– Сегодня вечером будем практиковать бэдээсэм, – сказала Ленка, дожевывая лист салата.

Парочка за соседним столиком покосилась на нас с осторожным интересом. Ленка к вниманию публики отнеслась с похуизмом. Она уводила с моей тарелки креветку.

– Может, лучше попрактикуем ужин? – безнадежно спросила я. Страсть Ленки к экспериментам была широко известна. Энтузиасты-экстремалы еще не успевали озвучить все плюсы оральной ебли в затяжном прыжке, а Ленка уже искала парашют. Долгое время я сомневалась в ее гомосексуальности, признавая это за обычную ебанутость, но четыре года совместной жизни списать на ебанутость уже не получалось.

– Ужин? Ужин к черту. Ужин нам не нужен, – процитировала Ленка союзмульфильмовского «Али-Бабу». В свое время мы с ней сошлись как раз на любви к советским мультикам, группе «Белый Орел» и куннилингусу. – Давай так – у кого есть жопные уши, тот занимается ужином. У кого нет – бэдэсэмом.

– У меня есть, – упрямо сказала я. Не хотелось мне бэдээсэма.

– Нахуя тогда лишние калории, если и так жопа на уши лезет? – Ленкину логику я иногда любила не меньше самой Ленки. – В общем, придешь вечером с работы – ничего не делай, жди приказаний в коридоре. На все, что я скажу, отвечай: «Да, моя госпожа».

– А почему не наоборот? – решила узнать я. Мне правда было интересно.

– В смысле? Как наоборот? – переспросила Ленка. Ее глаза были невинны и прозрачны, как минералка в моем стакане.

– Никак, – махнула я рукой. – Забей. Я пошутила.

– Наручники я поищу, – деловито продолжала Ленка, – а ты по дороге домой купи веревки, свечи и этот… стек.

– Какой еще нахер стек? – поинтересовалась я. – Где я тебе стек возьму?

– В зоомагазине, – легко ответила Ленка. – Я уточняла, все там берут. И это, ошейник прихвати.

– Для чихуи-хуи брать? – не сообразила я. – Или для крупных пород?

Ленка улыбнулась поверх латте. Даже через четыре года знакомства от ее улыбки у меня вставало все, что только может стоять в женском организме. Именно после такой улыбки мы поперлись прыгать с парашютом. Оральная ебля в тот раз вышла знатная – наш ор услышал, говорят, даже подметальщик аэродрома, глухой от рождения.

– Какой тебе к лицу, такой и бери, – сказала Ленка.

Девушка с соседнего столика потянула парня к выходу. Выражение ее лица колебалось между «я нихуя не слышала, я леди» и «вот выйдем на улицу, убью нахрен этого козла». Козел мялся и делал вид, что ищет телефон под листом недоеденного салата. Уходить ему явно не хотелось.

– Ладно, я побежала. – Ленка стоя допила кофе и чмокнула воздух над моей головой. – И не забудь – вечером бэдээсэмим! – крикнула она уже от двери. Я покрепче стиснула ложечку и принялась медленно поглощать чизкейк, попутно представляя, как подвергаю мучительной смерти всех посетителей этого кафе, чьи плотоядные взгляды буравили сейчас мою спину, превращая ее в подобие лунной поверхности.



Я собиралась почитать про предстоящее мероприятие на работе, но, как обычно, нихуя не вышло. Сначала гендир осчастливил нас пиздюлями за неподготовленную к сроку презентацию; потом оказалось, что он все спутал, и нужная презентация была готова еще вчера, после чего мы положили на гендира обиженный хуй и пошли пить кофе. А к вечеру объявился заказчик с корзиной реверансов, на дне которой обнаружилось известие о том, что их фирма накрылась большим медным тазом. Вместе с нашим гонораром, естественно. С горя мы продолжили пить кофе, пока в кулере не кончилась вода, после чего электрик, почему-то горевавший вместе с нами, со словами «Нет денег – нет света» обесточил здание легким движением руки. И я поехала домой, не подозревая, что меня ждет. Купленные по дороге собачьи прибамбасы оттягивали пакет, обещая райские бэдээсэмные наслаждения.

Открыв дверь, я бахнула пакет на пол и потянулась к застежке на сапогах, но вспомнила Ленкину просьбу. Отказывать друг другу в мелких радостях у нас было не принято.

– Госпожа, я дома! – крикнула я, принюхиваясь. Из комнаты плыл сизый дым и пахло чем-то странным, наверное, извращениями.

– Ползи сюда! – сказала Ленка голосом Чеховой. Не той, которая Анфиса, а которая Ольга Книппер.

– Как? – загрузилась я. – По-пластунски, что ли? Или змеей?

– Давай по-пластунски! – обрадовалась Ленка, ни рыла не смыслящая в стилях ползания.

– Я не умею, – призналась я. – Могу на четвереньках. Очень эротично.

– Давай, – после некоторых раздумий согласилась Ленка. Я встала на четвереньки и немного проползла. В куртке было жарко, а коленки в колготках больно бились о ламинат. Челка упала на глаза, и я нихуя не видела.

– Косяк! – заорала Ленка за секунду до того, как я врезалась в него лбом. – Больно? – спросила она сочувственно, готовая бежать на помощь. Но я уже закусила удила. Мы собирались бэдээсэмить? Значит, будем. Папа-экспериментатор проснулся в глубине моих генов и жаждал крови и зрелищ.

Я проползла еще немножко…

– Стой! – снова заорала Ленка. Я послушно замерла. – Что у тебя на ногах?!

Концертные валенки, хуле. В чем еще может девушка ходить по городу в слякотном до пизды ноябре?

– Бля-я-я-я… – долетел до меня возглас удаляющейся в сторону ванной Ленки. Очевидно, что-то пошло не так.

Ленка примчалась через полсекунды с тазиком воды, губкой, сухой тряпкой и какой-то чистящей хренью и принялась уничтожать тянущийся за мной грязный след. Она у меня не только логик, но и чистюля. За это я ее тоже люблю. Даже в тот момент, когда она, намазав на рожу весь арсенал правоверной готки и замотавшись, как в тогу, в дорогущую, дареную мне на день рожденья скатерть, оттирает чертов ламинат от грязи с моих сапог, а выражение ее подбородка недвусмысленно обещает неприятности.

– Ну прости, – попыталась подлизаться я. – Хочешь чаю?

– Продолжаем, – железным тоном произнесла Ленка, уперла тазик в ванную и села обратно в кресло в позе царицы Савской. Наверное; я лично с царицей знакома не была. – Раздевайся.

– Как? – машинально снова спросила я.

– Медленно. – Для усиления впечатления Ленка шлепнула себя стеком по лодыжке, поморщилась и потерла красное пятно. Я медленно расстегнула на куртке пуговицы. Потом «молнию». Потом…

– Иванова! – не выдержала Ленка. – Ты быстрее можешь?

– Как скажете, госпожа Ленка, – отрапортовала я, радостно сбрасывая осточертевшую куртку, шарф веселенькой расцветки, жилетку и клетчатую юбку. Сапоги Ленка утащила в коридор и предала анафеме пятью минутами раньше.

– Стой! – скомандовала Ленка. Я замерла, выпустив из рук полуразвязанный галстук. Помявшаяся на поясе белая блузка и колготки дополняли гардероб офисной шлюхи. Ленка подошла и задумчиво провела стеком по моим сиськам. Я, кажется, начинала понимать, что люди находят в этом бэдэсэме…

Ленка вытащила откуда-то из-под скатерти ножик.

– Э-э, – попятилась я. – Я на такое не подписывалась!

– Стоять, – хрипло сказала Ленка. И, подхватив пальцем серединку моего бюстгальтера, ловко чикнула ножом, оказавшимся самым настоящим. Зря я надеялась на бутафорию. Ленка фанатка достоверности.

– Блядь, – очень искренне сказала я. – Любимый лифчик. Убью нахуй.

Вышло очень жалостливо, но Ленка не прониклась.

– Руки опусти, – скомандовала она. – Что ты в свои сиськи вцепилась, как в родные? Не буду я их резать. Я ж не маньяк.

– Я уже не уверена, – заметила я, адресуясь к плюшевой чупакабре на шкафу. Но руки опустила. Рукояткой стека Ленка раздвинула полы рубашки, во мне что-то щелкнуло, и события этого дня отошли далеко на задний план. Я бы не почувствовала себя более непристойно, стоя голой посреди площади, чем сейчас, полуодетой, под взглядом девушки, которая не видела меня разве что изнутри.

А еще у меня все стояло. И я знала, что Ленка это знает. От этого стояло еще больше.

Ленка повернулась и, развратно покачивая бедрами, направилась к креслу.

– Людмила Прокофьевна, где вы набрались этой пошлости? – спросила я у прикрытой скатертью жопы. Жопа гордо промолчала.

Ленка села в кресло, поерзала и продуманно развесила ноги по подлокотникам. Трусов на ней, конечно, не было – кто ж на бэдээсэм трусы надевает?

– Ползи сюда, Мария! – вернулась она к мхатовским интонациям – Ползи и, э-э, удовлетвори меня орально!

Выдержка у меня в маму, изумительная. Я промолчала. Я опустилась на колени, подползла к креслу, положила ладони на Ленкины разведенные бедра, наклонилась к аккуратному треугольничку волос – и тут меня прорвало.

Ржала я долго, с придыханиями, завываниями, взвизгиваниями, слезами и соплями. Ленка успела обидеться, оскорбиться, возмутиться и присоединиться, а я все хохотала, выдыхалась, вспоминала «оральное удовлетворение» и начинала ржать по новой.

Проржавшись, я таки поимела совесть и Ленку. Орально, как и просили. На вкус и на вид Ленка была точно такой же, как при обычной, не бэдээсэмной ебле. Я стала немного разочаровываться в новой фишке.

Стек жестко приподнял мой подбородок.

– Приготовь ванну, – потребовала вжившаяся в роль Ленка. – Будем ебаться красиво. В пене и лепестках роз.

– А ты не помнишь, как в прошлый раз было? – я потерла коленку, на которой ниточкой белел давно заживший шрам. – Хорошо, что у тебя без сотрясения мозга обошлось. Хотя иногда я в этом сомневаюсь.

– Кто не рискует, – заявила Ленка, – тот испытает на себе всю тяжесть моего гнева.

И шлепнула меня стеком по заднице. Больно.

– Блядь, Ленка, ты с ума сошла? – Я подскочила, потирая пострадавшее место. – Если ты думаешь, что я буду это терпеть… Ну что ты улыбаешься, что?

От пострадавшей ягодицы разливалось приятное тепло, и я поймала себя на том, что смотрю на стек и мечтаю, чтобы Ленка трахнула меня им. В ванне. В пене. И, хуй с ними, в лепестках. Прямо явственно представила, как раскорячилась на бортике, а Ленка, отплевываясь от роз, сует в меня эту штуку и требует описывать ощущения, садистка.

– Иванова, утри слюни и иди набирай ванну, – весело сказала Ленка. Хотела бы я узнать, какие картинки мелькают у нее перед глазами.

Открыв кран и насыпав в ванну солей, я вернулась в комнату. Ленка, придерживая скатерть, зажигала принесенные мной свечи.

– Надевай, – не отрываясь от своего занятия, она указала правой пяткой на кресло. Там лежал ошейник. Тот самый, для сучек крупных пород. Меня этот ошейник почему-то вынес. Когда грубая кожа прикоснулась к шее, я чуть не кончила, представив, что пропускаю его между ног.

Я сняла с себя оставшуюся одежду раньше, чем мне приказали сделать это. Но Ленка не рассердилась. Ее тоже покорил ошейник.

– Думаю, поводок был бы лишним, – не своим голосом произнесла она, и я поняла, что налет на зоомагазин в ближайший выходной нам обеспечен.

– Ложись, – Ленка указала на пол. Я послушно легла, едва не вильнув хвостом. Безуспешно прикидывающийся натуральным ковер колол кожу, но я чувствовала, что мягкая постель была бы не в тему. Ошейник обязывал. В голове мелькнула дикая мысль о парфорсе.

Ленка поддернула скатерть и села на меня сверху. В ее глазах отражались огоньки свечей.

– Дай руку, – потребовала она. Что-то звякнуло. Ленка медленно, с чувством застегнула на моем запястье наручник. Я не специалист, но сразу было видно, что наручники самые настоящие. Видимо, Ленка задействовала свои знакомства в городском полицейском участке. Интересно, что она им соврала? Или?.. Жаркая волна накрыла меня при мысли, что половина наших стражей порядка, здороваясь со мной, будут представлять меня пристегнутой к кровати…

– Бля, – сказала Ленка. – Как они с таким инвентарем живут? Нихуя не работает же.

Второй наручник, перекинутый через ножку дивана, застегиваться отказывался напрочь.

– Ну хуле теперь, – расстроенно сказала Ленка через пять минут. – Я салфеткой замотаю, а ты делай вид, что прочно пристегнута, ладно?

На войне как на войне, чо. Я вообразила себя узницей казематов, а Ленка сползла пониже и укусила меня за сиську. Наверное, она воображала себя палачом инквизиции, выгрызающим плотский грех из рода человеческого. Я взвизгнула. Ленка дернулась и принялась зацеловывать укус. А потом, уже аккуратнее, но чувствительно, укусила в пупок.

В общем, когда на меня капнул горячий воск, я была уже морально готова и только вздрагивала, когда очередная капля срывалась вниз. Ленка приказала мне раздвинуть ноги как можно шире, и я с готовностью подчинилась. Казалось, что Ленка – уже не совсем Ленка, а я – вовсе не я. Ленка поставила свечу где-то в ногах – я представила, куда падает свет, и сглотнула, – а потом взяла стек и сделала то, о чем я мечтала уже четверть часа.

Блядь, удивительно, что я не залила свечу, кончая. Я заорала, Ленка заржала.

– Вот уж не знала, что ты можешь быть такой громкой.

– Иди нахуй, – огрызнулась я, притягивая ее к себе. Мы полежали, обнявшись. Было тихо и спокойно, потрескивали свечи, где-то вдалеке плескалось море… Море?

– Ленка, ванна! – заорала я, подскакивая. Ленка тоже вскочила, краем скатерти задев свечу. Качественная хлопковая ткань радостно занялась. Ленка завыла сиреной. Я схватила ее за руку и потащила в ванную.

Там действительно плескалось море, обильно ароматизированное пеной. Я втолкнула Ленку внутрь и принялась плескать на нее водой. Ленка материлась дрожащими губами и била себя мокрыми ладонями. В аромат роз и сандала вклинилась четкая нотка гари.

– Уникальная композиция, – шмыгнула носом Ленка, криво улыбаясь мокрым ртом. Я ринулась закрывать кран.

В ближайший час мы, мокрые и растрепанные, собирали море с пола обратно в ванну. Свободный наручник стукался об кафель, и вместо того, чтобы снять браслеты, я подвязала его носовым платком, найденным в корзине для белья. Видимо, бэдээсэм здорово отшиб мне мозги. Одеться я тоже не додумалась, так и ползала по плитке враскоряку и в ошейнике, пока последние капли моря не были пойманы тряпкой и отжаты в унитаз. Ленка принялась споласкивать сантехнику, а я рванула за фенами.

В четыре руки мы сушили стыки, нервно поглядывая друг на друга и не менее нервно хихикая. Я пообещала Ленке оторвать сиськи за испорченную скатерть, а она мне – выебать в грубой форме за забытый кран. Я промолчала. Почему-то идея с жестким сексом не вызвала во мне мгновенного отторжения.

Когда в дверь позвонили, я убирала на место фены и второпях накинула первое, что попалось под руку, – старый халат, в котором крашу волосы. Ленка, на фоне сексуальных переживаний, поперлась открывать в скатерти.

Соседи, явившиеся выяснять, почему у них с потолка идет дождь, осмотрели радующую глаз чистотой и сухим полом ванную, пожали плечами и, стараясь не смотреть в нашу сторону, ушли. Я щелкнула замком. Отвязавшийся наручник больно ударил по локтю.

– Ну вот, – сказала я. – А ведь к нам почти привыкли. Считали мирными, тихими лесбиянками.

– Ошейник снять не забудь, – сказала Ленка. Ее готический грим потек и теперь напоминал роспись по бересте.

– Не сниму, – возразила я. – Теперь-то уже какая разница? И он мне нравится.

Мы еще немного попрепирались, умылись и легли спать. Ошейник я, конечно, сняла, но далеко убирать не стала. В организме ныли неведомые мышцы, укушенная грудь чесалась, и было четкое ощущение только что пережитой первой брачной ночи.

Ленка посопела и закинула на меня ногу.

– А ниче так вышло, – сонно пробормотала она. – А ты еще отказывалась. Бэдээсэм – это вещь. Надо будет повторить. Только без ванны.

– Спи, экстремалка, – сказала я, вспоминая, где у нас валяется забытая некогда друзьями-байдарочниками туристическая веревка.