Сдвинув брови, Мисато уставилась в экран. Перед ней мигали, ежесекундно перестраиваясь, графики зависимости ключевых параметров третьего Евангелиона от параметров окружающей среды.
Плановые исследования, важность высокая; не критическая. Время не поджимало, и мозг работал спокойно, на тридцати процентах мощности. Форс-мажор привел бы к скачкообразному росту производительности, и на смену творческому тупняку пришло бы озарение. Так всегда бывало.
Мисато не хотелось форс-мажора. Она ещё не оставила надежду справиться без него.
А пока поигрывала зажигалкой, тяжёлой, серебристого металла, с выгравированным волком, вид спереди. Палец с аккуратно подстриженным ногтем без следов лака нажимал и отпускал, рождая и убирая пламя. Огонёк отражался в мониторе. Горящий газ согревал ноздри и радовал тем, что его запах совсем не походил на тоже тёплый воздух из серверных стоек.
Вздохнув, Мисато оторвалась от графиков, взглянула на зажигалку и провела рукой над пламенем. Движение вышло столь стремительным, что огонь, дёрнувшись, едва не погас, а кожа даже не почувствовала температуры. Тогда Мисато стала водить пальцем всё медленнее. Сердце замирало от каждой лишней доли секунды, и Мисато не почувствовала, как лоб разгладился, а в уголках рта залёг намек на улыбку.
Она отбросила зажигалку, не рассчитав движение, и та полетела на пол. Но Мисато уже щелкнула по нужной вкладке, заключила в комментарии кусок кода и, прикусив нижнюю губу, застучала по клавиатуре.
«Откуда у неё зажигалка? – подумалось проходившей мимо Рицуко. – Ведь не курит». Она наклонилась, подняла зажигалку и опустила в карман халата.

* * *

- Извини, - смущённо хихикнула Мисато. По белой, довольно чистой скатерти расползалось янтарное пятно, на котором блестели не успевшие подтаять кубики льда. - Свидание даже не началось, а я уже его испортила, да?
- Налью ещё. Ведь бокал цел?
- Цел, - Мисато поставила его поближе к Рицуко. Та бросила на дно льда, взяла запыленную бутылку и налила до середины.
Мисато подняла бокал, улыбнулась и в ожидании посмотрела на Рицуко.
- За нас.
- За нас.
Они пригубили виски и замолчали.
Единственными источниками света были выстроенные двумя длинными шеренгами свечи – дешёвые, грязно-белого цвета, но их пламя празднично отражалось в зрачках, бокалах и серебристой зажигалке с волком.
- Мидии? Сыр?
- Да, спасибо.
Рицуко задумчиво потрогала хрусталь и негромко заговорила:
- Этот виски подарил мне Гэндо Икари ровно через год после того, как я поступила в его отдел. Запомнил, надо же. Коллекционная бутылка, если бы нам когда-нибудь удалось победить ангелов и восстановить цивилизацию, она стоила бы баснословных денег. Когда Гэндо её подарил, я поняла, что нет надежды выиграть нашу войну. Беречь виски не имело смысла, но не будешь ведь пить в одиночестве, после работы. Мне казалось, он заслуживает большего. Я хотела открыть его в день, когда Икари сделает шаг навстречу, приблизится, когда я стану значить для него больше, а наши отношения продвинутся. Выпить дорогого виски, символ уничтоженного благополучия, на пороге конца света, с любимым человеком и соратником, с которым собираешься встретить смерть бок о бок. Что-то подобное мечталось мне и позже, смутно, конечно, когда стало ясно, что Икари никогда не будет для меня таким человеком. А сейчас я исполняю мечту: вот виски, вот ты, а за окном поджидает конец света. И знаешь, что я поняла? Пить виски и думать о будущем – самое глупое, что только можно делать вместе с любимым человеком.
Мисато ожила, несмело улыбнулась и потянулась к Рицуко. Та забрала у нее бокал, взяла за руку и сказала:
- Пойдём.
Они скользили в тишине в странном танце, пока нетерпеливая Мисато не придвинулась ближе и не прикоснулась губами к губам.
Рицуко шагнула назад, увлекая Мисато за собой, и присела на край стола.
- Ай! Холодно, - это Мисато, опершись для равновесия о стол, задела выпавшие из бокала кубики льда.
- Дай согрею, - Рицуко втянула в рот пострадавший палец, трогая языком. Она не опустила взгляда, и поэтому хорошо было видно, как её глаза расширились и потемнели, когда Мисато провела ей по бедру куском льда. Повлажневшая кожа покрылась мурашками, а по позвоночнику прошла волна жара. – Как странно. От холода становится жарко. А от пламени?
Она взяла одну из свечей, помедлила мгновение – дала время сказать «нет, убери» - и, приподняв послушную руку Мисато, провела пламенем под ладонью.
- Жарко, тоже жарко, - выдохнула та и потянулась к огню.
- Ш-ш.
Рицуко поставила свечу на стол, сжала Мисато, поцеловала в шею, потом отодвинулась, чтобы расстегнуть пуговицы и сбросить её блузку на пол. Чёрный кружевной бюстгальтер после многочисленных стирок, пришедшихся на его век, потерял форму и потому полетел следом за блузкой.
Руки Мисато метались по телу Рицуко, расстегивая и стягивая, пока та не остановила суету мягким, но властным движением.
У Мисато красивые плечи. Тонкие, с четкими проступающими мускулами и ровной, практически идеальной кожей – почему кожа на плечах не бывает проблемной? – они требовали внимания и восхищения.
Снова появилась свеча. У Мисато перехватило дыхание, в глазах заколыхались языки пламени. Рицуко наклонила свечу, и по коже лениво зазмеился белёсый потёк. Мисато вздрогнула, но больше не двигалась, и обе молчали, глядя на застывший воск, собравшийся на конце капелькой.
Рицуко не глядя протянула руку за спину, пошарила по скатерти и взяла зажигалку. Щёлкнув, она повернула удобнее руку Мисато, поднесла огонь к восковому потёку и стала растапливать каплю. Мисато дёрнулась, но после того, как Рицуко сжала крепче, больше не пыталась вырваться. Только двинулась ближе, меж разведённых ног Рицуко, и прижалась. Закусила губу, сморгнула набегающие слёзы – и капелька воска потекла дальше, пока через пару сантиметров не иссякла.
- Вот и всё, - пробормотала Рицуко. – Какая ты терпеливая.
Она привлекала Мисато, нежно поцеловала, а потом долго водила подтаявшим кубиком льда по покрасневшей коже, отчего застывший воск потрескался.
- Холодно, - пожаловалась Мисато, и Рицуко снова взяла зажигалку и снова стала водить пламенем вдоль потёка. Ей было интересно, загорится ли воск, но он не загорелся. Только дыхание Мисато становилось всё чаще, к лицу прилила кровь, а пальцы впивались в спину, когда Рицуко слишком долго задерживала огонь в одной точке.
- Хорошо, - прошептала Мисато, - что там не растут волосы.
- Запах палёной кошки не кажется тебе романтичным?
- Ни капельки.
Рицуко отбросила зажигалку и опять взялась за остатки льда, одновременно скользнув другой рукой Мисато под брюки и бельё. Мисато подалась вперёд, поёрзала, устраиваясь удобнее, и задвигалась сама, держась за плечи Рицуко. Той не нужно было ничего делать, лишь поглаживать покрасневшее плечо, не теряя растекающиеся кусочки льда, да слегка сгибать и разгибать пальцы в такт движению.

* * *

Рицуко вежливо распрощалась и направилась к выходу. Музыка, смех, шаги, скрип отодвигаемых стульев слились в невнятный гул, сквозь который пробивалось лёгкое удивление: почему единственное, что она чувствует, это удовлетворение от мысли, что вот-вот можно будет избавиться от тяжёлого красного камня на шее?
Но всё-таки Рицуко оглянулась. Мисато и Кадзи развернулись друг к другу, чуть наклонились вперёд и не смотрели по сторонам: заняты, тонут в глазах собеседника. Мисато не глядя взяла бокал, и пальцы Кадзи легли поверх её запястья.
А на плече – отметка. Давно зажившая, большей частью не отличимая по цвету от остального тела. Только кожа там тонкая и легко морщится, а по контуру обведена полоской в пару миллиметров, на полтона темнее.
Остановившись на крыльце, Рицуко щёлкает застёжкой и проводит ладонями по бокам в поисках карманов. Но халат далеко, а на вечернем платье их нет. Миг она раздумывает, куда деть кулон, а затем роняет его в ближайшую урну, закуривает и направляется домой самым длинным путем.
Рицуко всё равно, спросит ли Кадзи о шраме и что ответит Мисато. Она цокает каблуками по тёмной улице и улыбается.