Работа в NERV не имеет ничего общего с прийти к 9:00, уйти в 18:00, суббота и воскресенье выходные, после одиннадцати месяцев непрерывного стажа полагается двадцать восемь календарных дней отпуска. NERV поглощает целиком и душит ответственностью. Чтобы не задохнуться, не выйти из строя и не свалить свои задачи на остальных, в числе навыков выживания должно присутствовать умение отдыхать.
Ложиться на диван и плевать в потолок, пока не полегчает, не годится. Чтобы наступило долгожданное «полегчает», нужны недели, месяцы, а будильник на тумбочке заведен и моргает зеленым, считая секунды.
Алкоголь и никотин – да, расслабляют. Ежедневная доза пива позволяет не то чтобы забыть, а отложить на время в сознании, что завтра будет такой же день. Оно не дает Мисато упасть туда, откуда её будет уже не вызволить. Она ходит вдоль бездны, бросает взгляды в её сторону, иногда заглядывает вниз. Тьма не манит, потому что Мисато знает, что когда-нибудь не устоит. А пока пытается оттянуть момент падения. Для этого надо соблюдать технику безопасности. Не ту, которая про не суй пальцы в розетку и не лови невооруженным взглядом лазерное излучение. Эта техника безопасности – для души: не думай о завтра, не вспоминай вчера – кроме технически необходимых фактов, не думай о других (разрушенных?) городах и о других людях.
Или, если совсем вкратце, так: делай всё и не чувствуй ничего.
Мисато делает, что может, для того, чтобы прожить подольше. В этом много долга и совсем нет инстинктов. Иногда сознание порывается подсунуть воспоминание, как ещё ребенком она стояла, раскинув руки, под ливнем жаркой летней ночью и смеялась вслед молниям и утихающему грому. Тогда она испытала самое сильное счастье бытия и жажду жить.
Это воспоминание относится к числу запрещённых техникой безопасности.
Сейчас же Мисато приходится подбадривать себя мыслями о том, что она высококвалифицированный специалист и найти замену будет тяжело, да и коллеги расстроятся. Как-то вечером Мисато набросала программку, которая оценивала вклад капитана Кацураги в дело защиты человечества. Результат заставил самодовольно ухмыльнуться: отношение вероятностей победы в следующей битве с ангелом без участия капитана и с участием составило 93%. Мисато вяленько подумала о том, чтобы рассчитать этот коэффициент для остальных сотрудников и сравнить со своим, но поленилась.

Всё это началось вскоре после того, как Мисато поступила в NERV. После первого раза Рицуко подумала, что второго не будет, после второго не ждала третьего. Она довольно долго думала, что каждый раз – последний, и с равнодушной грустью наблюдала, как Мисато прогибается и стонет в голос, когда её легонечко пощипывают за соски. Она позволяла, нет, она требовала делать с собой всё, что угодно, и Рицуко в ответ на невысказанную мольбу послушно прижимала её к постели и ровным негромким голосом произносила:
- Капитан Кацураги, приказываю прекратить сопротивление.
Мисато всё равно не могла забыть, что она капитан, и от лишнего напоминания ей не становилось хуже. В ответ она принималась вырываться с удвоенной силой – так высвобождалась нервная энергия, нерастраченная за день, когда надо было делать строгое лицо, чётко выполнять приказы и ни на минуту не разрешать себе расслабиться.
После тяжелого дня они могли возиться долго и зло. Иногда Рицуко ничего не оставалось, кроме как перехватить руки Мисато, завести их за голову и перехватить ремнём. На следующий день после таких игр Мисато надевала кофточки с длинными рукавами и была особенно задумчивой и спокойной. Внутренне спокойной, а не как обычно, – ей не нужно было сдерживать своих демонов, они спали, удовлетворённые, и капитан некоторое время чувствовала себя сильной, здоровой и готовой к любым заданиям. А спустя некоторое время в душе снова опасно натягивалась струна, и требовалось вмешательство Рицуко, чтобы обрести гармонию.
Время от времени чувствовать себя необходимой – одно из правил техники безопасности для Рицуко. Она не позволяла себе сформулировать его прежде, в тот период, когда никто кроме Гэндо Икари не заглядывал под халат доктора Акаги. Отсутствующий взгляд за очками, которые он не считал нужным снимать, ни слова о чём-либо, кроме NERV – тогда самым актуальным было правило «забудь о правилах, которые не можешь соблюдать».
«А вот ей это действительно нужно», - не могла перестать удивляться Рицуко, замечая, как меняется Мисато после их «всего этого».
Название придумала Мисато. Его надо было произносить, отведя взгляд и неопределенно взмахнув рукой. Сама же Рицуко «всё это» не называла никак – для идентификации явления перед мысленным взором появлялась картинка раскрасневшегося лица в ореоле черных волос, частое дыхание и запах пота.

«Вот, значит, как всё это закончится», - понимает Рицуко, провожая взглядом убегающую Мисато. Гэндо отдал приказ доставить в Токио-3 сына, и капитан спешит на задание.
- Доктор Акаги, - так иногда, в отместку за капитана Кацураги, обращается Мисато. А глаза её сияют, - Синдзи поселится в одной из моих свободных комнат!
Больше она не говорит ничего, но Рицуко видит и больше не одинокие вечера, и человека, о котором можно заботиться, и бытовые перепалки, так хорошо спускающие пары. Они невольно научились друг друга считывать, и Мисато не обязательно это произносить. Рицуко и так поймет.
Синдзи не обманывает ожиданий: это сложный, милый и трогательный ребенок, и Мисато щебечет о нём не умолкая, когда неделю спустя заваливается со словами:
- Неужели ты меня не ждала?
Рицуко удивилась, но, хоть и нежданную, всё равно была рада принять её в своей постели.

В следующий раз Рицуко подумала, что всё кончено, когда из Германии приплыл, сопровождая новое дитя, Редзи Кадзи. Он изменился, как и положено меняться мужчине в таком возрасте. Заматерел, раздался в плечах, а в глазах стало ещё больше хищника. Однако самое главное осталось прежним – дыхание Мисато при его приближении учащалось точно так же, как во времена студенчества. В её взгляде читалось много всякого, и Рицуко решила: вопрос времени, когда они упадут друг другу в объятия.
В общем-то, она не ошиблась. Только до этого было далеко. А пока Мисато появлялась у неё всё чаще, пока не стала приходить каждый вечер. Зарывалась пальцами в светлые волосы, подавалась бедрами навстречу и бормотала что-то неразборчивое, во что не было желания вслушиваться. Рицуко стала находить их игры довольно утомительными. Тяжело было выдерживать такой напор страсти и не иметь возможности передохнуть. Но она понимала, что является охлаждающим элементом на процессоре по имени уже неделю как майор Кацураги, и знала, что до собственного перегрева и выхода из строя ей ещё очень далеко. Поэтому, в интересах работоспособности системы, да и из человеколюбия тоже, она раз за разом доводила Мисато до оргазма. Сама, правда, всё реже просила ответить тем же.
Она устала и почти не обращала внимания на то, что Мисато и не пыталась, пока не попросишь, предложить что-то в ответ.

Оглядывая себя в зеркале и оценивая, как сидит тёмно-зелёное платье, Рицуко думала, что она, пожалуй, единственная, кто не испытывает экзистенциального ужаса перед одиночеством. Лёгкое недовольство – есть, а в остальном… зачем суетиться, если шансы пережить следующий десяток лет ничтожно малы?
Но не все могут спокойно об этом думать. Большинству приходится рассказывать друг другу и самим себе, что всё будет хорошо.
Мисато словно умеет читать мысли:
- Как думаешь, мы победим?
- Нет. А ты?
- Я тоже, - Мисато засмеялась, лизнула Рицуко в шею и застегнула на ней холодную цепочку с красным камнем.
Мисато знала, почему ей тоже вроде бы совсем не страшно при мысли о гибели человечества: это такой защитный механизм. Страх трансформировался в букет совсем других чувств.
…Они вместе приехали на свадьбу. Мисато высматривала в толпе Кадзи, а он всё не шёл. Рицуко подумала, что если он всё-таки появится, то уйдут они вместе. Тогда всё это, наконец, закончится, и у Рицуко будет много, много времени, чтобы как следует отдохнуть.
На всех мероприятиях Рицуко тщательно высчитывала количество выпитых алкогольных напитков. Не терять контроль над собой – и в то же время добиться лёгкого шума в голове, чтобы получать от происходящего удовольствие.
На этой свадьбе Рицуко особенно тщательно следила за тем, чтобы шум в голове не стал слишком сильным. Она справлялась: удавалось поддерживать с Мисато и Кадзи в меру приятную, в меру безобидную и в меру двусмысленную беседу. А потом она ушла, почти с сожалением, сопровождаемая взглядом Мисато, в котором был вопрос. Отвечать на него не хотелось.
В конце концов, всё это всегда было больше нужно Мисато, а теперь она напилась, потому что ей неловко при Рицуко, страшно, а ещё очень нужен Кадзи.
…Она получила желаемое – сначала разговор, потом понимание, дошла очередь и до тела. Мисато казалось, что мир изменился. Раньше она пробиралась через болото, искала силы, чтобы совершить каждый следующий шаг, а теперь словно мчалась в старых удобных кроссовках по стадиону, солнечные лучи гладили по коже, а люди вокруг улыбались при виде того, как хорошо и весело ей бежится.
А потом Кадзи умер.

Рицуко боялась. Она не могла подступиться к Мисато, переживала за неё и за NERV. Не в её власти было разорвать узелок боли, поселившийся в груди Мисато, и она не лезла, предпочитая наблюдать украдкой – потому что после случившегося всё это уж просто обязано было кончиться.

«Ты хочешь слиться со мной? Стать одной душой, одним телом?» - так спрашивает Рицуко. Такая мягкая и тёплая, ничуть не похожая на подтянутую суховатую женщину в белом халате, нет даже привычных серёжек – в мочках пустые проколы, - и в то же время самая родная. Откуда она здесь? Мисато собирает остатки воли и приоткрывает глаза. Вокруг только металлические стены, меж которых гуляет эхо далёких выстрелов. Показалось. Она дергает рукой, чтобы защитить рану и унять жжение, но в результате лишь вздрагивают пальцы. И пусть. Мисато снова закрывает глаза и видит склонённую над ней обнажённую Рицуко.

Рицуко прикована за лодыжки и запястья к массивному стулу. В глаза бьёт яркий свет. Доносится торжественная инфернальная музыка, и невозможно определить расположение источника.
Привыкнув к освещению, Рицуко открывает глаза и пытается осмотреться. Стен и потолка не видно, каменные плиты пола теряются в абсолютной черноте. Ножки стула привинчены к полу. Наручники подбиты искусственным розовым мехом.
Рицуко пытается вырваться, уже догадываясь, что это невозможно. В ожидании она считает время, но почему-то всё время путается. В голову настойчиво лезут гадости, но она умеет ставить блок. Вот только со счёта постоянно сбивается и не может сказать, сколько времени прошло с тех пор, как она очнулась, когда из темноты медленно выплывает обнаженная женщина. Подходит совсем близко. Источник света у неё за спиной, однако Рицуко ухитряется рассмотреть, какая она серьёзная, торжественная и радостная. Мисато делает ещё шаг, и её грудь оказывается прямо перед лицом Рицуко.
«Ты хочешь слиться со мной? Стать одной душой, одним телом?»