Диана

***

Она курила в одиночку на скамейке рядом с корпусом, стряхивая пепел в рядом стоящую урну, и Ляля заметила ее еще издалека. Лет тридцати навскидку, она была слегка экзотична, но это не напрягало. Смугловатая, но не совсем темная кожа, черные прямые волосы в синеву, характерный чуть узковатый разрез глаз, высокие скулы, тонкий правильный рот. Есть люди, которые цепляют взгляд непонятно чем, и Ляля разглядывала ее лицо, пока шла по дорожке.

Впервые за несколько дней она не испытала инстинктивного отвращения от взгляда на кого-то и приступа тошноты при мысли заговорить. Слегка поколебавшись, Ляля решила, что феномен достоин внимания, даже если попытка общения будет неудачной, и потому направилась мимо двери корпуса дальше.

- Можно?

Незнакомка вскинула глаза на пару секунд – не то чтобы удивленно, скорее, неуловимо оценивающе - и пожала плечами.

- Садись.

Ляля расположилась позади нее – на всю глубину сиденья, до спинки, прислонившись лопатками к неудобной деревяшке. Девушка сидела, опираясь локтями на колени, и Ляля спокойно могла разглядеть ее узкую спину, прямые плечи, туго стянутый тонкой красной резинкой хвост.

- Давно здесь?

Та коротко молча кивнула, волосы в хвосте подпрыгнули, но спустя мгновение все-таки добавила вслух «да» - и Ляле показалось это неплохим знаком.

- Я Ляля. Новенькая.

Прибавлять последнее было глупостью, но хвост только снова утвердительно подпрыгнул, а пауза на этот раз была подольше.

- Диана.

В другом месте и в другое время диалог в спину выглядел бы, по меньшей мере, странным, и Ляля посчитала бы его за оскорбительное игнорирование. Но сейчас то, что происходило, казалось ей на редкость органичным. Она ввязалась в разговор, как в разведку боем, не зная, нужно ли ей это общение в принципе, и тихое равнодушие собеседницы оставляло свободу маневра. Ляля ощущала себя необычно спокойно и уверенно, как в беседе с кем-то давно, даже если и далеко, знакомым.

- Работаешь в мастерской?

Диана затушила сигарету о край урны и повернулась. Ее взгляд был таким, словно они когда-то договаривались не касаться некоторых тем, и сейчас Ляля невольно нарушила слово.

- Давай сразу, ладно? Без обид. Если тебе здесь нужна нянька…

Она опустила глаза и снова замолчала, но Ляля облегчила ей задачу - остановила, коснувшись ее руки.

- Я не уверена, что мне вообще кто-то здесь нужен.

Это было правдой. Она улыбнулась посмотревшей ей в глаза Диане - почему-то не хотелось, чтобы сказанное было воспринято хамством или встречным выпадом от обиды - и поднялась со скамейки.

- Но спасибо, что предложила.

Диана усмехнулась, и Ляле понравилась ее улыбка.

 

***

- Это хорошая, крупная, фирма. Бельгийская. Туда просто так, с одним фармацевтическим дипломом без опыта не попасть. Таньке просто повезло, что ее Курт пристроил. Пока она на испытательном, ей лучше не рисковать и не соваться сюда. Зачем внимание привлекать?

Теперь Лялю словно прорвало после долгого молчания. Она настолько устала переваривать все в себе, что ей даже было плевать, правильно ли донимать подробностями своей жизни Диану.

Тем более, та ни словом не давала понять, что Ляля ей надоедает. Она вообще умела слушать, не повергая критике и сомнению любой бред, что несла Ляля.

- Знаешь, я рада. Хватит - в свое время намаялась. Когда родители разбились, еле справлялась. Одних денег на лечение сколько ушло. Да и гуляла она – мама не горюй: когда мне следить? Так что если все срастется с этим Куртом в Бельгии – счастье.

Диана кивала, и Лялю все-таки начинала мучить совесть за свою болтовню. Она знала, что у той в Казани на попечении брата остался сын лет десяти, но его не привозили сюда ни разу, и Ляля боялась спрашивать о чем-то конкретном, натолкнувшись пару раз на вежливый уход от темы и скрытую боль в глазах.

Иногда она надеялась, что Диана пропускает всю ее чушь мимо ушей, думая о чем-то своем.

- Тебе не бывает страшно здесь?

Диана стряхнула пепел и подняла глаза.

- Бывает.

Не то чтобы Ляля ждала другого ответа, но этот все равно не укладывался в голове.

- И что ты делаешь?

- Как обычно – боюсь.

Иногда это Ляля ее подначивала.

- И как обычно - помогает?

Иногда Диана начинала сама.

- Конечно. Побоишься немного – и отпускает.

Это было как конфеты.

- А меня – нет. Я, наверно, что-то неправильно делаю?

Маленький десерт к невкусному обеду.

- Как прихватит – скажи. Я тебя научу.

Иногда Ляля с липким ужасом думала, что было бы, пройди она тогда мимо.

 

***

Это был на удивление теплый вечер. Они сидели на своей скамейке, как обычно, и Ляля, подумав, обхватила ее за пояс обеими руками, уперев подбородок в спину между лопатками. Диана мотнула головой, и собранные в хвост волосы щекотно скользнули по лицу, обдав фруктовой волной - запахом дешевого шампуня. Ляля прижалась губами к заметному в вырезе футболки самому крупному позвонку.

У Таньки он был деформирован: родовая травма, диагноз на полстраницы и куча проблем. Только на теле сестры он не так выделялся. Наверно, из-за крепкого, даже чуть полноватого, сложения.

Диана же была худой и острой, будто вытянутой вдоль. Остальные позвонки тоже выпирали мелкими бугорками один за другим вниз, Ляля чувствовала их сквозь ткань. Диана снова дернула головой отрицательно.

- Не глупи.

- Что в этом глупого?

- Все.

- Исчерпывающе.

Она коротко характерно выдохнула, и Ляля хорошо представила себе ее утомленно уверенный взгляд.

- Тебе плохо. Мне плохо. А станет еще хуже. Кого будем винить?

- Мы говорим о сексе?

- Уже нет.

- Значит, о нем. Просто уточняю, чтоб не попасть в неудобное положение.

Она усмехнулась, но все равно передернула плечами.

- Пусти.

Выпрямила спину, и Ляля нехотя расцепила руки.

- Ты спала с кем-нибудь здесь?

Диана обернулась назад раздраженно и резко, так что темная прядь выскользнула из-за уха и прилипла к губам.

- Какое это имеет значение?

- Да или нет?

- Да. Но это ничего не меняет в нашем случае.

Ляля молча откинулась к спинке. Посмотрела внимательно, будто сторонне, на нее всю. На волосы, зацепившиеся в уголке рта. Обветренные и растрескавшиеся губы. На темные глаза с почти не различимыми зрачками. Тонко очерченный нос. Дело не в том, что Диана была красивой. Наверно, была. А может, нет - Ляля об этом не думала. Диана была... живой. Своей. Притягательной.

- Хорошо.

- Хорошо? - на секунду она показалась удивленной, но тут же, кивнув согласно, отвернулась, встала и направилась к двери.

- Если ты говоришь "нет", что мне остается?

Диана все-таки остановилась в дверях, повернулась и, скривив язвительно губы, посмотрела в упор.

- Занимайся манипуляцией с кем-нибудь другим, ладно?

 

Она пришла той же ночью. Откинула одеяло и легла рядом. Это было совсем неожиданно, и Ляля задохнулась от внезапного страха.

- Дианка.

- Ничего не говори.

У нее было горячее тело и сухая кожа. Она вся была какой-то другой, не такой, как представляла Ляля. Они целовались судорожно, не очень слаженно, и ее губы царапали кожу. Диана была осязаемой, реальной, земной - но в то же время странно тонкой, гибкой, почти бестелесной, и Ляля вдруг смутилась - того, чего никогда не стеснялась с мужчинами. Своей нарочитой женскости. Она всегда была "слишком женщина", даже в пятнадцать, и гордилась, зная, как притягательна эта "инаковость" для парней. Но сейчас…

Ее фигура: грудь, бедра, руки, ее запах, копна волос - Ляле вдруг показалось, что ее "много", что она излишне материальна. Что может быть неприятной, отталкивать именно тем, что ее составляет. И мысль эта полоснула сознание непривычной неуверенностью и новым приступом страха.

- Подожди, подожди.

Она сама не знала, что хотела сказать. Или спросить. И если спросить - то какой ответ услышать.

Диана резко отстранилась.

- Что? Мне уйти?

- Нет. Нет.

Вот теперь Ляля действительно чувствовала себя полной идиоткой, вцепившись в Дианино запястье, словно та и вправду могла тут же исчезнуть.

- Не уходи, - она сделала паузу и попыталась собраться, но так и не нашлась со словами. - Скажи что-нибудь.

Диана вытащила руку из захвата и вновь придвинулась, взглянув на Лялю.

- Я не уйду, - она оперлась на локоть, наклонившись совсем близко, и Ляля увидела ее усмешку. - Только уж и ты оставайся.

 

***

- Сколько тебе еще?

Диана смотрела на нее в зеркало от входа, пока Ляля пыталась отжать мокрые волосы в раковину. Горячей снова не было, и она кое-как вымыла их холодной, не трогая корни. Здесь все понимают этот вопрос сразу, и Ляля еще потянула время, стряхивая последние капли.

- Семь месяцев, - она наклонилась завернуть голову полотенцем и все-таки добавила, – и девять дней.

- Считаешь?

Ляля тоже кинула на нее взгляд через зеркало.

- А ты нет?

- Все считают – я считаю.

- Мы считаем – вы считаете – они считают, - шутка была глупой, но Ляле не хотелось начинать. - Я считаю: смотря что считать.

Диана все-таки улыбнулась.

- Я считаю: что ни считай - просчитаешься.

Она подошла, обняла ее сзади за талию, положила голову на плечо, продолжая смотреть насмешливо.

- Освободишься. Вернешься к себе. Выйдешь замуж. Нарожаешь детишков, - она отвела взгляд и снова вернула, испытующе хмыкнув. – Забудешь меня.

Ляля картинно закатила глаза.

- Ах, мадам, ужели можно? Я буду ждать вас, утирая слезы платком с вашими инициалами.

Диана улыбнулась шире, но опустила глаза и убрала руки.

- Отлично, пойду вышью парочку.

Ляля развернулась к ней лицом и удержала за плечи.

- Слушай.

- Нет, - она резко и уверенно помотала головой.

- Что - нет?

- Всё, - это звучало решительно и безапелляционно. - У нас есть семь месяцев и девять дней. На все остальное, что ты можешь сказать – нет.

Она посмотрела Ляле в глаза, вопреки словам, странно мягко, но совсем серьезно, как никогда:

- Мы уже вряд ли станем подружками, что зовут друг друга свидетельницами на свадьбу.

- Я не собираюсь замуж.

Диана вдруг засмеялась и сдернула полотенце с ее головы. Мокрые волосы противно рассыпались по плечам.

- Какая же ты все-таки эгоистка. Я собираюсь.

- Вот как? С этого момента поподробнее.

- А что? Напишу какому-нибудь зеку в Коми. Там этого добра…

Ляле тоже не нравился разговор.

- А и верно, напиши. «Я прирезала своего бывшего, но если будете вести себя правильно – у нас все сложится».

- Я и распинаться не буду. Пошлю фотку в бикини - подрочит дядя.

- Шли сразу без бикини, какие церемонии между супругами. Пусть дрочат всей зоной.

- У меня нет таких, я приличная. Твою пошлю, ты блондинка - на тебя дрочить положено.

Они поизгалялись еще, пока не надоело. Кое-то из входящих присоединялся к веселью, кто-то советовал им свалить и не мешать другим своим хохотом, что их только стимулировало к продолжению.

 

Ляля окликнула ее у двери.

- Диана!

Та остановилась, не оборачиваясь.

- Я ведь серьезно.

- Ляля, - Ляле всегда казалось, что Диана называла ее по имени только в случаях проявления ею полнейшего идиотизма. – Ты ведь не думаешь, что мне бы этого хотелось?

 

 

***

Она курила за углом корпуса, и Ляля едва могла перевести дыхание - от бега и бешенства.

- Ты с ума сошла? Я ищу тебя везде!

- Зачем? Я думала, ты уже ушла.

Она выглядела совсем спокойной. Невозмутимой. Такой, как при первой их встрече. Это обескураживало, и Ляля, ошалев, лишь смотрела на нее.

- По-твоему, я могла уйти, не попрощавшись?

- А, по-твоему, из жизни обязательно нужно устроить мелодраму?

- Диана!

Она выдохнула в сторону дым и выкинула сигарету далеко в траву, и Ляля заметила, что у нее все же дрогнули руки.

- Ну что?

Все казалось каким-то ирреальным, ненастоящим, сном. Вместо радости или хотя бы облегчения, она чувствовала неуверенность и тоску. Привычный - пусть уродливый, но собственный – мир трескался, и земля под ногами не держала ее вес.

- Диана.

- Да? Что полагается говорить в этом эпизоде? Ну раз ты настаиваешь. Попрощаться? Пока. Мне жаль? Жаль. Я буду скучать? Буду. Еще что?

- Я напишу.

- Мы это обсуждали.

- Я напишу.

- Я не буду читать. Просто выкину.

Лялю вдруг окатило волной бешенства.

- Кого ты из себя корчишь? Сама не превращай ситуацию в сериал. Я все равно напишу – и ты ни хрена не выкинешь! Прочитаешь как миленькая. И пожалуйста - веди себя нормально, - она сбавила обороты, выдохнула и сказала почти тихо. - Я заслужила хотя бы человеческое прощание без выпендрежа.

Диана помолчала, заправила выбившиеся из хвоста волосы за уши и посмотрела в упор. Она казалась уставшей. Или больной. И у Ляли внезапно встал ком в горле от жалости и стыда за свой эгоизм.

- Ляля.

Ляля впилась ногтями в ладони до жутко противной боли, чтобы только не разреветься. Потому что только этого не хватало сейчас для дешевой мыльной оперы. Диана погладила ее по плечам.

- Ляля. Я ведь тоже кое-что заслужила, правда? Может быть, я ни хрена не выкину. Может быть, я прочитаю как миленькая. Вот именно поэтому – не надо, ладно?

У Ляли все плыло перед глазами.

- У меня никого нет, кроме тебя.

Диана обреченно вздохнула и притянула ее к себе.

- Сестра.

Ляля молча помотала головой.

- Значит, будет.

Она погладила ее по волосам – так, как Ляля сама когда-то утешала мелкую Таньку.

- Давай так. Когда придет срок – я напишу тебе сама. Будет интересно – ответишь. Идет?

- Да.

Этот цирк стоило все-таки заканчивать, и она, обхватив Диану за шею, обняла ее со всей силы. Сжала в ладони жесткий гладкий хвостик черных волос, перетянутый детской резинкой. Где-то у виска вдохнула приторный запах фруктового шампуня. И отпустила.

- Пора.

Диана коротко кивнула.

***

Ляля не написала. Не потому, что Диана просила - плевала она на это.

Она садилась много раз. Она начинала, она пыталась. Но.

Все, что она могла бы сказать ей о себе – на бумаге превращалось в жалобы. Или пустой звук. Или пафос.

Все, что она могла бы сказать ей о жизни – превращалось в письмо зеку в Коми.

Их общение могло быть только личным – или никаким.

Она разговаривала с ней часами: дома, в больнице, на улице, в магазине. Она подкалывала и смеялась угадываемым ответным выпадам. Она плакала по ночам и жаловалась без зазрения совести. Диана была рядом, Диана слушала часами.

Ляля поминала ее в разговорах, по поводу и без. Она рассказывала про нее всем, кто готов был слушать, и уже сама не помнила, которые из фактов имели отношение к ее, воображаемой, Диане, а какие – к той, реальной.

Андрей был крайне удивлен, когда Ляля, представляя сестру, назвала ее Таней, а не Дианой.

К слову, Танька приехала на их свадьбу, красивая и цветущая, без Курта, но Ляля была счастлива и тому. Она вообще была довольна многим. Родственники Андрея, вопреки ее опасениям, приняли Лялю на ура и водили вокруг хороводы, зная характер хирургов вообще и своего в частности. Возможно, он во многое их не посвятил, но Ляле было все равно.

Все было неплохо, что-то дернуло внутри, только когда фотограф заголосил: «Где свидетельница? подружка невесты, лучший кадр», - выцепляя в толпе гостей Машку с травматологии в алом вечернем платье – и заставил их обниматься у цветов, должным образом улыбаясь.

 

***

Диана тоже не написала.

Ляля спохватилась только через полгода после положенного срока, внезапно очнувшись, словно от сна, с тяжелой сердечной болью.

Она промаялась еще пару месяцев, не зная, как и что объяснять.

Андрей прервал ее при первом же упоминании имени Дианы.

- Обратный билет будешь брать?

Ляля ответила:

- Да.

Но паузы было достаточно.

Она не звонила и не искала, он вернулся сам часа в три ночи. Чертыхался и громыхал чем-то прихожей, она не стала выходить.

Когда дверь спальни ударилась в стенку, Ляля села на кровати.

- Я мог бы сказать тебе, что это… обманка. Прочитать лекцию про сублимацию и подмену. Про влияние стресса на восприятие окружающего мира. Про… все это, - он неловко плюхнулся на край постели, и на нее повеяло резким запахом алкоголя. – Но это так… унизительно.

Ляля придвинулась ближе и погладила его по спине.

- Что со мной не так, Ляля? – Андрей тер лицо ладонями. - Третий раз. Третий.

- Все с тобой так, перестань, - она потянула наверх край свитера, - тебе надо лечь.

- Подожди, - он отцепил ее руки. - Когда мне было двадцать пять, тридцать. Я мало что понимал, не умел ценить. Ладно. Но сейчас. Я старался. Я пытался на этот раз все сделать правильно.

- Андрей, - она обняла его сзади за шею. – Ляг, прошу тебя.

- Это за то, как я жил, да? Как поступал раньше?

- Не говори ерунды. Тебя просто не учили не жениться на медсестрах. Курица не птица, медсестра не жена.

Он был таким родным. Таким ребенком. Ляля гладила его по голове и уговаривала раздеться. От него пахло коньяком и чем-то привычно-медицинским.

- Все будет хорошо.

- Нет, - он пьяно помотал головой. - Уже не будет.

Она все-таки умудрилась стащить с него свитер и уложить в постель, укрыв одеялом.

Время от времени Андрей нервно ворочался и порывался встать, но Ляля положила сверху руку, удерживая, и он только бурчал что-то в полусне.

 

Рано утром он уехал в клинику.

Она встала, вымыла колбу кофеварки и сполоснула его чашку, вылив остатки кофе в раковину. Позвонила заказать билеты и такси. Собрала сумку.

Тем же днем она была в Казани.

 

***

Дверь открыл парень лет четырнадцати, темноглазый, смуглый, нескладный и какой-то зашуганно сутуловатый.

- Равиль? – она зачем-то вопросительно повысила голос, хотя и так видела, что это Равиль.

Парень утвердительно покивал головой с неуловимой услужливой готовностью, какая бывает обычно у не очень благополучных детей.

- Я… - она кляла себя за идиотскую привычку ничего не продумывать заранее, соображая по ходу, – подруга твоей мамы.

- А-а, - он отошел от двери, пропуская ее внутрь. – Проходите.

Она вошла в полутемную, широкую, но со всех углов неказисто заставленную мебелью прихожую. Где-то был включен телевизор. Никто не выходил. Никто не спрашивал. Она скинула туфли.

- Проходите сюда. Тут, правда, не очень чисто.

Равиль засуетился, торопливо складывая в мойку грязную посуду с небольшого круглого стола в углу.

В кухне было душно, пахло луком и какими-то пряными специями. Лялю мерзко подташнивало, липко холодели ладони.

- Равиль…

- Будете чай?

Они сказали это одновременно. Ляля от неожиданности вздрогнула и, помотав отрицательно головой, ответила:

- Да.

Ей стало нехорошо, она присела на мягкий стул и вспомнила, что не положила в сумку валидол. Равиль неумело набирал воду, пытаясь вместить чайник над горой грязной посуды в раковине.

- Равиль. Где мама?

Он медленно повернулся с чайником в руке, не успев поставить его на конфорку.

- А вы не знаете? – Ляля как-то сразу поняла, что знает. Она поняла, что знала еще два месяца назад, когда спохватилась. Когда разговаривала с Андреем. С утра, когда бронировала билеты. Когда сидела в салоне самолета. – Умерла.

Ляля вдруг странно успокоилась. Сердце перестало бешено стучать, и она глубоко вдохнула. Она больше не боялась. Бояться было уже нечего.

- Когда?

- В апреле. Три месяца будет.

Он все-таки поставил чайник на плиту и зажег огонь.

- От чего?

Ляле было все равно, но почему-то хотелось, чтобы Равиль повернулся.

Он повернулся.

- Воспаление легких. Она и так больная совсем… - он остро взглянул Ляле в глаза, – вернулась. Вы ведь…там познакомились?

От этого взгляда Лялю пронзило острой болью жалости – не к Диане, к нему.

- Да.

- Ну вот, - он снова опустил глаза и заговорил монотонно, как по заученному. – Болела сильно. На учет ее поставили. Лечили. А тут по весне Динара грипп подхватила.

Равиль вдруг вскинулся:

- Нет, Динара ни при чем. Это сестра моя. В смысле - двоюродная.

- Я понимаю. Понимаю. Конечно.

Ляле стало неудобно от всей этой сцены, словно это она заставила мальчишку страдать.

- Знаешь, я, наверно, не буду чай. Я, наверно, пойду. Я ведь из другого города приехала, - Ляля зачем-то добавила, - по делам.

Она встала и пошла, не оборачиваясь, обратно в прихожую. Надела туфли и полезла ковыряться с незнакомым замком.

- А хотите, - Равиль вышел следом, Ляля убрала руки от двери и повернулась, - Хотите, я вам могилу покажу?

Ляля не хотела.

- Хочу.

- Я сейчас, - он так же лихорадочно, как делал все, кинулся в комнату выключить телевизор и стал натягивать кроссовки, путаясь в липучках.

- Не торопись. Все нормально, у меня есть время.

 

- Я хотел приехать. Очень хотел. Даже деньги копил. Но дядя Ренат… Он ведь мне как отец, понимаете?

- Понимаю.

Она шли по дорожке, и Равиль говорил, то и дело запихивая руки в карманы и доставая их оттуда.

- Я ему всем обязан. И вообще. Отец - в смысле настоящий - он… Я ненавидел его.

- Я знаю.

Здесь Лялю уже не напрягала его нервность и неудобная тема. Равиль был таким же странно знакомым, и ей казалось, что они все это уже когда-то обсуждали.

- Но мама... Ведь то, что говорит Ренат… Вы понимаете? - он спотыкался на словах и путался в логике, но Ляля понимала. – Ведь можно было как-то по-другому. Если б она сказала. Или в милицию бы. Или развестись.

Он вдруг остановился и указал рукой.

- Вот. Памятник еще не поставили.

Ляля посмотрела на участок без оградки со свежей землей.

- А знаете, – Равиль вдруг быстро и решительно взглянул на нее, и Ляля узнала эту безапелляционность в черных глазах. – Она ведь мне жизнь сломала.

 

На маленькой табличке было выбито «Гайнутдинова Диана Теймуровна» и стояли две кладбищенские даты: с числом и месяцем посередине между двух цифр года. Рядом стояла за три месяца вылинявшая фотка ее – совсем молодой, видимо, из выпускного альбома. На ней Диана была с распущенными волосами, и только глаза с характерным разрезом были Ляле знакомы до боли.

Она постояла минут пять и пошла. Равиль сидел на скамейке у дорожки, наклонившись вперед и упираясь локтями на колени. Он не всхлипывал или делал это беззвучно, но его плечи вздрагивали. Ляля села рядом.

- Я не хотел, чтоб она умирала. Не хотел.

Она провела ладонью по его волосам, жестким и гладким.

- Ты прости ее, ладно?

Равиль, не оборачиваясь, коротко кивнул.

 

***

Она сразу заметила Андрея в толпе встречающих, когда он ее еще не видел. Странно, но Ляля никогда не рассматривала его со стороны. Он был только что с операции – это она узнавала точно, а в остальном. Хронические темные круги под глазами, глубокие складки от крыльев носа к губам. В какой-то решительной, но болезненной жесткости сжатые губы. Он, наконец, заметил ее, но не махнул рукой - просто дождался, когда она подойдет.

- Не печалься, добрый молодец. Я тебе еще пригожусь.

Ляля попыталась улыбнуться, но вышло плохо. Андрей молча взял вещи из ее рук и пошел к выходу. Она села в машину, пока он открыл багажник и закинул сумку.

- Чем? – он спросил, когда, наконец, завел двигатель.

Ляля не сразу поняла.

- Ну… Меня показать не стыдно.

Он переждал проезжающие машины и вырулил со стоянки.

- Всё?

- Нет. Еще я люблю тебя. Но от этого, наверно, меньше пользы.

Он смотрел на дорогу, не поворачиваясь к Ляле.

- Я еду в Москву на конференцию. На три дня. У нас обоих есть время подумать.

Она пожала плечами.

- Это хорошо, когда есть время подумать. Хорошо – когда есть, о чем. Подумай.

Они ехали дальше молча. Только у самого дома Андрей вдруг спросил.

- Ляля. Что было бы, если б она была жива?

Она оторвала взгляд от знакомого пейзажа за окном машины и посмотрела на него.

- Не знаю.