- Ваш брауни, миссис Хелман, да, шоколадный, да, как заказывали! Конечно, у нас есть кексы: ванильные, лимонные, с изюмом, вам каких, мисс Корнуэлл? Тед, ты отнес чизкейк мистеру Винтерсу? Он просил не задерживать, к нему на обед придут племянники! Возьмите шарлотку, мисс Тиддлман, она сегодня особенно удалась!

Жизнь Маргарет Бинс удалась не особенно, но кому какое дело, она ведь не шарлотка.

Все приличные люди города захаживают в «Редлайн», у гостиничного кафе отличная репутация, здесь не встретишь несвежих пирожных и несвежих лиц. Одна только мисс Элизар ностальгически верна пекарне «За углом», но это нарушение традиций существует так давно, что само стало традицией. Что будет с традицией, когда мисс Элизар скончается, думает Маргарет, откуда город берет новые обычаи? Она знает ответ, ведь она сама уже стала неизменной частью Лос-Суэнаса: темное платье, фартучек белее призрака, на груди бейдж с именем - королевским именем, как говорила мать.

Ее Маргарет почти не помнит, как не помнит дом, и душную комнату, и черный зев ночи в окне. Быть королевой непросто, повторяла мать, и в пятнадцать Маргарет испугалась трудностей, сбежала так далеко, как только могла, и стала официанткой с королевским именем на груди. Она хотела поменять его на Хелен или Бекки, но сразу не сообразила, а потом стало поздно: все приличные люди уже привыкли, что шарлотку им подает Маргарет.

Маргарет боится осуждения больше, чем темных ночей и холодной воды. Маргарет трусиха.

Но, работая, Маргарет всегда смотрит на дверь, через которую может войти кто угодно. И однажды дверь открывается, и через нее входит Салли.

Салли любит кофе и круассаны, понимает Маргарет вскоре, и не потому, что у нее мало денег, а потому, что она их любит. Маргарет откладывает для нее самые красивые рогалики и роняет один на пол, когда Салли называет ее Бекки. Салли извиняется за ошибку, а Маргарет смеется. Не над Салли – над легкостью бытия. Она выкидывает уроненный рогалик и начинает жить широким жестом, потратив все накопления на то, чтобы снять коттедж на Глициния-роуд. Салли отдергивает занавески, пьет кофе, смотрит телевизор; Салли уходит на работу, приходит с работы, пьет кофе, клеит обои, снова пьет кофе. Маргарет не до еды и уюта, она занята: впитывает чужую жизнь, мечтает о том дне, когда войдет в нее и останется там: навсегда. «Бекки! – воскликнет Салли изумленно, встретив ее на улице. – Что ты здесь делаешь?» «Я живу по соседству», - скажет Маргарет. «Давай жить вместе, так дешевле», - предложит Салли. Или пригласит на чай и уверенно скажет, что Маргарет понравилась ей с первого взгляда. Так и будет, не зря же, едва приехав в город, Салли оказалась в «Редлайне». Правда, Маргарет пока не выходит на улицу, ей некогда, у нее дома слишком много Салли: и в окне, и на снимках, по всем стенам, распечатанных на полудохлом принтере. Маргарет чистит зубы – и Салли рядом с ней чистит; Маргарет наливает чай – а Салли кофе; Маргарет принимает душ – вот такой фотографии у Маргарет еще нет. А вот Салли отдает заказанный букет, вот вешает «ловец снов» над кроватью, вот болтает на улице с какой-то мексиканкой…

А потом эта мексиканка занимает место Маргарет, и жизнь испаряется, как вода на солнце. Маргарет бросает работу, Маргарет не спит и не ест, ей просто нужно понять, что случилось, ведь все было почти хорошо. Может быть, она теряет осторожность, может быть, становится слишком заметной – что вряд ли; но как-то раз мексиканка подходит к ней на улице и спрашивает, не надоело ли ей жить. Маргарет хочет сказать, что надоело, но боится врать и отрицательно мотает головой. Мексиканка наклоняется ближе – наверняка у нее есть нож за высоким берцем – и говорит: «Чтобы я тебя больше здесь не видела». Маргарет молчит, ее трясет от страха, будто в лицо с размаху плеснули ледяной водой. С этого дня она становится призраком, заоконным призраком: там, за стенами коттеджа, никто не может тронуть ее, там ее владения, оттуда она может наблюдать, сколько захочет. Кончается лето, кончаются деньги, Салли ссорится с мексиканкой, заводит щенка, мирится с мексиканкой, а Маргарет все еще живет за окном – неизменный витраж. Она невероятно терпелива и однажды дожидается своего. Мексиканка уезжает: об этом визжат ее шины, кричит взметнувшаяся грива волос. А Салли кричит на нее - прекрасная, решительная, несгибаемая Салли – и убегает в дом, и Маргарет дышит: пять минут, восемь, десять, пока Салли не появляется с чемоданом и псом под мышкой, и тогда Маргарет окончательно становится призраком, неумершим и нелюбимым.

Салли уезжает, и никто не мешает Маргарет ходить по ее дому, дышать им, трогать забытые в спешке мелочи. И Маргарет ходит, дышит, трогает, пока солнце не теряется за крышами, черными и острыми, как акульи зубы, и тогда Маргарет перестает дышать. Она выходит из дома Салли в ночь, и ей не страшно. Она хочет брауни, и солнечный день, и льняной сарафан с красной вышивкой, и Салли рядом на подушке. Но в Лос-Суэнасе больше нет Салли: только брауни, одни только брауни с миндалем, и еще много, много лет:

- Ваши эклеры, миссис Хеллман! Мисс Элизар? Да что вы говорите! Как неожиданно… Да, можете заказать у нас пирожные для поминального обеда. Да, очень жаль. Мистер Винтерс, рада видеть! Чизкейк, как обычно? Что тебе, Тед? В сметанном торте скис крем? Какая жалость!

Какая жалость, думает Маргарет, стоя на мосту через реку. Горбатый, он выше улиц, отсюда еще виден закат, здесь красная река течет от умирающего солнца прямо под ноги Маргарет. Она перебирается поближе к воде, на другую сторону парапета. Маргарет не страшно, ее мечты - не о смерти. Она мечтает о жизни, которой нет и не может быть в Лос-Суэнасе.

- Я люблю шоколадный брауни и имя Бекки, - говорит Маргарет, высоко держа голову. Раньше представлялось, что она выкрикнет это во весь голос, но теперь ей неудобно – вдруг услышат. Потом Маргарет отпускает парапет и неловко срывается с узкой каменной полоски вниз, в реку. Впереди ее ждет имя Бекки и отмель сбывшейся мечты.

Лос-Суэнас вздыхает с чувством исполненного долга.