- Вот уж не думала, что мы встретимся именно здесь, - щурится Марти. В ее голосе насмешка, во взгляде – беспокойство.

Эшли, словно позыв рвоты, сдерживает желание начать оправдываться.

Я все решила, - мысленно повторяет она, цепляется за слова, - и никому, даже Марти, меня не переубедить. Так надо. Так всем будет лучше.

Эшли предпочла бы сделать вид, что этой встречи не было. Что она не стоит перед подругой, не разглядывает ее ярко-красные босоножки, не теребит подол своей старенькой застиранной юбки.

Как жаль, что Марти не готова играть в эту игру.

- Что ты тут делаешь? – спрашивает Марти.

Эшли хотелось бы быть такой, как ее яркая сумасбродная подруга. Хотелось бы вызывающе улыбнуться, эффектно крутануть в руке фирменный пакет «Больших пушек» и бросить:

- А ты как думаешь?

Но красок не хватает не только характеру Эшли, их не хватает даже ее одежде. Поэтому Эшли сутулится, прячет пакет за спину и говорит:

- П-просто проходила мимо.

Конечно, она заикается. Она всегда заикается, когда нервничает. Еще один недостаток, избавиться от которого посложнее, чем от старой одежды или невыразительного цвета волос. Впрочем, и то, и другое до сих пор при Эшли.

- Значит, проходила мимо, - невыразительно уточняет Марти. Не надо быть ясновидящей, чтобы понять: она не купилась на это оправдание.

Эшли оглядывается. Она видит: прохожие специально замедляют шаг, разглядывают их, обсуждают, какая тряпка Эшли, даже соврать толком не умеет.

- Эт-то не лучшее место для разговора, - бормочет она. Хочет обхватить себя руками, да мешает пакет.

- Ну если ты так считаешь, - тянет Марти. На миг Эшли кажется: она сорвалась с крючка. Ей кажется: сейчас Марти скажет, что куда-нибудь опаздывает, и побежит дальше на своих жутко неудобных и жутко сексуальных шпильках.

Эшли уже открывает рот, чтобы сказать «Еще увидимся», когда Марти произносит:

- Тогда как насчет чашечки кофе в «Старбакс»?

Эшли не сомневается: с открытым ртом она похожа на карпа. Для полного сходства не хватает только выпученных глаз. Что, впрочем, тоже легко можно устроить.

- Эшли, - говорит ее подруга пятью минутами позже, отставив в сторону пластиковый стакан, - я беспокоюсь за тебя.

- Все в порядке, - привычно бормочет Эшли, привычно отгораживается от мира и фальшивого сочувствия челкой.

- Ничего не в порядке, - взрывается Марти. Эшли приятно: из-за нее, за нее кто-то беспокоится настолько, чтобы повышать голос. Эшли стыдно.

- Я… я все решила.

- И что же ты решила? – Марти напирает, наступает; давит. – Что ты такое решила, чтобы в итоге пойти и купить себе пушку?

- Я… - снова начинает Эшли. Она готова расплакаться и все рассказать подруге. Она готова, захлебываясь слезами, просить у нее совета. Она готова переложить решение на чужие плечи.

Как всегда.

- Постой, - в голосе Марти недоверие. – Только не говори, что решила выгородить этого ублюдка?

- Не называй его так, - не думая, механически отзывается Эшли.

- А как мне еще называть человека, который застрелил собственную жену и украл из кассы деньги, чтобы сбежать с любовницей за границу? И не с тобой, заметь, а с той, что помоложе, покрасивее и понаглее.

- Я знаю, он не убивал Лору.

- Ну конечно. А то, что его повязали прямо над трупом, который он собирался закопать в саду, - очередное ужасающее недоразумение?

- Он не такой. Он…

- Вот только пистолет, из которого застрелили Лору, так и не нашли. Постой, а не хочешь ли похвастаться обновкой, а, подруга? Почему-то мне кажется, ее калибр в точности совпадет с пулями, которые вытащили из тела Лоры.

- Ты не понимаешь, - Эшли машет руками, совсем забыв, что за ними наверняка наблюдает все кафе. – Его подставили! Он все мне рассказал!..

- А не он ли заодно подсказал тебе эту замечательную идею? – Марти кивком указывает на пакет «Больших пушек». В ее голосе сталь и ярость. – Прийти в полицию с повинной и орудием преступления? Спасти его? Ценой своей свободы, но это, право, такая малость.

Эшли мотает головой. То, что еще минуту назад казалось ей единственно верным решением, предстает в совершенно другом свете, рушится на глазах.

- Какая же ты дура, Эш, какая же ты редкостная дура!

- Я…

- Сколько лет ты его любовница? Семь? А сколько раз за это время он обещал развестись с женой? Сколько раз ты требовала от него выбрать, наконец? Сколько раз он бросал тебя ради молоденьких девок, а потом возвращался обратно в твои широко распахнутые объятия?

- Я…

- А теперь еще и это. Прекрасно, просто прекрасно! Конечно, сядь в тюрьму вместо того, кто испортил тебе жизнь. Отличное решение, Эш!

- Я не знаю, что делать, - глаза у Эшли на мокром месте.

- Хоть раз не будь тряпкой, черт побери! Отомсти ему! Покажи, что не дашь больше собой пользоваться. У тебя же есть пушка!

Эшли вытирает глаза салфеткой. Дешевая бумага неприятно царапает кожу, но это настолько неважно, что почти смешно.

- О боже, что я говорю. Прости меня, Эш. Ну же, успокойся и забудь все, что я тут наговорила. Совсем из ума выжила. Прости, прости меня.

- Это ты меня прости, - голос Эшли суше скомканной бумажной салфетки. – Заболталась с тобой и совсем забыла про время. Уже опаздываю. Поговорим в другой раз, хорошо?

- Эш, ты как? Ты точно в порядке? Только не делай глупостей! Может, оставишь свой пакет мне?

- У тебя нет разрешения на ношение оружия, Марти, не будь смешной. Так хочешь загреметь в тюрьму?

- Эш, да ты на себя не похожа! Может, посидишь еще? Не стоит в таком состоянии шляться по городу с пушкой.

- Спасибо, Марти, но я правда тороплюсь. Увидимся, - не слушая возражений подруги, Эшли встает, хватает сумочку и пакет и выскакивает из кафе. Она торопится, она бежит, она боится отстать от своей заново обретенной решимости. Она чувствует себя уверенной, она готова высказать Брэду все претензии, что копила долгие семь лет. Готова вбить их в него силой, вбить их в его голову, вбить сороковым калибром.

Эшли бежит наперегонки со своей решимостью, а потому не оглядывается и ничего не видит. Не видит, как Марти подкрашивает губы ярко-красной помадой, захлопывает зеркальце и торжествующе улыбается. Не видит, как Марти счастлива: наконец-то отомстила своему бывшему любовнику, его ослице-жене и прилипчивой, как банный лист, любовнице разом. Не видит, как сама стала оружием, стала курком, стала выпущенной Марти пулей.