О чём они думают, хотела бы я знать? О чём думают все эти молоденькие девчонки, которым вожжа ударяет под хвост, а моча в голову, и они идут учиться на проводниц и стюардесс, хладнокровно игнорируя слезы матерей и не слушая протестов возлюбленных? Хорошо, проводницы, хорошо, стюардессы, но откуда берутся буфетчицы и уборщицы на флоте? И не на каких-то там теплоходах, нет. На ледоколах!
О чём (и чем) они думают?
Хотя, чего уж там. Я прекрасно знаю, о чём они мечтают, и даже знаю, какое место девчоночьего тела задействовано в мыслительном процессе.
Попка-захотела-романтки, вот как называется это явление. Ну, или задница-ищет-друга, тут уж зависит от комплекции девочки и того, сколько романтики в ней уже успело перегореть в цинизм.
Книжек о дальних плаваниях и морских волках начитаются - и вперед, на абордаж! Какая уборщица не мечтает о капитане? Вот и отправляются на поиски своего Острова Сокровищ. Или хотя бы квартиры.
Всю эту приключенческую литературу давно пора запретить законом, как вредную для детской психики. Собрать ее в одну большую кучу, полить бензином и сжечь, вот что я скажу. Увидите, мир сразу станет чище и лучше, потому что количество циников и ехидн в нем резко сократится. Ведь кто такой циник? Циники получаются из разочарованных романтиков. А романтики разочаровываются, когда обнаруживают, что их мечты никакой частью тела - даже попкой! - не соприкасаются с действительностью.

Впрочем, Бог с ними, с буфетчицами и уборщицами на флоте. В нашем случае все лучше... и хуже, вместе с тем. Самолеты - все-таки не ледоколы. Правда, иногда падают, но не так уж часто.
Девчонки, которые мечтают летать - отдельная песня. Потому что самолет в их представлении - это романтика, это поэзия, это выше туч и вольные птицы, это боженька на облачке где-то по соседству, это свобода, это ангелы с одним крылом, которые могут летать только обнявшись, это мужчины в форме, это прекрасный принц, который притворяется обычным пассажиром и просит кофе, и прочая чушь. Чем только ни забиты их головы, да все не тем, чем надо бы. Если девочка уже жизнью тертая, и перегоревшей романтики в ней достаточно, она будет думать, что самолет сейчас поразит молния с ясного неба, только потому что она поднялась на борт. Или будет высматривать террориста в каждом безобидном старичке.
А вот о чем они не думают совершенно, так это о действительности. Обо всех этих бесконечных улыбках и подносах, о старушках, которым стало плохо, о неугомонных детишках и их стервозных мамашах, о тех, кто не может обойтись без алкоголя даже на борту самолета, о засранцах, которые встали не с той ноги и потому хотят испортить настроение всем вокруг себя, начиная со стюардессы. И самое главное, о рвоте.
Да, самолеты действительно падают, да и принцы в них иногда встречаются, но это случается не так часто, как старушки, спиногрызы, пьяницы, засранцы и рвота. Не так часто, чтобы можно было отвлечься рутины.
Иногда чувствуешь себя чем-то вроде продвинутой официантки, какая уж тут романтика.
Да и где вы видели романтичную рвоту? Не говоря уже о туалете. Очень романтично.

Мария была такой же, как остальные новички. Такой же, какой была я, когда отправилась в свой первый полет. Просто классическая история болезни, пример для учебников. Все мысли написаны крупными буквами на маленьком миленьком лобике, а глазки сияют, как будто кто-то посветил фонариком ей в ухо. Еще одна достойная кандидатка в циники.
Это была настолько знакомая картина, что каждый раз, глядя на девушку, я задавливала улыбку. Ведь дети не любят, когда над ними смеются и смотрят свысока. Хочешь добиться доверия ребенка - общайся на равных.
Знаете, говорят, если видишь в ком-то недостатки и бесишься, значит, эти недостатки есть и в тебе самом. А если видишь их и остаешься спокоен, значит, ты можешь помочь этому человеку. Ты от них уже избавился. Перерос.
Мария была точной копией меня самой, такой, какой я была годы назад, но я переросла это время романтических надежд - я пережила его! - и Мария вызывала у меня не только улыбку. Но и симпатию. Сочувствие. Я понимала ее. Прекрасно знала все, что она думает и чувствует. И конечно, не могла оставить без помощи.
Она ведь была ребенком. И прекрасным ребенком, не только внешне, но и внутренне. Честно говоря, я не могла устоять перед ней, перед ее взглядом. Она смотрела на меня так, как давно уже никто не смотрел. А может быть, и никогда не смотрел.
Восхищение, обожание, стремление подражать...
Кто сказал, что женщина любит ушами? Женщина не устоит, если на нее смотреть вот так, если пожирать ее глазами каждую секунду, не обращая внимания, замечает она это или нет.
Ну кто устоит перед немым восторгом и трепетом ребенка? Прекрасного ребенка, не только внутренне, но и внешне.
Тут волей-неволей позабудешь обо всем, даже о рвоте и туалете. Что там какие-то старушки.

Мария действительно была прекрасна, ангел во плоти, да и только. И дело тут было не столько во внешности - да, симпатичная, но и только - сколько в чем-то еще. В каком-то внутреннем свете. Она просто сияла, так что хотелось зажмуриться или надеть темные очки. Никогда прежде я не встречала такой красивой девушки. В первое время я иногда ловила себя на том, что рядом с Марией чувствую себя неуклюжей и уродливой развалиной. Да и в своей наивной вере в Хорошее она была так убедительна, что порой мне казалось, мой трезвый взгляд на вещи - не более, чем жалкая самозащита неудачницы.
Это могло бы быть поводом для ненависти, но на эту девушку невозможно было злиться. Она всех очаровала, и меня - в первую очередь. Смотрела с таким обожанием, на меня, не-умницу и не-красавицу далеко не второй свежести, что я смущалась. Хотя не думала, что еще способна краснеть.
Когда я поняла, что этот милый ребенок выбрал именно меня, а не кого-то еще, то невольно задумалась, может быть, я не так уж и плоха? Может быть, во мне все-таки что-то есть, и не все еще потеряно? Это давало надежду, и страшно было обмануть ожидания, потому что остальные-то давно уже махнули рукой.
Никому не было до меня никакого дела.

Конечно, мы с Марией подружились, и довольно быстро. Я помогала ей, как могла, и частенько выручала. Девушке приходилось трудно на первых порах.
Но наша дружба заканчивалась после каждого полета, как только под ногами снова появлялась твердая и родная земля. Марию ждал жених, очень деспотичный молодой человек. Не знаю, как она его терпела, он контролировал каждый шаг своей невесты и требовал отчета не только о том, когда она ходила в туалет, но и о каждой ее мысли. Я не могла понять, как он вообще отпускает ее летать, впрочем, была уверена, что это ненадолго. Как только они поженятся, Марии придется сидеть дома и не жужжать… Конечно, если уж сумел поймать такое чудо, как этот ангелочек, держи и не упускай. Только смотри, не сломай хребет своей добыче.
Честно говоря, дело было даже не в этом ревнивце с низкой самооценкой. Мария предлагала мне встречаться и после работы, но я всегда находила вежливую отговорку. Работы мне хватало на работе, и я не хотела, чтобы на отдыхе мне что-нибудь напоминало о трудовых буднях.
Я уставала, как собака, и вовсе не от выполнения своих обязанностей, к ним я привыкла. Я уставала ходить на цыпочках, тянуться вверх, быть лучше, чем я есть, чтобы оправдывать ожидания этой девочки. Я была и оставалась угрюмым мизантропом, и хотела отдыхать, не одевая никакой маски, не притворяясь и не разговаривая. Ни о жизни, ни о милых пустячках.
Молчание не зря считают золотом.

То, что во взгляде Марии кроется не только восхищение старшей подругой, образцом для подражания, я поняла не сразу. Не в первый и не во второй полет. Просто я так устала от всего, была так разочарована жизнью и собой, что не могла и предположить, что кто-то может смотреть на меня с... таким банальным и льстящим самолюбию желанием.
Я поняла смысл ее взгляда не раньше, чем девочка улучила подходящий момент и затащила меня в туалет. Единственное место на борту, в котором можно уединиться. С самим собой и с Богом.
Но даже когда мы с Марией оказались вдвоем в туалете, носом к носу и губами к губам, я еще какое-то время тормозила и не могла врубиться в происходящее. Казалось бы, во что можно не врубаться, когда на тебе задирают юбку? Но на каждую старуху бывает порнуха, и на каждого циника находится свой наивный ребенок, который вот так просто, одним взмахом длинных ресниц, ставит крест на бессмысленных и бессчетных годах, прожитых в здравом уме и трезвой памяти. И невинно убиенный романтик в душе вдруг начинает материться, дрыгать пяткой и проявлять прочие неприличные признаки жизни.
Как отказать красивому ребенку, когда этот ребенок расстегивает на тебе - именно на тебе, не на ком-то другом, кто моложе и красивее! - лифчик? И действует так умело, что может посоревноваться с любым мужчиной. И шепчет при этом всякую влюбленную и наивную чушь, так, как не умеет ни один мужчина, который старается навешать лапшу на уши, чтобы забраться в трусы.
"Я вас люблю, я без вас не могу, не гоните меня", и наяривает при этом руками так, что остается только кусать губы и цепляться за стенки, потому что ни один мужчина так не может, потому что ни с одной женщиной ты не испытывала такого, боже мой, боже, какая умелая девочка... хотя в этом возрасте ей положено умело обращаться с женским телом, не знаю, как дела с женихом и мужчинами, но ведь у нее наверняка есть или была подруга, у многих девочек бывает такая подруга и здоровое любопытство в этом возрасте... и у меня была...
Когда к рукам прибавился язык, пришлось зажимать себе рот ладонью...
Боже мой.
Я неожиданно, впервые за много лет работы, осознала, что лечу. Что мы в воздухе и всегда в нем были. И что вокруг нас – облака, небо и свобода.
Осознала это прямо в туалете.
Чертовски романтично.

Черт с ними, со словами любви, мало ли кто и что говорит. Но давно, очень давно с меня не снимали нижнего белья. Никто, кроме меня самой. Скажем честно, никто даже не думал об этом. Давно уже. И никто не касался меня так, верите ли, я уже забыла, что так бывает...
А за дверью пассажиры, а время утекает, нас скоро хватятся и это тот случай, когда решать надо быстро и без ложной скромности. Да или нет, и никаких "не знаю", потому что второй возможности не будет.
И даже черт с ним, с сексом, что у меня, руки отсохли? На такой случай всегда есть вибратор. Но вот этот взгляд. Это обожание, в которое невозможно поверить. Я и подумать не могла, что так привыкла к нему, что так стала зависеть от этих глаз. Я не знала, смогу ли вынести, если эти глаза станут смотреть на меня по-другому. Так же, как все остальные.
И у меня не хватило духу проверить. Не хватило духу решить вот прямо сейчас.
Я отложила решение. Я не сказала ни да, ни нет, промолчала - но это тоже было ответом.
Молчание - знак согласия.

Потом Мария еще много болтала. Про то, что с детства мечтала летать, что ее отец был военным летчиком, что небо - это магия, что небо свело наши пути, что она меня обожает... что-то про ангелов с одним крылом, а я... я думала: "Почему бы и нет?"
Мужчина ли, женщина ли... У меня давно не было ни того, ни другой. И если у меня никогда и ничего не получалось со взрослыми людьми, которые застыли и закостенели в своих взглядах, как старый цемент, и их не изменить, может быть… у меня получится с ребенком? Мягкая, как пластилин, влюбленная по уши… Может быть, хотя бы она будет любить меня так, как я хочу, послушно и искренне, не пытаясь переделать под себя?
В конце концов, это всего лишь приятное разнообразие в серых и монотонных трудовых буднях. Маленький бонус, чтобы приятнее было работать. А во время между полетами она находится в камере хранения у своего жениха. Овцы сыты, волки целы. Можно ничем не жертвовать, ни от чего не отказываться. Не напрягаться лишний раз, не искать компромиссы и общий язык, ни в чем не отчитываться.
Главное, чтобы экипаж молчал и не вмешивался. А с чего бы им вмешиваться, если наши развлечения не будут мешать работе?..
Я искренне так считала еще какое-то время. Еще сколько-то случайных касаний, улыбок и взглядов, объятий и украдкой сорванных поцелуев. Еще сколько-то поспешных обжималок по углам.
Пока не поняла, что слишком привыкла к ним, как наркоман привыкает к дозе, что мне становится их мало, что я начинаю зависеть от них, и что хочу получать свою порцию не только на работе, а в любое время суток, когда мне взбредет в голову.
Мария была опытным дилером.

Если на секунду представить, что это рассказ в глянцевом журнальчике, его можно закрыть, отложить в сторону, и предсказать, чем закончится повествование. Ведь все истории банальны, и их финал можно угадать, прочитав первые два абзаца, а порой и первой строчки бывает достаточно. Нот всего семь, букв в алфавите немногим больше, – если вы не китаец, конечно, – а люди вообще живут и чувствую по шаблонам.
Ну так что? Романтическая комедия или драма? Счастливый конец? Или, может быть, из-за кулис вылезает зомби, и все умирают, а потом возрождаются в сиквеле?
Как жаль, что жизнь – не текстик, ведь тогда можно было бы прочитать самые интересные моменты, а скучные и неприятные – пролистать.
Вернемся к рассказу – и забежим на пару страниц вперед. Я хочу, чтобы вы успели дочитать эту историю до того, как самолет зайдет на посадку, потому что на земле вам будет совершенно не до нее. На земле незачем убивать время, его постоянно не хватает.

Мы забегаем вперед, и я неожиданно предстаю перед вами в роли девочки-на-побегушках. Королева Мария правит бал, а я стелюсь пластом, выбиваюсь из сил, выполняю ее капризы и ее работу, чтобы освободилось хоть немного свободного времени для нас двоих. И смотрю на нее глазами голодного котенка. Мы так давно не оказывались носом к носу в тесной коробке туалета… Замечательно тесной.
Влюбленная старая дура. Столько лет, а все туда же, пусть нет бороды и закрашена седина, но бес канонически угодил прямо в ребро.
Мария вечно занята, и как я ни стараюсь, на нас не остается ни секунды. Еще у нее часто болит голова, или болезненные месячные, или нет настроения, или ревнивый жених, потому нельзя оставлять следов. Теперь уже я зову ее в кафе после работы, и у Марии всегда находится вежливая отговорка.
У жизни замечательное чувство юмора, умеет воздавать по заслугам.
Скажите кому, что эта соплюха, девчонка, сумела навязать гомосексуальные отношения тетке, которая почти в два раза ее старше, а теперь крутит партнершу вокруг своего маленького прекрасного пальчика, – кто вам поверит?
Кто-то, может, и поверит. И поднимет меня на смех. Как весь экипаж, который дипломатично делал вид, что ничего не замечает, но умирал со смеху каждый раз, когда я поворачивалась спиной.
Иногда мне начинало казаться, что даже пассажиры все про меня знают. И тоже смеются.
Смеются.

Как объяснить мою зависимость? Любила ли я Марию? Любила ли я ее на самом деле, или боялась снова остаться одна?
Любила ли она меня, хоть немного, хоть когда-нибудь? Или все ее восхищение было ложью с самого начала? Ложью, в которую я попалась, как в ловушку. Наверное, эта красивая, умная девочка, с детства привыкшая ко всеобщему восхищению, просто развлекалась. Наверное, она привыкла получать все, что захочет, и потеряла ко мне интерес, как только я сдалась. Наверное, ее парень точно так же попался в хитро расставленные ангелочком сети.
А может быть, я просто сгущаю краски, как обиженная и обманутая соплячка.

Как бы то ни было, мне никогда не узнать правды. Никогда не получить ответов на свои вопросы.
Нет, самолет не разбился, и никто никого не зарезал на почве ревности, хотя порой, признаюсь, я мечтала об этом, так хреново мне было. Но это же не рассказик в глянцевом журнале, помните? Потому все, как в жизни. Банально и скучно.
Я перевелась на другой рейс, ничего не объясняя Марии. А она не стала задавать вопросов. Может быть, ей действительно было все равно? Всегда?
Позже я узнала, что Мария вышла замуж. Мне сообщили об этом доброжелатели, которые следили за нашим романчиком, как за сериалом, жуя попкорн. Они не могли упустить возможности посмотреть, каким станет мое лицо, когда я услышу эту новость. Что ж, их надежды обломались. Мое лицо не сказало наблюдателям ровным счетом ничего...
Да и сама я ничего не почувствовала. Кроме, может быть, облегчения.

Недавно я встретила Марию. Она гуляла с краснощеким спиногрызом, который был удивительно похож на своего отца, и казалась вполне счастливой и довольной жизнью.
Проходя мимо, я не поздоровалась.
А она не обернулась.

Как будто ничего не было, или все это происходило так давно… во сне или в мечтах.
То, что было в небе, осталось в небе. Так хорошо, что мы не встречались внизу, я не смогла бы в одиночку спокойно ходить по тем улицам, которые видели нас вместе.
А небо… расхаживая по земле, часто ли мы смотрим вверх?