Вам исполнилось 18 лет?
Название: Триста Метров
Автор: сэра ффитч
Фандом: Ориджинал
Пейринг:
Рейтинг: PG
Тип: Femslash
Гендерный маркер: None
Жанр: Драма
Скачать: PDF EPUB MOBI FB2 HTML TXT
Описание: короткая история о мечтах и о реальности.
Примечания: Забастовка корейских проституток - реальный исторический факт, Триста Метров - выдумка автора. Заранее прошу прощения за перебор с пафосом и за возможные неточности в матчасти.
Пусть они удивятся,
Пусть делают вид, что не видят тебя.
Но им ни за что не забыть,
Их мысли заполнит твое тело.
Разденься!
© Наутилус Помпилиус
Пусть делают вид, что не видят тебя.
Но им ни за что не забыть,
Их мысли заполнит твое тело.
Разденься!
© Наутилус Помпилиус
Чи Юонг привычно отперла дверь квартиры, предвкушая чай, сериал и ванну. А потом – спать. Скинув кроссовки, она потянулась прямо в прихожей, привалившись к стене. Спина в последнее время все чаще давала о себе знать.
Она заглянула в сумрачную кухню, щелкнула кнопкой чайника, поочередно включила свет в ванной, в коридоре, подняла жалюзи в своей спальне. Сегодня почему-то не хотелось сидеть в темноте. В квартире всегда царил полумрак: они с Мунг Сим, не сговариваясь, закрывали окна и гасили почти все светильники. Чи Юонг никогда не задумывалась о причинах своей любви к серому сумраку, и, тем более, не расспрашивала об этом подругу. Просто, глазам так отчего-то было легче. Но сегодня она впустила в квартиру солнечное сеульское утро.
Чай, ванна, сериал. Может, несколько упражнений, чтобы расслабить ноющую спину. Кровать.
Чи Юонг поняла, что все пойдет совсем не так гладко, как она запланировала, когда увидела полоску желтоватого света из-под двери второй комнатушки. В это время Мунг Сим не должна была сидеть дома - массажный салон в Енсан, где она работала, оказывал услуги и днем. Мунг Сим была дневной «массажисткой», соответственно, полоска света из-под двери была совершенно лишней.
Вздохнув, Чи Юонг прислушалась. Из комнаты не доносилось ни звука. Уже чертовски хотелось просто прилечь, минуя ванную и сериал.
Коротко стукнув, она толкнула дверь спальни. Мунг Сим сидела на кровати, обхватив рукой коленки, и листала журнал. Она никак не отреагировала на вторжение – маленькая фигура, сгорбившаяся в свете ночника, из-за позы казалась совсем крохотной, почти детской. На ней было ее привычное домашнее худи – дешевая шмотка с оптового склада с подмигивающей рожицей зайца на груди. Но сейчас, несмотря на улыбку, заяц грустил: уши на капюшоне вяло поникли вдоль спины.
Чи Юонг молча присела на краешек кровати. Подруга, не поднимая головы, продолжала листать журнал. Со страниц лилось солнце – загорелые красотки шагали по песку ярких пляжей, а из одежды на них были только бикини да воздушные шелковые шарфики. Мунг Сим с полминуты рассматривала каждый разворот, и лица ее было не разглядеть: густая черная прядь закрывала лицо, только кончик носа торчал.
Выглаженные солнцем девушки в белоснежных шезлонгах. Смеющиеся лица, золотистые тела, развевающийся цветной шелк вокруг шеи. Безукоризненно ровный - ни зацепки, ни шероховатости - юный официант склоняется в «подносном» полупоклоне. Сочная зелень пальм контрастирует с разноцветным шелком, сияет глянцевый океан.
Мунг Сим заговорила тихо, не поворачиваясь к подруге, так что вполне можно было считать, что она все еще молчит. А голос принадлежит кому-то другому.
- Это банально, я знаю. Но мне хотелось бы когда-нибудь надеть такой шарф и… и… чтобы солнце, и я – как они.
- Почему ты не на работе, Ким Мунг Сим? – слова прозвучали слишком строго, но Чи Юонг имела на то право – и по возрасту, и по сложившимся между ними отношениям.
Не отрываясь от журнала, Мунг Сим извлекла из кармана два серых продолговатых листка. Один оказался казенным бланком квитанции, где указывалось, что Ким Мунг Сим, 1986 года рождения, проживающая там-то, уроженка провинции Пхёнандо, уплатила в государственную казну штраф в таком-то размере, назначенный ей за противозаконную деятельность – оказание платных услуг сексуального характера. Дата, печать. Пальцы Чи Юонг яростно сжались на покрывале. Сволочи. Вторая бумажка оказалась листовкой с адресом государственного приюта для бывших проституток, где, если верить информации на серой дешевой бумаге, ждет социальная адаптация и помощь в дальнейшем трудоустройстве. Адаптация. Целыми сутками за копейки драить полы в учреждениях до тех пор, пока кожа не начнет осыпаться с ладоней кровавой шелухой. Или за те же гроши гнуть спину на грохочущей фабрике. Почему они просто не могут оставить их в покое?
Сколько Чи Юонг себя помнила, до ее жизни и поступков всегда было кому-то дело. Сначала отец, потом муж, соседи и родственники, врачи в больнице, судья, а теперь вот – эти. Борцы, законники. Они все до единого знали как лучше.
Пальцы снова впились в колючее покрывало.
- Это был весь мой заработок за месяц, - снова отозвалась Мунг Сим, - ничего не смогу послать домой теперь.
Чи Юонг знала, что в Пхёнандо у подруги остались четверо братьев и сестер. Отец держал маленькую сапожную мастерскую - это все, чего он сумел добиться, начав простым рабочим на обувной фабрике.
- «Хейю» закрыли, теперь у меня нет работы.
Это значило, что Мунг Сим не сможет послать денег домой не только в этом месяце, но и в следующем. И через месяц тоже. А еще нужно было платить за квартиру и что-то есть. Чи Юонг оторвалась от журнальных страниц, на которых, впрочем, она уже ничего не видела, и глянула на подругу. Та не меняла позы, не поднимала головы, все так же горбилась над солнечными картинками в желтом свете маленького ночника. Смятое покрывало на кровати мало походило на горячий чистый песок побережья.
Вряд ли Мунг Сим сможет устроиться теперь. По крайней мере, не в ближайшее время. После принятия чертова закона «О предотвращении сексуальной торговли и защите её жертв» салоны и хостесс-бары закрывались один за другим. Кварталы, еще месяц назад заливавшие тротуары розоватым светом из витрин, теперь становились с каждым днем все темнее и безлюднее.
Чи Юонг погладила подругу по волосам. Та зябко вздрогнула, когда пальцы скользнули по гладкой макушке. Заячьи плюшевые уши на капюшоне печально вздрогнули в такт. Улыбнувшись, она притянула Мунг Сим к себе, обняла. Всегда такая маленькая и теплая. Чи Юонг привязалась к ней почти сразу же, с первого дня. Хотя сентиментальные привязанности давно уже были под запретом. Я только поддерживаю девчонку, говорила она себе. Даю то, в чем она нуждается, почему нет? Ничего такого, только поддержка.
Мунг Сим молча прильнула к ней, прижалась теплой щекой к шее. Со страниц им улыбались пляжные красотки в ярких развевающихся шарфиках.
- Не грусти, сестренка, - шепнула Чи Юонг ей куда-то в волосы. Так тихо, что почти не было слышно.
Скоро, пригревшись в ее руках, Мунг Сим уснула, и она осторожно уложила подругу на кровать.
Заячьи уши мирно опустились на подушку, кожа в свете ночника казалась почти такой же яркой и сочной как у девушек на солнечных картинках. Хрупкая, маленькая и грустная даже во сне. Вздохнув, Чи Юонг подтянула колени к груди и оперлась спиной о стену. Ванна и сериал казались сейчас чем-то совершенно неуместным.
Она сидела так до самого вечера, время от времени поправляя покрывало на спящей Мунг Сим, проводя рукой по черным волосам, касаясь пальцами щеки. Многое вспомнилось. Большой отцовский дом, папоротники в саду, выложенные белым камнем дорожки. Сейчас по ним бегает мальчик, которому уже десять лет. Она представляла его невысоким, хрупким, какой была сама в его возрасте, с постоянно смеющимися глазами. А еще он, наверняка, любопытный и непослушный. И очень болтливый. Чи Юонг улыбнулась. Интересно, вспоминает ли он ее? Она всегда спрашивала это у себя, несмотря на то, что точно знала – нет, не вспоминает. В последний раз, когда они виделись, он был шестимесячным младенцем на руках у няни. Дальше вспоминать она себе не позволяла. И никогда не плакала.
Кошмар начался, когда ее отец узнал, что Чи Юонг предпочитает собственному мужу стройную улыбчивую горничную с короткой стрижкой. Ее звали Сун Мани, и Чи Юонг помнила нежное лицо, открытую шею и много других деталей. Было немного грустно от того, что эти разрозненные кусочки уже давно не складывались в целостный портрет. Она помнила кожу под руками, вздрагивающую от поцелуев грудь, глаза, из которых никогда не уходила улыбка, но законченной картинки уже не получалось. Словно сто лет прошло. Интересно, что с ней теперь?
Серый, обжигающий ад длился полгода – отец заставил ее пройти через все, что только приходило ему в голову в целях спасения дочери и репутации семьи. В голове мутной цепочкой слайдов пролетали злобные орущие лица, равнодушный больничный персонал, сжатые губы мужа на бледном лице… и плачущий на руках у няни мальчик. В конце концов, ей позволили просто уехать. С одним условием – что она никогда больше не вернется.
Чи Юонг вздрогнула. Ей показалось, что в комнате похолодало. Обхватив руками собственные плечи, она тупо рассматривала забытый на краю кровати журнал. Стройные солнечные богини, улыбаясь, бесконечно шагали куда-то в волнах развевающегося шелка. Тоска сделалась вполне отчетливой.
Подоткнув покрывало вокруг спящей Мунг Сим, она встала и вышла в прихожую. Покрутилась перед зеркалом в полный рост. Сегодня закрыли «Хейю». Завтра, может, доберутся до их салона.
* * *
Когда Мунг Сим открыла глаза, первое что она увидела, были волны разноцветного шелка. Да, да, самая настоящая яркая шелковая пена – переплетение нежно-голубого с темно-синим, как небо, как утренняя дымка, как подстегиваемые солнцем морские волны. На секунду Мунг Сим показалось, что она еще спит.
Приподнявшись на локте, она увидела рядом с кроватью улыбающуюся Чи Юонг. В руках та держала такую же легкую пену, только ало-розовую, а еще дымящуюся чашку. Жалюзи были подняты, в комнату вползало серое городское утро.
Мунг Сим недоверчиво потрогала кончиками пальцев мягкую материю. Сонные глаза широко распахнулись, губы сложились в маленькое «о». Она так и сказала: «О».
Чи Юонг рассмеялась.
- Вставай, соня. Завтракать, а потом наряжаться - пойдем на прогулку.
* * *
Сияющая Мунг Сим крутилась перед ярко освещенным зеркалом: прикладывала сине-голубой шелк к лицу, оборачивала вокруг шеи, зарывалась в него носом. Казалось, еще пара секунд - и она запрыгает. От вчерашней сухой меланхолии не осталось и следа. Забытый журнал все еще валялся на кровати, но теперь картинки в нем заметно поблекли - шарф, который она держала в руках, был в тысячу, нет, в миллион раз лучше искусственного фотореквизита.
- Ли Чи Юонг! Ты где? Посмотри! Только глянь сюда!
Но когда подруга вышла из спальни, Мунг Сим от изумления едва не выронила свой подарок.
На Чи Юонг ничего не было - ничего, кроме ало-розового шарфа. Волны легкой материи затейливо лежали вокруг шеи, а длинные концы опускались на спину до самых ягодиц. Волосы она подняла в высокий хвост.
Мунг Сим не могла оторвать от нее глаз.
Само собой, она видела подругу голой и раньше, по-разному голой – развратно голой, нежно голой, загадочно голой, по-домашнему голой, но это было другое, совершенно новое, неожиданное, заставляющее только беспомощно сглатывать слюну. Сейчас Чи Юонг выглядела… божественно голой. Мягкие очертания небольшой груди казались совершенными как никогда до этого. Едва заметно отяжелевшие к тридцати бедра только подчеркивали узкую талию, а ноги в черных лодочках казались бесконечными. Бесконечно-стройными. Невозможными, невозможными. Мунг Сим не могла оторвать от нее глаз.
- Я… я думала, мы пойдем гулять, - а сама продолжала обшаривать взглядом знакомое и, вместе с тем, такое новое тело. Золотистая кожа, ровные плечи и дерзкий хвост на макушке казались чужими в их маленькой нерадостной прихожей. Как жемчужина в гноящейся ране.
- Мы и пойдем, - согласно кивнула та, - но это будет необычная прогулка.
Она шагнула к Мунг Сим и, обняв ее, встала рядом перед зеркалом. По сравнению с ее обнаженной красотой Мунг Сим показалась себе серой замухрышкой.
Глаза Чи Юонг лихорадочно блестели, словно у нее поднялась температура. Но взгляд был спокойным.
- Я была ночью в Енсан. Закрыли «Сарам», «Черный алмаз» и еще несколько рум-баров.
Сияющее личико Мунг Сим застыло. Она прекрасно понимала, что это значит – шансов найти работу не оставалось никаких. Пальцы Чи Юонг крепко стиснули ее плечо.
- Мы вряд ли что-то изменим, девочка. Но иногда нужно просто сказать, сказать, что думаешь. Даже если никто не станет слушать.
* * *
Первым их увидел пожилой господин в сером костюме – уронив на тротуар респектабельный бриф-кейс, он попятился назад и едва не упал, запнувшись о бордюр. Мальчишка-разносчик на велосипеде резко затормозил и с грохотом рухнул на мостовую. Какая-то женщина взвизгнула. Несколько мужчин, шагавших друг за другом, остановились как вкопанные. На проезжей части загудели клаксоны, народ в медленно ползущем мимо автобусе прилип к окнам.
А они, не оборачиваясь, шли вперед – из одежды только два шарфа, концы которых сплетались за их спинами в один сине-розовый шлейф. Рука Чи Юонг крепко сжимала горячие пальцы Мунг Сим. Острые шпильки впечатывались в асфальт с громким стуком, и даже уличному шуму не удавалось его заглушить.
Люди прижимались к стенам домов, кто-то вскрикивал, кто-то провожал их отборной бранью - шлейф, переливающийся в утреннем свете, не дрогнул и не поник ни единого раза.
Третий шарф, белый, был натянут между двумя длинными шестами. Чтобы изготовить этот нехитрый транспарант, Чи Юонг сломала их швабру, а еще одну свистнула у соседей. «Мы хотим есть!» - было выведено красным на белой материи.
Люди шептались, люди говорили в голос, люди взвизгивали. Машины продолжали сигналить.
Грудь Мунг Сим упруго колыхалась при каждом шаге, а голова была откинута назад. Рядом с Чи Юонг она чувствовала, что готова взлететь. А та ощущала, что с каждым шагом где-то под диафрагмой вскипает ликование. Она слишком часто не решалась говорить, и каждое несказанное слово оседало глубоко внутри едкой каплей. Сейчас она от души говорила за все долгие годы молчания.
На тротуар яркими пятнами ложилось неуверенное утреннее солнце. Концы шарфов легко трепетали, подхватываемые городским ветром.
Им удалось пройти ровно триста метров, пока разноголосую какофонию не прорезал свист полицейского патруля. Трое мужчин в серой форме не сразу решились затолкать их в машину. Раскрыв рты, они беспомощно глазели на невиданное зрелище, а когда все-таки усадили нарушительниц в микроавтобус, ветер еще долго играл концом ало-розового шарфа, зажатым дверцей.
* * *
На следующее утро площадь перед зданием Южнокорейского парламента заполнили девушки. Разные: высокие, полные, худые, маленькие, в юбках, брюках, длинноволосые и коротко стриженые - огромная, разноцветная толпа. Лицо каждой скрывала белая повязка с косым крестом посредине – «Мы хотим есть». Многие принесли транспаранты. Демонстрация двигалась по главной пешеходной улице Сеула в сопровождении настороженных полицейских, стройная, молчаливая, организованная.
Весть о Трехстах Метрах за ночь облетела все сеульские кварталы красных фонарей, красовалась на первых полосах утренних газет, заставляла чиновников драть глотки в кабинетах.
У входа в участок, куда накануне доставили Чи Юонг и Мунг Сим дежурили журналисты.
Они уже многое знали – новости в тесные камеры просачивались быстро. Мунг Сим, поджав ноги, сидела на жестких нарах, перебирая волосы подруги. Остальные обитательницы клетушки смотрели на них с заметным уважением.
Чи Юонг сжимала ее колено через грубый тюремный халат и улыбалась про себя. На душе, впервые за долгое время, было легко. Теперь она точно знала - никогда нельзя молчать, потому что всегда остается шанс, что тебя кто-нибудь услышит.
Она заглянула в сумрачную кухню, щелкнула кнопкой чайника, поочередно включила свет в ванной, в коридоре, подняла жалюзи в своей спальне. Сегодня почему-то не хотелось сидеть в темноте. В квартире всегда царил полумрак: они с Мунг Сим, не сговариваясь, закрывали окна и гасили почти все светильники. Чи Юонг никогда не задумывалась о причинах своей любви к серому сумраку, и, тем более, не расспрашивала об этом подругу. Просто, глазам так отчего-то было легче. Но сегодня она впустила в квартиру солнечное сеульское утро.
Чай, ванна, сериал. Может, несколько упражнений, чтобы расслабить ноющую спину. Кровать.
Чи Юонг поняла, что все пойдет совсем не так гладко, как она запланировала, когда увидела полоску желтоватого света из-под двери второй комнатушки. В это время Мунг Сим не должна была сидеть дома - массажный салон в Енсан, где она работала, оказывал услуги и днем. Мунг Сим была дневной «массажисткой», соответственно, полоска света из-под двери была совершенно лишней.
Вздохнув, Чи Юонг прислушалась. Из комнаты не доносилось ни звука. Уже чертовски хотелось просто прилечь, минуя ванную и сериал.
Коротко стукнув, она толкнула дверь спальни. Мунг Сим сидела на кровати, обхватив рукой коленки, и листала журнал. Она никак не отреагировала на вторжение – маленькая фигура, сгорбившаяся в свете ночника, из-за позы казалась совсем крохотной, почти детской. На ней было ее привычное домашнее худи – дешевая шмотка с оптового склада с подмигивающей рожицей зайца на груди. Но сейчас, несмотря на улыбку, заяц грустил: уши на капюшоне вяло поникли вдоль спины.
Чи Юонг молча присела на краешек кровати. Подруга, не поднимая головы, продолжала листать журнал. Со страниц лилось солнце – загорелые красотки шагали по песку ярких пляжей, а из одежды на них были только бикини да воздушные шелковые шарфики. Мунг Сим с полминуты рассматривала каждый разворот, и лица ее было не разглядеть: густая черная прядь закрывала лицо, только кончик носа торчал.
Выглаженные солнцем девушки в белоснежных шезлонгах. Смеющиеся лица, золотистые тела, развевающийся цветной шелк вокруг шеи. Безукоризненно ровный - ни зацепки, ни шероховатости - юный официант склоняется в «подносном» полупоклоне. Сочная зелень пальм контрастирует с разноцветным шелком, сияет глянцевый океан.
Мунг Сим заговорила тихо, не поворачиваясь к подруге, так что вполне можно было считать, что она все еще молчит. А голос принадлежит кому-то другому.
- Это банально, я знаю. Но мне хотелось бы когда-нибудь надеть такой шарф и… и… чтобы солнце, и я – как они.
- Почему ты не на работе, Ким Мунг Сим? – слова прозвучали слишком строго, но Чи Юонг имела на то право – и по возрасту, и по сложившимся между ними отношениям.
Не отрываясь от журнала, Мунг Сим извлекла из кармана два серых продолговатых листка. Один оказался казенным бланком квитанции, где указывалось, что Ким Мунг Сим, 1986 года рождения, проживающая там-то, уроженка провинции Пхёнандо, уплатила в государственную казну штраф в таком-то размере, назначенный ей за противозаконную деятельность – оказание платных услуг сексуального характера. Дата, печать. Пальцы Чи Юонг яростно сжались на покрывале. Сволочи. Вторая бумажка оказалась листовкой с адресом государственного приюта для бывших проституток, где, если верить информации на серой дешевой бумаге, ждет социальная адаптация и помощь в дальнейшем трудоустройстве. Адаптация. Целыми сутками за копейки драить полы в учреждениях до тех пор, пока кожа не начнет осыпаться с ладоней кровавой шелухой. Или за те же гроши гнуть спину на грохочущей фабрике. Почему они просто не могут оставить их в покое?
Сколько Чи Юонг себя помнила, до ее жизни и поступков всегда было кому-то дело. Сначала отец, потом муж, соседи и родственники, врачи в больнице, судья, а теперь вот – эти. Борцы, законники. Они все до единого знали как лучше.
Пальцы снова впились в колючее покрывало.
- Это был весь мой заработок за месяц, - снова отозвалась Мунг Сим, - ничего не смогу послать домой теперь.
Чи Юонг знала, что в Пхёнандо у подруги остались четверо братьев и сестер. Отец держал маленькую сапожную мастерскую - это все, чего он сумел добиться, начав простым рабочим на обувной фабрике.
- «Хейю» закрыли, теперь у меня нет работы.
Это значило, что Мунг Сим не сможет послать денег домой не только в этом месяце, но и в следующем. И через месяц тоже. А еще нужно было платить за квартиру и что-то есть. Чи Юонг оторвалась от журнальных страниц, на которых, впрочем, она уже ничего не видела, и глянула на подругу. Та не меняла позы, не поднимала головы, все так же горбилась над солнечными картинками в желтом свете маленького ночника. Смятое покрывало на кровати мало походило на горячий чистый песок побережья.
Вряд ли Мунг Сим сможет устроиться теперь. По крайней мере, не в ближайшее время. После принятия чертова закона «О предотвращении сексуальной торговли и защите её жертв» салоны и хостесс-бары закрывались один за другим. Кварталы, еще месяц назад заливавшие тротуары розоватым светом из витрин, теперь становились с каждым днем все темнее и безлюднее.
Чи Юонг погладила подругу по волосам. Та зябко вздрогнула, когда пальцы скользнули по гладкой макушке. Заячьи плюшевые уши на капюшоне печально вздрогнули в такт. Улыбнувшись, она притянула Мунг Сим к себе, обняла. Всегда такая маленькая и теплая. Чи Юонг привязалась к ней почти сразу же, с первого дня. Хотя сентиментальные привязанности давно уже были под запретом. Я только поддерживаю девчонку, говорила она себе. Даю то, в чем она нуждается, почему нет? Ничего такого, только поддержка.
Мунг Сим молча прильнула к ней, прижалась теплой щекой к шее. Со страниц им улыбались пляжные красотки в ярких развевающихся шарфиках.
- Не грусти, сестренка, - шепнула Чи Юонг ей куда-то в волосы. Так тихо, что почти не было слышно.
Скоро, пригревшись в ее руках, Мунг Сим уснула, и она осторожно уложила подругу на кровать.
Заячьи уши мирно опустились на подушку, кожа в свете ночника казалась почти такой же яркой и сочной как у девушек на солнечных картинках. Хрупкая, маленькая и грустная даже во сне. Вздохнув, Чи Юонг подтянула колени к груди и оперлась спиной о стену. Ванна и сериал казались сейчас чем-то совершенно неуместным.
Она сидела так до самого вечера, время от времени поправляя покрывало на спящей Мунг Сим, проводя рукой по черным волосам, касаясь пальцами щеки. Многое вспомнилось. Большой отцовский дом, папоротники в саду, выложенные белым камнем дорожки. Сейчас по ним бегает мальчик, которому уже десять лет. Она представляла его невысоким, хрупким, какой была сама в его возрасте, с постоянно смеющимися глазами. А еще он, наверняка, любопытный и непослушный. И очень болтливый. Чи Юонг улыбнулась. Интересно, вспоминает ли он ее? Она всегда спрашивала это у себя, несмотря на то, что точно знала – нет, не вспоминает. В последний раз, когда они виделись, он был шестимесячным младенцем на руках у няни. Дальше вспоминать она себе не позволяла. И никогда не плакала.
Кошмар начался, когда ее отец узнал, что Чи Юонг предпочитает собственному мужу стройную улыбчивую горничную с короткой стрижкой. Ее звали Сун Мани, и Чи Юонг помнила нежное лицо, открытую шею и много других деталей. Было немного грустно от того, что эти разрозненные кусочки уже давно не складывались в целостный портрет. Она помнила кожу под руками, вздрагивающую от поцелуев грудь, глаза, из которых никогда не уходила улыбка, но законченной картинки уже не получалось. Словно сто лет прошло. Интересно, что с ней теперь?
Серый, обжигающий ад длился полгода – отец заставил ее пройти через все, что только приходило ему в голову в целях спасения дочери и репутации семьи. В голове мутной цепочкой слайдов пролетали злобные орущие лица, равнодушный больничный персонал, сжатые губы мужа на бледном лице… и плачущий на руках у няни мальчик. В конце концов, ей позволили просто уехать. С одним условием – что она никогда больше не вернется.
Чи Юонг вздрогнула. Ей показалось, что в комнате похолодало. Обхватив руками собственные плечи, она тупо рассматривала забытый на краю кровати журнал. Стройные солнечные богини, улыбаясь, бесконечно шагали куда-то в волнах развевающегося шелка. Тоска сделалась вполне отчетливой.
Подоткнув покрывало вокруг спящей Мунг Сим, она встала и вышла в прихожую. Покрутилась перед зеркалом в полный рост. Сегодня закрыли «Хейю». Завтра, может, доберутся до их салона.
* * *
Когда Мунг Сим открыла глаза, первое что она увидела, были волны разноцветного шелка. Да, да, самая настоящая яркая шелковая пена – переплетение нежно-голубого с темно-синим, как небо, как утренняя дымка, как подстегиваемые солнцем морские волны. На секунду Мунг Сим показалось, что она еще спит.
Приподнявшись на локте, она увидела рядом с кроватью улыбающуюся Чи Юонг. В руках та держала такую же легкую пену, только ало-розовую, а еще дымящуюся чашку. Жалюзи были подняты, в комнату вползало серое городское утро.
Мунг Сим недоверчиво потрогала кончиками пальцев мягкую материю. Сонные глаза широко распахнулись, губы сложились в маленькое «о». Она так и сказала: «О».
Чи Юонг рассмеялась.
- Вставай, соня. Завтракать, а потом наряжаться - пойдем на прогулку.
* * *
Сияющая Мунг Сим крутилась перед ярко освещенным зеркалом: прикладывала сине-голубой шелк к лицу, оборачивала вокруг шеи, зарывалась в него носом. Казалось, еще пара секунд - и она запрыгает. От вчерашней сухой меланхолии не осталось и следа. Забытый журнал все еще валялся на кровати, но теперь картинки в нем заметно поблекли - шарф, который она держала в руках, был в тысячу, нет, в миллион раз лучше искусственного фотореквизита.
- Ли Чи Юонг! Ты где? Посмотри! Только глянь сюда!
Но когда подруга вышла из спальни, Мунг Сим от изумления едва не выронила свой подарок.
На Чи Юонг ничего не было - ничего, кроме ало-розового шарфа. Волны легкой материи затейливо лежали вокруг шеи, а длинные концы опускались на спину до самых ягодиц. Волосы она подняла в высокий хвост.
Мунг Сим не могла оторвать от нее глаз.
Само собой, она видела подругу голой и раньше, по-разному голой – развратно голой, нежно голой, загадочно голой, по-домашнему голой, но это было другое, совершенно новое, неожиданное, заставляющее только беспомощно сглатывать слюну. Сейчас Чи Юонг выглядела… божественно голой. Мягкие очертания небольшой груди казались совершенными как никогда до этого. Едва заметно отяжелевшие к тридцати бедра только подчеркивали узкую талию, а ноги в черных лодочках казались бесконечными. Бесконечно-стройными. Невозможными, невозможными. Мунг Сим не могла оторвать от нее глаз.
- Я… я думала, мы пойдем гулять, - а сама продолжала обшаривать взглядом знакомое и, вместе с тем, такое новое тело. Золотистая кожа, ровные плечи и дерзкий хвост на макушке казались чужими в их маленькой нерадостной прихожей. Как жемчужина в гноящейся ране.
- Мы и пойдем, - согласно кивнула та, - но это будет необычная прогулка.
Она шагнула к Мунг Сим и, обняв ее, встала рядом перед зеркалом. По сравнению с ее обнаженной красотой Мунг Сим показалась себе серой замухрышкой.
Глаза Чи Юонг лихорадочно блестели, словно у нее поднялась температура. Но взгляд был спокойным.
- Я была ночью в Енсан. Закрыли «Сарам», «Черный алмаз» и еще несколько рум-баров.
Сияющее личико Мунг Сим застыло. Она прекрасно понимала, что это значит – шансов найти работу не оставалось никаких. Пальцы Чи Юонг крепко стиснули ее плечо.
- Мы вряд ли что-то изменим, девочка. Но иногда нужно просто сказать, сказать, что думаешь. Даже если никто не станет слушать.
* * *
Первым их увидел пожилой господин в сером костюме – уронив на тротуар респектабельный бриф-кейс, он попятился назад и едва не упал, запнувшись о бордюр. Мальчишка-разносчик на велосипеде резко затормозил и с грохотом рухнул на мостовую. Какая-то женщина взвизгнула. Несколько мужчин, шагавших друг за другом, остановились как вкопанные. На проезжей части загудели клаксоны, народ в медленно ползущем мимо автобусе прилип к окнам.
А они, не оборачиваясь, шли вперед – из одежды только два шарфа, концы которых сплетались за их спинами в один сине-розовый шлейф. Рука Чи Юонг крепко сжимала горячие пальцы Мунг Сим. Острые шпильки впечатывались в асфальт с громким стуком, и даже уличному шуму не удавалось его заглушить.
Люди прижимались к стенам домов, кто-то вскрикивал, кто-то провожал их отборной бранью - шлейф, переливающийся в утреннем свете, не дрогнул и не поник ни единого раза.
Третий шарф, белый, был натянут между двумя длинными шестами. Чтобы изготовить этот нехитрый транспарант, Чи Юонг сломала их швабру, а еще одну свистнула у соседей. «Мы хотим есть!» - было выведено красным на белой материи.
Люди шептались, люди говорили в голос, люди взвизгивали. Машины продолжали сигналить.
Грудь Мунг Сим упруго колыхалась при каждом шаге, а голова была откинута назад. Рядом с Чи Юонг она чувствовала, что готова взлететь. А та ощущала, что с каждым шагом где-то под диафрагмой вскипает ликование. Она слишком часто не решалась говорить, и каждое несказанное слово оседало глубоко внутри едкой каплей. Сейчас она от души говорила за все долгие годы молчания.
На тротуар яркими пятнами ложилось неуверенное утреннее солнце. Концы шарфов легко трепетали, подхватываемые городским ветром.
Им удалось пройти ровно триста метров, пока разноголосую какофонию не прорезал свист полицейского патруля. Трое мужчин в серой форме не сразу решились затолкать их в машину. Раскрыв рты, они беспомощно глазели на невиданное зрелище, а когда все-таки усадили нарушительниц в микроавтобус, ветер еще долго играл концом ало-розового шарфа, зажатым дверцей.
* * *
На следующее утро площадь перед зданием Южнокорейского парламента заполнили девушки. Разные: высокие, полные, худые, маленькие, в юбках, брюках, длинноволосые и коротко стриженые - огромная, разноцветная толпа. Лицо каждой скрывала белая повязка с косым крестом посредине – «Мы хотим есть». Многие принесли транспаранты. Демонстрация двигалась по главной пешеходной улице Сеула в сопровождении настороженных полицейских, стройная, молчаливая, организованная.
Весть о Трехстах Метрах за ночь облетела все сеульские кварталы красных фонарей, красовалась на первых полосах утренних газет, заставляла чиновников драть глотки в кабинетах.
У входа в участок, куда накануне доставили Чи Юонг и Мунг Сим дежурили журналисты.
Они уже многое знали – новости в тесные камеры просачивались быстро. Мунг Сим, поджав ноги, сидела на жестких нарах, перебирая волосы подруги. Остальные обитательницы клетушки смотрели на них с заметным уважением.
Чи Юонг сжимала ее колено через грубый тюремный халат и улыбалась про себя. На душе, впервые за долгое время, было легко. Теперь она точно знала - никогда нельзя молчать, потому что всегда остается шанс, что тебя кто-нибудь услышит.