...Галечный пляж. Вскрики чаек. Шум прибоя. Вода, живая, лениво перекатывающая камешки.

Каждый голыш – особенный. Цветной, гладкий, и такой равнодушный к собственной судьбе – и тем тайно гордящийся, и выставляющий свои бока к солнцу. В следующий же миг смоет его набежавшая волна – ну что ж, таков фатум. Крик чайки, моря вздох – вот и вся память.

Что-то в душе звенит до боли, когда вспоминаю эту гальку. Мои воспоминания – о тебе. Моя личная галька.

Я поднимаю один - гладкий, серый со светлыми прожилками. Камешек мокр и блестящ, и беловатые узоры на нем лучатся крошечными искорками. Как глаза у тебя, когда ты смеялась.

 

1.

Мы знали друг друга уже несколько лет. Мы познакомились в девятом классе. Ты пришла к нам из другой школы, и тебя посадили за мою парту.

Я захотела поцеловать тебя не с первого взгляда. Со второго. У тебя немного тонковатые губы, такие не носят. Но все равно они меня привлекали, настолько, что тянуло низ живота. Каждый раз, когда я смотрела на твои губы, у меня тянуло живот. Когда я видела улыбчивые ямочки у тебя на щеках, то тянуло живот. Когда ты закусывала тонкую нижнюю губку, раздумывая о чем-то, я не выдерживала и отворачивалась, борясь с желанием немедленно сорваться в туалет. Подставить голову под холодную воду. Встряхнуться. Очнуться. От наваждения.

Помогало слабо.

Я смотрелась в зеркало, но не видела себя. Мне грезились только твои глаза - серые со светлыми лучиками звездочкой вокруг зрачка.

 

Чайка взвизгивает как-то особенно противно, возвращая меня в реальность. В реальности, в этом мире, в этой жизни я бреду по галечному пляжу в полном одиночестве. Закат, и никого, только море. Как занавес. Такое ощущение, что мелкие волночки - у ног, а горизонт - под самыми глазами. Море как-то тянется ввысь, понимаете? Оно заполняет весь холст.

Конец августа. По вечерам уже прохладно, и я плотнее закутываюсь в вязаную кофту.

Мне кажется, это вообще моя профессия - бродить по пляжу. Во всяком случае, это любимое занятие, могу давать фору нубам. Я просто отлично умею бродить по пустому пляжу, во всех смыслах, буквально и образно. Я двадцатилетняя бездельница.

Учусь в нелюбимом институте.

Слушаюсь папу.

Беру уроки вокала.

Плыву по течению.

Галька похрустывает под кроссовками.

Я нагибаюсь и подбираю кусочек янтаря, который просто бросается мне в глаза, как матрос на дзоты - нате, берите меня! Я, конечно, беру. Желтенький, насквозь просвечивающий кусочек древности. Кажется, он сияет своим собственным светом. Как желтая майка на твоем мокром теле.

 

2.

Буду считать, что первый раз я увидела тебя обнаженной, когда мы попали под дождь. Ну, почти обнаженной.

Это случилось, когда мы еще учились в школе. В седой древности, в общем. Два года назад. Это седая древность, потому что в прошлой жизни.

Мы куда-то шли... Или откуда-то. Не помню. Да и какая разница? Я помню, что ты была одета в белые штаны и желтую майку. Значит, дело происходило в июне, потому что в июле ты выбросила эту майку. Я тогда спросила: "Почему?" Но ты только отмахнулась.

В общем, мы шли себе и шли по проспекту, и тут внезапно ливанул дождь. Кто-то там на небе выплеснул ведро после уборки, видимо. В раю грязи нет, их водичкой не запачкаешься.

Дождик был сильный, сплошной и теплый. Пузыри на лужах помню. Мы шарахнулись под козырек пиццерии - а там уже стояла толпа, мы не поместились. Спины у нас были сухие, а спереди - капало на одежду.

Мы переглянулись, засмеялись, и шагнули обратно на улицу. Прошли какое-то расстояние, и ты начала танцевать под дождем.

Желтая майка на твоем теле. Белые штаны на твоем теле. Трусики - на твоем теле.

Все мокрое. Все облипло, и твое тонкое, угловатое тельце - ты всегда была такой худой - вырисовывается так рельефно, что я невольно сглатываю.

Сияющая белая кожа в струях воды.

Маленькие грудки.

Выступающие косточки таза.

Разлетаются брызги.

Ты смеешься, так счастливо и заразительно, что люди, прячущиеся под всем, чем можно, сами невольно улыбаются тебе в ответ.

 

Какой-то странный звук прерывает мои размышления. Через секунду осознаю, что это был мой смешок.

Да, вот после этого случая с майкой я начала курить. Сначала тишком от папы, который сам, кстати, смолил будь здоров. Конечно, скоро он узнал. Я получила взбучку, и месяц готовки на кухне вне очереди. На том и закончили. Теперь я курю вполне открыто, правда, при нем стараюсь не маячить. Неудобно как-то.

Но меня успокаивает. Ненадолго, но хоть что-то. Ты, кстати, не любила, когда от меня пахло сигаретами.

Я лезу в карман за пачкой и вытягиваю последнюю папиросу. Отец дня три назад выделил со своего барского плеча немного папирос, кошмарно крепких, без фильтра. Брр. Несчастная я бедная студентка.

Борюсь с зажигалкой. На море, такое ощущение, ветер со всех сторон. Но наконец, справляюсь с задачей, прикуриваю и выдыхаю дым, наблюдая, как он тут же развеивается бесследно над пенной волной.

Я кручу в ладони два голыша. Ну что ж, любовь моя, пособираем?

Ты любила собирать камешки. Мне так нравилось смотреть, как ты своими изящными пальчиками выбираешь покрасивее.

Я присаживаюсь на корточки и с папиросой в зубах шарю в воде. Дым ест глаза, я щурюсь и выбираю первый попавшийся. Потом я скорее поднимаюсь на ноги и вынимаю папиросу изо рта. Теперь можно без помех рассмотреть найденыша.

Он, черт возьми, длинный и телесного цвета. Пальчик. Такой же гладкий, как твоя кожа.

 

3.

Мы сидели в кафе, забежав после утомительной беготни по центру. Тебе позарез нужно было закупить какое-то супер-пупер дорогое средство по уходу за чем-то там, не помню. Я с тобой была за компанию. Ну, раз уж мы бродили как бы "по делу", то и разговор у нас шел о косметике.

Ты сказала: "Тебе нравится цвет моего лака?"

Черный. Я заметила его сразу, но мы только сейчас принялись обсуждать его подробно.

Но не совсем черный, а с чем-то блестящим. И с синим отливом. Или зеленым? Непонятно. Так я и сказала.

Ты ответила, что тебе кажется, вариант с синим верен. Ты заметила, что мне тоже не мешало бы заняться своим маникюром.

И взяла меня за руку.

Я забыла, как дышать.

От твоей ладони шло такое тепло.

Ты говорила что-то про кутикулу, полировку, пилку - в общем, всю эту фигню я прослушала. Просто не в состоянии была.

Такая кожа!.. Бархатная. Волшебная. Идеальная. И вот этими своими ручками тургеневской барышни ты берешь мою загрубелую лапу, пропахшую маслом и бензином - я всю неделю до этого корячилась в гараже у папы, - и начинаешь гладить. Перебирать мои пальцы. Легонько нажимать на ногти. Проводить по линиям на ладони. Щекотно касаться кожицы между пальцами.

Не знаю, как я тогда не стекла со стула горячей лужицей.

А ты - ты потом, как ни в чем не бывало, отпустила мою руку, допила кофе и улыбнулась: "Пошли искать дальше!"

 

С набережной доносится стон саксофона. Я знаю этого старичка - он погожими вечерами выходит на набережную и играет на саксофоне. Изумительно играет. Слушаешь - и улетаешь в неведомые края. Я уверена, что он играл в бэнде у Гудмэна или там у Миллера. По возрасту, пожалуй, подходит. Саксофонист невообразимо стар, я его помню, сколько себя. И он нисколько не меняется с течением лет, все так же смахивает на грецкий орех - мелкий, в морщинах, дочерна загорелый.

Сегодня он играет блюз. Он всегда играет именно то, что нужно мне в конкретный момент.

Над пляжем расплескиваются хрустальные гармонии, гладкие и прохладные снаружи, а внутри такие горькие, что у меня сводит скулы и хочется плакать. Но я не плачу, а снова тянусь за пачкой и вспоминаю, что - черт! - кончились папиросы. По закону подлости, именно сейчас страшно захотелось курить.

А денег нет.

Ничего нет.

Только блюз над морем.

 

4.

Этим летом мы гуляли по набережной, и как раз саксофонист вышел на свое обычное место. Я обрадовалась и сказала тебе: "Давай послушаем, тебе понравится!" Ты согласилась. Мы присели на парапет чуть поодаль от музыканта. Ты, правда, порывалась стать поближе, чтобы видеть старичка, но я переубедила тебя. Потому что когда слушаешь музыку, нельзя смотреть на играющих. Отвлекает. От сути. Я сказала тебе: "Лучше смотри на море".

Тогда ты присела рядом со мной на парапет. Черт. Слишком близко. Я чувствовала тепло твоего бедра. Очень хотелось обнять тебя, но я сдерживалась неимоверными усилиями воли.

Ты - дочь мэра. А я - дочь владельца автосервиса. И вообще, мы обе - девушки.

Да, мой папа любит джаз, и умные книжки, у него высшее образование, и прочая-прочая, но после смерти мамы... Не хочу говорить об этом.

В общем, разница между мной и тобой была огромная. И в то же время мы были очень похожи.

Дядечка наконец разобрался с саксофоном, и первые магические звуки поплыли по улице.

Ты ахнула. Я довольно усмехнулась. И тихонько начала напевать первые строки Oh, So Nice.

Never thought I'd ever meet a man like you

Who could make my life complete, by dreams come true

The many men I'd known for years all seemed the same

They kept on boring me to tears, and then you came...

Как ты тогда на меня смотрела...

 

Я подбираю сразу два голышика, зеленоватых. Явно осколки от бутылки, оглаженные жадной водой и временем. Да, время... Мне кажется, что все это было когда-то давным-давно, сто лет назад. Да, в прошлой жизни. Я вспоминаю сейчас и не могу поверить - неужели это все происходило со мной? Дождь, и кафе, и прогулки по проспекту. И джаз. Все, что я помню.

Нет, я много чего помню, конечно. Но ты - чудо, что было в моей жизни. Единственное и неповторимое.

Я рассматриваю стекляшки. Они зеленые, как бусы на тебе тогда.

 

5.

Через неделю после того, как мы слушали джаз на набережной, я приняла решение. Выпить банку пива и заявиться к тебе.

Я уже много дней плохо спала. Ты мне снилась. Каждую ночь.

Долгое время я плохо ела, не читала, не смотрела телевизор, и была крайне невнимательна в папином гараже. Я видела только тебя. И думала только о тебе. Это было больно.

Когда я уронила монтировку себе на ногу, папа выгнал меня на улицу и сказал, чтобы я проветрилась и подумала о своем поведении.

Ну да, ну да.

Какое поведение, когда я могла думать только о тебе?

В общем, я приняла решение наконец поцеловать тебя, раз уж это стало мечтой всей моей жизни. Но ведь ты гуляла с мальчиками! Тебе точно не понравилось бы! Но... А если ты не просто так брала меня за руку? Не просто так смотрела и танцевала? Не просто смеялась над шутками?..

Надо уже что-то сделать, или я сойду с ума. Но поступок надо обосновать, так? Пусть от меня будет пахнуть алкоголем - так ты можешь, в случае чего, списать на мое пьянство.

Я купила банку пива, моментально высосала до дна и потопала к тебе.

Открыла ее мама. Мы с ней были знакомы - она была хороший, простой человек. А отца твоего тогда дома не случилось. Хвала всем святым.

Я старалась говорить в сторону. Кажется, твоя мама ничего не почуяла.

В общем, в результате мы с тобой пошли на пляж.

На тебе было белое платье и зеленые бусы. "Нефрит", - сказала ты. Я уважительно округлила глаза, типа поняла и оценила. Ты засмеялась.

Мы шли вдоль берега по гальке. Сначала мы шли медленно, потому что ты сняла свои туфельки, и тебе было не очень-то удобно. Я подхватила тебя на руки, и так понесла. Ты была совсем невесомая. Сорок пять килограмм в двадцать лет. Я несла тебя как пушинку.

Ты сначала пищала что-то, но потом успокоилась и положила голову мне на плечо.

Мне тогда казалось, я не иду, а лечу.

Ты была в моих руках.

Все, что мне нужно.

Вот, я донесла тебя до скамейки, мы сели и стали любоваться морем. Необыкновенная тишина царила тогда, я помню. Никого и ничего, даже море шумело, казалось, тише обычного. Слышалось только наше дыхание. Свет тонкого месяца рябил на воде. Галька перекатывалась под нашими ступнями. Мы молчали и смотрели на море. Точнее, ты - я-то была рядом с тобой, и да, я глядела в сторону горизонта, но видела только тебя. Глазами, телом, всей кожей, блин! Понимаешь, когда ты была рядом, больше ничего не существовало.

- Эй, - тихо сказала я, набираясь духу. - Ты чувствуешь, что от меня пахнет пивом?

- Есть такое, - улыбнулась ты.

- Хорошо, - кивнула я. - Тогда ты сможешь все списать на алкоголь.

- В смысле? - ты повернулась ко мне.

И это стало последней каплей.

Я тебя поцеловала. А ты ответила.

Подумайте уж сами, как мне было хорошо. У меня нет для этого слов.

 

Да. А на следующий день ты разбилась в автокатастрофе.

 

С силой забрасываю голыши в море и смотрю на дробные фонтанчики.