- Ты просто не понимаешь! – говорит Гермиона и расстегивает пуговицы на платье Джинни.

- Тут нечего понимать, я просто не хочу! – Джинни помогает Гермионе, воюет с пуговицами на манжетах.

- Твое желание не имеет никакого значения, ну когда же ты это примешь?! – Гермиона жадно целует Джинни в шею, сзади, над воротником.

- А сейчас? – всхлипывает Джинни и пытается унять дрожь, потому что это мешает Гермионе ее раздевать.

- Сейчас, милая, все, что ты захочешь… – шепчет Гермиона и дергает платье Джинни вверх, обнажая белый лифчик.

Джинни сама снимает трусы, чтоб все случилось быстрее, ей не терпится, ей хочется забыться, потому что…

- Я не хочу за Гарри! Он хороший, зачем его мучить?

- Ты спасаешь его… – Гермиона одним рывком освобождается от свитера. Это так странно – всегда, когда Джинни совсем голая, Гермиона только приступает к раздеванию.

Джинни не может спорить, когда Гермиона такая – растрепанная, полуодетая, возбужденная – соски напряглись и торчат вызывающе, провоцируя.

Джинни кидается к Гермионе и берет в рот один сосок, облизывая его, втягивая в рот.

- М-м-м-м… – Гермиона очень любит так. Джинни все знает про ее тело – эрогенные зоны, возбуждающие слова, вкус ее смазки, ее запах – когда она злится, радуется, хвалит Джинни, когда она возбуждена и удовлетворена. Но каждый раз – как в первый. Открытие.

- А ты… ну а как же ты?

Гермиона звякает ремнем и снимает синие маггловские джинсы. Она все еще носит маггловскую одежду в свободное время, и Джинни ее понимает.

- Со мной все будет в порядке, Рон готов сделать мне предложение… Еще! – Джинни знает, с какой интенсивностью и скоростью надо дрочить клитор Гермионы. Они долго пробовали, чтоб это было так, как надо. Они столько про это знают!

- Джинни, ты спасаешь не только Гарри, ты спасаешь всех нас. Ну-ка…

Гермиона валит Джинни на подушку гостиничного номера и сползает по ее телу, целуя каждую веснушку, а потом, там где начинается линия рыжих темных волос, просто лижет широким движением языка – вниз и внутрь. Джинни предлагала убрать там волосы, но Гермиона говорит, что Гарри так будет привычнее. А сама сбривает. До голого, как у девочки.

Джинни изгибается на языке Гермионы, а та помогает пальцами, губами – кто так еще умеет? Джинни кажется, что если Гермиона решит засунуть в нее кулак – это тоже будет хорошо. Все что угодно – хорошо.

Гермионе надо много времени, Джинни знает. Она сама сейчас кончит, если Гермиона не остановит это кружащее движение, а потом можно будет полизать ее. Джинни это нравится, это лучше, чем вкус спермы. Намного лучше.

- Ты должна! – Гермиона вдруг дергается, поднимает руки Джинни над ее головой, и Джинни сжимает бедра – она не успела!

- Должна! – внутри палец, два, три… Гермиона коротко стрижет ногти, но говорит, что у Джинни должен быть маникюр – она читала одно исследование, мужчинам это нравится.

- Должна! – внутри четыре пальца, они толкаются быстро, резко, грубо, растягивая, готовя к чему-то.

Гермиона пощипывает кожу Джинни, оттягивает и перекручивает пальцами соски, мычит в ее живот и дергается, елозя по простыне.

Сейчас она разрешит.

Гермиона возвращает свои пальцы на клитор Джинни, и подбирает ритм – по кругу, по кругу, чуть надавливая, потом снова осторожно, едва касаясь и опять.

Джинни кончает, ей кажется, что пальцы Гермионы просто засасывает внутрь нее, а Гермиона говорит:

- Молодец, молодец, вот так… Ты согласна? – и рука пропадает, и Джинни не может сейчас ей этого позволить.

- Да! – кричит Джинни, и пальцы возвращаются, позволяя закончить оргазм.

Гермиона одевается, а Джинни лежит на безликой постели и слезы очень близко, прямо вот здесь, у самых ресниц.

- А как же ты? – спрашивает Джинни, а Гермиона усмехается горько.

- Мне надо достоверно кончить сегодня ночью с твоим братом. Если я сейчас… то потом не получится. Увидимся, Джинни.

- На свадьбе? – оказывается, слезы давным-давно текут из глаз и собираются в ямочке на подбородке.

Гермиона возвращается, целует Джинни, вытирает ей уголком одеяла слезы и, тяжело вздохнув, выходит за дверь.