Ну что же, если кто-то это читает - значит, арелатскe. дворцовe. библиотеку не сожгли, это раз, и у меня есть более чем въедливые последователи, это два. На мемуары меня сейчас все равно не хватит, но хоть какое-то свидетельство о начале царствования оставить невредно, покуда не забронзовел.

Начнем с того, что меня (тогда еще просто принца Жоффа, без всех этих цифр) никто никогда к королевствованию не готовил. Средний сын, да. Двадцать пять замечательных лет я прожил, ни о чем не волнуясь; сперва кушал кашку и не выступал, потом жрал винцо да девок портил, потом занялся любимым делом: дипломатией, стало быть, на благо отечества. Страна у нас тогда была для этого не особо удобная, но и под имперским протекторатом можно было покрутиться всласть. Тем и маялся: составлял торговые договоры, отбояривался от участия в имперских колониальных кампаниях, читал книги (которые стало так легко достать вне нашего медвежьего угла), опять же жрал винцо и портил девок, теперь уже не наших. Короче, жизнь моя была безоблачна и доставляла мне неизъяснимое удовольствие.

А потом папу затоптало лосем на охоте. Не, лося-то расстреляли без суда и следствия, но вопрос был задан. Старшой наш, Фрэнси, отпринимал присягу, заказал коронационную церемонию за два годовых дохода и уехал собирать внеочередной оброк с оседлого эльфия. Остроухие брата не поняли, загнули сосенку повыше и отправили монарха полетать. Эльфов хотели освежевать и сжечь по жребию, но было уже не до того. Отцовские советники почесали бороды, да и вызвали меня депешею из Вольных городов. На мага старые скупердяи, разумеется, пожадовали, выслали нарочного с наказом лошадей менять часто, а кушать редко. Тот, поганец, все перепутал.

Я в то время околачивался в Триверте, на лигийской ассамблее; загонял негоциантам наш корабельный лес по таким ценам, что сразу было ясно - в Единого я не верю и не собираюсь. Император покамест сквозь пальцы смотрел на сделки с Северной Лигой, но надо было торопиться. Покуда я таким манером развлекался, а гонец тратил казенный пенсион, наш младшенький, Анри - молодец, удалец, офицер, весь, поганец, в папу - развесил наших государственных мужей по дворцовым стенам и трясущимися руками короновался. Он всегда был храбр и придурковат, наш дорогой Анри - вот, к примеру, женился рано, на княжне Шварцберг. Батюшка постоянно жалел, что нельзя их всех отравить - а потом и поздно стало.

Короче говоря, когда я неторопливо, уже заранее досадуя на грядущие монаршьи обязанности, пересек границу, то в родном Арелате наблюдалась следующая картина: в Вальране (который, к слову, напоминал столицу даже меньше, чем теперь) восседает Его Королевское милостию Единого Величество Генрих VII, купно с королевою Ингигердой во всей вороной-мраморной красе, а сзади стоит господин первый министр князь Альбрехт Шварцберг и от лица всея владетельного дворянства сжимает им плечи обеими лапами. Что ж до меня, так я узурпант и капитулятор, который последние годы только и продавал родину врагам как королевства, Императора (да будет он милостив и милосерден во веки веков, так как против тасования престолонаследия не возражает) и святой веры, и вообще трусливо сбежал все в тот же растленный и схизматичный Триверт, чахнуть над ворованным золотом.

В общем, на братца я обиделся не в шутку. Проблема состояла в том, что генерал из меня до сих пор как верховой из единорога, да и опереться внутри страны было не на кого. Сидя в приграничном городке, я уже прикидывал, куда бы удалиться в изгнание, чтоб пропить остатки посольских фондов, а потом втюхать себя какой-нито баронессе, как вдруг на вторую неделю раздумий внезапно узрел почитай две сотни одоспешенных конников, шествующих по центральной улице. "Это за мной" - отчетливо понял я и ошибся. Это приехала поразвлечься капитан Дина Дизерт.

Даже не знаю, стоит ли подробно о ней писать - уже сейчас о ней пишут, о ней поют, а что до портретов, так я вот этими руками заказал уже три. Ну да ладно, все равно я никуда не тороплюсь. Дочка арелатского барона, захолустного даже среди нашего захолустья, дева всегда отличалась боевым характером и замуж в свое время не пошла; сбежала на Север, сперва приключенствовала, доводя до заикания вампиров и пинками гоняя мелкую демоноту из руин. Потом взялась и за людей: собрала отряд из таких же приключенцев и с тех пор влезла в каждую заваруху, до какой успела доехать. После того, как Дина кинжальными кавалерийскими атаками вконец, до дезертирства, задолбала Вторую походную колонну железногорских гномов - а задолбать гномов, скажу как дипломат, это впечатляющее достижение - над чокнутой девицей перестали смеяться. Когда же в герцогстве Достабар она собрала под руку шесть отрядов помельче и завернула восвояси имперский экспедиционный корпус - по всей Северной лиге о ней начали слагать неплохие баллады.

В тот год ей исполнилось тридцать и она считала, что находится на вершине своей карьеры. Бесконечно уверенная в себе, готовая решительно ко всему, напоенная предвкушением боя - такой я ее увидел в штабном шатре Алого отряда, когда после долгой ругани меня туда все ж таки отвели. Ну ладно, вру, в первую очередь я увидел ее высокой - выше меня - рыжей и, как бы выразиться, фигуристой: Дина была в избытке одарена не только воинским искусством; я, грешным делом, думал, что валькирии ушли в неизвестность вместе со Старыми богами - но, похоже, кто-то отстал в пути. Перед ней же стоял тощий, промерзший и злой парень с насморком, потрясающий не столько до глубины души, сколько верительными грамотами и намекающий, что король тут он.

В общем, недокороль с остаточными деньгами и недовоеначальница с полутысячью отъявленных головорезов сидели с картами и пивом больше месяца, до конца зимы. Я неплохо знал Альбрехта и великолепно - Анри, посему и не торопился. Быстро выяснилось, что дворянство меня не любит и не хочет - кому нужен хрен с бугра, точней, с глубокого зарубежья, когда у них при новом короле уже все поделено? Плюс к этому, довольно оперативно перекрыли границу, надеясь разобраться внутри, с остатками батиного наследия да немирными эльфами, а насчет внешних дел рассудив, мол, до грибов ли ныне? Я рассылал устрашающие подметные письма и тыкал палочкой лигийских купцов.

...Наверное, все дело в том, что мне удалось ее заинтересовать. Она всегда была офицером переднего края, рейдовой ведущей, но ни в коем случае не штабной. Таким не смог стать и я - но вот несколько расширить поле зрения сколь угодно знаменитой, но, как ни крути, фрагментарно образованной наемницы у меня получилось. В какой-то момент мы больше говорили не о моей весенней кампании (где еще и конь не валялся), но о грядущей большой войне Севера и Юга, о все нарастающем разложении Империи, о сути происходящего на наших глазах церковного раскола. Если ты дипломат - даже в том случае, когда представляешь нечто незначительное - ты поневоле многого наберешься.

Мои лекции все затягивались, все чаще мы досиживали до зари, все чаще я сбивался на примеры из своей практики. Дина как-то сказала, что, похоже, я жил интересной жизнью - это она-то, лично перебившая раза в три больше человек, чем мне лет. Потом ей то ли взгрустнулось, то ли решила вот так своеобразно сказать "спасибо" - но очередная лекция закончилась в ее постели. Притом что забавно - после того, как она кончила и помогла закончить мне, мы вернулись к разговору с того же места; как сейчас помню, лежу я, значит, оглаживаю лениво груди ей, поочередно, легкими движениями, и расписываю довольным голосом, с какими проблемами в ближайшие десять лет столкнется имперская программа заморских поселений. Так с тех пор и повелось...

Короче говоря, к весне мы уже успели друг к другу привыкнуть - и начали решать проблему. Запрошенные новости выявили, что оцепление у границ еще стоит, вследствие обнагления сеньоров в стране начались крестьянские бунты, а меня про запас отлучили от церкви. С криком "Ну ладно, сволочи!" я упросил Дину задержать инкурсию еще на недельку и затребовал эмиссара от ересиарха Иннитцера. То есть теперь уже от праведнейшего Рихарда Иннитцера, отца обновленной церкви - благодаря присланному с севера странноватому проповеднику, худому как жердь рыжему Фортескью, я немедленно стал его духовным чадом. Деньги от Лиги образовались одновременно с наставником веры.

Второй вопль "Ну ладно, сволочи!" относился к стерегущим границу егерям. Дина обозвала меня кретином, не наигравшимся в кости, прямо с военного совета утащила в палатку, но после - все же разрешила. В последнюю неделю перед распутицей мы снялись с места и на рысях отправились вдоль границы, пока не уперлись в Изумрудный лес. Может быть, в ваше время это не слишком известно, но мои храбрые предки сумели поставить это эльфье укрывище под контроль, только наполовину вырубив - и на две трети сократив численность самих эльфов. И вот теперь, оставив куцее войско и Дину, я пошел туда с намерением поговорить - хотя разговор моего старшего братца с ними же определенно не задался.

Я думаю, есть только одно объяснение, почему меня не утыкали стрелами - они удивились. С началом кризиса, как я потом узнал, эльфы сделали лучшее, что могли - заперлись в лесу и стали притворяться, что не знают всеобщего. Меня, однако ж, послушали. Стоя перед наскоро собранными клановыми вождями, я обещал им такого, за что меня отлучили бы от Церкви - но, в конце концов, я уже. Самоуправление, три места в Генеральных Штатах, сорок процентов прибыли от продажи корабельного и строевого леса, освобождение от церковных налогов (они-то, бедные, еще не знали о дешевой церкви). Я изворачивался, взывал к чести, лгал, говорил правду, пугал, платил и каялся - и каким-то чудом остроухие паршивцы мне поверили. Вариант - решили, что хуже уже не будет. К Дине я вышел с проводниками, а через неделю, как мы пересекли Изумрудный, отряд вырос вдвое - эльфийские таны собрали ополчение.

Таким образом, я резко нарастил свои вооруженные силы, избежал выматывающих боев на пограничных постах, вышел в сотрясаемое восстаниями сельское подбрюшье страны - и по-крупному надул дорогого братца. Другой вопрос, что этот договор имел и более значительное следствие - но чуть позже. Пока же я принялся наворачивать круги по плодородному югу, сводя на нет мелких сеньоров и ведя переговоры с крестьянскими вожаками - парадоксально, но сила-то была за вторыми. От того, что я говорил крестьянам, Дина опять впала в сомнения в моем здоровье - хотя уже дала понять, что никуда не денется. Мужичкам я обещал передел земли, дешевую церковь и единую систему податей - по сути, радикально урезав права аристократии в пользу свободных землепашцев. Дина качала головой, говорила, что вот теперь меня точно убьют, и в ультимативной форме требовала любви на каждой стоянке - так, на всякий случай.

...Ну а перед первым большим сражением (нобили догадались стянуть дружины в один кулак, да подошли первые отряды Шварцберга), аккурат когда капитан Дизерт сидела на мне и, поводя бедрами, раскладывала по косточкам завтрашний план, явилась она. Носта ап Намтар, общеизвестная и единственная в своем роде, парочку ее портретов вы наверняка тоже можете найти, хоть и не любит она этого. Да что я пишу - если все в будущем сложится нормально, вы еще с ней самой при удаче переговорите. Можете даже показать это письмо как рекомендацию, я разрешаю. Живой свидетель, как-никак.

Дело ведь вот какое - у нас тогда эльфов не любили, ох не любили. Их оставалось-то на весь мир дай Единый тысяч десять, в крохотных резервациях вроде нашего Изумрудного, и то было принято считать, что многовато. Родился эльфом - ничего не поделаешь, сиди в лесу и чирикать позабудь, так, может, и о вас забудут - мои предки, правда, наших, в Изумрудном, достали сверх всякой меры, на разрыв, то денег, то товару лесного требуя. Ну так вот, ты если эльф, то из лесу выйти одна дорога и есть: в имперский Институт Эфира. Искра магии слишком редка, чтоб разбирать, в ком там она поселилась - Носта говорила, у них и орки были, и гномы, а вот эльфов - трое на весь состав. У Носты от рождения впечатляющий талант дальновидицы, и она одна на протяжении ста пятидесяти лет заменяла Восточному имперскому командованию всю службу фронтовой разведки. Доросла до полковничьего чина и личного дворянства еще полвека назад, оказавшись, видимо, самой преуспевшей эльфийкой в сегодняшнем мире - вот только еще с детских лет под огромными елями затаила в душе некое хамство.

Сейчас со мной шли трое ее дядьев и пятнадцать братьев разной степени, но к тому, что, прослышав об обещанной автономии родному лесу, дезертирует она сама, не был готов никто. Но факт, сволочь такая, остался фактом - не замечая весенней грязи, перед нами, еще румяными, стояла эльфийка. Не в льне и коже, как я привык их видеть, но в сером с синим имперском мундире; он шел и ее волосам - высоко заколотый пучок лунного света - и ее фигуре - женщины у лесного народа обыкновенно высокорослы, но Носта была где-то на голову пониже меня, кроме того, стройна и выпуклостями не богата. В высшей степени формально она представилась, а после - уже под крышей, цедя подогретое вино, поинтересовалась, как мы собираемся драться с тем, что стоит перед нами и тем, что идет от по дороге от Шванвайхера. Дина объяснила, а после детального, подробного и несколько монотонного разъяснения, почему нас повесят (Носта тогда уже сказала это "нас") чуть не забила новенькой чашку в горло. Я, однако, свою женщину успокоить сумел, и до утра мы втроем перерабатывали план с нуля. К утру мы уже были на "ты", и к утру же поняли, что нам наконец принесло судьбою начальника штаба - посещая все встречи Восточного командования за последние полтора века, Носта поднатаскалась далеко не только в дальновидении.

Через два дня мы расколотили сеньориальное собрание вдребезги. Сбитые из вчерашних крестьян шилтроны, против моих трусоватых ожиданий, под конницей не раскололись, наспех сделанные длинные длинные копья оказались для скупо одетых мелких рыцарей почти непреодолимой преградой - раньше у нас так не воевали. Эльфийские лучники с устрашающей плотностью огня и хирургические удары конницы Алого отряда способствовали окончательному превращению битвы в избиение. У выживших простецов я принял присягу, а нобилей сдал крестьянам. Да, я и тогда был не слишком хорошим человеком.

Что меня беспокоило, так это Носта, решительно отправившаяся с Диной - несмотря на наше с ней общее недовольство. При всем своем опыте боевым офицером двухсотлетняя девушка не являлась - ее могли восемь раз срубить и застрелить, и кто ж мы после этого будем? Да и ее белая кобылка, несмотря на резвость бега, никак не подходила для боя - в отличие от наемничьих одров. И правда - вернулась она, устроившись перед седлом Дины, грязная, уставшая, но целая и абсолютно счастливая. Дина, угвазданная кровью и грязью уже в равных пропорциях, везла ее перед собой, как невесту, и сияла. Десятью минутами позже я стягивал с нее некогда белую поддоспешную камизу, четырьмя часами позже проснулся от жажды и рядом с собой ее не обнаружил. Успокоился, когда услышал, как где-то совсем неподалеку капитан Дизерт смеется.

Все мы смеялись - первая крупная победа, что! Теперь, почитай, треть страны под нами - пару городов пришлось взять штурмом, расстреляв цеховое ополчение на стенах, а прочие заслали парламентеров. Тут уже работал я, одновременно раздевая города до нитки и заставляя их на меня молиться - шутка ли, пакет городских вольностей я даже и расширил, в знак дальнейшего укрощения землевладельцев. Параллельно я всячески пытался отобрать из крестьян вменяемый пехотный корпус - многие выходить за границы своих пашен просто отказывались. Плюс к этому, Дина, как могла, ставила обучение тех рекрутов, на кого все ж таки было можно положиться, а Носта обшаривала магическим взором округу да разъясняла эльфийской родне новые веяния тактики. Днями обустраиваясь в базовом районе, мы втроем коротали вечера в разговорах. Теперь уже рассказывала в основном госпожа полковник, я же большей частью слушал, поднимая голову с колен Дины ради редкого вопроса. Опыт ее был многогранен, видела она многое, от имперской Столицы до южного пограничья, а что не видела сама - до того доставала магией.

Моему прекрасному командованию было друг с другом довольно удобно, частой между незаурядными женщинами вражды не возникло - напротив, спокойное уважение профессионалов в смежных рукомеслах, так могли бы относиться друг к другу оружейник и златокузнец. Что же до меня... Носта нравилась мне как собеседник, с ней было интересно - хотя бы потому, что эльфийка была явно умнее меня. Дину я... да, пожалуй, я ее уже любил - с ней было уютно, хоть никогда бы не подумал, что такое слово можно употребить относительно агрессивной, жадной до авантюр Дизерт. А мне с моим нервным детством , странной юностью и находящимся под большим вопросом будущим это было слишком нужно.

Долго ли, коротко, а пошли мы на север. Все как обычно - паленые усадьбы, прокламации в деревнях, переиначенные храмы... Носта металась в каждую стычку, и непременно на хвосте у Дины; понятно, в общем-то, жадной до опыта эльфке отчего-то нравилось видеть исполнение своих планов вблизи, Дина же со своими профессионалами прикрывала ее наилучшим образом. Они будто подзаряжались Силой на поле боя: Дина старалась, к моему полному восторгу, заездить меня мало не до смерти, а Носта наутро являлась со все более и более безумными планами. В частности, с ее легкой руки мы обошли Вальран и устремились сразу к Шварцбергу - лишать Альбрехта всяких перспектив.

Защищать родную землю князь вывел все, что не сковали восстания на местах - Носта видела две тысячи конников и шестнадцать тысяч пешцов, сколько-то из них с луками; испугался Альбрехт, выскреб все, что смог. Как, впрочем, и я, с моими-то семью тысячами. Дина заявила, что мы сдохнем воистину со славой, я принялся морально готовиться к этому, и только полковник ухмылялась и щурила эльфьи синие глаза. Мы действительно славно обошли Альбрехта ее усилиями, встретив рассвет на равнине между Набом и Эммером, что все еще не сбросили талую воду - почти что под стенами богатого Шварцвальда. Три шилтрона по две тысячи очень средних пехотинцев, пять сотен отличной конницы и четыреста злобствующих эльфов - вот и все, против восемнадцати тысяч.

Я впервые надел тогда броню - легкую, кожаную - и встал в шилтрон, держать копье, покуда сил хватит. Носта и Дина - бок о бок вороной и белый кони - проехали вдоль строя; магичка подняла руку - и над боевыми порядками расцвело маленькое, неяркое солнце. По этому сигналу произошло нечто не менее невероятное.

Мы пошли.

Шилтрон, как имперское каре или северная баталия, есть оборонительное построение - так писали все, кто вообще высказался по этому вопросу; и тем не менее мы шагали, вперед и вперед, к узкому фронту меж реками, где на слишком маленьком, слишком уж заполненном людьми и лошадьми пространстве сбились в кучу королевские солдаты. Мы прошли через конницу, не заметив ее, пока всадники Дины оставили клочки от их лучников, и вошли, как меч в плоть дракона, в уже и так гибнущую под эльфийскими стрелами пехоту. Скоро их просто прижали к реке - а к вечеру все было кончено. С головой князя в руках Дина въезжала в Шварцберг, а за ней в молчаливый, настороженный город входили остальные - подыхающий от усталости принц с копьем на плече и эльфийка, первый раз за тысячу лет вводящая вооруженных соплеменников в людской город.

Не грабили. Зачем?

Денька через три, когда мы более-менее расположились в княжеском дворце и в целом запустили подготовку похода на столицу, я проснулся посередь ночи и отметил, что Дины снова нет. Ну да ладно, эту привычку я за ней уже знал. Вечером было хорошо, но сейчас что-то не спалось - на счастье, вспомнил я, что до сих пор не сунул нос в альбрехтову библиотеку. Облачившись в унаследованный от хозяина бархатный халат и покачивая перед собою свечкой, я отправился к знаниям. Свет из-под широкой двери уже горел - ну да ладно, Носту самодержцем в халате не испугаешь; я тихонько просочился в дверь. И увидел.

На низенькой, широкой козетке имперской работы, где покойный князь, видимо, любил устроиться с интересной книжкой, восседали обе мои соратницы. Совершенно обнаженные и с большим вкусом целующиеся. Белокожая, плоская, как девочка-подросток, Носта левой приобнимала Дину за талию и немного ниже, прижимаясь к ее полной, тяжелой груди; где была ее правая рука, я не видел, но хорошо знал. На обычно скрытых мундиром плечах эльфки были отчетливо видны даже в свете свечей следы губ и зубов, каких и на мне пара штук сейчас сыскалась бы, а то, как магичка двигала узкими бедрами, давало понять, что и Дина не сидит без дела.

Собственно, на этом я и намеревался удалиться - но Альбрехт подложил мне свинью даже из-за гроба: засмотревшись, я задел локтем его парадный портрет, который с большим грохотом и рухнул. Две или три секунды я и девочки в ужасе смотрели друг на друга, потом я извинился и вышел, обуреваемый желанием укусить себя за зад. Поиски алкоголя успехом не увенчались, так что я вернулся в свою спальню - полежать-подумать. Обе они ждали меня там: Носта зябко куталась в алый плащ, Дина же предпочла остаться нагой. Зрелище и в том, и в другом случае было превосходное - я, пожалуй, мог бы пересмотреть свои взгляды на привлекательность Носты, если бы не вся ситуация, побудившая их ко мне явиться.

Разговор был долгим. Меня даже и не пытались убеждать, что ничего такого больше не будет: будет, еще как будет как минимум до конца войны. Началось это у них после того, южного боя (вы его там знаете как битву под Шванвайхером), обе после него ходили как пьяные. Никогда не видевшую боя Носту просто подхватило и не отпускало потом дольше, чем берсерка, а Дина - Дине всегда после боя хотелось, и вроде как я ее вполне устраивал, но соседство чуть не парящей эльфийки способствовало тому, что у воительницы, как говорят в Триверте, сорвало башню. Они сидели передо мной, и Носта, чуть-чуть краснея, рассказывала, как моя любимая впервые взяла ее - в палатке с фуражом, на сене, а на ее коже еще были видны оставленные мною следы. Как потом, когда брали Дибург, приняв у бургомистра ключ от города, забрались в часовую башню ратуши, где встреча и проходила, и развлекались там, покуда часы не начали бить. Дина при этом очень вкусно пояснила, как кстати им пришелся этот самый ключ. Как три дня назад, возвращаясь из приследования, завернули в рощицу на берегу Эммера и проделали много интересного в воде - холодной, до твердых сосков. Но обе клялись, что в мирное время им все это будет просто незачем обеим.

Все те невеликие запасы злости, которые я намеревался глушить вином, уходили. Ну вот что с ними такими делать? Надеяться на то, что две офицерствующие дамы воздержаться от войны? Глупо. Надеяться, что они будут со стиснутыми воздерживаться друг от друга, как бы не хотелось? Глупо и зло. А главное - для меня-то совершенно бесполезно. Я лишь спросил Дину: "Но ты еще со мной?", на что получил неожиданно серьезное "Да, до конца". А потом вдруг адресовал тот же вопрос Носте. Эльфийка думала долгих пять секунд - и сказала: "Или с вами обоими - или никак".

Из спальни Носта не ушла.

В общем-то, вот такая история. В дальнейшем все, что я делал и о чем ты, неведомый историк, видимо, пишешь, раз уж сюда добрался - я делал ради них. Девушкам хотелось быть со мной, хотелось быть вместе... и хотелось воевать. Вот и все. Все прочее: зарубленный под их взглядами на ступенях дворца Анри, вынесенные из Вальранского собора иконы, весь Арелатский фронт Великой войны, что продлится, быть может, и до твоих времен - все ради того, чтобы две моих любимых женщины чувствовали себя живыми.

И могли любить.

С наилучшими пожеланиями,
Готфрид VI, король Арелата, канцлер Северной Лиги, защитник Веры и допиши там, если к моей смерти что-то изменится.