- Митци!
Сверкающая вышивкой сумочка летит налево, палантин – направо. Шофер и консьерж торопливо вносят букеты. Огромные, шелестящие букеты с пряным ароматом экзотических морей и дорогих цветочных салонов. Розы на тонких ножках качают тяжелыми головками, с лилий капает вода, каллы и фрезии похожи на раскрашенные восковые муляжи. Хорошо, что она догадалась выбросить цветы предыдущих дней – будет, куда поставить эти. Пару дней они проживут в гостиной, превратив ее в оранжерею, а потом отправятся в мусорный бак.
Митци бежит в прихожую, стараясь не стучать каблучками. У хозяйки от этого стука непременно начнется мигрень – хотя от грохота оркестра в ресторанах и оглушительного смеха собеседников у нее никакой мигрени не бывает. Митци не осуждает и не сплетничает. Хозяйка имеет право на причуды и слабости. Она - дива. Королева текучего серебряного экрана, трескучих киноаппаратов и жестяных дисков с яркими наклейками. Безупречное лицо хозяйки смотрит с каждой афишной тумбы, с каждой стены, с каждого кирпичного забора. Богиня тоненьких целлулоидных лент с перфорацией, белокурые локоны, белые перья, струящийся шелк и шифон платьев, алмазы, подсвеченные прожекторами.
Митци – темно-синее платье ниже колен, белый накрахмаленный передничек и тугой пучок волос на затылке. Митци всегда деловита и собрана. Образцовая горничная, наперечет знает весь гардероб хозяйки, помнит телефонные номера ее режиссеров, гримерш, поклонников, метрдотелей в ресторанах и репетиторов.
- Господи, Митци, до чего же ты унылая! – порой в раздражении кричит хозяйка. – Ты женщина или автомат какой? У тебя сердце есть или ржавые шестеренки внутри? Уйди от меня! Поди прочь, видеть тебя не могу!
Истерика и гнев означают, что у госпожи не задался день и она ищет, на ком бы отвести душу. Через полчаса она начнет заполошно трясти колокольчиком и требовать авто к подъезду. Передумает, захочет горячую ванну, когда вода наберется, отменит и это распоряжение. Примется крутить ручку и названивать по телефонному аппарату друзьям, поругается с приятелем, убежит в спальню и плачуще начнет требовать заветный пузырек. Митци готова и к этому – у нее есть знакомый аптекарь, в любое время дня и ночи готовый доставить хозяйке склянку с прозрачно-желтым лауданумом.
Получив желаемое, хозяйка становится тихой-тихой. Митци переодевает ее, укладывает в постель и садится рядом. Выслушивая клятвенный лепет о том, что сегодняшняя доза – последняя. Опиум дрянь, но как иначе ей успокоиться, ты же понимаешь, Митци, не сердись, я не со зла, ты хорошая, Митци, только ледяная какая-то, ты все знаешь, все понимаешь и все хранишь в себе, как в сейфе с секретным замком. О чем ты думаешь, Митци, у тебя лицо, как у идола с острова Пасхи, это далеко-далеко, в Тихом океане, там пальмы и огромные цветы. Когда-нибудь мы непременно поедем туда, поплывем на белом корабле по синим волнам, ох, хочется спать, позвони и отмени встречи на завтра, ладно? Что, почему нельзя? Герр Зильберг рассердится? А не пошел бы он, сморчок засушенный. Из самого песок сыплется, а все лапает статистов за задницы. Парней, Митци, он лапает парней за декорациями, обзывает меня в глаза бездарностью, и я должна все это выслушивать. Он ведь гений, а я кто? Я бездарность, Митци? Просто фигура с красивой мордашкой, на мое место можно поставить любую девку из варьете, нарядить в красивое платье, обвешать жемчугами, и она будет ничуть не хуже? Неужели это в самом деле так и старый хрен прав, Митци? Да, я буду хорошей девочкой, пойду к нему завтра, буду строить глазки, ведь он собирается делать еще один фильм, а мне так нужна роль. Злой капризный колдун нашлет на меня чары, я навсегда останусь молодой и красивой. Там, на белом полотне с прыгающими черными фигурками.
Митци гладит волосы хозяйки, соглашается, уговаривает поспать. Чуть раздувающиеся ноздри подрагивают, втягивая запах надушенного белья, влажных волос, кожи, пролитых капель лауданума и одеколона. Митци бдит, Митци на посту, она бережет чужой сон, глядя в проем между полузадернутыми шторами. Там улица, там пробегающие по потолку отсветы фар проезжающих машин, покачивающиеся фонари, дома и дремлющая столица.
Утром хозяйка сделает вид, будто ничего не было. Ванна – массажистка – парикмахерша – завтрак с газетами и сплетнями – авто к подъезду – поручения на вечер. Будут гости.
Пустая квартира с осыпающимися букетами, стильной мебелью и гардеробом, забитым модными платьями и старыми афишами. Наедине с воспоминаниями, с призраком хозяйки у туалетного столика, с тайниками и тайнами. Митци складывает прочитанные и отброшенные хозяйкой газеты, разглядывает снимки. Хозяйка, мадам Агнесса, ослепительная среди мундиров и фраков. Мадам поет со сцены, кордебалет за ее спиной отбивает лихую чечетку, кипень кружевных юбок, перьев и ножек в полосатых чулках. Журналисты опять роются в прошлом мадам Агнессы. Пытаются доподлинно выяснить, кто она - русская княжна, бежавшая от большевистских ужасов за границу, венгерская аристократка, отказавшаяся от громкого имени и богатства ради киноискусства или дочь бразильского кофейного короля, уехавшая в поисках своей судьбы из Нового Света в Европу?
Домыслы, красивые лживые домыслы, готовый сценарий для будущей мелодрамы с участием мадам. Госпожа Агнесса – плоть от плоти и кровь от крови этой земли. Упрямая провинциалочка, желавшая красивой столичной жизни. Капелька подлинного таланта, все остальное фальшиво – имя, происхождение, внешность. Даже возраст в паспорте, и тот поддельный.
Каждый выживает, как может, думает Митци. Это не мое дело. Я забочусь о благополучии хозяйки. Могу смотреть на нее, когда она спит, приносить ей халат после ванны, затягивать корсеты на ее платьях. Я добилась места рядом с ней, а это было совсем не просто. Нельзя же позвонить в дверь и заявить: «Я хочу работать прислугой в доме самой мадам Агнессы, звезды кинематографа».
Митци сметает пыль, расставляет вещи по местам, выбрасывает старые цветы, составляет меню ужина, сервирует стол. К вечеру квартира наполняется манерным щебетом женщин и самоуверенным рокотом мужских голосов. Пахнет сигарами и духами, в гардеробной растет пушистая гора шуб и модных пальто. Гремит рояль, кто-то заперся в туалете, дамы желают танцевать, господа отодвигают стол и заводят патефон. На балконе кто-то целуется, надо поскорее запереть спальню на ключ, а то ведь хватит ума сделать свои делишки прямо на постели хозяйки. Вечеринка в разгаре, Митци бегает с подносом, умудряясь ничего не упускать из виду. Кажется, все довольны, вот и ночь пришла, лунная ночь, смех и дробь каблучков на лестнице. Автомобили разъезжаются, сонно фыркая моторами, шляпки с вуалями, манто и белые кашне. Митци раздумчиво оценивает масштаб бедствия в гостиной, прислушивается к голосам из соседней комнаты. Нынешний поклонник хозяйки решил задержаться на ночь. Рауль не то Пауль, Митци все едино, потому как лощеные молодые люди по сути своей совершенно одинаковы и не стоят того, чтобы горничная запоминала их имена. Они существуют лишь для того, чтобы забавлять хозяйку и оплачивать ее прихоти. Один уходит – другой приходит.
Но сегодня что-то не ладится. Хозяйка повышает голос, хозяйка негодует. Сегодня Рауль не то Пауль весь вечер таращился на молоденькую дебютантку. Вчера он не пригласил хозяйку в ресторан, а сам, между прочим, отправился туда с какой-то драной кокоткой, только что с панели. Не пришел на премьеру. Велел прислуге отвечать на звонки, что его якобы уехал с визитами, хотя на самом деле был дома. С кем? Что он себе позволят?
Митци настораживает уши, перебирается ближе к дверям. Чем громе кричит мадам, тем спокойнее и равнодушнее отзывается ее приятель. Даже если он проводил время с другой женщиной, он не обязан отчитываться в своих действиях. Он оплачивает ее бесконечные счета и не попрекает за милую манеру сорить чужими деньгами. Он не обязан бегать за ней, как песик на цепочке. Она, между прочим, тоже не безгрешный ангел, крутит хвостом направо и налево, но разве он хоть раз высказывал ей претензии? Он связался с уличной девчонкой? А чем она лучше? О, только не надо этой газетной чуши про беглую бразильскую княгиню. Всем известно, чем мадам Агнесса зарабатывала на жизнь в молодые годы. Но, как приличные люди, мы вежливо умолчим об этом. У каждого из нас отыщутся припрятанные скелеты в шкафу. Знай свое место, дорогая Агнесса, и проживешь долго, счастливо и богато. Он пришел сюда за удовольствием, а не за скандалами. Если у нее не достает ума взять себя в руки, то лучше им распрощаться. Отныне и навсегда. Рыбы в море, как известно, куда больше, чем кажется на первый взгляд. Митци, шляпу.
Хозяйка в вечернем платье сидит на разворошенной постели, размазанная тушь синими потеками течет с ресниц.
- Это неправда, - всхлипывает она. – Митци, это неправда. Я никогда не торговала собой. Никогда, Митци. Пусть я не графиня и не княгиня, но я не шлюха. Митци, это неправда. Он лжет. Они все клевещут, лишь бы нагадить мне!
- Конечно, неправда, - соглашается Митци и, не дожидаясь просьб, идет за флакончиком с опиумом.
Нарыдавшись вволю, Агнесса засыпает, уткнувшись помятым лицом в кружевную подушку. Митци открывает сумочку хозяйки, достает записную книжку, листает исписанные мелким корявым почерком странички. Хмурится, в задумчивости вульгарным жестом постукивая пальцем себя по зубам. Крупным, желтоватым зубам простолюдинки, не нуждающейся в услугах дантиста. Митци размышляет.
Дней через пять, а может, через неделю хозяйка развернет номер очередной газеты и испуганно ахнет, выронив шуршащий лист. Заметка в нижней части первой страницы, крупный шрифт, неразборчивое фото. Ужасное происшествие с многообещающим наследником старинной фамилии. Поздним вечером молодой человек в обществе друзей возвращался из театра. В переулке около одной из центральных улиц из арки выскочил крупный пес, судя по всему, страдающий бешенством. Собака атаковала компанию. Трое искусаны, у господина N, пытавшегося оказать сопротивление, прокушена рука и разорвано горло. Он доставлен в больницу святой Магдалины, состояние тяжелое. Прибежавшим на крики жандармам не удалось поймать животное, скрывшееся в переулках. Просим горожан соблюдать осторожность. Заметив пса, не пытайтесь изловить его самостоятельно, но немедленно сообщите в жандармский участок. Куда только смотрят власти и служба по отлову бродячих собак!
Хозяйка отправляет Митци в больницу, с поручением передать от ее имени цветы и конфеты. Передачу не принимают. Медсестра с казенным лицом отвечает, что, к величайшему сожалению, господин N. скончался.
Букет Митци швыряет в урну, коробку шоколадных конфет с аппетитом съедает сама по пути домой. Хозяйка погрустит о поклоннике и забудет, найдя другого. Место подле нее недолго останется пустым. Мадам необходимо испытывать влюбленность, без этого ее талант не может раскрыться в полную силу. Митци надеется, что на сей раз хозяйка проявит рассудительность в выборе.
Напрасно. Новый избранник Агнессы, Герберт - художник с киностудии герра Зильберга. Он моложе мадам, он рисует ее портреты и ее изображения на роскошных афишах будущего фильма, они вроде бы счастливы… а потом из шкатулки мадам исчезает золотой браслет. Воришка не думает отпираться или отрицать свою вину. Да, он взял безделушку и заложил в ломбарде. Агнесса, ты ведь не какая-то пошлая мещанка, а творческая личность, неужели ты поднимешь крик из-за сущей мелочи? Он выкупит украшение и вернет, как только у него появятся деньги. Ему были нужны наличные. На оплату комнаты, на долги, краски и холсты. Ах, Агнесса, к черту все это. Будем веселиться, пока молоды!
Они уезжают на всю ночь, кутят в ресторациях и танцевальных залах. Глаза хозяйки сияют огнем, но это не тот огонь, что согревает, а тот, что разрушает изнутри. Митци знает. Она уже видела подобное. Ее саму когда-то опалило это пламя, и Митци пришлось стать льдом и камнем, чтобы спастись. Но хозяйка слишком слаба, слишком капризна и упряма, слишком привыкла полагаться на кого-то другого, более сильного. Она – выращенный под стеклянным колпаком цветок, уникальная орхидея, а Митци – придорожный чертополох, упрямый, угрюмый и невзрачный, присыпанный пылью.
Герберт тянет из хозяйки деньги. Все больше и больше, ее долги растут, она запуталась в них, как муха в липкой паутине. Герр Зильберг недоволен хозяйкой, Агнесса не спит ночами, репетирует перед зеркалом, мечется и плачет. Митци прячет от нее бутылки, пытается утешить, но все напрасно. Митци хмурится и постукивает ногтем по зубам.
День, другой. Герберт больше не приходит. Не телефонирует, не присылает записок. Он просто-напросто исчез, словно его никогда и не было. Сотрудники службы отлова бродячих животных выследили крупного бешеного пса, напавшего на мирных прохожих, и пристрелили его. Агнесса волнуется из-за отсутствия Герберта, звонит в жандармерию, обращается к влиятельным друзьям – все напрасно.
- Помяните мое слово, мадам, этот прохвост рванул в провинцию… с вашими денежками, - бурчит Митци, подавая к завтраку кофе и венские булочки. Хозяйка рассеянно поднимает взгляд:
- Ты о ком, Митци? О Берти? Ну его. Сбежал и сбежал. Надеюсь, он попадется жандармам и загремит за решетку.
На премьере нового творения герра Зильберга мадам знакомится с Рудольфом. Он – офицер, сторонник той партии, что сейчас набирает силу в стране и занимает все больше мест в Парламенте. Рудольф подтянут, хорош собой, истинный джентльмен хорошего происхождения в белоснежных перчатках. Даже Митци нехотя одобряет нового поклонника хозяйки. Времена нынче скверные, такое знакомство не помешает. Деньги стоят все меньше, цены в магазинах все выше, товаров на полках с каждым днем все меньше. Потерявшие работу люди в поисках забвения сидят в трактирах или ходят в синематограф, таращатся в темноте на призрачную прекрасную жизнь на экране. Митинги на площадях, крики, звон разбитого стекла. Цензура требует от старого режиссера вырезать из фильма ряд сцен, угрожая в случае отказа запретом на прокат. На приемах у Агнессы новые лица, прежние куда-то делись, о них шепчутся украдкой – эти уехали, те в тюрьме по подозрению в политической неблагонадежности, эти тоже уехали… Короткая заметка в газете: сельская жандармерия наткнулась на труп убитого бродяги. Тело было запихнуто в дренажную трубу и пролежало там с месяц, опознание невозможно. На всякий случай Митци убирает газету подальше от глаз хозяйки. У нее и без того полно хлопот. Рудольф представляет свою подругу, очаровательную кинодиву, влиятельным людям высшего света. Агнесса в вихре новых встреч, перспективных знакомств и заманчивых предложений. Она должна бы радоваться наконец-то пришедшему успеху и славе, но хозяйка несчастлива.
- Я боюсь, Митци, - шепчет она вечерами своей преданной горничной, когда за опущенными шторами сгущается ночь. – Мне страшно. Я словно бегу по натянутому канату и чувствую ступнями, как он рвется. Лица вокруг, но это не лица, маски, а под масками – звериные морды. Знаешь, герр Зильберг уехал. Насовсем. Что мне делать, Митци?
- Выходите замуж за Рудольфа, - скрепя сердце, подает разумный совет Митци.
- Ах, оставь! – машет рукой хозяйка. – Родня вздернет его на воротах фамильного зама за одну только мысль жениться на киноактрисе неясного происхождения. Да и не в Руди дело, совсем не в Руди…
- В чем же тогда? – спрашивает Митци.
- Не знаю, - тоскливо отвечает Агнесса. – Принеси мне коньяку. Всего одну рюмочку. Лучше коньяк, чем опиум, правда?
Солнце всходит и заходит своим чередом, но окутанный смогом город погружен в вечные сумерки. Копоть на крышах, ржавчина в сердцах.
Рудольф и Агнесса ссорятся в спальне. Теперь они частенько ссорятся, Митци уже не в силах понять, из-за чего. Рудольф желает познакомить Агнессу с кем-то из своего партийного руководства, хозяйка не соглашается. Рудольф теряет терпение, кричит на нее, требуя прекратить ломаться и изображать из себя несбиранный цветочек. Он обещал привести Агнессу на вечеринку и приведет, даже если ему придется тащить упрямую стерву за волосы. Ему нужно сотрудничество и поддержка этого человека, а тот давно уже восхищается талантом Агнессы. Все просто и понятно. Любая женщина на месте Агнессы была бы счастлива и уже вприпрыжку бежала к портнихе, заказывать наряд.
- Я никуда не пойду, - чеканит хозяйка. Митци одобрительно кивает, а спустя миг из-за дверей спальни доносится звук удара и вскрик Агнессы. Митци бросается на помощь, распахивает створки – и вылетает спиной вперед обратно в залу, беспомощно хватая ртом воздух и скуля от боли.
- Закрой дверь! – рычит на нее Рудольф. Он держит хозяйку за отворот платья и слегка встряхивает. Ноги Агнессы болтаются в воздухе, голова запрокинута, руки вяло шлепают мужчину по плечам. – Пошла вон!
Митци скалится на неприступную белую дверь с арабесками и золотой ручкой. Агнесса вскрикивает еще несколько раз, потом стонет, глухо, как попавшее в ловушку животное.
Рудольф остается у хозяйки на всю ночь. Следующим вечером он увозит ее, нарядную и тихую, как кукла, распахивая перед ней дверь шикарного авто и вежливо подавая руку. Митци следит за ними из-за оконной шторы. Она стоит там, скребет ногтями холодное стекло, часы отбивают полночь и час. Хозяйки нет, Агнессы нет, внутренности Митци скручиваются в холодный тугой узел. Митци дрожит, честит свою прОклятую натуру, грызет губы.
Они возвращаются ранним утром, Рудольф провожает даму до подъезда, целует руку. Митци открывает дверь, хозяйка проходит мимо нее, равнодушная, замкнутая и совершенная, холодно бросая:
- Ванну, Митци.
Агнесса не требует коньяка и пузырька с лауданумом. Она принимает ванну, отменяет визиты на сегодня и ложится спать, распоряжаясь не будить ее до следующего утра. Митци стережет под дверями, но в спальне – мертвая тишина.
Около полуночи Митци осторожно выходит из квартиры мадам Агнессы и спускается вниз. На ней скромное черное пальто, дешевые ботики с пуговицами, надвинутая на самые глаза шляпка. Митци крадется по спящему городу. Заслышав мерные шаги патрулей, ныряет в подворотни, замирает, сливается с камнем и кирпичом. Тихая, незаметная, руки в карманах, голова втянута в плечи. Вот нужный дом, адрес указан во всех справочниках. Митци проходит мимо парадного подъезда, ищет черную лестницу, поднимается на нужный этаж. Вытаскивает из сумочки связку ключей, придерживает, чтобы не звенели. Подбирает подходящий. Просачивается в темноту чужой квартиры, ловко огибая в темноте предметы обстановки. В кухне она бросает пальто и шляпку на пол, расстегивает платье, скидывает ботики. Принюхивается к незнакомым запахам, вытягивает руки перед собой.
Что-то происходит с ней. Очертания фигуры коренастой девушки беззвучно плывут, меняются, словно что-то ломается в ней изнутри. Родители сказали маленькой Митци и ее братьям, что бог некогда проклял ее племя. Они обречены до скончания веков брести по бритвенному лезвию между зверем и человеком. Не то люди, обросшие волчьей шкурой мехом внутрь, не то звери, на которых натянули человечью кожу. Вечно в противоборстве со своей душой, вечно бегущие, скрывающиеся, преследуемые… или преследующие.
Зверь, которым обратилась Митци, на мягких подушечках идет по человеческому жилью. Запах влечет ее, запах ненавистный и впитавшийся в ноздри, запах того, кто посягнул на то, что зверь-Митци полагает своим.
Острая морда приоткрывает незапертую дверь. Прищуренные глаза видят продолговатый холмик на постели, лапы поджимаются под корпус, нижняя челюсть мелко дрожит в сдерживаемом рычании. Чуть слышно скрипит паркет под весом зверя.
Митци взмывает в воздух, тяжеловесная и грациозная. Лесная тварь в городских джунглях. Она приземляется на постель, смыкая челюсти на чьей-то ноге под одеялом. Человек пронзительно орет, разум зверя запоздало понимает – в постели двое врагов, не один. Впрочем, ей все равно. Клыки рвут дергающуюся и вопящую жертву, мягкое теплое мясо со сладкой кровью. Второй швыряет в Митци подушкой, в вытянутой руке – револьвер с длинным стволом. Щелчок, выстрел, мимолетная обжигающая боль. Митци бросает недобитого врага, прыгает на стрелка, зверь заходится торжеством – он, вот он, вот ее законная добыча! Она полосует жертву когтями, добираясь до беззащитного горла, слышит истошные вопли оставшегося в живых, пасть наполняется кровью, счастье – счастье – счастье!
Покончив с добычей, Митци на миг задумывается – не добить ли второго, что корчится на полу, сипя и пытаясь доползти до дверей. Один укус могучих челюстей, рывок головы, дело сделано. Руди больше не вернется – как и те, что были до него. Пора уходить. Человеческая шкура дожидается на кухне, сменить шерсть на тканые тряпки, открыть дверь, вниз по ступенькам. Кто-нибудь из соседей наверняка слышал выстрел, у парадной двери уже вовсю стучат и звонят, надо спешить.
Утренние газеты полны заметок об ужасной трагедии в фешенебельном квартале. Однако журналисты сообщают лишь об одном погибшем, и Митци злорадно ухмыляется. В передней надрывается телефон, подскакивая на своей тумбочке. Митци едва успевает отвечать на бесконечные соболезнования несчастной мадам Агнессе, полные фальши и притворства.
Хозяйка никого не хочет видеть. Отказывается есть, не хочет причесываться и умываться. Сидит на скомканной постели, обхватив ноги руками и смотрит в пустоту. Она не разговаривает с Митци, не отзывается на ее слова. Митци приглашает врачей, те советуют укрепляющую диету, прогулки на свежем воздухе, развлечения, почаще бывать в обществе. В кои веки Митци готова заорать на хозяйку, чтобы вырвать ту из молчаливого отсутствия, но этого не требуется. Агнесса приходит в себя.
Может, Руди и впрямь был для нее чем-то особенным. Хозяйка заглушает боль утраты изматывающей работой на студии, концертами, визитами к знакомым. Она больше не устраивает развеселых шумных вечеринок с танцами до утра, Митци поручено распродать часть мебели, картин и платьев. Жандармы рыщут в поисках убийцы Рудольфа, газеты различных партий перестреливаются обвинениями в адрес политических противников. Что-то носится в воздухе, он удушает, как петля висельника. Шествия, парады, флаги, треск барабанов. Митци с подозрением косится на вопящую толпу под окнами, оборачивается, заслышав шаги хозяйки.
- Митци, собери мои вещи, - говорит Агнесса. Ее руки судорожно дергаются, она намертво сцепляет пальцы, укрощая их. – Малый саквояж. Ничего лишнего, смена белья на пару дней и только. Приготовь дорожный костюм.
- Уезжаете, мадам? – спрашивает Митци. – К друзьям? Надолго?
- Навсегда, - сухо отрезает Агнесса. Митци смотрит на нее в туповатом недоумении. – Господи, Митци, да пошевеливайся же. Мой поезд отходит через три часа. Контракт со студией аннулирован, квартира продана. Я больше не могу здесь оставаться. Кажется, меня подозревают в убийстве Руди. Роются в моем прошлом. Я выхлопотала визу, но ее в любой миг могут объявить недействительной. Я уезжаю. Что еще тебе непонятно?
- А как же я? – Митци моргает, соображая.
- Что – ты? – не понимает горничную Агнесса. – Твои документы в полном порядке, рекомендации тоже. Я оставила тебе денег, на месяц-другой хватит. Найдешь другую работу, только и всего, - она отвернулась, позабыв о Митци. Агнесса думает о поезде, стоящем под парами, о недосягаемой границе. О купюрах, тщательно зашитых в подкладку нижней юбки.
Митци смотрит на белокурый затылок хозяйки.
Зверь всем телом бьется о незримые прутья своей клетки.
«Я могу убить ее. Прямо здесь и сейчас. Даже не изменяя облика. Набросить на шею поясок от халата и задушить, сил у меня хватит. Заберу деньги и уйду. Спрячусь, куплю другие бумаги и другое имя. Все это время я была рядом, но не значила для не ровным счетом ничего. Подай – принеси – убери – сделай. Митци в передничке, исполнительная и недалекая».
- Спасибо за все, мадам, - Митци складывает тонкую сорочку, опускает в жадно распахнутый зев саквояжа. – Желаю вам благополучно добраться.
Зверь воет, задирая морду к бесстрастному лику луны.
Митци затягивает ремни на саквояже и запирает замки на ключ.

Fin!