Нефелим

Какое же холодное серое небо... и холодно, так холодно...
Я никогда не знала своей матери. Когда я подросла настолько, чтобы понимать, что в отличии от прочих детей у меня нет матери, мне сказали, что она умерла родами. Гораздо позднее от «добрых» людей я узнала, что моя мать была гулящей девкой, и она просто не успела меня скинуть. А сразу после моего рождения сгорела в родовой лихорадке. Кто был моим отцом, думаю даже моя мать не знала. Мало ли кому приглянется женщина в публичном доме? Поэтому с самого рождения я носила невидимое, но от этого не менее заметное, клеймо.
Собственно моя судьба была известна с самого рождения и лучшее, что могло случится со мной — попасть в монастырь. Или же меня ждала судьба моей матери — яблочко от яблони недалеко падает — кто возьмет в жены дочку гулящей? Перед людьми только позору набираться.
Но судьба мне улыбнулась, совсем крошкой попала я в монастырь. Так началось мое служение Богу. Сестры при каждом удобном случае напоминали мне, что молитвами и покаянием я могу искупить грехи своей матери и сам грех своего рождения. И я старалась — будучи прилежной ученицей — не пропускала ни одной службы. Рано во мне открылся талант певчего, и мой голос взмывал к небу славя Бога и дела его.
Моя жизнь была тиха и размерена — молитвы, работа в саду и огороде, чтений житий святых.
Еще немного и я бы приняла постриг, полностью отрекаясь от мирской жизни. Мне исполнилось 16 лет — самое время... Но пришли странные сны — грешные и от того запретные. Неведомые люди приходили ко мне во сне и занимались тем, что называют смертным грехом. Странные сны — часто мне снилась женщина с холодными глазами, тонкими пальцами так не похожими на мои с грубой кожей и обломанными ногтями от работы в саду. Сны — обрывки обрывки другой неведомой жизни — смутные, неясные, манящие.
Я рассказала все настоятельнице, та лишь покачала головой — это все дурная кровь твоей матери, прилежание и покаяние спасут твою душу. И я молилась — видит бог, как я молилась. Служение богу требует чистоты — чистоты телесной, чистоты души. Были ли мои молитвы услышаны? Не знаю, но...

***
В то солнечное утро казалось, что сама природа радуется большому светлому празднику.
Измученные долгой и холодной зимой люди тянулись к теплу и общению с себе подобными.
Из-за затянувшейся зимы, страну посетил голод и смерть собрала большую жатву. Люди боялись чумы, что могла нагрянуть по весне и попировать на не погребенных трупах, но все обошлось.
Еще больше поднимало настроение то, что сам государь должен пожаловать на праздник и значит на бесплатное угощение не поскупятся.
Торжественная служба началась затемно и к полудню в храме было не протолкнуться. С замиранием сердца люди слушали поистине ангельский голос, непривычно солировала женщина, но ее голос был слишком хорош.
Обрушившаяся на храм тишина была почти осязаема. Люди с ужасом смотрели, как послушница, только что славившая своим пением господа, бьется в корчах.
- Падучая... - шепотом перекатывалось по храму, - или чего похуже.
Послушница мучительно застонала, встала на колени, упираясь руками в пол и выгнула дугой спину. Ткань лопнула и над плечами девушки поднялись кипельно-белые крылья, легкий свет разливался от них.
- Чудо! - люди в храме в едином порыве опустились на колени. - Он явил чудо!!!

***
Так я обрела крылья. Смутно помню, что было потом. Меня куда-то вели, что-то говорили. Слабая, как новорожденный котенок, я могла только кивать, не особо разбираясь в том, о чем меня спрашивали. Меня не покидало чувство, что это только сон.
Утреннее пробуждение не разогнало это чувство — крылья все еще были у меня за спиной. После нескольких безуспешных попыток мне удалось научиться складывать и расправлять их. Крылья были почти невесомы и, если бы не их легкое прикосновение к спине и тепло, о них легко было забыть.
В моей жизни произошло еще два изменения — меня освободили от работы в саду и теперь я просто гуляла, и я больше не пела в храме. В эти дни решилась моя дальнейшая судьба.

***
- Так что же это — чудо?
Настоятельница помолчала и обвела собравшихся в ее кабинете людей: духовника государя, посланца папы.
- В апокрифах есть упоминание о нефилимах. Не надо так хмуриться, святой отец, я знаю о запретности этих текстов, но не сами ли вы говорили о необходимости их изучения?
- Нефилимы — крылатые существа, рожденные от плотского союза ангела и земной женщины.
- Ересь... ересь даже полагать, что она может быть...
- Да, - мягко прервала его настоятельница, - я знала ее мать. Уж такой потаскухой она была, прости господи. Дочь совсем на нее не похожа. Но не это главное. Крылья нефилима наделены чудодейственной силой, ибо заключены в них частички благословения ангела. Я думаю, это нужно проверить.
- Но как?
- Вот. -настоятельница выложила на стол перо. - Я вырвала его из ее крыла. Святой отец, - обратилась она к легату, - все знают, что вас мучает старая рана, полученная во славу его , когда вы еще не приняли сан. Лучше проверить на человеке, чья безгрешность не вызывает сомнений.
- В твоих словах есть правда. Я согласен.
Легат закатал рукав. Старая рана выглядела скверно, она не заживала и рука начала понемногу сохнуть. Настоятельница легко прикоснулась пером к ране.
Мужчина дернулся от нестерпимой боли и удивленно раскрыл глаза — рана быстро затягивалась и кожа приняла свой нормальный цвет.
Мужчина крепко сжал пальцы на месте боевой раны.
- Не больно, совсем... Она должна умереть, - остальные согласно кивнули. - ее крылья нужно сохранить, но она должна умереть. Никаких нефелимов.
- Да будет так. - присутствующие склонили головы в молитве.


***
Легкое прикосновение к плечу вывело меня из задумчивости. Обернувшись, я встретилась с глазами, такими знакомыми мне по снам. Хотя ее саму я узнала не сразу — в моих снах она всегда была обнажена. Еще одно мягкое прикосновение, но теперь уже к крыльям.
- Я знала, я верила. - чуть хриплый голос пробил меня до самых кончиков пальцев.
- Эй, ты! - а вот это уже охрана, в последние дни ее сильно прибавилось.
- Вернусь. Жди меня, - и за ее спиной раскрылись крылья точно как мои, но только антрацитово-черные. Сильный взмах и она поднялась в воздух, оставив остолбеневшую охрану на земле.
С нетерпением ждала я ночь. У меня не было сомнений, что незнакомка вернется в темноте, об этом просто кричали ее глаза в недолгие мгновения встречи.
Сторож уже прокричал полночь, когда у окна раздался шорох и в комнату шагнула незнакомка.
- Мои сны оказались правдой, - она стремительно пересекла комнату и обняла меня. Ее губы нашли мои и я потеряла голову.
Это и было сном — горячие, такие горячие руки ласкали мои бедра, прикосновение губ, чужое дыхание на коже, от которого немеет кожа. От нового странного чувства твердеют соски. Я и не знала, что могу быть настолько бесстыдной, но от ее прикосновений я теряла рассудок. Ерошила ее короткие волосы, замерла, когда она плавно опустилась сверху и потянулась губами к груди. Грешна видит бог, но только не отстраняйся от меня, смотри на меня — все для тебя...

***
За окном серело, а она все никак не могла уйти.
- Пойдем со мной. Тебе нет места среди людей.
- Но я выросла здесь и настоятельница...
- Забудь, что было раньше. Теперь ты другая, рано или поздно они решат, что ты им не нужна. Ценность представляют для людей только твои крылья, но не ты... Пойдем, там свобода, там ты сможешь обрести себя.
- Я не понимаю, почему ты так беспокоишься обо мне?
- Пойми, мы нефелимы, дети ангелов и людей. Суть ангела — чистая любовь. И эта любовь живет и в тебе и во мне. Поэтому нас и тянет так сильно друг к другу. - девушка легла рядом и обняла ее. - Нет ничего прочнее этих цепей. Куда бы мы не уходили, мы не можем не вернуться друг к другу. Это наша суть — быть вместе, чтобы частицы великой любви соединились.
Резкий стук в дверь прервал ее страстный шепот. Сильный толчок не смог открыть дверь, предусмотрительно запертую с ночи.
- Ломайте. - повелительный голос не был знаком, но ничего хорошего он не сулил.
- Пойдем же. - Чернокрылая девушка вскочила и протянула руку. Отрицательно мотнув головой, девушка вжалась в постель.
Дверь, не выдержав напора, распахнулась, в комнату ворвались вооруженные люди.
Выхватив клинок, чернокрылая девушка рванулась в бой, ее обнаженное тело на фоне закованных в броню мужчин, выглядело до боли хрупким и слабым, но ее движения несли смерть. Упал, обливаясь кровью из распоротого горла один, другой завыл, глядя на обрубок руки. Но силы были слишком не равны, девушку теснили к стене, отрезая путь к окну. Оставался едва ли не единственный шанс вырваться и она воспользовалась им. Развернув крылья, девушка продолжала свой танец — удары крыльями ничуть не уступали ударам оружия. Перепрыгнув через упавшего охранника, девушка буквально выпала из окна. Вслед полетели стрелы, глухой вскрик поведал, что они попали в цель. С видимым трудом девушка прервала падение у самой земли, и каким-то чудом, перелетела через стену.

***
- Ты разочаровала меня, - настоятельница подняла ее голову и заглянула в глаза, - а ведь ты была так близка в концу пути. А теперь тебя сожгут — смертный грех должен быть наказан. Прощай девочка и прости, если сможешь.

***
Так я оказалась в этой башне, с холодным серым небом наедине. Сегодня все закончится. Сначала мне отрубят крылья, а потом сожгут на костре. Не могу молиться, не потому, что вера оставила меня, просто знаю, что это было правильно, не может чистая любовь, дарованная ангелами, быть грехом. Люди просто ошибаются — это свойство людей ошибаться, но я то знаю.


Дверь открылась со страшным скрипом.
- Пора. - пожилой священник стоял на пороге. - Желаешь ли ты исповедаться, чтобы облегчить свои грехи?
- Нет, я не вижу в этом греха. Скоро я предстану перед хранителем врат, он и решит, грешна ли я.
Девушка последний раз осмотрела свою камеру — нет она не будет скучать по этим каменным стенам и крошечному окошку. Совсем скоро мало что будет тревожить ее.
На площадь ее привезли в закрытой повозке. Кто-то пустил слух, что сегодня будет не обычная казнь, поэтому на площади было не продохнуть от народа. Разговор то затихал, то возобновлялся. Говорили о явлении ангела в храме, чудесном исцелении, что сегодня сможет исцелиться любой, кому хоть немного повезет, что будет на самом деле не знал никто.
Когда девушку подняли на помост, толпа ахнула — не каждый день увидишь такое. Какой-то клерк больше похожий на сморчок, чем на человека, зачитал королевский указ. Повеливалось казнить ведьму, принявшую богопротивный образ нефелима, с усекновением конечностей, кои ведьма выдает за крылья, с последующим сожжением.
Девушку силой принудили опуститься на колени у плахи, палач закрепил ремни и вытянул крылья. Рубить под корень крылья - не залить кровью перья.
- С Богом. - выдохнул палач и поднял топор. Опустить его он не успел, потому, что был занят разглядыванием кинжала, торчащего из груди, как-то хрюкнув, палач завалился на бок и упал.
С неба на помост упал черный вихрь, неся разрушения и смерть. Раскидав с помоста охрану, чернокрылая перерубила ремни, удерживающие девушку у плахи. Затем подхватила на руки и с силой подбросила вверх — лети! И она полетела, неловко взмахивая крыльями. Несколько перышек сорвалось с ее крыльев в толпу и началась давка — каждому хотелось получить свой кусочек чуда.
Девушка оглянулась — рядом уже парила чернокрылая, зовя ее подняться еще выше.
Наверху ее принял в свои объятия ветер. Девушка чувствовала, что тонет в этой свободе, в любви, в переполнявшем ее счастье.
Так и должно быть.