Из тумана и пепла



У Тебя в глазах застыла серебряная, загустевшая вечность, она свернулась клубком и тихо мурлычет.

Я смотрю на Тебя, я вижу это в Твоих глазах.

Ты соткана из тумана, светлого, молочного, он сладкий на вкус, и я вдыхаю его в свои лёгкие с каждым нашим поцелуем.

Ты целуешь меня нежно, слизывая тёплым языком готовые сорваться с губ слова.



Я люблю Тебя, шепчу я.

Люблю.



Говорят, что когда-то давно в этом парке нашли девушку. Она повесилась.

Говорят, что иногда можно услышать в шуме ветра и скрипе старых деревьев Зов. Она измученным призраком скитается в бесконечном страхе и одиночестве, невидимая никому, затерянная на грани миров.

Но я знаю, что это всё глупости. Ты - реальна, однажды ранним утром Ты соткалась передо мною из шелеста листьев и молочно-белой пелены, взяла за руку и улыбнулась.

Я знаю, что Ты моя. Только моя.



Они говорят мне, что Тебя нет. Как я могу им верить?..

Я чувствую Твоё дыхание на своей щеке, я прислоняюсь спиной к старому дереву и закрываю глаза.

Ты бежишь по моим венам, такая красивая, такая совершенная.

Я поднимаю руку - и чувствую прикосновение прохладной ладони. Нежная.



У Тебя шёлковые волосы, я так люблю Твои нежно-пепельные кудряшки. Ты пахнешь сентябрём и нежностью.

"Идём со мной", - зовёшь ты меня из зеркала, в котором я вижу теперь только Тебя.

"Идём".

Я улыбаюсь и киваю. Я обещаю - я приду к Тебе.



Ночью Ты ложишься рядом со мной, мы переплетаем пальцы, я вижу, как светятся в темноте Твои глаза.

Чёрные зрачки - концентрированная бесконечность, в которую я падаю раз за разом.

Ты гладишь меня по лицу, ведёшь подушечками пальцев по обнажённой коже. Я выгибаюсь навстречу, дышу глубоко и неровно.

Соски твердеют, теплеет внизу живота.

Я хочу Твоих прикосновений, я выстанываю "по-жа-луй-ста-а" и ощущаю свою горячую плоть под своими пальцами.

Тебе же нравится, да?..



Я занавешиваю зеркала - Ты смотришь на меня из каждого, зовёшь, но я боюсь.

Я хочу, чтобы Ты осталась здесь, со мной, я прошу Тебя поклясться, и Ты киваешь, и стальной блеск мне чудится в Твоих глазах.

Я рассказываю Тебе о море, о тёплом песке под босыми ногами, а Ты смеёшься, и смех разбивается разноцветными стекляшками, царапая мои ладони.



Я пишу кровью "моя" на холодном стекле, и Ты киваешь. Только для меня создана, соткана из тумана и пепла...

Я люблю Тебя.



Зеркало брызжет осколками, взрезая костяшки пальцев.



*



Я открываю глаза - меня приводит в себя настойчивый монотонный звук.

Белый потолок в трещинах, запах боли и одиночества.

Мои руки в бинтах, в вену воткнута игла. Я вижу капельницу. Я слышу голоса. Кто-то говорит "она очнулась", кто-то отправляет за врачом.



Сознание необычно ясное, словно кто-то впустил солнечный свет в тёмную комнату...



Я моргаю.

Ты сидишь на краю моей постели.

Фемслэш, зарисовка, R, дарк, сюр.

Для Dev.)))) с любовью.



Она хочет, чтобы всё, наконец-то, стало просто.

Она бросает трубку после короткого "Алис..." на другом конце провода. Она едет гулять с друзьями друзей, многих из которых видит в первый раз в жизни, а потом заваливается к кому-то на хату.

Она много пьёт и смеётся.

А через пару часов в ванной, когда за окном уже ночь и соседи, наверное, скоро вызовут милицию из-за шума, она расстёгивает джинсы какому-то смазливому парню, чувствует горячие и влажные ладони на своих бёдрах, раздвигает ноги.



Чтобы утром посмотреть на себя в зеркало, плеснуть ледяной воды на лицо и ещё больше размазать потёкшую синюю тушь.

Она перешагнёт в комнате через своего случайного любовника, когда вернётся за сумочкой.

- Эй, как там тебя...

- Алиса.

- Оставишь телефон?

- Пошёл на хуй.



Через час она будет сидеть в парке, держать в руках подкуренную сигарету и чувствовать себя грязной.



Через два зазвонит мобильный.



- Где ты была?

- Гуляла.

- С кем?

- С друзьями.

- Это теперь так называется?..

- Я не хочу об этом говорить, Ника.



Она нажимает "отбой".

Всё, что она сделала, было сделано назло. Но ведь от этого не легче?



...



Уже потом.

Когда сплетаются в единый клубок. Целуются до боли в прокушенных губах. Ника оставляет яркие красные следы на коже - шея, ключицы, грудь. Алиса вскрикивает, когда безжалостно-яркий рот смыкается на сосках, терзает и дразнит.

Алиса выгибается и шире разводит ноги, подставляясь под пронзающие её пальцы.

Глубже-жарче-больнее.



Всхлипывают обе, синхронно вжимаясь друг в друга. Воздух искрится от напряжения, а потом взрывается яркими всполохами перед глазами.



- Ненавижу, - шепчет Ника. - Блять, как же... ненавижу...



Алиса молча уходит в ванную.



...



Стройное тело отражается в зеркале. Кто придумал ставить в ванной зеркало в полный рост?

Она после душа. Капельки воды стекают по коже. Холодно. Чертовски холодно.

Чуть влажные волосы рассыпаются на плечах светло-русыми волнами. Улыбается насмешливо, вытягивает с полки маникюрные ножницы.



Щёлк. Как просто - длинные пряди летят на пол. Трясёт новой стрижкой - рваной и короткой. Усмехается.



Ника всегда любила её длинные волосы.



...



Дешёвое вино кажется приторным, когда они запивают им примирение.

Опустевшая бутылка летит в стену.

На щеке Алисы всё ещё краснеет след от пощёчины.



Я тебя ненавижу, сказала ей Ника, рухнув на колени, лаская кончиками пальцев состриженные волосы.

Господи, как я тебя ненавижу, сказала Ника, в её голосе чётко прослеживалась истерика.

Ладонь опустилась на бледную кожу, вырвав из груди полувсхлип.

"Сука.

Какая же ты сука".



Жжётсяжжётсяжжётся. Слёзы на глазах.

- Простименяпростипожалуйста... - шепчет Ника, обнимает её, гладит по ставшим короткими волосам, целует в висок.



А потом они пьют, и стекло звенит, разлетаясь осколками.



...



Она хочет, чтобы всё, наконец, стало просто.

Она смотрит на Нику, лежащую рядом. Дыхание спящей ровное. На лице нет её обычных гримас.



- Доброе утро, - будит поцелуем.

- Я люблю тебя, - болезненно вдогонку.



Она хочет, наконец, перестать чувствовать эту выматывающую зависимость.



Только не получается.

Типа оридж, странный фемслэш, PG, укуренный бред, 280 слов.

Сама не знаю, как так вышло.



У неё тонкие губы и холодные, жестокие глаза. Ей подошёл бы серебряный кинжал, заточенный острее бритвы, но она умеет ранить и без него.



У неё низкий, почти бархатный голос, а ещё от неё всегда пахнет табачным дымом. Сигарету она держит тремя пальцами, как в щепотке, и щурится слегка, когда подносит ко рту. Мутные кольца наполняют комнату. Она хрипловато смеётся, запрокидывая голову, обнажая бледное горло.



У неё тонкие запястья, закрытые широкими кожаными браслетами. Она, конечно, знает, что такое боль. Она любит кроваво-красную помаду и солоноватый привкус меди во рту.



Она подходит близко-близко, гладит по щеке, целует в краешек рта, а потом острые зубы с той-самой-кинжальной остротой вонзаются в нижнюю губу.

Вздрагиваю.



"Пойдём со мной".



Прямо в моей голове. Хочу дотянуться, ударить, но она сильнее, она снова целует, глубоко и влажно, так, что в мыслях - только серые клубки табачного дыма.



У неё длинные тёмные волосы; они щекочут мне лицо.



- Пойдём со мной, - шепчет на ухо, и я киваю, не в силах противиться. - Делай как я.

Мой язык скользит по венам, я пробую свою кожу на вкус, открываю рот...

Наверное, полоска зубов чуть выделяется в полумраке.



Она усмехается - и развратно облизывает губы.



За окном - вдалеке - надсадно воет сигнализация. Оцепенение спадает. Бросаюсь на неё с одной целью: схватить, сжать это тонкое горло, впиться зубами - так, как хотела этого она... Она продолжает ухмыляться. Хватаю будильник, швыряю в неё, но он попадает в стену, разлетаясь сотней деталей.



За дверью слышен топот ног.



... она сидит на подоконнике, ухмыляется, глядя, как мне заламывают руки, как упаковывают в смирительную рубашку.

Смеётся, когда они вкалывают успокоительное.

Перед глазами всё плывёт, но она не исчезает.



Она - плод моего воображения.

Фемслэш, меланхолия, дождь, G.

Следы на песке



- Привет.

У неё холодные пальчики, от волос пахнет дождём, в узком полутёмном коридоре становится свежо. Я закрываю дверь и вжимаю её в стенку.

- Я скучала.

- Я знаю, - улыбается одними глазами, пронзает насквозь по-настоящему видящим взглядом. - Нальёшь чашку чая?

- Ага, - соглашаюсь, но не двигаюсь с места, приникаю ближе, стараясь соприкоснуться с ней всем телом. Только не получается, словно мы - разные кусочки мозаики. Негромко смеётся, целует в уголок губ, легонько отталкивает. Снимает кроссовки, стягивает куртку, проходит на кухню.

На секунду задерживаю дыхание и иду следом.

- Нет ничего недолговечнее следов на песке. Волна смывает их раньше, чем ты сделаешь второй шаг.

Стараюсь не греметь посудой, вслушиваюсь в тихий, немного хриплый голос. Говорят, по девушкам с таким голосом сходят с ума парни-романтики. Она сама и говорила когда-то, давно, перебирая струны расстроенной гитары. Она не любит петь, но иногда делает исключения.

Для меня - всего один раз.

- За окном весна, а дождь такой осенний, - томительно-долгую секунду касается своими пальцами моих, пока принимает дымящуюся кружку.

- Ты пахнешь октябрём.

- Ты по-прежнему воспринимаешь мир через запахи...

- Ты по-прежнему от меня уходишь.

Единственная фраза, которая может меня сейчас успокоить, это "Но я всегда возвращаюсь к тебе".

Я хочу, чтобы у нас с ней хоть раз всё было просто, как в дамских романах. Но она ещё ни разу не дала мне такого шанса. Молчит, пьёт мелкими глотками чай. Пытаюсь поймать ускользающий взгляд - и не могу. Так котёнок носится за солнечным зайчиком. Бесцельно.

- Ты по-прежнему ждёшь, что я останусь? - выдыхает наконец. Вопросительные интонации - на манер пощёчины. У меня, наверное, жалкий вид. Такой бывает у вымокших под дождём собак, жмущихся к мусорным бакам.

Сажусь напротив, скрещиваю руки на груди, кусаю губы. Где-то внутри всё рушится, выгорает, бьётся, превращаясь в стеклянную пыль.

- Ты ведь знаешь, - эта её хрипотца сейчас кажется насмешкой. Смаргиваю.

- Что? - спрашиваю неуверенно. Жалобно.

- Всё, - отвечает почти безразлично.

Вот встать бы сейчас, вырвать из её рук эту чашку, швырнуть на пол. Разлетятся по кухне куски фарфора, плеснёт лавандовым чаем под ноги. Ничего не останется, только тишина да мокрое пятно на полу. Нет, нельзя. Впиваюсь ногтями в ладони.

- Зачем ты пришла?

- Попрощаться. Я уезжаю. В другой город. В этот раз - навсегда.

- Удачной дороги, - тихим шёпотом. "Я люблю тебя," - глаза в глаза: я всё-таки поймала её взгляд.

Встаёт, ставит почти пустую чашку на стол, отстранённо замечаю лёгкий отпечаток на краю. Светло-золотистый блеск для губ, пахнет карамелью, я до сих пор ощущаю его - после того быстрого поцелуя в коридоре.

Больше ни слова.

Перед тем, как я закрываю за ней дверь, она проводит ладонью по моей щеке. Вздрагиваю как от удара. Опускает взгляд и уходит. Не оборачиваясь.

Уходит в дождь. Я не провожаю её в окно, просто знаю, сидя на полу и прислонившись спиной к двери.

Конечно, рано или поздно это бы всё равно случилось. Потому что она никогда ничего не обещала. Потому что она не говорила, что любит. Она просто приходила иногда, а я ждала.

Она просто заставила меня совершенно по-другому взглянуть на любовь.

И я ни о чём не жалею.



"Нет ничего недолговечней следов на песке..."

Наверное, я просто один из таких следов, оставленных её ногами.

Наверное, просто пришло время прилива.

Снег на твоих волосах.

Ориджинал, фемслэш, нет конкретики, есть много псевдомыслей, воспоминаний и рейтинга.

Осторожно - пафос, ангст, безумие, death.

Ты веришь в чудеса?.. Я раньше не верила. Прагматичный ум всему находил простое и приземленное объяснение. А сейчас на ёлке покачиваются яркие шары, в комнате пахнет хвоей, а от камина исходит жар. Впрочем, этот жар ничто по сравнению с тем, который сжигает меня изнутри. Выгорать вместе будем, родная, ведь ты сейчас в моих руках, спишь, трогательно прижавшись ко мне спиной. Длинные волосы закрывают половину лица, они тёмные, похожие цветом на свежесваренный крепкий кофе. И порой пахнут так же.



И я не могу это объяснить иначе, как чудом.



Если случайно задеть мягкую пихтовую лапу, то сверкающий шарик полетит на пол. Он разобьётся на мельчайшие осколки, а звон при этом будет потрясающе мелодичный. Знаешь, сердца бьются точно так же - тихо, невосстановимо, а ты потом должен ещё долго-долго выметать осколки, так и норовящие впиться в тело.



Ты не знаешь, но поступила с моим сердцем именно так.



... Утро было солнечным, ослепительным, белым. Шел снег, опускался белыми хлопьями, смешно щекотал ресницы и путался в волосах... Я не ждала увидеть тебя здесь. Но на пороге стояла именно ты, а не моя галлюцинация, и кожа твоя была чуть тёплой и влажной от растаявших снежинок. Ты позвонила в дверь как-то робко, я даже не сразу услышала звонок. А когда открыла дверь, просто онемела.



Ты сказала, что хочешь провести эту ночь со мной.



Я понимала, что это что-то вроде жалости, подачка, попытка откупиться. Но легко обманула сама себя. И даже, кажется, пообещала быть свидетельницей на вашей свадьбе. Вроде бы это случилось после третьего бокала мартини. Больше я не пила, моя голова и так кружилась, когда я лихорадочно раздевала тебя, покрывая тело поцелуями и лёгкими укусами. Язык чертил странные иероглифы на теле, пересохшие губы касались затвердевших сосков, руки скользили ниже, поглаживая и царапая.



Настоящее наслаждение может быть таким - с лёгкой примесью боли.



Ты кричала, когда оргазм волной накрыл нас обеих. Подстроиться под тебя оказалось потрясающе легко. Уснула. А я наградила тебя поцелуем в плечо, и сейчас лежу рядом, прижимаю к себе как сокровище и не могу надышаться. Ах, если бы ты знала, что я уже сошла с ума... Ты бы не пришла ко мне вот так просто. У меня ведь больше нет сердца... Я думаю об этом, когда вынуждена с сожалением встать. Скоро ты проснёшься... И будет поздно. Нож ложится в ладонь неловко, неумело. Я не смею даже поцеловать тебя - просто едва касаюсь щеки. И размахиваюсь.



Чётко в сердце - знание анатомии не подводит меня.



Не знаю, больно или нет тебе, но конвульсивное содрогание заставляет меня оцепенеть. Ты не открываешь глаз. А потом грудь перестаёт вздыматься. На белой простыне расползается ирреально-яркое пятно. Оно кажется мне обжигающе горячим, когда я провожу по нему рукой. Пишу на твоей груди испачканными пальцами - "прости". Но я на самом деле не ощущаю раскаяния. Вообще ничего. Я не могла допустить, чтобы ты принадлежала другому. Но и жить я больше не могу. Тот же самый нож, с некоторым усилием извлекаю его из ещё тёплого тела. Напоследок зарываюсь лицом в роскошные тёмные локоны, а потом не целясь всаживаю лезвие под левую грудь. Мне всё равно - умру ли я быстро или буду мучиться. Наверное, мне везёт, потому что от резкой боли сознание меркнет почти сразу.



Последнее, что рисует моё воображение, это открытая дверь, ослепительно-яркий свет за ней и снег на твоих волосах.