– ¿Quiere señorita el buñuelo? (Сеньорита хочет пончик?)

– No, solamente el café. Doble, negro. (Нет, только кофе. Двойной, черный).

Было еще довольно рано, часы на стене даже не пробили десять, но жара стояла ужасная, будто сейчас была самая сиеста. Сеньорита не хотела никаких пончиков, кофе и только кофе.

Марианхель собрала волосы в пучок, небрежно перекинула легкую куртку через плечо и приняла из рук хозяина маленького мотеля, он же бармен и единственный официант, картонный стаканчик. Стоило выпить в машине, чтобы не задерживаться в деревушке слишком надолго. Такие места, как Альдео-Анхелос, затягивают. Когда-то давно, когда она едва осознала, что роль желанной добычи в любви ее радует куда больше, нежели роль укротительницы, она мечтала поселиться в такой деревушке. Держать мотель или, может, пасти коз, или выращивать оливки. Это было чуть позже желания выйти замуж в Париже и остаться во Франции навсегда и чуть раньше неудачного брака с Хоакином.

Марианхель двадцать восемь.

Марианхель совсем девчонка.

Закурила свои «Лаки Страйк» (дым обжигает горло и сразу же каждый вдох становится болезненно-приятным) и сдвинула со лба на глаза черные очки-авиаторы. Если ничего не случится, еще до полуночи она будет в Антекере. 

Старенький «Рено» слушался хозяйку чутко, будто лошадка. Переключаясь на вторую передачу, Марианхель нежно провела указательным пальцем левой руки по рулю и тихонько прошептала: «Salta más rápidamente viento, Huracán». (Скачи быстрее ветра, Ураган). Почему бы одинокой тетке под тридцатник не считать свою машину лошадью, достойной имени Ураган (во всяком случае, лошадиных сил под капотом старичка-рено хватит на сколько угодно коней-Ураганов, как минимум, а уж обгонять ветер ее верный скакун умеет).

Пыльная дорога уходит вдаль. Местность в Андалусии ровная, и далеко-далеко видно пустое шоссе. Здесь еще можно встретить другого водителя. Но дальше, у деревушки Кампо-дель-Коста, дорога разойдется на три. Забитый машинами новый автобан в сторону Севильи (он проходит и через Антекеру, поэтому все им и пользуются), местную дорогу (сделанную для крестьянских развалюх, а потому похуже) и – Севилья – провинция оригинальных дорожных решений, – la Carretera de los Fantasmas, как называют его местные, Шоссе Призраков. Дрянная разбитая дорога, но разумеется, без всяких привидений и – бонусом – короткая и абсолютно пустая. А подвеску пусть бережет тот, у кого она есть.

Она включила стерео, и звуки популярного французского мюзикла наполнили прогретый солнцем салон (кондиционер уже дышит на ладан, да и чего она хотела от машины, которая старше ее самой на два года). Марианхель щурилась от солнца, не смотря на очки, и в голос подпевала негодующему из-за измены невесты Рафаэлю – на октаву выше, но все равно фальшиво, разумеется.

Она любила дорогу, любила ощущение руля в своих руках и не злилась, когда вечером ей не попадался мотель: влажные салфетки вместо душа и разложенные сидения вместо кровати – сущая ерунда по сравнению с тем, что можно проснуться утром и ощутить себя абсолютно, невозможно свободной. Спасибо, Хоакин, что научил ее так ценить свободу. А еще лучше включить стерео погромче, и подпевая давным-давно выученным наизусть словам, гнать вперед. Главное, в такой ситуации не замечтаться и не съехать в кювет. Или не задавить вон то чудо.

У чуда были неровно обрезанные выше колен джинсы, стоптанные кеды и диковатый взгляд. У чуда были  монументальные сиськи (Марианхель накрыло волной зависти) – размера, кажется, пятого. Чудо стояло на обочине, подпирая худой, темной от загара ногой полупустой рюкзак и демонстративно оттопыривало большой палец на кулаке правой руки. Конечно, если у чуда и были деньги, то разве что песеты.

Марианхель останавилась и чуть приспустила стекло. Проклятый «весельный» стеклоподъемник снова заклинило (Ураган, признаться, давно нуждался в услугах автосервиса), и она в полголоса выругалась.

– Echaréis hasta Sevilla? (Подбросите до Севильи?)

– Voy solamente hasta Antekera. Si quieres, se sienta. (Я еду только до Антекеры. Если хочешь, садись).

Чудо неловко устроило длинные ноги, а потом попыталось извернуться и засунуть на заднее сидение свой рюкзак. Марианхель помогла, разглядывая неожиданную попутчицу. Совсем еще девчонка, со следами старого синяка под левым глазом, с успевшими спутаться распущенными волосами и симпатичной мордочкой типичной андалуски.

– Как тебя зовут, дорожное приключение?

– Хуан.

Чудо нахмурилось и принялось разглядывать грязные колени, едва не упираясь в них своим внушительным хозяйством.

– Вот как? А на вид, вылитая Хуанита, но тебе видней. Хуан так Хуан. Я Марианхель.

– Очень приятно, сеньорита Марианхель.

Чудо по имени Хуан смешно сморщило нос и застенчиво улыбнулась.  Симпатичное создание, и чего ему дома не сидится?.. Интересно, хоть шестнадцать-то этой девочке-мальчику есть?

– И мне, Хуа…н. Хочешь поступить в колледж?

– Ну… да, – дорожное приключение явно врало, но Марианхель не стала ловить его на слове.

Ей, в сущности не было никакого дела, чем займется в Севилье Хуан-Хуанита, скорее всего, покрутится пару месяцев да вернется домой, как и все такие девчонки. А может, устроится куда-нибудь мыть посуду или выдавать биг-маки, выйдет замуж и остепенится. Лучше бы ей попался кто-нибудь с хорошо подвешенным языком: она любмтель дорожных историй.

Дорога ровной лентой ложилась под колеса Урагана. Марианхель взглянула на указатели, затем на спидометр. При такой скорости до Кампо-дель-Коста они доберутся минут через сорок, а там можно и поставить Хуаните условие: не хочешь ехать по Шоссе Призраков, лови другую машину. Судя по лицу, она вполне себе деревенская, так что, может, и получится. А там, если повезет, можно будет подобрать кого-нибудь, кто прельстится сомнительным удовольствием ехать по «нехорошей» дороге в ночь и рассказывать страшные сказки.

Солнце жарило все сильнее, видимо придется прикинуть, где пережидать сиесту: просидеть в Кампо-дель-Коста полдня ей не хотелось, но еще меньше хотелось ехать под палящим летним солнцем по шоссе.

– Ты знаешь окрестности?

– Смотря насколько. – Дорожное приключение выразительно приподняло идеальные, будто только что выщипанные брови.

А может, и правда только что выщипанные?..

– Ну, например, где можно переждать жару? Я имею в виду, после Кампо-дель-Коста.

– Это смотря по какой дороге вы хотите ехать.

– По Карретера де лос Фантазмас.

Воцарилось молчание; слышны были только шум мотора (право слово, какой-то подозрительный, да еще с постукиванием, по возвращении в Вальядолид – немедленно в автосервис) да нежные голоса Марии и Лауры; каждая на свой лад обрисовывала ситуацию, когда две женщины любят одного мужчину.

– Вы что, хотите ехать по Шоссе Призраков… ночью?

– Нет, конечно, только вечером. По моим расчетам, уже около десяти выедем на проселочную дорогу и по задворкам доберемся до Антекеры.

– Это не лучше: к тому моменту уже стемнеет. – В голосе девочки слышались неподдельные нотки ужаса.

– Хуа…н, на дворе двадцать первый век. – Марианхель было весело и досадно одновременно. Ничего себе местные суеверия.

– Я знаю про век, но объясните это призракам!

Твою ж мать, Пресвятая дева!

Марианхель достала сигарету и закурила, стряхивая пепел в приоткрытое окно. Хуанита наблюдала за ней взглядом голодной кошки, увидевшей кусок колбасы.

– Кури на здоровье… хотя моя мамочка, царствие ей небесное, и говорила всегда, что курение до добра не доводит. И расскажи мне о призраках, я люблю страшные истории.

Ее попутчица взяла сигарету, долго разминала в руках, как будто привыкла курить менее хорошие, или просто боялась начать разговор.

– Зачем вам? Вы же ни во что такое не верите.

– Я же сказала, что люблю страшилки. И потом, вдруг там действительно окажется что-то стоящее.

Дивное создание вздохнуло, уронило горячий пепел на колени и подскочило едва не на метр в воздух.

– Ну, там есть совсем старые призраки, например, Черный Падре. Он не верил в Господа, соблазнял женщин и богохульствовал…

– А зачем же тогда он стал священником?

– Чтобы взимать деньги с прихожан и соблазнять прихожанок. Он тут давно, еще когда на месте шоссе была проселочная дорога. Его подстерег на Карретера де лос Фантазмас и убил муж одной из соблазненных девушек. Но он ничего, только идет по обочине, ругается и богохульствует. Есть другие призраки, куда опаснее. Например, el-Jinete-sin-Persona.

– Зорро, что ли?

– Да нет, просто Всадник-без-Лица. Однажды благородный кабальеро скакал по этой дороге, утомился и прилег отдохнуть… а пока он спал, стервятники приняли его за мертвого и расклевали его лицо. Знаете, сколько водителей побилось на Шоссе Призраков, когда прямо перед капотом выскакивала огромная фигура в черном плаще и на громадном черном коне, а под капюшоном – голый череп?!

– У коня?

– Ну, знаете!

Хуанита, кажется, действительно обиделась, и Марианхель сдержала следующую подколку, хотя вопрос о Статуе Командора так с языка и рвался.

– Ты кажется, говори…л, что это – старые призраки. А что, есть новые?

– Ага, – слегка оживилось невероятное создание. – Я не знаю, то ли это место такое нехорошее, но там постоянно кто-то умирает. Вот Бешеный «Сеат», например. Едет кто-нибудь ночью по Шоссе Призраков, и вдруг сзади появляется темно-зеленый «Сеат» шестидесятого года. Быстро так катит, нагоняет, а потом обгоняет. А его обогнать нельзя, непременно машина перевернется. Или Бледная Каталина совсем недавно появилась. Она стоит на обочине, а потом бросается под автомобиль. Водитель останавливается, а под колесами никого нет. Она от несчастной любви кидалась, лет двадцать назад.

– Впечатляюще. Ну, думаю, мне стоит именно там поехать, чтобы все это своими глазами увидеть. Опять-таки это самая короткая дорога.

Она все-таки не сдержала смешок, и Хуанита обиженно замолчала.

До Кампо-дель-Коста они добрались ровно через сорок минут, как и загадывала Марианхель. Другое дело что пришлось задержаться: механик на заправке выслушал описание звука мотора, послушал его сам и настоятельно порекомендовал остаться хотя бы на пару часов, пока он не произведет как минимум неотложный ремонт. А там началась самая жара.

Марианхель и Хуанита сидели за столиком единственного местного кафе. Нехарактерная для этих мест яркая, сине-красная роспись стен невольно притягивала взгляд, впрочем, здесь было прохладно, а тяжелые деревянные стулья оказались неожиданно удобными. Солнце нахально пробивалось сквозь окна, даже шторы ничуть не помогали. Такое оно, андалузское лето.

Дивное создание по имени Хуан с выражением глубокого отвращения на лице потягивало дрянное местное пиво, единственным достоинством которого была близкая к нулю температура. Марианхель сама с таким же отвращением глотала кофе со льдом и думала, что непременно опоздает. В лучшем случае, придется ехать в темноте по короткой, но давно не ремонтированной дороге.

– Вы торопитесь? – поинтересовалось ее дорожное приключение сочувственно.

– Пока нет, но скоро начну.

– А… куда? Ой, извините, это нескромно как-то.

– Да ладно, я и не скрывала. На похороны бывшего мужа.

– Вы его любили?

– Нет. Я его ненавидела. – Она усмехнулась. Как объяснить случайной попутчице, зачем она помчалась через полстраны на похороны Хоакина, которому когда-то в запале обещала сплясать на его могиле?.. – Я его ненавидела, причем за дело, но только пока он не умер. Сейчас без этой ненависти мне как-то пусто. И страшно, что я могла пропустить что-то важное.

– Так бывает.

Они обе замолчали, только Хуанита гулко, по-мужски, глотала пиво.

– Ну, а ты?

– Я еду в Севилью, учиться… – Она внезапно замолчала. – Хотя какое там. Я просто ушел из дома. Может, в Севилье все будет иначе. Найду хорошую девушку, буду петь где-нибудь в кафе. Я ведь здорово пою.

– Хорошая девушка – эта первая девушка, – со знанием дела заметила Марианхель. – Когда еще помнишь, какие мужики скоты. И разумеется, первую пару месяцев, пока она не начнет бить чашки, выясняя, почему и откуда ты вчера вернулась так поздно и такая пьяная.

– Так вы?..

Марианхель догадалась, что Хуанита хотела сказать. «Как же так, вы, с длинными волосами, в юбке, без всех этих обязательных колечек-сережек?» Но отвечать на это не высказанное не стала.

– А сейчас у вас есть девушка?

– Хочешь занять вакантное место?

Вышло грубо, но девочка не обиделась.

– Не отказалась бы, – она снова сморщила нос. – Никогда еще не встречала человека, так подходившего бы под определение «хорошая девушка». Вас это шокирует?

– Шокировало бы, если б я не была когда-то такой сама.

Марианхель достала сигареты и закурила, молча глядя на то, как поднимается под потолок голубоватый дым. Все-таки Хуан-Хуанита правильно сделала, сбежав из дома. Какой бы ни был век на дворе, сколько бы процентов населения страны не проголосовало за признание гомосексуальных браков, деревни навсегда останутся патриархальными и костными.

Солнце уже прочно установилось над горизонтом и скоро пойдет на спад, но жара продержится еще долго. Впрочем, они и не будут ждать здесь вечерней прохлады. Как только механик даст знать, что можно ехать, они тут же двинутся вперед.

– А… куда вы поедете из Антекеры?

– Обратно, в Вальядолид. И я подумаю, можешь ли ты поехать со мной. После похорон скажу.

Все оказалось проще, чем Марианхель себе представляла. Проще… и правильнее. И чудо дорожное засопело как-то обрадовано.

Она решительно смяла в тяжелой пепельнице окурок:

– Пойду, посмотрю, как там мой Ураган. Может, уже можно ехать.

– А… можно я вас поцелу…

Она явно испугалась собственной решимости и осеклась.

– Не будь глупой, не здесь же! Это деревня, причем деревня в нескольких часах пути от твоей. Нужно зайти хотя бы в туалет.

Механик из Кампо-дель-Коста оказался настоящим волшебником: подозрительный стук в моторе он унял, будто его и не было, старичок-рено наконец-то затарахтел бодро, как настоящий Ураган. В воздухе начала разливаться вечерняя прохлада. Марианхель приоткрыла окно и в третий раз пустила любимый диск с начала.

Обе девушки молчали. О чем думала Хуанита, была неизвестно. Марианхель напряженно глядела на дорогу: здесь, на Карретера де лос Фантазмас, можно было и угодить колесом в яму, и вслушивалась в тему ревности – одну из самых любимых частей в мюзикле. Главный герой в ней дивно хорош. Пожалуй, встреть она его на улице, отдалась бы без колебаний, позабыв о том, какие гады жестокие и себялюбивые твари мужики.

– Что это? – наконец полюбопытствала очнувшаяся от мыслей Хуан-Хуанита.

– Один французский мюзикл. Так сказать, эстетизированный взгляд на нашу историю со стороны.

– Я не знаю французского.

– Я тоже. Просто смотрела с субтитрами. – Она оторвала взгляд от дороги посмотрела на искательницу лучшей жизни и «хороших девушек». – Сюжет прост: Он не верил в любовь и пользовался наивными девицами (типичная мужская логика, знаешь ли), пока не встретил Ее. Но у Нее, вот незадача, был жених. Они встретились на дуэли, и добродетель в лице жениха победила.

– Я хотел бы быть дворянином. Мужчиной. Веке так в шестнадцатом, – «неожиданно» сообщила Хуанита. – Мужчины могут делать все, что угодно, и им за это ничего не бывает.

– Какое тонкое замечание, не находишь? Ты ведь считаешь себя мужчиной. Или нет?

– Это совсем другое.

Хуанита нахмурилась. (Хоакин делал это очень похоже, Марианхель даже вздрогнула от неожиданности).

– Что другое? Или ты хочешь соблазнять чужих жен и монашек, а потом побеждать мужей и… не знаю, братьев, на дуэлях?

– Это было бы неплохо, – улыбнулось чертово дорожное приключение.

– Mi espada a su servicio, señor (Моя шпага к вашим услугам, сеньор), – заметила Марианхель  с непередаваемым ехидством в голосе. Как ей самой показалось.

Она снова бросила взгляд на Хуаниту, и впервые заметила, что под носом у той размазалась дорожная пыль. Не то нарисованное подобие усов, не то просто грязь. Похожие усы были у Хоакина. Твою ж мать, пресвятая дева, она ненавидела Хоакина с его усами, манерой смешно морщить нос и презрениям к мюзиклам восемь лет, с самой свадьбы, и желала ему самой страшной смерти – до того дня, пока он действительно не умер. Отчего оценить бывшего мужа можно только тогда, когда он внезапно умирает?.. Или эта оценка не адекватна?

– Вообще, мюзиклы – это слишком слащаво, для геев, – словно подслушало ее мысли чудо и потенциальная девушка.

– Ну да, конечно, для таких кабальеро, как ты, подходит только тяжелый металл. Сколько тебе лет, говоришь?

– Девятнадцать.

Хуан-Хуанита  заразительно улыбнулась и захохотала.

– Скажи честно, ты хоть совершеннолет… ний?

– Нет. Но шестнадцать мне уже исполнилось, так что тюрьма вам не грозит.

На Андалусию быстро падают короткие летние сумерки, грозящие уже через полчаса превратиться в непроглядную ночь. До Антекеры оставалось еще часа четыре пути, и Марианхель не знала, то ли прибавить газу, то ли наоборот остановиться и заночевать на обочине, а поднажать с утра. Так ничего и не придумала, ограничившись тем, что включила дальний свет.

– Будешь курить?

– Буду, только у меня сигарет нет.

– Ох уж эти начинающие кабальеро, которые сбегают из дома, не захватив даже сигарет. Посмотри в бардачке, я, кажется, их туда клала.

Хуанита взялась за дело основательно и топорно. Она пыхтела, сопела, морщила нос и шумно роняла на пол листки бумаги (в том числе и неоплаченную квитанцию на штраф за превышение скорости), чупа-чупсы, коробочку тампонов и прочие нужные вещи. В конце концов Марианхель не выдержала.

– Лучше придержи руль, чудище. Я сама посмотрю.

– Может, лучше остановимся? – поинтересовалась Хуанита, уже перехватив управление и позволив водителю опасно поднырнуть под себя.

Ее рука и ощутимо тяжело и жутковато-приятно лежала прямо поверх спины Марианхель.

– Говоришь, будто ты моя престарелая тетя Мерседес. Не бойся, такие штуки я еще в колледже проворачивала. Ну, вот они…

– Марианхель!.. Это она!!!

Она попыталась выпрямиться, забыв, что руль по-прежнему держит Хуанита. Машина резко вильнула в сторону.

Твою ж мать, Пресвятая дева…

Когда Марианхель открыла глаза, ночь уже прочно вступила в свои права. Небо было густо усыпано звездами, крупными, точно вишни. Душная дневная жара уже отошла, как будто растворилась в бархатной андалузской ночи.

Затылок ломило, но не слишком, а так, как обычно бывает с легкого похмелья. Куда сильнее болели лицо, с правой стороны, и правое плечо.

– Хуанита!

Никто не ответил.

– Хуанита, дьявол тебя побери, куда ты делась?! Ты в порядке?!

Девочка-мальчик встрепенулась, будто разбуженная. Оказывается, она сидела совсем рядом.

– Марианхель, ты живая! Боже мой, я так волновался…

– Нет, это мой неупокоенный дух явился развлечь тебя. – Съехидничала она. – Видела я, как ты волновалась, похрапывая, я сразу и не дозвалась.

– Это нервное, – смутилась девочка.

– Ты… сам-то как?

– Ерунда, оцарапал все, что можно и нельзя, о битое стекло, на том дело и кончилось.

Марианхель с силой уперлась руками (сначала обеими, потом, осознав свое печальное положение, одной левой) в асфальт и умудрилась-таки сесть. Похоже, все было еще хуже, чем она думала, во всяком случае, руку она явно сломала, не говоря уже о сотрясении. Интересно, сколько она из-за этого не сможет водить?

– Урага… Машина цела?

– Не то что бы… Но она не взорвалась, если ты об этом, просто перевернулась, и лобовое вылетело. Утром можно будет попробовать перевернуть.

– А… телефон?

– Вдребезги. И почему у тебя нет подушки безопасности?

– Шмыгать носом Хуанита стала в два раза чаще, размазывая не только пыль, но и кровь. Врет, паршивка, что просто порезалась, течет-то из носа.

– Потому что у меня очень старая машина.

Некоторое время Марианхель пыталась осознать произошедшее. Сейчас ночь, похороны Хоакина завтра – или уже сегодня – утром. Так она на них и не попадет, ни для того, чтобы станцевать на могиле, как она когда-то обещала бывшему мужу, ни для того, чтобы поплакать о том немногом, что было хорошего в их недолгой семейной жизни.

В кустах шелестели цикады. Марианхель пару раз даже всхлипнула, частью от жалости к живой раненой Хуаните, мертвому бывшему мужу и себе, частью от боли. Было очень больно. Особенно для человека, который не привык ломать руки. Наконец она решила взять себя в руки и отвлечься:

– А что случилось? В смысле, из-за чего мы перевернулись?

– Это была она, Белая Каталина! Я тебе говорил, а ты не верила…

– Ну-ну, призраки стосковались по людям – местные же этой дороги боятся и полезли навстречу нам. Странно, что одна Белая Каталина появилась, а не весь описанный тобой… хм… легион. Давай без лирики.

Хуанита нахмурилась.

– Ты полезла в бардачок за сигаретами, я держал руль – и тут появилась она, ну, или мне показалось. Я крикнул, ты дернулась и задела мою руку и руль.

– И мы свернули в кювет.

– Sí, señorita.

– И за все это время не проехала ни одна чертова тачка, водитель которой позвонил бы в службу спасения, не пролетело ни одного вертолета, не прошло ни одного двинутого туриста?

– Sí.

– Говорила мне мамочка, царствие ей небесное, что курение до добра не доведет. Дай сигарету, пожалуйста. Твою ж мать, Хуанита…

– Хуан.

Девочка поморщилась, заправила длинные волосы за уши и явно постаралась сделать свои сиськи меньше хотя бы на размер. Да куда там.

– Ну, извини, Хуан. Предлагаю подвести промежуточные итоги. Мы сидим, обе раненые и в целом обалдевшие, возле разбитой машины, которая, не известно, поедет ли, даже если ее перевернуть. Мой телефон не работает, ты свой, конечно же, не захватила. И все это на Шоссе Призраков, которым местные даже днем стараются не пользоваться без особой нужды. Должна признаться, мы в полном дерьме, mi amor. Кстати, Хуан, а наше стерео скончалось?

– Угадай с одного раза. – Чудо (Дорожным Приключением после случившегося явно надо называть кое-что другое) прямо-таки сияло искрометным юмором.

– И ко всему прочему, у нас нет музыки. Твою ж мать, пресвятая дева, я не дослушала ни «Дуэль», ни «Я умираю от любви», ни финальную песню.

– Я тебя люблю, – сказала Хуанита неожиданно. – За то, что в такой ситуации ты больше всего переживаешь, что не можешь дослушать мюзикл.

– И я тебя, – призналась Марианхель. Тоже неожиданно, во всяком случае, для себя. – За то, что… а, черт побери, ни за что. Просто так. Давай попробуем утром перевернуть машину, а сейчас просто поговорим?

– О чем?

– А о чем ты хочешь?

– Не знаю… Ну, расскажи мне про тот мюзикл. Герою все просто давалось, пока он не полюбил, а как только влюбился, был тут же убит?

– В общих чертах, да. – Марианхель говорила тихо, кажется, даже цикады, не говоря уж о птицах, давали больше звука. – – Дай-ка мне еще сигарету… Видишь ли, Хуан, я думаю, это закономерно. Он ничего не боялся, пока ни за кого не отвечал. Когда у тебя нет никого близкого, жизнь становится этакой историей без начала и конца: начало ты не помнишь, а конец, как ни старайся, не застанешь. Но как только появляется любимый, ты внезапно понимаешь, что либо конец его истории окажется в твоей, либо наоборот. И это начинает пугать тебя. А испуганный человек делает ошибки. И тот герой из мюзикла сделал ошибку на дуэли.

– Значит, ты ничего не боялась, когда лезла за сигаретами, прося меня подержать руль?

– Ничего, – эхом отозвалась Марианхель. – Тогда еще ничего.

– А сейчас бы не стала так делать?

– Нет, не стала бы. И да, я возьму тебя в Вальядолид, надоедливая девчонка.

Хуанита расплылась в победной улыбке, даже на «девчонку» внимания не обратила.

Марианхель и не хотела обидеть. Разве случалось ей когда-нибудь сидеть хоть с кем-то ночью возле разбитой машины и, размазывая по лицу кровь, замешанную на пыли, рассказывать сюжеты всех просмотренных мюзиклов?.. Нет, конечно.

Роман оглянулся на новенький «Феррари», вернее, на сидящую рядом с водительским сидением Нику. Девушка уже давно выражала свое неудовольствие, барабаня наманикюренными ноготками по безупречной полировке корпуса. Глянул и снова повернулся к официантке. Проклятая девица не понимала и половины сказанного, его безупречный испанский буквально разбивался о стену непробиваемой тупости и, разумеется, о невыносимый андалузский диалект.

– Так почему короткая дорога хуже?

– Подумайте сами, отчего ее так назвали, – раздалось сзади.

Роман резко обернулся. Древний дед лет, должно быть, семидесяти опирался на причудливую трость и заглядывал ему в глаза преданным взглядом человека, почуявшего деньги и собирающегося получить их за рассказ. Впрочем, денег он уже заслужил: говорил он чистейшем испанском.

– Carretera de los Fantasmas? Не знаю, какая-нибудь местная легенда…

Спросите любого здешнего обитателя, и вы услышите, что это никакая не легенда. Ночью на этой дороге появляются призраки. Черный Падре, Всадник-без-Лица, Бледная Каталина… И, конечно, Влюбленные Девы.

– Кто-кто? – Роман все-таки не выдержал и засмеялся.

– Напрасно вы смеетесь, молодой человек. Не дай вам Всемилостивый Господь повстречать ночью на Шоссе Призраков Влюбленных Дев. Сначала вы увидите только перевернувшуюся машину на обочине, но после заметите рядом двух девушек необыкновенной красоты, сидящих подле нее. Они будут просто сидеть и говорить о чем-то неслышном вам – не богохульствовать, как Черный Падре, не обгонять вашу машину, как Безумный «Сеат», – только говорить. Говорить и улыбаться друг другу. А лица их будут в крови, но они не заметят ее, не испугаются, что мертвы – ведь для них тянется одна и та же бесконечная ночь, когда они разбились. Их появление предвещает смерть любимого. Ну, и кроме того, – старик хитро улыбнулся, – Карретера де лос Фантазмас просто давно не ремонтированная плохая дорога, не для вашей красавицы-машинки.

Роман снова кинул взгляд на заскучавшую Нику.

– Не знаете, как отсюда выехать на автобан?

¹ В данном случае Марианхель была вольна обращаться с родами как угодно. Прилагательное simple в мужском и женском роде звучит одинаково.