У нас с Хезер есть развлечение: мы с ней идем в клуб и снимаем там фифочку погламурней. Не очень пьяную, но очень симпатичную. Ну, вы знаете эту породу тусовочных курочек, которые выходят на люди, чтобы продемонстрировать новые шмоточки и посамоутверждаться за счет тех, кто пытается с ними познакомиться. Курочкам нравится отшивать и наслаждаться видом униженного несостоявшегося поклонника. Только вот против нас с Хезер не попрешь. Потому что хоть фифочка и заверяет, насколько она не лесбиянка, но ведь так лестно, так лестно ощущать, как ее невозможная прелесть воздействует не только на мужчин, что она пропускает крючок за крючком, и вот уже, упс, клонит голову с роскошной укладкой Хезер на плечико. Хезер просто в нашем тандеме играет роль милой женственной особы. У нее невозможно голубые глаза и обаятельнейшая улыбка. Она умеет щебетать ни о чем и делает вид, что умеет слушать. Сначала курочка получает коктейль на шару, потом Хезер приземляется рядом и хвалит ее шмотки. Моя девочка в этом и правда разбирается – у самой доверху шкаф забит. Когда фифочка расслабляется и развешивает уши, подтягиваюсь я. Кто меня видел, тот уверен, что яйцами в нашей паре звеню именно я, но знали бы они Хезер лучше. Мне с моей суровой внешностью американского спецназовца до ее изобретательности и твердости далеко. Зато контраст хорош, не спорю.

- Смотри, Энжи, - щебечет Хезер и подмигивает чуть заметно, - смотри, с кем я познакомилась.

Мне бы на курочку надо смотреть, но меня каждый раз прет наблюдать за своей девочкой, поймавшей новую игрушку нам на ночь. Еще ни одна ничего не заподозрила, ни одна не ответила «нет», когда я говорю, что пора усаживаться в такси и ехать трахаться.

Стоит Хезер потянуться за поцелуем, как фифочка сама подставляет губы. Усердно не замечает, что та уже вовсю шарит у нее под одеждой. А уж после поцелуя можно и мне подключится: курочка расслабилась и решила почему-то, что она не со мной, она с вот этой восхитительной особой, которая такая милая, такая хорошенькая.

Как Хезер удается держаться до последнего, я не знаю, вот когда дверь в нашу квартиру надежно заперта, тогда с нее весь лоск шелухой и слетает.

- Попалась, - говорит Хезер и скалится. - Поиграем, - добавляет она, когда замечает, как фифочка сначала бледнеет, а потом покрывается нервным румянцем. – Куда же ты поедешь? – вопрошает участливо, лишь та только начинает требовать свободу и денег на такси. Ну, про такси я гоню, конечно, но смысл примерно такой. Вот именно в этот момент наша гостья получает по морде. Не сильно, но убедительно. Это шоу для меня, потому я располагаюсь в кресле и созерцаю. Жертва начинает плакать, косметика у нее течет, потому визит в ванну необходим. Хезер почему-то предпочитает умывать их очень холодной водой, а еще очень злится, если они вырываются. Когда мы только начинали наши развлечения по пятницам, то тщательно оговорили, кому что нравится и кто что хочет делать. Я вот предпочитаю наблюдать, Хезер – действовать. Всего один раз она не справилась, очень расстроилась, даже похныкала потом когда мы остались наедине. Со мной-то она совсем не такая, как с нашими гостьями, со мной она настолько трепетная, что у меня крышу напрочь сносит от нежности.

- Тебе ведь ее не жалко? – спрашивает она, выволакивая рыдающую дурочку из ванны, - я ей, кажется, фингал поставила.

Первый из тех, что еще появится за сегодняшнюю ночь. Хезер не любит шарфы, а от строгих наручников, что я принесла ей в подарок с работы, всегда остаются следы на коже, равно как и от моего ремня. Кровать тоже я выбирала, с таким изголовьем, чтобы точно не отвалилось, когда жертва начнет вырываться. Они все с виду такие субтильные, но когда понимают, что сейчас будет больно, откуда только силы берутся. Тут уже требуется моя помощь. Одному тяжело приковывать отчаянно сопротивляющуюся девицу за запястья. Потому я ее держу, Хезер щелкает браслетами, а потом всегда делает маленькую паузу, чтобы меня поцеловать.

Вот где-то в это время жертва начинает давить на жалость и проситься на волю. Меня это забавляет, а Хезер бесится, потому что твердо уверена - это недостойное поведение. Обычно ее успокаивает только неспешное освобождение нашей гостьи от лишней одежды. Сам волнующий процесс называется у нас прелюдией. Еще она любит стиснуть пальцы на фифочкином горле и доверительным шепотом рассказывать, что я сейчас с ней сделаю. Ничего ужасного на самом деле, просто трахну, без подготовки, но и без травм, осторожно и обязательно унизительно. Хезер шепчет:

- Будешь с ней нежной?

Гладит зареванную гостью по голове, снова изображает заботу и участие. То, что в каждой игре должен быть плохой и хороший полицейский, ее научила я. Так жертва быстрей ломается, верит, что ничего страшного не приключится, и даже способна получить удовольствие. Моя девочка умеет убеждать, не зря у нее в кабинете на стене висит диплом психолога в красивой рамке. Только она была способна меня заверить в том, что все эти курочки, которых мы на пару трахаем, - это всего лишь развлечение, и ревновать тут не к чему. Я, правда, иногда срываюсь, но кто сказал, что ей это не нравится? Под строгими костюмами синяков не видно, и на ней все быстро заживает.

Раньше у нас не всегда получалось играть с жертвами полноценно, теперь таких промахов не случается. Через пару часов, кончив, иногда против воли, пару-тройку раз, выплакавшись и почти успокоившись, они уже не пытаются сбежать и качать права, когда их освобождаешь. Им даже не приходится говорить, что и как делать. Они такие робкие: тянутся с опаской, прикасаются слишком легко, выглядят слишком неуверенно... Забавно, но их почему-то ужасно шокирует, что у Хезер проколоты соски, а у меня – татуировка на всю спину.

- Красиво, - выдыхают они восхищенно. - О боже, - шепчут они, когда кончают. - Как уходить? – всхлипывают, когда наступает утро, и я решаю, что нам с Хезер пора побыть наедине. Они ведь, не поверите, даже телефоны пытаются оставить, а кое-кто рыдает, одеваясь.

- А вдруг увидимся, - улыбается Хезер, вспомнив, что роль хорошего полицейского я назначила ей. И иногда она их целует на прощание. Знает, насколько меня это бесит, и все равно так поступает. Просто если меня не разозлить хорошенько, то я буду с ней нежной и не поддамся на уговоры. Никто никого не калечит, я же ее люблю, но вот следы от ремня потом сходят неделю. Я говорила, что на ней все быстро заживает?