- Ну, все, хватит! Я ухожу! – зло сжимая губы, Белла вскочила с кресла, на краю которого сидела до этого, и направилась к двери. – Это все идиотизм!
Но Рудольф оказался быстрее, перехватив ее у порога и сжав руку повыше локтя:
- Сядь и жди, Белла. Мы договорились, - и, уверенно выдержав ее злой взгляд, подтолкнул обратно в глубину комнаты. – Ты дала мне слово.
- И сделала глупость. Я не желаю во всем этом участвовать! – Беллатрикс дернулась, попробовав освободиться, но у нее снова ничего не вышло, муж держал крепко и уверенно.
- Я прошу тебя. Это проблема, Белла, и ее нужно решить. Дальше так невозможно. Не хочешь – ничего не будет, но вы должны поговорить.
- Не нужно уламывать меня, как школьную целку! – раздраженно огрызнулась Белла, но было видно, что она сдалась, и Рудольф отпустил ее руку, кивнул на кресло и вернулся на диван. – Да и она вряд ли захочет со мной разговаривать.
- Я так не думаю. Белла, хватит истерик, возьми себя в руки и просто дождись.
Но дверь открылась еще раньше, чем он закончил. Первым, как ни странно, вошел Люциус.
- Еще раз добрый вечер.
Приветствие прозвучало совершенно нейтральным светским тоном, без единого подтекста, однако Рудольф увидел, что Беллу сразу же повело, как огонь после спирта. Она промолчала только по одной причине – потому что за спиной Малфоя показалась напряженная Нарцисса.
- Добрый вечер.
Люциус отошел, пропуская ее в комнату, взглянул на Беллатрикс, кивнул Рудольфу, запер двери и опустился на диван рядом с ним, но Белла ничего этого уже не видела, впившись взглядом в сестру. Та, по-детски комкая в ладонях подол платья, так же не отрываясь, молча смотрела на Беллатрикс, словно хотела, но не могла отвести глаза.
Рудольф следил внимательно, поэтому сумел поймать момент перелома. Губы Нарциссы дрогнули, сломав неподвижную маску, и сразу же вслед за этим Беллатрикс беззвучно, но отчетливо прошептала «Прости», и Нарцисса прикрыла глаза, чтобы сдержать слезы, а потом медленно, почти вопросительным приглашением раскинула руки – и уже через секунду сестры обнимались в центре комнаты так, словно желали срастись вместе.
Нарцисса обняла сестру за шею, уткнувшись лицом в ее волосы и шепча ей на ухо что-то с обрывками «…дурочка…», «…мучила…» и «…с ума сойду…», Беллатрикс же обхватила Нарциссу чуть выше талии, а потом подняла руки вверх, прижимая ее к себе и за плечи, и просто замерла, уткнувшись носом в ее шею.
Они оторвались друг от друга на секунду, и то лишь затем, чтобы почти синхронно огладить по щекам, стереть слезы и, заправив за уши выбившиеся локоны, снова обняться, прижимаясь так близко, как только возможно. Шепот стал слышнее: «Прости меня, я такая дура!» - «Я чуть с ума не сошла!» - «Прости!» - «Не могу без тебя!» - «Прости!». Они стискивали друг друга почти до боли, а после, отстранившись и замерев на мгновение, чтобы снова посмотреть в глаза, поверить, что все правда, бросались лихорадочно целовать друг друга в лоб, в глаза, в волосы – и когда наконец столкнулись их губы, случайно соединившись, и застыв так на секунду неуверенности, как в омут, сорвались в какой-то судорожный, лихорадочный, безумный поцелуй, Рудольф не почувствовал удивления. В отличие от Малфоя, со стороны которого раздался резкий вдох. Повернувшись к нему, Рудольф оценил совершенно нереальное здесь выражение крайней степени неконтролируемого удивления со всеми классическими чертами вплоть до разинутого рта. И, собственно, он Люциуса в утрате контроля не винил: слышать – одно, а увидеть – все равно другое, тем более что у того все же было гораздо меньше времени, чтобы привыкнуть к этой мысли, чем у самого Рудольфа.
Рудольф пришел к Малфою где-то недели три назад, когда четко осознал, что все возможно-несерьезные игры и истерики уже закончились, и что его Беллатрикс просто не выберется из этого одна, планомерно разнося себя, да и его заодно, до праха. Конечно, пришел, все обдумав и взвесив. И поговорив, наконец, с женой. Разговор был долгим и подробности вспоминать не хотелось, важным было другое – что он получил ее согласие и обещание по крайней мере не сбежать.
Они с Малфоем устроились в самой уютной и домашней из гостиных Мэнора после обмена всеми необходимыми любезностями с родителями Люциуса и Нарциссой, которая, подпитав надежду Рудольфа, выглядела слишком печальной и нервной для счастливой молодой новобрачной, хотя с точки зрения этикета была, как всегда, безупречна.
- Ты сказал, что разговор серьезный? – спросил Люциус, после того, как они пригубили коньяк и в тишине насладились вкусом положенное время.
- Сказал. Ответь, ты счастлив с женой?
Малфой сначала опешил, а потом расхохотался:
- Ты задаешь дивные вопросы, Руди. Я уже и забыл, какой ты… недипломат.
Рудольф скривился – сам он за рассуждениями об одной лодке и о необходимости что-то делать подзабыл, какой Малфой… дипломат. Околичностей не хотелось: уж слишком важным и специфичным было дело, да и слишком оно жгло изнутри для терпеливых пируэтов.
- Честность – иногда лучшая политика, - пожал он плечами, надеясь, что давнее знакомство и даже дружба, пусть и слегка увядшая ныне, позволят почувствовать друг друга так же, как и раньше, и Малфой поймет. – Я серьезен как никогда. Ответь мне так, чтобы я понял, как действовать дальше.
- Я был бы счастливее, если бы знал точно, что ее мучает, - произнес после некоторого раздумья Малфой, и Рудольф расслабился.
- Я расскажу тебе, если ты ответишь на еще один вопрос. Ты любишь ее?
- Я на многое готов ради нее.
Этого Рудольфу было достаточно, потому что сам он на такой же вопрос ответил бы, пожалуй, так же.
- Я расскажу. У нас одна проблема.
И еще полночи он рассказывал о том, что видел и понимал сам, и о том, что объяснила ему жена.
О том, что застал, будучи мужем раньше Малфоя и имея больше возможностей слышать и видеть: как Белла планомерно отваживала возможных женихов Нарциссы, прибегая к любым средствам от передачи сплетен о них родителям до прямых угроз самим молодым людям. Как еще в школе – Люциус этого не застал, потому что к тому времени уже закончил Хогвартс, как и сам Рудольф, но у Руди там остался младший брат, едва ли не дословно все передавший под впечатлением – Беллатрикс, поигрывая палочкой, разъяснила всей дееспособной мужской части Слизерина, что просто кастрирует любого, кто посмеет даже поцеловать ее сестру, не говоря уже о большем, причем она сумеет сделать это так, что ее не поймают, а учитывая беллину уже сложившуюся тогда репутацию, все поверили безоговорочно, кто испугавшись, кто просто решив не связываться.
Как ее почти неконтролируемо бесило упоминание о возможной свадьбе сестры и тем более попытки это устроить. О том, что увидел и услышал в последнем перед разрывом разговоре сестер: как вернулся раньше, чем должен был, и, не найдя жену ни в гостиной, ни в их комнатах, наткнулся на нее и Нарциссу в одной из потайных комнат. Послушав интуицию, Рудольф тогда не вошел сразу, предпочтя сперва увидеть происходящее снаружи, благо старые поместья давали и не такие возможности хозяевам. Его взгляд застал сестер в постели.
Нагая Нарцисса сидела на краю и, отвернувшись от Беллы, тихо объясняла той, что «так больше невозможно», «у них у обеих есть долг», «в конце концов, приличия требуют» и что-то еще вроде «когда ты выходила замуж, это почему-то было нормально!». Такая же нагая Беллатрикс, сперва сыто раскинувшаяся на постели, по мере слов сестры становилась все бледнее и напряженнее, потом села, придвинулась к Нарциссе и обняла ее со спины.
Если до этого ошеломленный Рудольф еще мог каким-нибудь акробатическим изыском фантазии попробовать по-другому истолковать происходящее, то дальнейшее не оставило сомнений: губы и язык Беллатрикс поднялись вверх по шее продолжающей что-то говорить Нарциссы до ее уха, и принялись повторять его линии от внешнего ободка внутрь, а обе руки легли на груди Нарциссы, взвесили их в ладонях и чуть сжали, ловя между пальцами не успевшие расслабиться соски.
Нарцисса продолжила еще что-то ей втолковать, но Беллатрикс придвинулась еще теснее, обхватив ее ногами за талию и прижавшись сзади всем телом. Нарцисса попыталась было отстраниться, но Белла что-то прошептала ей на ухо и потерлась о ее поясницу низом живота, продолжая сжимать грудь, и та сдалась, застонав и откидываясь назад, закрывая глаза, разрешая сперва одной руке Беллы скользнуть вниз, лаская, потом позволяя уже обеим ее рукам уложить себя на спину, а самой Белле опуститься на колени на пол между ее раздвинутых ног.
Рудольф был слишком затуманен ошеломлением и неприятным возбуждением, которое искренне пытался сдержать, чтобы точно поймать момент, но он хорошо слышал выплывший из разведенных бедер и тихих стонов Нарциссы какой-то завороженный, сумасшедший даже голос своей женушки:
- Мерлин, всего ничего… Одно движение – и ничего не будет… Ты к нему не посмеешь, а остальные побоку… Всего ничего… Вот здесь…
Рудольф ничего не понял, увидел только, что Белла чуть отстранилась, со странным выражением лица наблюдая за тем, как движутся ее собственные пальцы, лаская, поглаживая, скользя вверх, а потом вниз, и еще ниже и, намеком, глубже – туда, куда уже нельзя. Нарцисса тоже сообразила не сразу, плохо понимая слова из своей предоргазменной мути, однако движение Беллы ей все объяснило – и Рудольф увидел, как она мгновенно сжалась, стискивая бедра и ногой в плечо отталкивая Беллу так, что та взмахнула руками и плюхнулась на задницу, не удержав равновесие.
- С ума сошла?! – крикнула Нарцисса, дернувшись подальше от края и от Беллы и бессмысленно накидывая на себя простыню, как будто она дала бы большую гарантию защиты.
Белла же не торопилась вставать, только, не отрывая взгляда от сестры, зашептала:
- Позволь. Пожалуйста! Разреши мне! Тебе почти не будет больно! Я умею. Пожалуйста, Нарси! Секунда – и все! Пожалуйста! – на последних словах она все же встала на колени и сделала пару движений в сторону кровати. Нарцисса, даже не заметив, отшатнулась:
- Ты свихнулась! Помешалась! Что я буду делать потом? Он не возьмет меня такой, ни за что!
Но Белла как будто не видела, продолжая двигаться и теперь даже протягивая в сторону Нарциссы руку:
- Другой возьмет. Это не важно. Я найду тебе хорошего мужа, обещаю. Просто разреши мне.
- Нет! Слышишь меня? Нет! Не смей! Не смей отказывать мне в том, что позволила себе!
- Зачем он тебе, Нарси? – с каким-то пугающим надломом пробормотала Беллатрикс, остановившись и снова сев на пол.
- Я люблю его! И хочу, слышишь!
- Это блажь, это пройдет.
- Это любовь, и она никуда не денется!
- Нарси, мужчины причиняют боль! Он будет жесток, ты не сможешь! Неужели ты все забыла?! – Белла говорила медленно и веско, как азбучные истины маленькому ребенку в истерике, и то ли это, а то ли последняя фраза (Рудольф только потом понял, почему ее-то произносить и не стоило) добили Нарциссу. Вскочив и едва не задев ногой все еще сидящую Беллатрикс, она бросилась к лежащим на полу за кроватью вещам и принялась судорожно натягивать их на себя.
- Все! Все, хватит! «Я помогу тебе!», «Доверься мне!», «Мы все исправим!», - тонким противным голосом передразнила она, плюнув в конце. – Все ложь! Одна ложь и попреки! «Делай это, я же знаю, как для тебя лучше!», «Делай то, ты сейчас не можешь сама решить!»! Хватит! Я устала чувствовать себя обязанной! Я устала ощущать вечную вину перед тобой! И я устала от бесконечных напоминаний! Что я должна сделать, чтобы выплатить тебе долг? Что?! Перестать жить?! Заснуть и просыпаться только тогда, когда ты хочешь трахнуть меня?! Что, что тебе нужно?!
- Послушай…, - Беллатрикс попробовала подойти к Нарциссе, кажется, надеясь обнять, но та мгновенно отшатнулась так, что больше Белла не рискнула, остановившись и даже разведя руки, показывая, что они пусты, а она все поняла.
- Не буду, Белла. Я не буду тебя слушать. Я благодарна тебе, но я не стану платить тебе всю свою жизнь. Я хочу жить сама, хочу любить и хочу спать с Люциусом. И он не будет жесток, можешь мне поверить. И я не боюсь его. Я хочу его! Не этого ли ты добивалась, добрая сестричка, желая мне помочь?!
- Ты…, - Белла начала бледнеть где-то в середине монолога Нарциссы, и к последним ее словам напоминала оттенком простыню. – Ты… с ним…
- Да! – выкрикнула Нарцисса, казалось, наслаждаясь потрясением в глазах Беллатрикс. – Я была с ним! Он касался меня! И я его! И мне нравилось, Белла! Мне очень нравилось, и я хотела еще, всего, до конца! И я выйду за него замуж, слышишь?! И ты меня не остановишь! Хватит мне чувствовать себя виноватой! Все, я ничего больше тебе не должна!
- Нарси…, - на секунду ошеломленному Рудольфу даже показалось, что его жена просто сползет на пол, теряя сознание, но, кажется, он забыл, на кого смотрит: пустота потрясения быстро уходила, уступая место алой ярости. – Ты не смеешь вести себя, как шлюха. И ты сейчас же напишешь о расторжении помолвки. Прямо сейчас!
От опешившей злости Нарцисса даже подавилась воздухом, который вдохнула, чтобы ответить, и, пару раз открыв и закрыв рот, просто беззвучно махнула рукой с такой силой, что, кажется, пробила бы стену, если бы попала по ней, и, обойдя Беллу по косой, бросилась к двери.
- Уйдешь сейчас – и больше не вернешься. Слышишь меня? Я тебе обещаю, я сделаю вид, что у меня нет сестры! - сквозь зубы процедила Беллатрикс, и Нарцисса в ярости замерла на пороге, обернувшись:
- Ты мне угрожаешь?! Ты еще смеешь мне угрожать?! После всего ты еще смеешь мне угрожать?! Да иди ты к Гриневальду, сестрица! Я пришлю тебе приглашение на нашу свадьбу! – выкрикнула она и, развернувшись так резко, что волной взметнулись так и не убранные толком волосы, выскочила из комнаты, хлопнув дверью настолько сильно, что в окнах звякнули стекла.
Секунду Белла неверяще смотрела на дверь, а потом, схватив в тумбочки какую-то фарфоровую безделку, со всей силы запустила ею в стену, даже не отвернувшись от разлетевшихся осколков:
- Ты еще вернешься! Приползешь ко мне, умолять будешь! – выкрикнула она в пустоту и, выдохшись, опустилась на постель, потом снова вскочила, подошла к магическому окну, стукнула кулаком по подоконнику, застыла, наклонившись к обманному стеклу, а после выпрямилась, тряхнула волосами и принялась одеваться.
Рудольф поспешил привести себя в порядок и вышел из своего убежища, направившись в гостиную, чтобы сделать вид, будто недавно вернулся. Говорить об увиденном с женой он готов явно не был. Как впрочем, судя по всему, и она не желала говорить об этом с ним.
Немного подумав, Рудольф понял, что, пожалуй, и не шокирован – уж слишком трепетными были отношения сестер с самого начала. Изменой они тоже не воспринимались – во-первых, речь шла о семье, какой бы странной она ни была, а во-вторых, о женщине, которая его жены никогда не отнимет. Было немного горько от мысли, что этого Беллатрикс ему не доверила, но, в конце концов, такие вещи не скажешь очередным утром за завтраком, а в преданности и верности жены во всех других вопросах он не сомневался. Всему свое время.
Но с того дня их семейная жизнь явно покатилась под откос. Белла бесилась по любому поводу, с головой окунулась в деятельность Организации, почти не появляясь дома. Секса, правда, прибавилось, но он стал каким-то совсем уж диким, даже для в общем-то любившего толику грубости Рудольфа. И Беллатрикс совершенно переклинило на Малфое. Если в школе и после они ладили, причем по-мужски, сработанно до похвал Темного лорда за серьезные совместные проекты, то теперь один вид Малфоя вызывал в Белле буквально припадки ярости, и иногда Рудольфу казалось, что, не будь у нее палочки и возможности говорить, она просто вцепилась бы Люциусу в горло.
В день свадьбы – красивой чинной аристократической свадьбы с довольным чуть снисходительным женихом и прекрасной и счастливой, разве что немного встревоженной невестой, – на которую Лестранжи не могли не прийти, Белла как будто окончательно сошла с ума. Решив, что в определенные моменты честностью вполне можно пожертвовать ради других целей, Рудольф с самого утра подмешал маловменяемой Белле успокоительного зелья, однако это слабо помогло. В момент, когда молодых в обряде соединяла магия, Беллатрикс так ухватилась за его руку, что проколола ладонь ногтями до крови, и Рудольф отчетливо чувствовал, как ее трясет. Едва дождавшись окончания официальной части церемонии, после которой гости разбрелись кто куда по празднику, она утащила Рудольфа в первую попавшуюся спальню, чудом оказавшуюся свободной и открытой, и буквально заставила трахнуть себя – иначе это действо называть было никак нельзя, – прокусив ему губу, исцарапав спину в лоскуты и напоследок потребовав обойтись с собой так, как он не позволял себе обращаться даже с мужчинами в своей бурной молодости. От крови на члене подташнивало, а отказ от лечения вообще напугал, но Рудольф отлично понимал: если он не сделает этого сейчас, она найдет что-нибудь другое, и они оба пожалеют.
К счастью, минимальные приличия оказались соблюдены, а Белла была так бледна, что они смогли уйти, провожаемые шепотками про «может быть, она наконец-то беременна» - но дома все повторилось и продолжилось, и Рудольф сообразил, что Беллатрикс что-то приняла. Потом он закинулся и сам, потому что продолжать просто так было невозможно, а остановиться нельзя. И только под утро, когда он, сам едва стоящий на ногах, приводил в порядок даже не сумевшую подняться жену, она попросила прощения и сказала «Спасибо». Но это ничего не решило.
Именно поэтому через несколько месяцев он припер ее к стенке, а потом явился к Малфою.
- Я не знаю, рассказывала ли тебе это Нарцисса. Наверное, нет. Но я расскажу, это нужно. Ей было одиннадцать, Белле тринадцать, когда на одном из приемов пьяный гость родителей в саду попытался изнасиловать Нарциссу, пока Беллатрикс бегала в их комнаты за палочкой, потому что Нарцисса забыла ее взять, а сама идти не захотела, решив ждать в дальней аллее. Самого мерзкого он не успел – вернувшаяся Белла откинула его о перила лестницы так, что он провел в Мунго почти полгода, полностью потерял память и никогда до конца от травмы не оправился. Но Нарцисса испугалась. С трудом находилась в комнате с мужчинами, не терпела ничьих прикосновений, боялась темноты. Зная Друэллу, ты, думаю, понимаешь, почему к родителям сестры не пошли – благо, травмы насильника списали на пьяную магию и падение. Белла действовала, как могла. Она осталась единственной, кого Нарцисса не боялась и могла касаться. Они постоянно были вместе, спали в одной постели, буквально замкнулись друг на друге. Хогвартс тоже ничего не изменил – Белла купила у своей старосты разрешение находиться с ней для Нарциссы. Не знаю, помнишь ли ты, но одно время Нарцисса почти не разговаривала, просто позволяя Белле общаться с миром за них двоих. То, что произошло в определенный момент, когда обе повзрослели, было логичным – Белла лечила, как могла. Кстати, если тебе интересно, моя женушка даже невинность с первой кровью подарила сестрице, а не законному супругу. Вашей свадьбы она не хотела. Не уговорив, поставила Нарциссе ультиматум, та ушла. Может, оно и было бы к лучшему, но Белла просто сходит с ума. Судя по твоим словам и по тому, что я видел, Нарцисса тоже не пережила, а времени было достаточно. Так дальше невозможно.
Они говорили еще долго – пока не договорились до того, что и воплощали сейчас.
Беллатрикс и Нарцисса словно бы не могли оторваться друг от друга, напрочь забыв о зрителях и вообще обо всем за границами двух их тел. Поцелуи становились все более жадными, Белла то и дело спускалась ниже, оставляя влажные следы губ на подбородке, на шее, на ключицах в декольте домашнего платья, а Нарцисса запрокидывала голову, уже не открывая глаз и мешая стоны с шепотом «Белла». Не понадобилось много времени, чтобы ладони Беллы легли на грудь Нарциссы, а та, почти повиснув на ней, закинула ногу на ее бедро. Пара шагов назад, кажется, не до конца потерявшей ориентировку Беллы – вот что Рудольф особо ценил в жене, так это кошачье умение в критические секунды падать на все лапы в прямом и переносном, – и они обе рухнули на постель, так и не расцепив рук. И сейчас же Белла рванула застежки нарциссиного платья, обнажая ее грудь.
Малфой рядом снова резко втянул в себя воздух, и Рудольф на минуту отвлекся, поворачиваясь. Люциус заворожено наблюдал, как его жена в уже почти стянутом платье и, кажется, полубессознательном состоянии извивалась на постели под ласками Беллатрикс, губы которой обхватывали ее напряженный сосок, а рука ползла вниз, оглаживая бока и живот. В глазах Малфоя уходящее ошеломление смешивалось с возбуждением, а домашние свободные брюки не скрывали физиологии процесса, что настраивало Рудольфа на оптимистический лад, хотя окончательно тревога уходить не спешила.
Когда он вернулся взглядом к сестрам, не удержался от вздоха уже сам: Бела успела сползти вниз, опустившись на колени у края постели, и теперь лихорадочно – стараясь остановиться, не торопиться, придержать себя, но проигрывая, сдаваясь страсти и, возможно, страху иллюзорности – целовала бедра Нарциссы, ее светлые волосы, низ живота, Нарцисса же, широко раскинув ноги и выгнув спину, извивалась в такт ее прикосновениям, как будто пытаясь поймать губы Беллы своими – другими.
На секунду Рудольф отвлекся, пытаясь подумать, как мог бы называться такой поцелуй, и потому пропустил стон Нарциссы, однако его не пропустила Белла. Отстранившись, но не сумев совсем оторваться, продолжая ласкать, она попыталась заглянуть сестре в глаза, но та снова выгнулась, запрокинув голову, и Белла только поймала ее ладонь и крепко стиснула.
- Уверена? Можно? Скажи! – хрипло прошептала она, и Рудольф почувствовал, как у него по коже побежали мурашки, столько страсти – разной, пластами, как вода все ниже и ниже – в этом было.
- Да! – почти выкрикнула Нарцисса, еще шире раздвинув ноги и сжав ладонь Беллы в ответ, а потом оттолкнула эту ее руку, подаваясь бедрами навстречу другой, и Беллатрикс как-то на удивление осторожно после всего этого лихорадочного безумия скользнула в нее пальцем – всего одним, но и Белла, и Нарцисса вскрикнули, и Рудольфу даже показалось, что «Наконец-то!» они простонали тоже обе, хотя он наверняка ошибся, приняв один голос за унисон.
Ощутив, убедившись, Белла двинула рукой смелее, резче – Нарцисса неразборчиво простонала «Да!» - и, ухватив ритм, наклонилась вперед, добавляя к руке язык. Нарцисса снова застонала – на этот раз неожиданно низко после недавних вскриков, и Белла, не выдержав, снова принялась покрывать поцелуями ее бедра и низ живота, не сбивая тем не менее ритма, в котором двигались ее пальцы, задыхаясь шепча «Девочка моя», «Моя» и опять «Наконец-то». А Рудольф с неожиданной ясностью осознал, что у дам явно все будет в порядке, а сам он возбужден до умопомрачения, которое уже подступало.
Некоторое время он сомневался, но, решив, что, в конце концов, в этом отчасти и был смысл, расслабился и, отпустив возбуждение, положил руку на свой пах – но сразу почувствовал, как ее отбрасывают, заменяя чужой. А о Малфое-то он почти забыл!
На удивленный взгляд Люциус набросил на них легкие чары отвлечения внимания – хотя вряд ли в них была особая необходимость, потому что сестры не видели и не слышали ничего за пределами друг друга, – и приглашающее ухмыльнулся, чуть сжав его член:
- Вспомним шальную юность, Руди?
Нужно признаться, что вспомнилась она сразу: слизеринское братство, шуточки старших, становящиеся все понятнее с каждым годом, квиддичные тренировки и раздевалка после, странное томление, насмешливые пояснения старшекурсников, первая тяга сквозь худшего периода подростковую муть, дрожащие руки и забытые слова, короткая неловкость и восторг, дружба, как на всю жизнь, жгучая сладкая тайна на двоих, которая и не тайна, и для всех – но все равно их; позже нарочитый цинизм, забавное всезнание, «взрослый» декаданс с выпивкой и пари со ставками, которые никогда не делают взрослые, уже знакомые разделенные на двоих минуты и доверие, которого у расчетливых взрослых не бывает.
Да даже если они и сами уже давно расчетливые взрослые – дверь заперта, а они и так через многое преступили. Пожалуй, семья – это то место, где иногда можно снимать маски.
Ухмыльнувшись, Рудольф расстегнул свои брюки и потянулся к Люциусу – рукой к его члену, а членом к руке, как давным-давно и как здесь и сейчас. Не отводя взгляда от сплетающихся на постели уже почти нагих тел со всполохами черных и светлых волос, изгибами бедер, блеском губ и пятнами сосков, он ласкал Люциуса, не глядя, чувствуя его кожей, отключив все мысли и сомнения и позволив себе просто плыть в дурмане желания, принимая в ответ его ласки.
Где-то рядом стонала Нарцисса, шуршало белье на постели, неожиданно вскрикнула, а потом почти захрипела его Белла, а рука Люциуса продолжала двигаться, и Рудольф терялся во всем этом, путался, растворялся, сознание мешалось, выхватывая то из мира, то из прошлого какие-то оборванные яркие картинки, звуки, запахи, а потом снова смешивая все, как будто проводя кистью с белой или бардовой краской по нарисованному гуашью. Он держался за ритм, за необходимость своих движений, за теплую плоть в своей ладони, но и оно уплывало в мешанину всего со всполохами смысла. Все смазалось так, что Рудольф почти не заметил подступающего оргазма или просто не понял, что это он – пока тело не скрутило и не прошило горячей молнией.
- Сколько воспоминаний, да? – хрипло прошептал ему в ухо Малфой, шевельнув дыханием волосы, и Рудольф пришел в себя. Люциус протягивал платок, одновременно вытираясь другим, и это почему-то оказалось неожиданно приятным.
Белла и Нарцисса неподвижно лежали на постели, сплетясь, кажется, всем, чем можно, Малфой, приведя себя в порядок раньше, задумчиво смотрел на них, прикусив костяшку указательного пальца, как часто делала это еще в школе, и Рудольф окончательно успокоился. Нет, его женушка, конечно, еще преподнесет им всем сюрпризы, да и ревность ее никуда не денется вместе с сумасбродством и огненным темпераментом, но теперь все это по крайней мере не будет выедать ее изнутри, сжигая заодно и его. Секс – это материя, в которую можно сублимировать почти все, и, если не терять головы, это может стать их спасением. Ходить по краю проще вчетвером, потому что всегда останется кто-то, способный если не втянуть всех обратно, то, по крайней мере, привести в чувство. Просто не фальшивить, ставить ширмы вместо стен – и все получится…
Когда Рудольф выкарабкался из размышлений (с ним такое случалось после оргазма, и Белла, чаще всего легко засыпавшая, смеялась где-то подхваченным «После совокупления всякое животное печально») и осмотрелся, Беллатрикс уже полулежала на постели, опираясь на сидящую позади нее Нарциссу, и одной закинутой назад рукой поглаживала затылок сестры, иногда зарываясь пальцами в светлые волосы, а другой сжимала ее лежащую на своем бедре ладонь, так и не сумев отпустить полностью.
- Малфой? – насмешливо позвала она и с вызовом посмотрела на повернувшегося к ней Люциуса. – Ты же понимаешь, что извиняться я не буду?
Тот с деланным недоумением приподнял одну бровь, Белла пожала плечами:
- Максимум, что могу предложить – трахнуть меня, - и медленно развела ноги, согнув их в коленях.
Глаза Люциуса невольно расширились, но голос остался спокойным:
- Ты отрастила там зубы, Блэк?
Как там было про сумасбродство и всепринимающую материю-секс? И Рудольф расхохотался, через пару мгновений услышав, как к нему присоединилась Нарцисса и как она же, успокоившись, пробормотала:
- Как же я вас люблю.
Что ж – то, что надо. И, пожалуй, он тоже подпишется. Чуть позже – но обязательно.
Рудольф ухмыльнулся, еще ниже сползая на диване – ему было искренне интересно, что будет дальше.