- Анна Васильевна, это я!

Обязательно нужно крикнуть от двери — хозяйка в последнее время начала опасаться бандитов и мошенников. Да это и неудивительно, в наше-то время. Каждый зарабатывает, как может. В прошлый раз Анна Васильевна сказала, что ограбили соседку с первого этажа. Зашел приятный молодой человек, представился работником собеса, разузнал, где деньги и сберкнижка, а потом сковородкой ударил. Соседка очнулась, а уже ни денег, ни сберкнижки, даже драгоценности из ящика с бельем пропали. А ведь всего шестьдесят, молодая совсем, по мнению Аннушки.

Для Риты Анна Васильевна была первым заданием. После школы девушка не поступила в институт, и ее мать велела искать работу. «Еще не хватало, здоровая девка да чтоб на шее у меня сидела! Я вас с Колькой и так десять лет одна тяну!» Действительно, отец ушел из семьи в восемьдесят третьем, когда Рите было восемь, а младшему Кольке - четыре. Мать работала швеей на фабрике, в свободное время брала халтуру на дом и детьми почти не занималась. Рита воспитывала Кольку, как могла, сама же познавала жизнь на практике. В четырнадцать случился первый парень, Рита была влюблена в него, как кошка, но это чувство быстро прошло. Потом были и другие парни, и учебу твердая троечница совсем забросила. Выставить из школы ее хотели после восьмого, но Рите что-то взбрело в голову, и она уперлась рогом: хочу, мол, полное среднее образование. Директриса, которую Ритина мать уже много лет обшивала почти бесплатно, поупрямилась, но разрешила. В старших классах девушка взялась за ум и даже начала получать пятерки, в основном, по литературе и истории. Но поступить хоть на какую-то гуманитарную специальность не вышло - с русским языком у Риты было совсем никак. Мать взбеленилась в день Ритиного восемнадцатилетия, и уже назавтра девушка устроилась в службу социального обеспечения.

- Маргарита? Я ждала вас через полчаса, - голос у Анны Васильевны мягкий, низкий, с легкой хрипотцой — до семидесяти она курила не переставая.

- Трамвай быстро пришел, и очереди в магазине не было, - улыбаясь, ответила девушка.

Негромко заскрипели колеса, и в прихожую въехало инвалидное кресло. В нем сидела маленькая сухощавая старушка. Голова ее была гордо поднята, а глаза, которым за девяносто лет ни разу не понадобились очки, ласково смотрели на Риту.

- Раздевайтесь и проходите в комнату, чай пить будем. Я сейчас чайник поставлю. - Анна Васильевна развернула кресло в сторону кухни.

- Что вы, что вы! Я сейчас сама все сделаю, возвращайтесь в свою комнату! - замахала руками Рита.

Для Риты, жившей в коммуналке в одной комнате с матерью и братом, первое посещение этой квартиры оказалось шоком. Всего три комнаты, но их размеры, но потолки, но высота окон! В этой квартире поместилась бы половина их коммуналки. Хозяйка жила сейчас в самой маленькой комнате, две других были закрыты. Пару раз Рита заходила туда, чтобы обтереть пыль с книжных полок, всяческих статуэток и картин. Квартира эта, по словам хозяйки, была получена ее отцом после войны, когда он был уже стареньким профессором МГУ, крупным ученым-филологом с мировым именем. Долгое время он считался неблагонадежным — дворянин, как-никак, но репрессии тридцатых обошли его и его семью стороной. Раньше в квартире жила вся большая семья Ларионовых, а теперь осталась только Анна Васильевна, и той девяносто один год. Сама она долго преподавала на филфаке литературу Серебряного века и часто читала Рите наизусть стихи. Для девушки это было как путешествие в другой мир; мир, где не нужно бороться за кусок хлеба, а можно просто писать такие прекрасные строки.

Девушка зашла в комнату, держа в руках поднос с двумя чашками и вазочкой с печеньем. Поставила его на журнальный столик, пододвинула кресло Анны Васильевны и сама села напротив. Помолчали, каждая глядя в свою чашку.

- Знаете, Маргарита, я тут случайно в папином кабинете нашла несколько фотографий, - произнесла Анна Васильевна. - Не хотите взглянуть? Полагаю, вам будет интересно.

И, не дожидаясь ответа, взяла со стола большой, пожелтевший от времени конверт из толстой почтовой бумаги. Рита с нетерпением наклонилась над столиком. Хозяйка несколько раз показывала ей свои фотографии — старики любят это делать. Для Риты это было откровением, она только в учебниках читала о тех людях, про которых Анна Васильевна любила иногда рассказывать и которые были запечатлены на этих фотографиях. Больше всего запомнилась Рите смеющаяся девушка в летнем платьице. На обратной стороне снимка карандашом, аккуратным девчоночьим почерком, было выведено «Аннушка. Май, 1916». Ей было в то время пятнадцать. После этого Рита и начала называть хозяйку Аннушкой, за глаза, конечно.

- Вот смотрите. Это мы с отцом на велосипедной прогулке на даче. Фотографировал мой брат Андрей. Пятнадцатый год, июль, если не ошибаюсь. На снимке — двое с велосипедами: высокий мужчина с усами и обаятельнейшей улыбкой и хрупкая девочка в рубашке и брюках. Рита помнила, что в то время на велосипеде девушки обычно ездили в юбках, но разве ж Аннушка обычная девушка?

- А это моя гимназическая группа, шестнадцатый год. - Три ряда девушек в форме и женщина в черном слева. - Вот это я, во втором ряду, чуть правей центра. А рядом моя соседка по парте, Олюшка. - Темные волосы, строгий взгляд, худое, аскетичное лицо. - Я была влюблена в нее, пожалуй. Не как в друга, а как в девушку. Рита удивленно посмотрела на Анну Васильевну. Та слегка покраснела.

- Ну что же вы на меня так смотрите, деточка? И такое случается. Встречала я таких женщин не раз. Про Цветаеву Мариночку с Сонечкой поговаривали.

- Но это же нехорошо, Анна Васильевна!

- Нехорошо, но что же поделать? Сердцу не прикажешь. Я, может быть, потому ни разу и замуж-то не вышла, что долго любила Олюшку, даже после того, как она погибла в гражданскую. Сестрой милосердия была, да. Под шальную пулю попала, когда солдатика вытаскивала. А я ее до сих пор, как живую, помню. Впрочем, ладно. Не нужно вам про это слушать, простите меня, старая стала, выговориться хочется. Вот еще одна фотография. Это бал дома у Олюшки, семнадцатый год. Тогда, помнится, танцевали мы венский вальс. Как ностальгия нахлынула, я даже пластинку нашла. Заведите патефон, пожалуйста, если вас не затруднит. Рита вскочила со стула, радуясь, что можно отвернуться и скрыть от хозяйки алеющие щеки. Завела патефон (не первый раз уже, научилась), сдула пыль со старинной пластинки и аккуратно положила ее под иглу. Патефон немного пошуршал, и зазвучал Штраус. Анна Васильевна развернулась к источнику звука и начала водить руками в такт вальса.

Рита вернулась к столу и взяла в руки гимназическое фото. Посмотрела еще раз на Олюшку. Скучная она, сухая, как только в такую можно влюбиться? А вот ее соседка справа, худенькая блондинка с лукавыми смеющимися глазами... Рита ужаснулась собственным мыслям, вспыхнула и подняла глаза на Анну Васильевну. Та смотрела прямо на нее, и взгляд у нее был такой же лукавый, как и в пятнадцать лет. Рита улыбнулась, вскочила, схватила за подлокотники инвалидное кресло и закружила Аннушку по комнате.

Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три...