Cолнце разлилось по небу кипящим золотом, выжигая редкие облака.
День склонился к закату, торопясь укрыться под угольным покрывалом ночи и остыть.
Сторибрук будто бы догорал в этом закате. Крыши домов его пылали под злыми прикосновениями уходящего на покой светила. Слепо щурились окна, поскрипывали двери, утомленно гудел асфальт, разогретый автомобильными шинами. Улицы плавились от несусветной жары, пришедшей сюда в конце дождливого лета. Многие жители, не выдерживая температуры, уезжали прочь, убегая от дышащей в спину духоты.
Дорога из города была одной-единственной и уже где-то далеко за границами Сторибрука разделялась надвое. Внимательный глаз и днем не заметил бы узкую, заросшую травой, тропу, ведущую куда-то вглубь бескрайнего леса, что уж говорить про сумерки. Но для Регины Миллс эта местность была изучена на отлично.
Мэр Сторибрука оставила машину и обувь на обочине, ступая теперь босыми ногами по пружинящей траве. Еще не до конца умершее солнце пыталось дотянуться до лица женщины, ударяя по глазам раз за разом длинным лучом. Но Миллс размеренно двигалась вперед и, если и слепла, то лишь на мгновения.
Трава была влажной, и роса оседала на щиколотках, холодя кожу. Западный ветер путался в ветвях деревьев, так и норовя свалиться вниз, но, побежденный, уносился прочь, чтобы вернуться с новыми силами.
Сумерки становились гуще. У Регины не было с собой ни спичек, ни фонаря, ни чего-либо еще, что могло осветить дорогу, но она уверенно продвигалась вперед, как если бы знала, что в темноте не останется.
Достаточно отдалившись от основной дороги, женщина остановилась вдруг, будто забыв, куда следует идти дальше. Через мгновение пальцы ее уже расстегивали пуговицы на пиджаке, который свалился на землю мгновения спустя. За ним последовали блузка и юбка. Чуть помедлив, Миллс избавилась от чулок и нижнего белья. Педантично собрав вещи, она аккуратно сложила их в зарослях, очевидно, намереваясь вернуться. Впрочем, что могло помешать ей это сделать?
Соски медленно и неохотно сжались от прохлады, уверенно обнявшей грудь, когда Регина выпрямилась, вновь возвращаясь на тропинку. Подавив желание обхватить плечи ладонями, женщина решительно двинулась дальше, время от времени пригибаясь, чтобы миновать низкорастущие ветки.
Идти становилось все трудней: торчащие из земли камни резали ступни. Боль была быстрой, но постоянной, и Миллс сжимала зубы, вынуждая себя не останавливаться.
Потому что делать этого было нельзя.
Кровь немного остужала горящие от порезов подошвы, но каждый новый шаг отдавался ударом в левом виске.
Здесь больше не было духоты города. Холод струился по коже, и казалось, что пар поднимается ввысь, отрываясь от разгоряченного за день тела.
Совсем стемнело. Куски низкого почерневшего неба проступили сквозь нагромождение веток, когда Регина подняла голову, глядя наверх. Удостоверившись, что появились звезды, она остановилась наконец, давая отдых израненным ногам, хотя стоять было гораздо больнее, чем идти.
И принялась ждать.
Тишина давила со всех сторон. Не абсолютная, ведь абсолютной тишины в лесу просто не бывает, но такая, от которой хотелось перейти на бег и покинуть это место, лишь бы только не поддаваться отчаянию ожидания.
Ветер все же сорвался вниз, россыпью капель невесть откуда взявшегося дождя ударив по плечам Регины. Миллс вздрогнула и прикрыла глаза, удерживая себя от любых движений.
Шорох раздался справа.
Затем слева.
Переместился наверх и осторожно опустился к ногам.
На прикрытых веках Регины заплясали смутные тени, и, когда она медленно открыла глаза, то привычно темная радужка их на какое-то мгновение оказалась поглощена ярким синим светом.
Женщина позволила себе улыбнуться в тот момент, когда кончился дождь.
Духи деревьев пришли к ней, чтобы указать путь.
Ведь магия вернулась, а вместе с ней вернулись и они.
Регина протянула руку, и один из синих огоньков, кружащих в воздухе, уселся ей на ладонь трепещущим сгустком холодного пламени. Она поднесла его ближе к лицу, словно пытаясь что-то разглядеть, затем стряхнула вниз. Огонь взвился, кружась возле нее, но женщине не было более до него никакого дела.
Они появились, а значит, путь дальше ей проложен.
Можно идти.
Выглянула недозревшая луна, но сегодня полнолуние не было необходимым условием.
Огоньки мельтешили перед глазами, старательно обтекая женщину, не касаясь ее.
Уставшие ноги приготовились вновь сносить многочисленные мучения от камней, однако тропа неожиданно стала мягкой, едва Регина успела преодолеть шагов двадцать. Не замедляясь, она ступила вперед еще пару раз и удовлетворенно почувствовала, как ноги ее погружаются в мох, под которым холодом струилась вода.
Болото.
Она пришла туда, куда было нужно.
Сюда забредали слишком редко для того, чтобы знать о трясине, но Регина знала. Как знала она и то, что за тени выросли над болотом в тот самый момент, когда она посмотрела вперед, ища покрытую затхлой и неприятно холодной водой тропу.
Белесое свечение обожгло прикосновением мох, и синие огни моментально унеслись прочь, словно испугавшись конкуренции. Регина, меж тем, сделала три шага вперед и остановилась, опуская взгляд вниз.
Там, под мутной пленкой воды, виднелось бледное лицо, изъеденное болотными тварями. Жидкие пряди волос чуть шевелились, словно где-то на глубине тихо журчало течение, немыслимое для болот.
Регина приподняла брови, склоняясь. От воды к телу скользнули испарения.
Открылись прогрызенные червями веки.
Мертвые пустые глаза залила вода.
Спустя мгновение колдовство, сведенное с ума ожиданием возвращения, заполнило их, вытеснив воду, и Миллс поспешно отшатнулась, когда почти истлевшее тело вынырнуло, протягивая к ней обмотанные клочьями плоти руки.
Регина не боялась мертвых. Фактически, она сама была такой, поэтому ее не трогали. Но в этом месте про нее не смогут забыть, сколько бы времени не прошло.
Здесь ее станут ждать всегда и однажды придут за ней.
Над болотом сгустился туман, в котором выросли призрачные силуэты, быстро наливающиеся силой. Регина искривила губы в пародии на усмешку.
Румпельштильцхен разбудил и их.
Ведьмы проносились мимо нее серебристыми сполохами холодного огня, лунный свет стелился за ними шлейфом. Длинные волосы извивались на спинах быстрыми змеями. Пустые глаза, заполненные колдовством, светились в темноте.
Живые, мертвые, призрачные – все они почуяли присутствие новой души, которую могли бы заполучить себе на шабаш. А оставшееся пустым тело затем примерил бы на себя кто-нибудь из тех, у кого остались незавершенные на земле дела. Конечно же, до того момента, как проводник бы пришел, чтобы забрать его вниз.
Иногда живых не трогали. Даже тогда, когда они умоляли об этом. И Регина не знала, почему так.
Она отправилась вперед, стараясь не отвлекаться на собственные ощущения, кричащие о том, что лучше бежать.
Ведьмы кружили вокруг нее и, в отличие от синих огней, всячески пытались задеть
– Останься! – кричали юные, восторженно глядя на женщину, шествующую среди теней. – Мы научим тебя летать!
Она не смотрела на них, зная, что если взглянет, то навек заслушается звонким смехом.
– Останься, – шептали взрослые, понимающе глядя на женщину, держащую спину прямой, как струна. – Мы научим тебя жить.
Она не смотрела на них, зная, что если взглянет, то навсегда засмотрится зрелой красотой.
– Останься… – плакали старые, завистливо глядя на женщину, которая была моложе их. – Мы научим тебя любить…
Она почти посмотрела на них, когда дрогнула в соблазне. Замедлила шаг, чувствуя, каким удовлетворением наполняются мертвые сердца болотных ведьм. Сделала вдох, словно собираясь нырнуть.
И отправилась дальше поспешнее, чем собиралась.
Ведьмы знали, на что давить.
А она знала, чего от них ждать.
Сзади раздался разочарованный стон, перешедший в плач.
И вокруг талии Регины в тот же момент обвились холодные твердые руки, опрокинувшие женщину на спину.
Сдавившие со всех сторон.
Утянувшие на дно.
Едва успев схватить ртом воздух, Миллс даже не подумала сопротивляться. Она знала, что это все равно бесполезно.
Слои воды мелькали перед глазами: болото было гораздо глубже, чем могло показаться на первый взгляд. Именно потому Регина все это время шла по тропе, четко, ровно, не отклоняясь и не сворачивая.
Они тонули слишком быстро, от перепада давления Миллс замутило, и она едва удерживала себя от того, чтобы открыть рот. Глаза резало от грязной воды, кожу саднило в том месте, где пальцы ведьмы вдавливались в нее.
Но вот закончилась муть, и женщина с облегчением увидела, что они вышли на чистую воду. Она все еще была темной: ни солнечный, ни лунный свет сюда не доставали – но в ил были воткнуты какие-то светильники.
Магия, конечно, что за огонь станет пылать под водой?
Воздуха в легких почти не осталось, Регина напряглась, понимая, что еще чуть-чуть – и она может не выдержать. Словно почувствовав это, ведьма, что по-прежнему не отпускала ее, вдруг развернула женщину лицом к себе и прижалась тонкими губами к губам Миллс, языком раскрывая их.
Учитывая, что она почти задохнулась, Регине не было решительно никакого дела до того, что ее касается, да еще так интимно, затхлый труп. Воля к жизни продиктовала ей лишь порыв, поддавшись которому она обхватила ведьму руками за плечи, словно боясь, что та ее отпустит раньше времени, и по привычке попыталась сделать поцелуй более страстным.
Разумеется, ведьма не ответила ей, методично продолжая отдавать тот воздух, что застоялся у нее в легких. Но, пока Миллс лихорадочно цеплялась за эту частицу жизни, полученную от мертвеца, обе они успели добраться до той границы, что отделяла в этом подводном царстве воду от огромного купола, заполненного светом.
Ведьма разжала руки, и Регина рухнула спиной на песок. А, рухнув, зажмурилась, выплевывая остатки полученного воздуха, на поверку оказавшегося слишком противным.
Затем открыла глаза.
Ведьма, стоявшая над ней, не была страшной, не была разложившейся, не была… мертвой. На первый взгляд. А на второй зоркий глаз Регины сумел узреть сеточку-паутинку из едва заметных следов разложения, тронувшую чистую бледную кожу ведьмы. Мокрые черные волосы облепили череп, пустые глаза горели колдовством, что вдохнуло жизнь в это создание тьмы. Губы, которые целовали ее, пусть и без любви, выглядели хоть и серыми, но вполне человеческими. Влажное тело было худым, но не изможденным. Видимо, женщина погибла совсем недавно.
Так или иначе, они все попадали сюда. Даже Злая Королева не была бы избавлена от этой участи, случись ей умереть, чего она, конечно же, всячески избегала. Болото в лесу Сторибрука было лишь одной из многочисленных дверей, разбросанных по миру. Каждая ведьма знала, где их найти, но очень немногие отваживались спускаться туда, где и без того окажутся однажды. Зачем в таком случае торопить судьбу?
Ведь это место, где мертвые ведьмы продолжали жить.
Место, где магия была достаточно сильна для того, чтобы поставить их на ноги вновь. Жаль, уже без сил.
Жалкое подобие их прежних возвращалось в этот мир всякий раз, как кто-то переступал определенную границу. Призраками выходили они из болота, наращивая плоть, принимая тот облик, в котором застал их проводник, который обязан приводить сюда тех, кто не может добраться сам. Иногда на поиски ведьм уходило слишком много времени, именно поэтому не все из них выглядели столь же привлекательно, сколь при жизни.
Регина знала, что это не зомби, пусть они и встали после смерти. Но неуютное чувство гадливости все же пыталось одержать верх.
Ощущая себя слишком голой для подобных контактов с мертвецом, Регина медленно поднялась, не сводя взгляда с неподвижной ведьмы.
– Я готова пройти к королю, – нехотя сообщила она, и в то же мгновение ведьма немыслимо быстрым движением оказалась за спиной Миллс, обхватила за талию и взмыла вверх.
Полет был краток, и вот уже они опустились вниз вновь. Ведьма убрала руки от Регины и отступила назад, исчезая среди поднявшейся серебряной пыли. А Миллс едва сдержала изумление, когда вдруг поняла, что же раздражало ее все то время, что они мчались сюда.
У ведьмы билось сердце. Громко и отчетливо.
Эта мысль наверняка задержалась бы у нее в голове, если бы ее взгляд в этот момент не упал вперед, туда, где на песке стоял огромный резной трон, весь изукрашенный самоцветами. И на троне этом сидела та, увидеть которую здесь Регина почему-то не ожидала.
– Все ведьмы попадают в ад, милочка, – широко улыбнулась светловолосая колдунья, и рога, приделанные к ее головному убору, дрогнули в такт словам. – Должна ли я была стать исключением?
Она выглядела совсем живой. Такой, какой запомнила ее Злая Королева.
Регина выпрямилась.
– Малефисент, – дрогнули губы.
– Малефисент, – согласно повторила ведьма.
Миллс кивнула, унимая дрожь в теле, появившуюся после того, как она лишилась, пусть и негласной, но все же хоть какой-то поддержки от той, что стояла недавно за ее спиной.
Шериф Свон убила дракона, в облике которого разгуливала Малефисент. Почему же Регина не подумала о том, что ведьма окажется здесь? Сюда попадают все мертвые колдуньи, так уж повелось. Вот только ими всегда управлял король, а не королева.
– Я убила его, – равнодушно сообщила Малефисент, когда Регина спросила ее об этом, и скипетр в ее руке слегка покачнулся. – Он слишком многого хотел от меня, теперь его кости обгладывают болотные псы. Но ты же пришла сюда не за этим?
Регина молча склонила голову. Холодный ветер дунул откуда-то, остужая тело, которое совершенно не нужно было остужать.
Она действительно не должна была удивляться или спрашивать. В мире магии нет места удивлению. Только разочарованию.
Разочарованию от того, что она не чувствует ни малейшей капли привязанности к той женщине, что сидит перед ней.
– Мне нужна помощь.
Малефисент тоже не выглядела удивленной, услышав подобную просьбу. Только откинулась назад, безмятежно глядя на Регину.
– Ты забыла преклонить колени, – сказала ведьма задумчиво, и она кивнула.
Однако, выполнить напоминание не поспешила.
Малефисент смотрела на нее какое-то время, затем спросила:
– Помощь какого рода?
– Румпельштильцхен вернул магию, – голос Регины был ровен, она умела держать лицо тогда, когда ей было нужно, сколь бы она ни была при этом обнажена. – Мне необходима его смерть.
Ведьма на троне приподняла бровь. Было незаметно, чтобы новость сильно взволновала ее. Правильно, ведь мертвые не волнуются.
И не потеют.
– Твоя плата? – перешла она сразу к делу. И тут же добавила, не успела Регина открыть рот:
– Я не стану работать меньше, чем за сердце твоего сына.
Услышать это было страшнее, чем думалось.
Словно стало нечем дышать. Или же Регина просто забыла, как следует делать вдохи.
– Сердце? – переспросила она медленно.
Малефисент пожала плечами.
– Сердце, – подтвердила она. – Я наслышана о том, что оно у твоего мальчика слишком любящее и свободное. Такое же, каким было у тебя, пока ты не стала совсем бессердечной.
Ведьма улыбалась, и было что-то такое в ее словах, что вынуждало думать о двойном дне.
А вот теперь воздух вернулся в легкие, ворвался шумной волной вместе с пониманием.
Кто еще знает, что в ее груди зияет пустота?
Регина всегда схватывала на лету, это качество досталось ей от матери.
Как и умение вольно обращаться с чужими сердцами.
Но теперь ей снова требовалось расстаться с сердцем того, кого она пыталась любить.
Выдержит ли она это ради того, чтобы расставить все по местам?
– Я принесу тебе сердце, – равнодушно отозвалась Регина, и небеса не рухнули. Земля не поглотила ее, а вода не накрыла с головой.
Малефисент была довольна. Регина увидела это по ее глазам, когда ведьма коротко кивнула.
Было странно, что колдунья не оставила ее поболтать, но об этом Регина думала уже на пути домой, застегивая пуговицы блузки.
Вообще все было странно, но опять же – ей ли тому удивляться? Мир переменился. И ее сын немало поспособствовал этому, со своим любящим и свободным сердцем.
Регина усмехнулась, качая головой, когда останавилась на границе леса и шоссе.
Когда-то люди знали ее, как Злую Королеву, живущую ради своих прихотей. Стоит ли ей оставаться прежней Региной Миллс?
Вырвать сердце собственного сына ради того, чтобы одержать верх над Румпельштильцхеном… Это не такая великая плата за то всемогущество, что позволит ей уничтожить Белоснежку.
Регина сделала шаг вперед и остановилась вновь, почувствовав на себе чей-то взгляд.
Захотелось обернуться, но она знала, что увидит там.
Кого.
И только лишь заведя машину, мадам мэр мельком бросила взгляд на окутанную серебристой дымкой ведьму, прячущуюся у дороги.
Поправив зеркальце заднего вида, Регина подумала о том, что приручила ее. Мертвые ведьмы часто выбирают себе в спутники кого-то живого. Цепляются к нему и бродят рядом везде, питаясь эмоциями, чувствами, смехом и слезами. Всем тем, что они не могут получить в своей загробной жизни.
Цепляются, потому что так бывают избавлены от непередаваемой скуки, преследующей их на дне болота.
Бедняжка ведьма еще не знала, что умрет вновь, теперь уже – с голоду.
Регина снова задумчиво посмотрела в зеркальце, надеясь увидеть колдовские глаза.
Кто знает, где они пригодятся?

* * *

Когда Регина вернулась к болоту во второй раз, в руках у нее был небольшой замшевый мешочек темно-красного цвета. Оставив одежду на прежнем месте, она взяла мешочек с собой и крепко сжимала его ладонью всю дорогу.
Надежно, чтобы не уронить. Чтобы не потерять.
Второго шанса у нее не будет.
У нее было время, чтобы все обдумать. Было время, чтобы переболеть, чтобы убедить себя, что надо поступить только так, а не иначе. Рискнуть, чтобы получить все или же остаться ни с чем.
Малефисент всегда была сильна, но теперь на ее стороне вся магия и мощь загробного мира, а что есть у Регины? Питавшаяся страхом подданных, сейчас она не может поддерживать свои силы таким образом. Кто боится ее в Сторибруке? Только те, кто еще не знает про Эмму Свон.
Ох уж эта Эмма… но сегодня она не столь сильна и опасна, как Голд, вернувший себе свое золото и Белль. Теперь его не удержишь ничем, ничем не пошантажируешь. Теперь он чувствует себя на вершине. Окрыленный любовью своей потаскушки, он свернет горы и обрушит их на мэра, чтобы добить ее.
Регина тоже хотела этого.
Не добить мэра, конечно, подобных самоубийственных мыслей у нее отродясь не водилось.
Она хотела чувствовать.
И любить.
Потому что слишком давно уже ее жизнь почти ничем не отличалась от тоски, заполняющей тот ад, в который она намерена была спуститься вновь.
Пусть даже цена для достижения этого будет так высока.
Но у Регины в запасе имелся еще один козырь, которым она собиралась воспользоваться.
Все было, как и в тот раз: синие огоньки, которых сменили призраки и костлявые ведьмы, поющие свои жалобные песни, а затем – падение в бездну. Регина не видела, кто нес ее сквозь толщу воды на этот раз, но знала точно, что проводница осталась неизменной: прирученные ведьмы не бросают своих хозяев.
Чем же она приманила ее? Телом? Поцелуем? Отсутствием страха? Тем, что первой пришла сюда и не поддалась на призывы других ведьм?
Регина прижималась спиной к груди мертвеца, тонущего вместе с ней, и думала о том, что настоящие ведьмы отлично плавают. В их поместье тех, кого подозревали в колдовстве, связывали по рукам и ногам и бросали в пруд с очень чистой и очень холодной водой. Не выплыла? Отлично, значит, была обычным человеком. Сумела не только избавиться от веревок, но и удержаться на плаву? Смерть ей!
Регине вдруг стало интересно, сколько из тех утопленниц сейчас находятся здесь, не встретит ли она кого-нибудь из них. А еще ей вдруг подумалось о том, где же сейчас ее мать. Неужели она все еще жива?
Мысль о матери была ненавистной, и, хотя воздуха в легких еще оставалось предостаточно, Регина сумела развернуться в руках ведьмы, преодолевая сопротивления объятий и воды. И, как и в тот раз, прижалась губами к губам мертвой колдуньи.
В этом поцелуе они выпали на песок, и Регина не позволила ведьме отстраниться. Теперь у нее было преимущество: прирученные ведьмы становятся покладистыми. Вот и эта ведьма, поняв, чего от нее добиваются, застыла спокойно, не оказывая сопротивления. Губы ее не шевелились, Миллс целовала их, кусала, оттягивала, лизала, но ответа не было. С таким же успехом она могла бы целовать резиновую куклу, только та была бы теплее сейчас.
Регина зло прервала поцелуй и встала на колени, чувствуя, как острый песок царапает кожу. Странно, что она заметила это сейчас – когда ей нужно думать о другом.
Ведьма лежала на спине и смотрела на нее глазами, в которых плескалось чужое колдовство. Регина знала, что, забери она эту женщину с собой, появился бы шанс вытолкнуть из нее злую магию. Возможно, заполнить ее своей.
Но это не было тем, в чем сейчас нуждалась Регина.
Она склонилась к мертвой ведьме, старательно слушая поверхностное дыхание. Убедившись в его присутствии, Регина положила ладонь на грудь колдуньи, зажимая сосок между пальцами, будто пытаясь возбудить его.
Тщетно, разумеется. Мертвые ведьмы – не лучшая пара для сексуальных игрищ. Впрочем, для мужчин, наверное, разницы никакой.
Регины потянула сосок вверх, и он поднялся вместе с грудью, рискуя оторваться. Ничего не отразилось в глазах ведьмы: Регина могла бы разодрать ее на кусочки, но так и не добиться хоть какого-нибудь звука.
Ведомая тем любопытством, что иногда заставляет психически здоровых людей прыгать с крыш и задумываться о том, каково будет тонуть, Регина склонилась, убирая пальцы и заменяя их своим языком. Почему-то захотелось попробовать вкус мертвого тела, узнать, так ли он противен. Но в нос ударил только запах болота, а на языке остался привкус железа или чего-то подобного.
Ничего страшного.
Регина улыбнулась, продолжая стоять на коленях, и провела ладонями по бокам ведьмы. Дойдя до ее ног, она раздвинула их, вставая между, одним бедром касаясь лобка.
Ведьма по-прежнему смотрела куда-то наверх, и не было ей никакого дела до того, что собиралась сотворить с ней кареглазая женщина с немного растерянным выражением лица.
Регина знала, что нет смысла обижаться на мертвеца, но все же обиделась. Ровно для того, чтобы распалить себя.
А затем, резко склонившись над ведьмой, одним рывком взяла у нее то, что было ей нужнее всего.

* * *

Малефисент ждала ее на прежнем месте и быстро встала навстречу. Рога на головном уборе задрожали в нетерпении, когда колдунья протянула вперед руку, жадно выхватывая из рук молчаливой Регины кровоточащий мешочек.
Та склонила голову, думая о том, не встать ли на колени. Но они все еще болели.
Она не смотрела на Малефисент в тот момент, когда та хрипло и лающе засмеялась.
Мешочек прилетел к ногам Регины, тяжело опустившись на землю из-за пропитавшей его крови.
Она нехотя вскинула голову.
Малефисент держала в руке сердце.
Черное сердце.
Мертвое сердце.
Слишком большое сердце для мальчика десяти лет от роду.
– Ты хотела обмануть меня? – почти нежно спросила Малефисент, и сердце соскользнуло с ее пальцев, упав на тронное возвышение. Ведьма шагнула вперед, спускаясь по немногочисленным ступеням. А затем вдруг метнулась вперед душной волной пыли и тлена, окутавшей Регину в тот момент, когда пальцы Малефисент вонзились под ребра Миллс.
Регина все же упала на колени, задохнувшись от бело-желтой боли, взрезавшей ее напополам, и торжествующая ведьма наклонилась к ней, ввинчивая руку внутрь. Боль проникла под кожу вместе с рукой Малефисент, разорвала жилы, раздробила кости, увязла в крови, распространилась по телу грязевым потоком, сметающим все со своего пути.
Не осталось звуков. Исчезло дыхание. Само время слилось с угольной чернотой ночи.
Регина знала, что прошла лишь пара секунд, но ей показалось, что она утонула в вечности.
А затем Малефисент убрала руку. И торжество в глазах ее немного померкло.
– Ты хотела обмануть меня, – утверждающе сказала она на этот раз, и Регина, кашляя, зачем-то прижала дрожащую ладонь к левой груди, словно надеясь найти там дыру. Но вместо этого пальцы ощутили стук.
Биение.
Звук, от которого она успела отвыкнуть.
С трудом заставив себя подняться, Регина тряхнула головой, и влажные от пота и болотной воды волосы неровной волной закрыли лицо.
Все еще держа руку у сердца, она заставила себя поклониться растерянной королеве мертвых ведьм.
– Твое наказание пойдет мне впрок, – голос был подобен шелесту ветра в сухих листьях, но разгорался с каждым словом. – Я обещаю, что усвою урок.
И Регина улыбнулась, кланяясь снова.
Обманутое ожидание разлилось в воздухе запахом гнили.
– Откуда ты узнала, что я накажу тебя именно так? – прошелестела Малефисент, всеми силами скрывая, как задели ее слова Регины. Но почерневшие глаза полнились злобой, которая готова была пролиться из них.
Регина пожала плечами, и жест этот был исполнен воистину королевской снисходительности.
– Я не знала, – сказала она правду. – Но я поняла это, когда ты потребовала от меня сердце моего сына, упомянув при этом мое собственное. Потому что, – и слова сорвались с губ облачком пара, – никто не знал про него. Кроме меня и моей матери.
Это было тем признанием, которым Регина ни с кем и никогда не делилась.
И она действительно хотела смерти Голда, когда шла сюда.
Но возможность завоевать Генри…
Это было сильнее.
В этом Регина нуждалась отчаяннее.
Обман был тщательно продуман и обречен на то, чтобы оказаться раскрытым сразу же.
Малефисент вернулась на свой трон и, сев, откинулась назад.
– Твоя мать научила меня этому, – улыбнулась ведьма, Регине глаза ее почудились совсем черными. – Забирать и возвращать сердца. Только я никогда не думала, что однажды попрактикуюсь на тебе.
Глаза были мертвыми.
С чего бы это?
Так вот куда Кора дела ее сердце тогда, когда забрала его. Отдала на сохранение – и кому? Столько лет впустую… Если бы она знала раньше… Почему Малефисент не вернула его раньше?
Все это были совершенно ненужные теперь вопросы.
Потому что Малефисент вернула ей сердце сейчас, думая, что тем накажет ее сполна. Откуда же она могла знать, что исполнила самое сокровенное желание своей бывшей соперницы, которая, наконец-то, сделала правильный выбор?
– Да, – сказала Регина, и уж ее-то улыбка была настоящей. Живой.
– Да, – повторила она. – Моя мать… Моему Генри тоже нужна мать. Мать, которая станет любить его так, как он того заслуживает.
Дальше она могла не продолжать.
И смех прорвался сквозь все существо сидящей на троне ведьмы, окутав ее пылью.
– Глупая, – прошелестела Малефисент своими губами, похожими на серых червей. – Ты еще пожалеешь о своем решении. Пожалеешь и придешь ко мне вновь!
Миллс не собиралась спорить.
Потому что не исключала такой возможности.
Однако сегодня она собиралась только уйти.
С гордо поднятой головой и сверкающими глазами, Регина покидала зло улыбающуюся ей в спину Малефисент, и рога заклятой подруги покачивались в такт негромкому смеху.
Малефисент смеялась над Региной, но той было все равно: она лишь чуть замедлила шаг, когда проходила мимо распластанного на холодном песке неподвижного тела ведьмы, отдавшей ей свое последнее дыхание.
– Прости, – едва шевельнулись губы Регины.
Ответа можно было не ждать.
Даже мертвая ведьма без сердца встать не сможет. А Регина вырвала его у нее. И теперь оно валяется где-то у ног Малефисент, которая однажды наступит на него и пройдет дальше, не заметив.
Миллс едва успела занести ногу над водой, когда тугой ветер рывком перебросил ее к поверхности болота, небрежно опустив на тропу.
Где-то в груди, там, где она отвыкла слышать и чувствовать хоть что-нибудь, горела-пылала-прожигала плоть насквозь частица расплавленного солнца, запертая в клетке из ребер.
Регина шла обратно по той же дороге, молчаливые тени расступались перед ней так, словно сияние, запертое внутри, просвечивало сквозь такой непрочный заслон человеческой кожи, разгоняя тьму. И беспечные юные ведьмы вместе с плачущими старухами притихли, следя своими по-прежнему пустыми глазами за покидающей их женщиной.
Регина не смотрела на них.
Ей незачем было на них смотреть теперь.
Ее сердце снова было с ней.
У нее.
Отнятое матерью для правильного воспитания дочери, оно вернулось к Регине спустя долгие годы.
Со всеми ее радостями, горестями, смехом и слезами, со всей ее жизнью.
Со всей ее любовью.
И это было тем, чего ей всегда хотелось.