзы, в которых уже можно захлебнуться.

А она только крепко обняла меня, уткнувшись лицом в плечо, и продолжала:

- Мы тебя любой любим, Рит, понимаешь? Отец не приходит пока и молчит, но это он просто по-своему переживает так. Он придёт тоже, обязательно. И поймёт всё. И я пойму. Не сразу, но ты время нам дай, и мы придумаем с этим что-нибудь, честно. Ты только живи, ладно? Ты нам нужна. И мне, и папе. И Лильке. Ты же для неё кумир. Она просто капризничает иногда, потому что возраст такой. Но ты для неё пример, ориентир…

- Плохой, видно, из меня ориентир, - бормочу себе под нос.

- Глупости. Ты лучше всех. Доченька, ты же у меня такая умница, талантливая, и красивая… Даже в своих футболках и джинсах всё равно самая красивая. Хочешь, мы купим тебе что-нибудь новое, как только выпишешься, а? Ты же платье хотела, да? Мы в магазин собирались.

- Это я… ради неё хотела… - отвечаю, стыдливо опустив голову, и мама тут же замолчала.

- Рит. Забудь её. Ни один человек не стоит того, чтобы из-за него совершить такое.

- Мам, это не из-за неё…

- Вот и правильно. Просто забудь. Не сразу, но со временем. Всё наладится, вот увидишь…

Потом мы больше не говорили.

Снова были только больничные будни. Визиты мамы, болтовня медсестер, осмотр врачей, разговоры с психологом. Он кстати настоял на том, чтобы мне принесли краски и альбом. Первое время рисовать совсем не хотелось, да и кисточка в руках плохо держалась. От малейшего напряжения открывалось кровотечение и ладонь дрожала. Но вскоре пальцы окрепли, а от скуки тут же потянулись к бумаге, выдавая мрачноватые картинки. Впрочем, я всегда рисовала в тёмных тонах и редко пользовалась яркими чистыми красками, разве что ради зачётных работ в университете.

Когда психолог сообщил маме, что я прихожу в норму, «Во всяком случае, всё не так плохо, как могло быть» - сказал он ей и я подслушала под дверью, - в тот день мне разрешили увидеться с Лилькой. Сестрёнке сказали, что я порезалась нечаянно и поэтому попала в больницу. Лиля, конечно же, принесла мне свой подарочный рисунок с искренним пожеланием «Выздаравливяй», а ещё с аппетитом умяла принесённые для меня пирожки, которые пекла мама. Отец пытался её отругать, но я уверила его, что уже начинаю пухнуть на больничных харчах и поэтому всё равно не смогла бы найти для них место в желудке.

Да, в тот день впервые приехал отец.

И в его глазах было столько эмоций, хотя ни одна из них даже тенью не скользнула по лицу.
Спокойный и немного строгий лишь на вид, он осторожно поинтересовался:

- Доча, ну как самочувствие?

И я благодарно кивнула, когда он чуть сжал мою руку. Мне даже показалось, что я услышала дрожь в его голосе. Но запрыгнувшая на кровать Лилька разрушила неловкую паузу.

- …Я тебя люблю. И это никогда не изменится, - спустя час чуть слышно прошептал он, уходя и унося на руках, задремавшую Лильку. И я едва сдержала слёзы.

- Спасибо, - одними губами.

Я была бесконечно благодарна им за все добрые слова и по-настоящему счастлива, что они все рядом. Впервые, я почувствовала, что не одна. Семья. Самое ценное, что у меня было в эти дни.

И мысли о тебе, с которыми я засыпала и просыпалась против своей воли.

Часть 19.

Меня уже давно должны были выписать, я знаю. Думаю, это мама настояла на том, чтобы меня оставили в больнице ещё хотя бы на несколько дней.

Понимаю.

Она не хотела, чтобы я виделась с ней.

А я?

А я сходила с ума от ночных кошмаров. В которых была она и кровавая ванная. В которых мы страстно любили друг друга, а потом мои ладони начинали гореть от прикосновения к её коже. Просыпаясь, я помнила каждую частичку этих мучительных снов.

И я мечтала увидеть её хоть раз.

Солнце в соседнем окне.

Но только ты не придёшь, я знаю. Зачем? Я тебе не нужна, ведь так?

Мы никогда не были парой, и даже не подруги. Я вообще сомневаюсь, знаешь ли ты о том, что я натворила.

Хотя мама явно знает гораздо больше, чем говорит. Неужели вы с ней разговаривали? И что же ты ей сказала? Я не знаю. Но, так или иначе, она наверняка ни за что не позволит нам встретиться.

Мне плохо.

Каждый день мне всё холоднее без тебя.

Я люблю тебя. И запястья каждый раз пульсируют, когда я мысленно произношу эту фразу. Я люблю тебя.

***

Психолог мной не доволен. Я плохо сплю и во сне пару раз неосознанно разрывала швы. Мне по-прежнему снятся кошмары.

Я сижу на подоконнике и совсем не хочу рисовать. Все мои мысли только о тебе. Где ты сейчас? С кем? Думаешь ли обо мне? Хоть иногда. Марина.

Я прошептала твоё имя во сне, когда днём задремала после приёма таблеток. Мама была рядом, сидела в кресле, и, конечно же, услышала. Мы разругались, едва я проснулась.

- Хватит! Выкинь её из головы! Забудь её!

- Я не могу! Я её люблю!!! – впервые прокричала в ответ я, и мама замолчала с остекленевшим взглядом. А я заплакала, уткнувшись лицом в подушку. Вот и вся ссора, но мне было так страшно. Я снова ощущала, как чувства захлёстывают меня с головой. Я боялась вновь поддаться эмоциям. И я боялась, что больше никогда не увижу тебя.

Я делала вид, что сплю, до самого вечера. Мама ушла, так и не попрощавшись.

Ночью было хуже всего.

Я не хотела спать. Я лежала на жёсткой больничной койке и смотрела в сторону окна. Луна и звёзды, а мысли там, где сияет солнце. Моё личное солнце, которое никогда не станет моим.
И я беззвучно плакала навзрыд, пока сознание разрывала в клочья эта мысль.

***

Я открою глаза. Сейчас. Не знаю зачем. Но что-то подсказывает мне, что я должна это сделать.

Всю ночь мне снова снилась ты.

Без всяких кошмаров и лужиц крови на кафеле.

Просто ты. Твои сверкающие золотистые волосы. Очаровательная улыбка, нежные губы и прекрасное тело, завёрнутое в белую простыню. Ты сидела на своём любимом подоконнике и смотрела на солнце, а оно ласкало тебя своими лучами. Такая красивая. Тёплая и нежная, как это самое утреннее солнце. Распахнутые окна и лёгкий ветерок. Казалось, он доносил до меня сладковатый запах твоих сигарет. Блики солнца на твоей смуглой коже и расслабленная поза – тебе как всегда комфортно на своём маленьком троне. А я просто не могла оторвать взгляд. Но это был лишь сон.

А потом я проснулась, почти физически ощущая это тепло. Оно скопилось на кончиках пальцев, словно кто-то согревал их своим дыханием.

Я открыла глаза и долго не могла поверить в то, что увидела.

На узком больничном подоконнике сидела ты, и твои чуть влажные сапфировые глаза улыбались мне лучиками солнца.


Часть 20.

- Для начала я хотела бы поздравить Вас с ошеломительным успехом, ведь выставка определённо была принята критиками на ура.

- Спасибо, но я думаю, на их отзывы больше повлияли симпатичные официантки, разносящие закуски.

Обе женщины рассмеялись, а оператор перевёл камеру на ведущую.

- Насколько я могу судить, наибольший успех имела именно эта картина, «Солнце в соседнем окне», верно?

- Да, думаю, что так и есть.

Камера поймала в фокус висящее на стене полотно без рамки. Чёрно-белый эскиз казался незаконченным – мягкие и в то же время резкие мазки изображали обнажённую девушку, сидящую на подоконнике. В её руке тлела сигарета, а губ едва касалась улыбка. Она смотрела в небо, опираясь затылком о стену. И среди множества чёрно-белых пятен лишь её вьющиеся золотистые волосы приковывали взгляд своей яркостью и насыщенностью. Словно это луч солнца играл в её кудрях, добавляя картине нежности и тепла.

- Скажите, я слышала, что это картина имеет особое посвящение. Я права?

- Да. Верно. Это одна из самых ранних моих картин, и она посвящена моей любимой женщине.

- Любимой женщине?

- Она не любит, когда я называю её женой, - мелодичный сдержанный смех поддержала и сама ведущая.

- И как давно вы вместе?

- Более 9 лет, - мягкий голос и нежная улыбка, едва коснувшаяся губ.

- Надо же. Я восхищена крепостью вашего союза. Но, Марго, Вы так спокойно говорите об этом, будто ваши отношения ничем не отличаются от… обычных. Но ведь очевидно, что это не так. Две женщины… вместе – это всё-таки не рядовой случай для нашей страны. Может, в столице, ближе к Европе, это уже и не новость. Но в нашей провинции… В общем, Вы не боитесь так открыто заявлять о своей ориентации?

- Знаете, всего, чего действительно следует бояться, со мной... с нами... уже не случится, - хрупкая ладонь, осторожно легла поверх запястья другой руки и прошлась пальцами по старым тонким шрамам. – Моя семья и близкие друзья давно знают всё обо мне. И они любят меня. Это самое главное. И единственное, чего я боюсь, как и любой человек, который хоть раз в своей жизни по-настоящему любил, - так это потерять любимую. Это единственный страх, который никогда нельзя вытеснить из разума полностью.

- Неужели спустя 9 лет Вы всё ещё этого боитесь?

- Да. Каждый день, - тёплая улыбка коснулась её губ. - Особенно, когда летом она курит на своём чёртовом подоконнике.