5й этаж.

- Пятнадцать тысяч в месяц, золотце, и она вся ваша.

Я рассеянно покивала, отмечая взглядом неровно проклеенные обои, щелястый пол и деревянные оконные рамы - те достоинства, что делали эту квартиру такой дешёвой. С другой стороны, они же и оборачивались главными недостатками; а я ещё не была уверена, не лучше ли переплатить за комфорт. Когда работаешь на дому, обстановка становится важной.

Хозяйка квартиры водила меня кругами, словно рассчитывая, что я заблужусь и не смогу выбраться - или просто сдамся от усталости, а сама семенила впереди, что-то объясняя голосом скупым и хорошо поставленным, как у бывшего преподавателя.

Впрочем, почему - как? Квартиру эту мне сосватал Максим Леонидович, бывший декан. Наверняка хозяйка - какая-нибудь знакомая из той же сферы; вышла на пенсию, квартиру сдаёт, а сама живёт у младшей дочери, водит её сына в школу и делает замечания её мужу за обедом... Тьфу, с моей привычкой придумывать семейные истории случайных знакомых надо было идти в писатели; такая же домашняя работа, как и веб-дизайнер на фрилансе. И точно так же не учит ставить этих случайных знакомых на место. Вот я сейчас опять не могла перебить, и ждала паузы в бесконечном монологе, чтобы сбежать вежливо.

- Всего пятнадцать тысяч, золотце, - повторила хозяйка уже, кажется,в третий раз, и поволокла меня к распахнутому окну, - а зато какой вид по вечерам! Какая панорама города!.. Ох, это телефон, или мне чудится? Подождите минутку. - Она выбежала в прихожую, так и не показав "панораму", оставив меня с замершими на губах язвительными словами - ну в самом деле, с каких пор длинные ряды панельных хрущёвок за окном считаются видом?

Может, светящиеся по ночам окна и красивы, но этот "вид" достанется мне и в любом другом районе города. Я подошла к окну, решив, что распрощаюсь с хозяйкой, как только вернётся.

В застеклённой лоджии дома напротив переодевалась девушка. Меня она не видела - хотя противоположный дом построили очень близко, он был одним из многих панелек в четыре этажа; вид из окна этого пятиэтажного монстра было совершенно нечему загородить - хозяйка оказалась права.

Стоя вполоборота, девушка возилась с застёжкой лифа, и я уже...

- Ну так как, золотце, вам нравится?

- А?! Очень нравится, прекрасный вид, - промямлила я, вздрогнув и отпрыгивая от окна - и надо признаться, что ничуть не покривила душой.

- Вот, видите. У меня большой опыт, я разбираюсь в людях, - доверительно понизила голос хозяйка, подходя, - и я знаю, что может вам понравиться.

Она же не... Я не успела додумать, охваченная ужасом от мысли, что сейчас эта бабка подойдёт, выглянет из окна, и-ии - и-ии выпалила, загораживая створку своей далеко не широкой спиной:

- Вы правы. Убедили. Подпишем договор?

- Конечно, золотце. Стол на кухне, вы уже помните, куда надо повернуть?

Вот так я и сняла именно эту квартиру, так всё и началось. Выпроводив маслено улыбающуюся хозяйку и заперев дверь нового жилища, я уронила лицо в ладони и попыталась понять - какому импульсу поддалась. Смешно, но у меня до сих пор подгибались ноги, как у ребёнка, которого едва не поймали за просмотром взрослых журналов.

Хотя, казалось бы - ну девушка и девушка. Я ведь даже не успела увидеть ничего лишнего - да и тогда бы не увидела ничего для себя непривычного. Слава богам, грудь и у меня есть. Да и вообще, с чего я взяла, что бабка не страдает близорукостью или что она сразу поймёт, куда я там уставилась. Мда, на воре шапка горит, одним словом, и заливать её "Боржоми" уже поздно.

Интересно, а девушка ещё там?

Незнакомки в окне напротив уже не оказалось, как ни напрягала я глаза в сгущающихся сумерках - должно быть, переоделась, вернувшись домой, и отправилась смотреть телевизор в гостиной. Но зачем бы ей переодеваться на лоджии? Пусть и с выключенным светом, она должна знать, что сверху её прекрасно видно.

Не думала?

Нарочно?

По сговору с бабкой?

Хмм, вряд ли. В конце концов, та прекрасно знала, что договариваться придёт девушка; с деканом мои отношения таковы, что хотя он и может дать совет, ввести его в курс моей личной жизни некому, а я сама прилагаю все усилия, чтоб не выглядеть стереотипной лесбиянкой. Не изменилась же я за последние дни?

Взглянув в зеркало, я убедилась - нет. Не изменилась. В нём по-прежнему было видно девицу с длинными волосами, в платье и макияже; я не полысела, не обросла берцами, мощными мышцами, тоннами пирсинга и ещё чем, в представлении обывателя делающим меня мужеподобной. Нет, всё та же Марина, встретив которую на улице, невозможно догадаться, кого она предпочитает парням.

Я и сама не догадывалась долгое время. В садике - играла в куклы, в школе - дружила с девочками, в лагере - красила губы синей помадой, надеясь привлечь ухажёров. И первый, и второй, и третий поцелуи у меня были с мальчиками, училась я этому в боевых условиях, даже не на подружке, и если честно - на самом деле у меня до сих пор не было ни одной девушки. Даже ни одного намёка, даже ни одного прикосновения, чуть выходящего за границы дружбы. Но это не помешало мне всё понять.

Всё случилось душной сентябрьской ночью, в самом конце месяца, в общежитии. Я уже три года как жила тут, поступив в институт, и все эти годы моей соседкой была Жанка. Да, нам повезло с комнатой на двоих. Мы не были подругами, но хорошо ладили и без проблем делали друг другу одолжения - к примеру, когда Жанка, разбитная девица, хотела привести к себе парня.

Но в том году я вернулась из летней поездки на юга с ангиной, страшно температурила - и речи о том, чтобы отправиться к кому-то из своих кавалеров или к соседям, даже быть не могло. Как назло, и Жанне пойти было некуда. Пришлось пообещать, что надену наушники, завернусь в одеяло, лягу носом к стенке - и вообще, постараюсь заснуть, как только на пороге появится гость.

Я собиралась честно соблюсти все условия, но если уж не везёт - так не везёт до конца. От отсыревшей штукатурки на стене мерзко несло, я взмокла не то что под одеялом - под одной тонкой простынкой, мечтая содрать с себя даже ночнушку из трёх ниточек, а в наушниках только утром отошёл проводок, лишив их половины громкости. Встать и выйти - в душ или хотя бы коридор - мешала распроклятая вежливость и боязнь "помешать", и мне оставалось только лежать, проклиная всё на свете.

Парень молча делал своё дело, изредка нечленораздельно что-то подвывая, а вот Жанка, похоже, совсем забыла, что они не одни. Раньше я и не подозревала того - ладно того, что в постели можно быть такой шумной - того, что можно издавать такие звуки. Жар от болезни быстро сменился жаром от смущения, я ломала на груди пальцы, не в силах оставатья безучастной, жевала нижнюю губу, не чувствуя вкуса крови, и пыталась не думать, какими глазами буду смотреть на Жанку с утра.

Оказалось - никакими. Я просто не могла на неё взглянуть, мгновенно заливаясь краской и чувствуя, как внизу живота всё предательски сводит от возбуждения. Даже когда я, страшно её разобидев, переехала в другую комнату - причём гораздо хуже, для троих, что надолго стало поводом для пересудов в общежитии, это не прошло. Да, Жанка стала моей первой девушкой.

Именно так, хотя за всё оставшееся до диплома время я к ней не то что не притронулась - мы даже не разговаривали, она была моей. Мне достаточно было представить, как бы всё могло быть и как бы она стонала в моих - моих! - руках. Я думала об этом даже тогда, когда сама лежала рядом с одним из тех, постоянно меняющихся возле меня.

А когда всё закончилось - для этого оказалось достаточно всего лишь увидеть пьяную Жанку в грязи на праздновании выпускного - в моих грёзах появились и другие девушки: я поймала себя на том, что просто заменила её лицо на другие лица.

Конечно, это было плохо, грязно; я ведь думала только о сексе, никаких чувств, никаких отношений. Я знала, что всё ограничится этими фантазиями и что не только сама никогда не решусь подступиться к понравившейся девушке - но, может, даже и оттолкну ту, что сделает ко мне первый шаг. Наверное. Не знаю. Я до сих пор не знаю, хотя мне уже двадцать четыре, а от всех воспоминаний с третьего курса только и осталось, что это одно.

4й этаж.

Нет ничего интересней, чем наблюдение за чужой жизнью - я и книги люблю такие, семейные саги. С историями из жизни людей, разворачивающимися год за годом; с невероятными или самыми обыденными событиями; с крушениями старых иллюзий и зарождением новых надежд; с возможностью подглядеть не в замочную скважину - а широко распахнутыми над страницей глазами - за тем, чем они дышат и как живут. За тем, чего мы порой не способны разглядеть в своей собственной жизни.

Я объясняла свой интерес к лоджии напротив именно этим. Девушка появлялась на ней лишь в выходные, но я больше не смотрела, как та переодевается. Ведь для того и сменила квартиру, разорвав все связи с сокурсниками, чтобы забыть о своём пороке и полностью сосредоточиться на работе и поисках мужчины, рядом с которым я перестану представлять, какова в постели каждая встреченная мной женщина. Ну, и ещё, я же не вуайеристка.

Куда больше удовольствия мне доставлял сам субботний процесс ожидания: когда я утром выставляла сбоку от монитора несколько зеркал на подставке, перебрасывавших друг другу малейшее движение на четвёртом этажа дома напротив. Когда каждые полчаса вставала из-за компьютера, якобы сделать зарядку - а на самом деле, чтобы убедиться - не пропустила ли я? Когда бежала в кухню заваривать кофе, завидев забранные в высокий хвост пепельно-светлые волосы, чтобы дать ей время сменить одежду и не поддаться искушению подсмотреть. Когда я присаживалась на подоконник, начиная свою вахту двух вечеров - выглядывая кусочки чужой жизни и составляя из них общую картинку.

Уже через три недели я могла с уверенностью сказать, что девушка на самом деле там не живёт, а похоже, только навещает седую женщину, выгуливает её собаку, делает уборку в квартире и закупает продукты. Похоже на помощницу по хозяйству, но заключившие договор пожизненной ренты - они появляются чаще, выполняют обязательства не так безалаберно и вокруг них так не крутятся их старики; в общем, я окрестила их Бабкой и Внучкой, придумывала им характеры, разные семьи, приятные известья и мелкие бытовые несчастья - и была совсем счастлива, даже не приближаясь к своим ожившим куклам.

Я могла бы остаток жизни провести так, и может - может, всё началось именно тогда. Когда я спустилась к ним и познакомилась с Ольгой, а вовсе не в тот день, когда я сняла эту квартирку.

В тот день я сидела над внезапно большим и интересным заказом - настолько большим и интересным, что даже отошла от обычного ритуала и лишь приподняла голову, заметив в системе зеркал мелькнувшую фигурку. Было не до того: линии никак не желали собираться в подходящий логотип, я злилась, сжимала потными лапками перо, бегала мыть руки, ставить кофе - и в конце концов зависла над пустой туркой, с бешеным гудением в голове, абсолютно никакая. Нужно было проветриться.

Спустившись, я села на ближайшую лавочку, закрыла глаза, раскинула руки, вдохнула особенно - после воздуха четырёх стен - свежий воздух, и пришла в такое расслабленно-блаженное состояние, что не удивилась бы гласу Божьему.

- Эй, закурить не найдётся? - раздался он.

Ну, если не Божий, то хотя бы свыше.

Если не свыше, то хотя бы снизу.

Надо мной стояла та девушка с чётвёртого этажа и терпеливо ждала, пока я отвечу на её вопрос. Для этого мне понадобилось время - чтобы отойти от шока, и похлопывать по карманам куртки я начала лишь секунд через тридцать. А что не курю - сообразила и того позже, ещё через пятнадцать.

- Прости. Не курю. - Она выглядела примерно на мой же возраст, да и язык просто не повернулся сказать "вы" тому, для кого ты в своих мыслях давно стал невидимым богом. Большой Брат мне никогда не нравился.

- Жаль, - легко приняла она. - Я уж подумала, что раз одинаковая куртка, шансов на одинаковые сигареты будет больше.

Я вгляделась внимательнее; и в самом деле, мы обе были в одинаковых коротеньких чёрных кожаных куртках - не такое уж удивительное совпадение, если учесть, что в таких бегает половина ровесниц, одевающихся в этом городе. Д-да, жаль, что я училась не на дизайн костюма, жаль. И кажется, сегодня я вообще соображаю с трудом - понять то, что девушка ждёт ответа и явно не прочь поболтать, опять вышло не сразу.

Что ж, может, это наш единственный шанс.

- Прости, - я потёрла виски. - Совсем уработалась. Одичала. Забываю, что с людьми можно говорить.

- Я мешаю?

- Нет! То есть наоборот, рада хоть с кем-то.

- Тем более, что общее у нас уже что-то есть, - ухмыльнулась она уголком подкрашенных нежно-розовых губ, опустилась рядом и свистнула, подзывая собаку. - Тётя Косточка.

- Что?

- Её так зовут - Тётя Косточка.

- Оригинально, - удивилась я, позволяя себя обнюхать.

- Это не я сочиняла, - чуть поморщилась блондинка. - Это бабулина собака.

Бинго!

- А меня Марина зовут, - сказала я, обращаясь вроде бы к псинке, но девушка поняла и рассмеялась примирительно.

- Да уж, вот я - с собакой знакомлю, а сама и не представилась. Ольга. Ты в пятиэтажке живёшь?

В свой подъезд я вошла только через полтора часа, провожаемая звонким лаем Тёти Косточки и внимательным взглядом Ольги, и изо всех сил стараясь не придумать из сегодняшнего разговора чего особенного.

Ночью я не могла найти себе места, то и дело подавляя желание встать и подойти к окну - хотя знала, что ничего не увижу на лоджии напротив. Все запреты и планы рушились на глазах; Ольга была первой девушкой, с которой я познакомилась за долгое время, да ещё и явно мне симпатизировавшей, и хотя её взгляд не был ни сальным, ни приглашающим к чему большему, чем разговор, чудилась мне оценивающая в нём нотка. А ещё, ещё - разве курильщик, не стрельнувший сигареты, остался бы со мной ещё на два часа? Она должна была пойти в ларёк за пачкой, и как минимум - спросить на соседних лавочках.

В общем, ничего удивительного, что всё утро я потратила на макияж и укладку, уговаривая себя отложить заказ ещё на один денёчек, а после четырёх уже прыгала в джинсах и кофте, дожидаясь, пока Ольга выйдет из дома вместе с собакой.

Дверь подъезда оказалась приоткрытой, в щель было видно ряды скамей с сидящими на них молодыми мамашками, стариками и пацанвой; Ольга независимо пряталась за журнальчиком, заняв целую лавку, - и от мысли, что, может, она ждёт меня, я занервничала ещё больше.

Неудивительно, что подойдя, я ляпнула первое попавшееся, растеряв все мысли:

- А ты не куришь.

Она чуть покраснела:

- Иногда бывает, хочется. Вчера вот что-то потянуло.

Я кивнула, не став поднимать эту шитую белыми нитками правду, а Ольга добавила:

- Ну, и ещё увидела новое лицо. Думаю, надо знакомиться, а как бы?

- Хотела со мной познакомиться? - засмеялась я, сама улавливая предательские фальшивые нотки.

- Ага. Присядешь?

Мы стали видеться каждые выходные, потом - чаще. Через месяц Ольга появлялась во дворе чуть ли не через день, зачастую даже не заходя к бабке, поднималась ко мне, чтобы поболтать, пока я сижу за работой или готовлю. Она вообще оказалась болтушкой, и конечно, семейную историю - настоящую семейную историю, я узнала довольно быстро. Всё оказалось банальнее выдумок; Ольга не была сироткой, раз в неделю вырывавшейся из пансиона благородных девиц, чтоб навестить любимую бабулю. Да и бабуля не выбралась в этот мир из сказок.

Ольгина бабка возненавидела невестку, ещё даже не познакомившись с ней, просто как жену сына. И рождение внучки ничего не изменило. Я боялась представить, что происходило в семье, пока они не разъехались, но как только мать и сын стали жить отдельно, внучка превратилась в разменную монетку.

Состязание за любовь Ольги начиналось с пустяков, "съешь конфетку - маме этого не скажем", и ребёнок, разрываемый между, вырос настоящим баловнем. Как говорится, не мытьём - так катаньем; если не от одного получить, так от другого.

Заметила даже я, да и как иначе: Ольга ни в чём себе не отказывала, взять хоть последнюю котлету на тарелке. Абсолютно не задумываясь, даже если то была котлета из моего холодильника, в который она беззастенчиво заглядывала.

Но сердиться я не могла; с каждым днём всё больше подпадая под очарование, я влюблялась в неё как в святую наивность.

3й этаж.

Да, я была влюблена и не в силах ни с этим бороться, ни как-то проявить. Впрочем, скрывала, как видно, тоже неумело - потому что очень быстро, и двух месяцев не прошло, Ольга вдруг ляпнула в середине легкомысленнейшего трёпа:

- Марина, ты так смешно на меня смотришь. Как будто поцеловать хочешь.

- Тебе неприятно? - спросила я чужим голосом, как только выплюнула попавший не в то горло сок.

- Ну что ты, даже наоборот. Можешь поцеловать, если правда хочешь. Хи-хи.

Я думала, что она подставит щёку, и успела даже собраться с духом, чтоб предложить вначале умыться от тонны румян - хоть кожу под губами почувствую; но Ольга отставила стакан, закрыла глаза, и промокнув губы салфеткой, вытянула их трубочкой. Заготовленная шутка тут же вылетела из головы.

Я смотрела на её зажмурившееся лицо, взлохмаченную ладонью чёлку и понимала, что чертовски боюсь - наверное, так же, как и перед самым, самым первым поцелуем. Впрочем, много ли тут разницы - разве что тогда на месте Ольги сидела я...

Всё равно не решилась, пока Ольга не спросила обиженно, чуть приподняв ресницы:

- Тебе что, противно?

И как же я рванулась её разуверять в этом!

А она ответила.

Кажется, я умоляла её не уходить, кажется, чуть ли не напугала, пытаясь сорвать одежды - все только кажется, ничего не помню. Словно вместо тыквенного сока нам продали алкоголь, но нет же - Ольга сама разливала; а мне хватило нескольких поцелуев, чтоб до поздней ночи не находить себе места.

Я открывала рабочие файлы - и бессмысленно пялилась в экран, листала журналы - по несколько минут разглядывая страницы с логотипами, лезла на лесбийские форумы - чтобы тут же в смятении нажать на крестик. Наконец в мыслях забрезжило что-то о гадании на книге, я не глядя выцепила за спиной что-то и чуть ли не с молитвой открыла:

"Что же в том, что это болезнь?.. Какое до этого дело, что это напряжение ненормальное, если самый результат, если минута ощущения, припоминаемая и рассматриваемая уже в здоровом состоянии, оказывается в высшей степени гармонией, красотой, дает неслыханное и негаданное дотоле чувство полноты, меры, примирения и восторженно молитвенного слития с самым высшим синтезом жизни?"

Язык девятнадцатого века был для меня в тот момент слишком сложным, опыт эпилептика - и вовсе не в тему, но суть показалась мне самой жизнеутверждающей, а цитата - самой правдивой и верной на свете. Ах, какая ж разница, что это неправильно, грязно, что от этого у меня не будет детей, а друзья - которых нет - отвернутся, если только несколько поцелуев сделали меня лихорадочно счастливой?

Спать я легла, подложив раскрытую книгу под подушку.

Утро было как похмельное, с ломотой, смутными обрывками воспоминаний и тошнотой. Без последнего я бы обошлась с удовольствием, а вот второму - даже порадовалась. Привыкнув всегда поступать с оглядкой, трудно не застыдиться чего-то слишком искреннего, открытого - ты выставляешь себя беззащитным, и если б Ольга посмеялась или испугалась - мне было бы очень больно. Но позвонить ей первой я тоже не могла, минуту за минутой гипнотизируя телефон, умоляя его зазвонить и в отчаянье сгрызая лимонные корки.

Не знаю, как уж со временем, а вот лимон лишился половины цедры, прежде чем я наконец увидела знакомый номер и придушенным от волнения голосом сказала:

- Алло?

- Привет, соня ты моя! Я тебя разбудила, как слышу. Извинии, но сколько можно ждать, ты всё спишь, а я гулять хочу. Уже собралась, - она всё ворковала в трубку, как ни в чём ни бывало, а я кивала, забыв, что меня не видно, и улыбалась так, словно съела вместе с лимоном целую сахарницу.

Мы встретились в МакДаке, Ольга всучила мне набитый поднос, и пока мы ждали свободный столик, цапнула горячую ещё картошку-фри.

- Хочешь?

- Руки заняты, - угрямо ответила я, и в следующую секунду распахнула рот от изумления даже без просьбы - она стала кормить меня с рук. За всю жизнь, я уверена, Ольга не шла на такие жертвы. И только чудо помогло не уронить поднос, когда она дотронулась до моих губ, поглядывая из-под опущенных ресниц. В тот момент я была зла, что сидящие едят слишком быстро - а не наоборот.

- Ты... Ты не сердишься? После вчерашнего. - Ответ был очевиден, но я должна была услышать, чтобы успокоиться.

- Ну что ты. Может, я наоборот хочу повторить.

Мысль о взаимности, эйфория - они надолго застили мне глаза.

Казалось, что после её полу-признания ничего не изменилось; мы по-прежнему редко выбирались куда-нибудь вместе, Ольга заходила ко мне, мы вместе обедали, мыли посуду на скорость и дурачились в битвах на подушках. Разве что теперь я не боялась в разгар сражения сгрести Ольгу в охапку, а порой и она сама вырывала победу нечестно, поцелуем. Работа спорилась, заказы выполнялись в два счёта, и единственное - я боялась завести разговор, насколько серьёзны наши отношения.

Об этом заговорила она сама. О, быть иначе и не могло! Я уверена, что разгадала её, я уверена, что в этот день Ольга подогнала свой план под изменившиеся обстоятельства, и только вопрос - насколько искренне она отвечала на мои чувства? - не разрешён до сих пор. Но в тот день я слушала, раскрыв рот.

- Знаешь, лапа, ты - первый человек, в которого я по-настоящему влюбилась. Смешно, правда? Ну, я девушка, ты девушка... Ну, ты же понимаешь?

Я кивнула.

- А ведь у меня было столько парней, я делала для них такие вещи, что сейчас и вспоминать-то стыдно.

Я ещё раз кивнула, разрываясь между желанием услышать подробности и закрыть уши руками.

- Ой, да не такие, что ты подумала. Пошлячка! Я про на самом деле плохие вещие, - Ольга понизила голос, и повторила по слогам. - Очень плохие.

- К примеру? - Я улыбнулась, слегка позабавленная этим детством, ожидая услышать "Я на спор украла жвачку из супермаркета, теперь так стыдно!".

- Когда я встречалась с Олегом, я продавала наркотики.

Я словно со стороны увидела, как приподнявшиеся для улыбки уголки моих губ сложились буквой "О".

- О.

- Ты меня презираешь? - спросила Ольга.

- Нет, что ты. Нет! Ты ведь...

- Я ведь?.. Я была влюблена, всё казалось простой шуткой. Он... он не сразу мне сказал, откуда у него деньги, а потом, однажды, дал таблетку. Стимуляторы, знаешь, как они действуют? Сказал, нам нужны новые ощущения в сексе, - как всегда, произнося это слово, она с лёгкой опаской посмотрела на меня - точно боялась обидеть рассказом о прежних любовниках. Или - выискивала в моём лице след ревности.

Мне было не до того.

- А что ты?

- Я взяла. Потом, после всего, меня вырвало, от отвращения - весь мир был словно под микроскопом, каждая чёрточка, каждая пора. Звуки оглушали, ныла каждая мышца. - Её видимо передёрнуло, а я не могла сдержать любопытства - такая Ольга, взъерошенная, сбивающаяся - она была незнакомкой.

- Но как тогда?

- Олег сказал - это просто первый раз, надо повторить. Мы повторили. Пару раз, - добавила она, кашлянув. - Кажется, я даже втянулась.

- Стала наркоманкой!

- Нет, - Ольга усмехнулась. - Просто приобрела опыт, достаточный, чтобы согласиться отвезти немного в тот город, где я училась, и посоветовать однокурсникам. Ну, знаешь, мы ведь все верим рекомендациям. "Иди к этому стоматологу, у него рука лёгкая". А я не сказала им ни слова лжи. Видишь, как легко было?

- Да.

Её признание загнало меня в тупик. Сама я никогда не то что не пробовала - я даже не встречала живых наркоманов. Мёртвых тоже. Собственно, единственными наркоманами для меня были исколотые, потерявшие человеческий облик существа из телефильмов. Ольга не была похожа на таких.

- А что потом?

- Каждую сессию я привозила немного таблеток своей группе, я же была заочницей. Потом Олег стал передавать запечатанную пачку для одного парня. Знаешь, солнышко, я догадывалась, что там вещи посильнее - но пока не стоишь перед фактом, можно ведь ничего не замечать, правда?

- Дай угадаю. Он умер от передоза.

- Умница, - Ольга вздохнула. - Я тогда перепугалась. Боялась, что выйдут на меня. Знали ведь. Забегала. Сунула каждому по лишней штучке, Олег ведь давал - для меня. Дура. Они слабину почуяли, тянуть начали, грозить, что пойдут в милицию - там же дело завели, всех вызывали и просили сообщить, если что-то станет известно.

- И что?

- Я пошла к Олегу.

- И? И?

Ольга молча рассматривала тонкий, витой узор на своих ногтях.

- Что?

- Оказалось, у него там были знакомые.

В своё время я прочла достаточно детективов, чтобы додумать.

- Почему же он просил тебя продавать? Потому что ты ездила туда? Училась?

- Ты сегодня очень догадлива, зайка. Всё это, и не только. Я ему очень нравилась, он хотел привязать меня к себе покрепче.

- О чём...

- Ну, ну, я же вижу, что ты уже сообразила. У него есть ком-про-мат, миилые такие фотки, видео; он понесёт его - ну, пусть не в милицию. Понесёт бабуле - всё, готово, инсульт, понесёт отцу - всё, никакой синекуры в его конторе. Если из дома не выгонят - сама к Олегу побегу, деваться мне больше некуда. - Ольга, сглотнув, посмотрела на меня. - Есть ты. Но за тебя я и так волнуюсь. Думаешь, почему боюсь с тобой показываться? Он такой ревнивец, это животное! Он убьёт тебя, если догадается, что ты мне больше, чем подруга.

- Он может?

- Я думала, что ты поняла, какой это человек.

Мы замолчали. Наконец, я решилась спросить:

- И что же ты делаешь?

- О, - она криво усмехнулась, зло сузив серые глаза, - я ничего не могу поделать. Только прибегать к нему как собачка, когда ему захочется.

- То есть? Ты же сказала, что ты с ним встречалась.

- Встречалась. А сейчас - просто трахаюсь.

- Всё это время?

- Да. Не смотри на меня так, милая! Как бы я рассказала тебе? Кроме тебя ведь - никто, никто, ни один человек в этом мире не знает.

- Сп-спасибо.

- Что уж там. Думаешь, почему у нас до сих пор ничего не было? Я же знаю, чего ты хочешь - ох, не красней! - и знаю, что женщины тоже. Тоже любовью занимаются.

- Но...

- Но разве бы ты согласилась, зная про него, зная, что я сплю с мужчиной в то же время, что и с тобой? - Ольга закусила губу, и опять вскочила, не успев сесть.

У нас никогда прежде не был сцен, мы и не ссорились ни разу, потому я не знала, как вести себя лучше - и пошла ва-банк:

- Согласилась, - получилось тихо, и она обернулась нервным, недовольным движением:

- Что?

- Я бы согласилась.

- Правда? - переспросила Ольга, словно потеряв нить разговора, и мне пришлось подойти и объяснить - не словами.

2й этаж.

Мы лежали на моей неразобранной кровати - прямо так, на покрывале; мне всё ещё не хватало сил, чтобы спихнуть на пол из-под себя чьи-то джинсы, и оставалось только морщиться от врезавшейся в поясницу пряжки.

- Вот сейчас бы я и правда закурила, - прошептала Ольга, перебирая мои волосы.

- Я так и знала, что это был предлог для знакомства.

- Самоуверенная рыжая стерва.

- От блондинки слышу.

- Эй, нечестно!.. И всё равно, признай, это сработало - мы ведь заговорили.

От её прикосновений я совсем расслабилась, и уже почти готова была признаться - я заинтересовалась ей куда раньше, чем она мной, - но Ольгин приступ откровенности начался раньше:

- Я в тот день была у него, - заговорила она, не дав перебить, - и могла думать только, как от него избавиться, ну вот как засядет мысль. У тебя такое бывает, солнышко? Я зациклилась, уже что только не перебрала, и когда вышла во двор и ткнулась взглядом в твою куртку, подумала - а если познакомить его с другой?

- В смысле?

- Ну, с другой. Глядишь, он бы увлёкся и отстал от меня.

- И что ты предлагаешь?

- Расслабься, глупая, не тебя же я к нему отправлю. Вот если бы я могла изменить внешность и утащить у него это чёртово видео!

- Тот самый компромат?

- Да. Ладно бы фотографии, пёс с ними, я б отбрехалась, но видео - мой голос, моё лицо, там даже шрам у меня животе виден!

- Ты без одежды, что ли? - приятная истома пропала, словно и не было её; я слушала Ольгу, приподнявшись на локте, с острым чувством важности происходящего.

- Тебе б всё равно не понравилось. Как-то раз - я ещё глотала всё, что он только совал, после всего, он включил камеру и стал задавать вопросы. Куда-а я езжу, что-о там отдаю людям, ско-олько с них собираю, и кто-о был так добр, что дал мне заработать на новую кофточку из последней коллекции. В тот день я была слишком откровенной.

- Ох.

- Не то слово. Полный и капитальный ох.

- И что он сделал?

- Скопировал на болванку. Сказал, что снял ячейку в банке и спрятал там - но я не верю: поскупился бы оплачивать. Наверняка дома держит, в том запертом ящике стола. Меня ж всё равно домой не водит, только по каким-то клоповникам - съёмным квартирам, что ли.

- А меня отведёт?

- Что? Марина, ты...

- Нельзя же это всё так и оставить.

Ольга помолчала, теребя покрывало за вышитую красную розочку.

- Ты уверена?

- А есть другие варианты?

- Нет. Из друзей втираться к нему в доверие никто не станет. А из подруг... Я же не могла попросить. Своих ведь нельзя использовать.

Она и не заметила, как оговорилась, что сказала - а у меня болезненно сжало где-то под сердцем. Да, использовать можно только меня, незнакомую. Чужую. С которой не училась в школе, с которой не гуляла в институте, с которой-то и знакома всего ничего. Но запретив себе об этом думать, почему-то я не удивилась, как может человек, сгорающий от страсти к Ольге, подпасть под мои чары.

- Ко мне? К тебе? - спросил он, небрежно покручивая на пальце витое кольцо ключей от машины.

- К тебе, - я постаралась сказать это чувственно.

Мы познакомились именно так, как распланировала Ольга - мне оставалось лишь послушно следовать инструкциям и мысленно восхищаться тому, как она разобралась в Олеге. В Олеге или в нас обоих?

Сам мужчина не вызывал у меня никаких особых эмоций; ситуация, необходимость нравиться незнакомцу, страх - это они будоражили, заставив ёрзать от нетерпения - которое он принимал на свой счёт. Я старалась не морщиться, не сбрасывать его руки и не чувствовать себя девочкой-на-продажу. Последнее получалось особенно плохо.

Нельзя сказать, что я с самого начала не понимала, на что иду, но всё же надеялась. Не предупреди Ольга, что не может предсказать, как подействуют лекарства на человека, перепробовавшего столько наркотиков, я бы просто подмешала что в его коктейль прямо в баре - но от этой мысли пришлось отказаться. А чем ближе мы подъезжали к его квартире, тем больше Олег распалялся. Под конец я уже начала бояться, что меня ждёт страстный секс прямо в машине, без возможности забраться в квартиру. Но, к счастью - о, какой иронией это звучит - мне повезло.

Вытерпела я всё, сцепив зубы и выдавая стоны за проявление страсти - с мужчинами у меня не было уже давно, а именно этот ещё и оказался не самым внимательным из партнёров. Но я была с ним не по своей воле и потому не поспешила в ванну догоняться, как только мы закончили, - а дождалась, пока он поднимется, натянет трусы и выйдет - чтобы ринуться к столу.

Квартирка - самая обычная однокомнатная, с компьютерным столом в спальне, обоями под парчу и просвечивающим сквозь побелку потолка жёлтыми следами проводов, и если этот Олег и в самом деле торговал наркотой, бизнес вовсе не такой прибыльный, как его выставляют. Или он просто тратит деньги на другое - не все же думают первым делом о своей норе.

Я торопливо вставляла один за другим ключи в замок, молясь, чтобы хоть один подошёл, чтобы тот проторчал в туалете достаточно долго, чтобы я успела спрятать диск в сумку, чтобы сердце не стучало так громко, заглушая звуки...

- Что ты там делаешь?

- О, ты вернулся, - замямлила я, неправдоподобно широко улыбаясь и заслоняя торчащий из замка ключ животом. - Хотела найти музычку для второго круга. С ней как-то романтичнее, не находишь?

- Нахожу. Но стойка с дисками - у стены.

- Любимые диски обычно слушают на компьютере, знаешь.

- Да ну? - С каждым шагом он подходил всё ближе - это медленное движение за спиной было угрожающим, и, чувствуя, как меркнет на губах улыбка, я перевела взгляд на свои руки, вцепившиеся в столешницу.

Может, этот Олег и не слушал любимые диски на компьютере, но есть за клавиатурой он любил - и явно не собирался приводить домой сегодня девушку. Нет, в квартире было чисто, зато на столе собралось уже несколько пустых кружек и грязных тарелок; но смотрела я на них не из брезгливости - в недочищенном апельсине торчал нож.

- Стой где стоишь.

- Ха, вот себя и выдала. Я сра-азу понял, что ко мне не просто так подкатывают. И положи ты его, девочки вроде тебя всё равно ничего не могут. Давай так - ты расскажешь, от кого ты, а потом...

- Многого хочешь. Лучше не подходи, - Я вцепилась в ручку обеими руками, как в рукоятку меча, но он только ухмыльнулся:

- Тогда придётся наоборот - вначале я сделаю тебе приятный, расслабляющий укольчик, а потом уже расскажешь. Если не сможешь, придётся мне догадаться самому. Но дума-ааа-ах!..

Я раскачивалась с носков на пятки, стоя на медленно пропитывающемся кровью деревянном полу; руки ещё тряслись после этих отчаянных ударов ножом по живому, но в голове, кажется, ни одной мысли, кроме бесконечного повтора "Я так хочу, чтобы все оставили меня в покое. В покое. В покое" - но я и сама не знала, кто это - все. Где это - в покое.

Тишинааа. Хотелось прикорнуть прямо тут, на побуревших досках, и я никак не могла сообразить, почему нельзя этого делать, а надо уйти как можно скорее.

Дробный перестук каблуков было слышно ещё до того, как Ольга влетела в распахнутую дверь комнаты; я узнала её, не оборачиваясь, и не сделала ни шагу в сторону от опрокинутого тела - она всё равно остановилась бы за моей спиной.

- Нее... - так и произошло. - Он умер? - спросила она - как будто сама не понимала, как будто могло быть по-другому, как будто сомневалась, как будто умер и убит - это одно и то же, и я не ответила, осторожно высвобождая плечо. - Ты позвонила, и я сразу приехала. Кажется, успела...

- Успела что? - уточнила я, повинуясь какому-то вселенскому закону неизбежности, а скорее - по вбитой в подкорку вежливости.

- Я боялась, что он успел кого-нибудь вызвать, солнышко. Что кто-нибудь бы пришёл до меня, ты же знаешь, так всегда бывает.

- Да? - моё усталое междометие рассеялось в воздухе незамеченным, не требуя ответа.

- Надо уходить, моя хорошая, - сказала Ольга, мягко возвращая ладонь мне на плечо. - Тебе не нужно было. Это... это из-за меня всё, прости. Я не хотела, чтобы так, ты знаешь. Я думала, что можно по-другому.

- Даа?

- Что с тобой, зайчик? - хороший вопрос человеку, стоящему над трупом, х-ха.

Это ведь действительно было смешно, но Ольга испугалась, схватила меня, придерживая тёплыми ладошками за плечи и запричитала - пока не додумалась развернуть и отходить по щекам. Я замерла.

- Не трогай меня.

- Что с тобой, Марина?

О. Похоже, если повторить вопрос дважды, он доходит лучше; возьму на заметку. Щёки вспыхнули, и с каждой волной приливающей к ним крови меня всё дальше выбрасывало из забытья. Вот и он, здравствуй, берег реальности, здравствуй, мёртвый Олег, здравствуй, Марина-убийца.

- Не бойся, это, - Ольга показала одним пальчиком на тело - избегая, однако, глядеть на него. - Это ничего не меняет. Или ты думаешь, что я откажусь от тебя потому, что ты убила? Смотри, вот! Вот, я тебя трогаю, я вовсе не считаю, что это меня запачкает. Я с тобой, я по-прежнему люблю тебя.

- Так ты думаешь, что я боюсь тебя запачкать? Да это я боюсь испачкаться, мразь! - я закричала, уже не сдерживаясь. Слова вылетали из моих губ, торопясь, наскакивая друг на друга, и шок от того, что я поняла - он сильнее, чем шок от того, что я сделала. - Ты этого и добивалась. Ты врала мне. Ты меня использовала!

Я попятилась к двери, не смея повернуться к Ольге спиной, словно к неведомому гаду.

- Марина, - шепнула она, - Марина, птичка моя.

- Можешь забыть про свою птичку, как только я выйду. Ты ведь того и хотела. Наверняка. Вычеркнуть меня вслед за ним? Ха, считай, что так и случилось.

Под моей кожаной курткой никто не заметил следов крови. Птичка улетела. Я добралась домой без приключений.

Первый этаж.

Для того, чтобы затеряться в этом городе, понадобилось всего лишь переехать в другой район и сменить пронзительно-рыжее каре на блекло-русый ежик на голове. Я почти не выхожу на улицу днём, не беру трубку на звонках с незнакомым номером, не пользуюсь паспортным именем и случившееся лишь дало мне повод укрепиться в своих привычках.

Что ещё, кроме этого, оставило случившееся, какой отпечаток - я никому никогда не скажу. Я не зарекаюсь, зачем бы. Это всего-навсего абсолютное знание.

Должно же хоть какое-то знание возместить то, что я не знаю: как скоро нашли тело, отыскала ли милиция хоть одного свидетеля, видевшего меня рядом с Олегом - и не хочу привлекать к себе внимание его друзей расспросами.

Однажды я вижу в городе Ольгу. Весёлую, с улыбкой, с большими фирменными пакетами в обеих руках, по-моему, не одну - не могу сказать с точностью, я спешу отвести взгляд и скользнуть в ближайшую открытую дверь.

У неё нет ни одной причины быть недовольной жизнью, она избавилась от шантажиста, не попав в тюрьму, ведь так? Всё как ей и хотелось, и даже лучше - даже не замарав рук. Кто знает - может, я не в тюрьме лишь потому, что добровольно ушла из её жизни? Потому, что ей не понадобилось и от меня избавляться?

Иногда я жалею, что промолчала. Скажи я тогда, в этой квартире, стоя над телом, всего лишь несколько слов. Скажи я что-нибудь вроде: "Если меня арестуют, я тебя сдам", - у меня появился бы шанс проверить, были ли те её слова о любви - правдой.