Рита безучастно наблюдает за тем, как они передают по кругу бутылку водки с отодранной этикеткой. «Они» — это Саныч, Катерина, Антоха и Гоша. Самому старшему из них тридцать четыре — это Антоха, и он чем-то напоминает поеденный молью ковёр. Самая младшая — она, юркая и изворотливая десятилетка. Ей, конечно, водки не предлагают.
Здесь, на окраине города, Рита чувствует себя как рыба в воде, хотя любой ребёнок её возраста предпочёл бы оказаться как можно дальше отсюда. Не каждый способен на то, чему обучены выросшие здесь — да и не каждый за такое возьмётся.
От земли идёт холод — сквозь плотный картон Рита отлично ощущает это и морщится. Вот-вот наступит зима. Главное, чтоб она не была такой же морозной, как прошлая. Тогда хотя бы есть шанс ничего себе не застудить. Впрочем, разболеться можно и сейчас, в конце октября: было бы желание, а способ всегда найдётся.
— Давай, выкладывай, — говорит Катерина. — Не облажалась?
Риту переполняет гордость. В свои десять она — виртуоз, обладатель «липких» пальчиков и неприметного лица. Даже, пожалуй, слишком неприметного: Саныч как-то раз сказал ей, что черты у неё какие-то «смазанные», невыразительные. Смуглолицая Рита долго не верила, а потом убедилась сама.
— Не облажалась!
Театральным движением она вытряхивает из складок одежды — лохмотья те ещё, но чем больше на себя напялишь, тем легче унести добычу — два кошелька и толстую золотую цепочку. С толстосума сняла, не иначе. Хороший улов — не то, что вчера был. «Три копейки» — так Антоха обычно называет подобные смехотворные суммы.
— Я же говорила, — фыркает Рита, смешно морща нос. Гоша и Саныч гогочут, и даже Катерина снисходительно улыбается.
— А раз говорила, то делись!
— Ещё чего!
Рита упрямится, но у неё всё равно отбирают часть выручки. Это называется «сдать в общак» или как-то по-другому, запоминать она не стала. Обидно до слёз, но плакать ни в коем случае нельзя. Они только в очередной раз посмеются над ней.
— У мамки-то была? — спрашивает вдруг Катерина.
— Была.
— И чего?
— И ничего! — Рита чувствует, что срывается, и её губы дрожат. И голос дрожит. Да всю её, кажется, лихорадочно колотит.
Меньше всего на свете Рите хочется рассказывать о том, как её, оборванную малявку в жутком тряпье не по размеру, в очередной раз оттолкнули от кованой калитки психиатрической клиники. «У Васильевой, — говорят, — сроду детей не было. Проваливай, замухрышка!» Но она, Рита, есть, даже если мама вовсе не помнит о её существовании. Такая вот вселенская несправедливость.
— Ну прости, — Катерина грубовато хлопает её по плечу.
— Ерунда, — отвечает Рита, хотя глаза у неё на мокром месте. — Мне на рынок пора. Жрать-то нечего.
— А справишься?
— Конечно. Всё будет шито-крыто!
Она тенью выскальзывает из подворотни и не слышит, как Саныч и Катерина о чём-то негромко переговариваются, а потом достают с таким трудом добытые ею деньги и складывают в непрозрачный пакет.
Они чертовски любят выпить, но убеждены, что зимняя куртка нужна Рите больше, чем им — очередная бутылка. Тем более что девчонка-то надежды подаёт — за её «работой» даже наблюдать приятно.

***
«Всё будет шито-крыто», — повторяет Рита про себя, беззвучно шевелит губами. На самом деле ей немного страшно идти на переполненный, многолюдный рынок, но другого выхода нет. Жрать действительно нечего.
Путь до мясного павильона она преодолевает до невозможного быстро: холод подхлёстывает лучше любой плети. Прохожие шарахаются от Риты, как от чумы, но это её даже забавляет. Она широко улыбается, заметив, что незнакомая пожилая женщина с ужасом вглядывается в её чумазое лицо.
В павильон Рита входит, как к себе домой — ещё бы он был у неё, этот дом.
Рынок похож на многоногое ползущее чудовище. Оказавшись там впервые, Рита не на шутку испугалась. Теперь же она только фыркает и устремляется навстречу людскому потоку. Кого-то она обходит осторожно, стараясь не задеть, на кого-то едва ли не наскакивает.
На самом деле всё предельно просто. У тех, с кем Рита предпочитает не связываться, ни черта нет за душой. Вторые же лёгкая, плывущая в руки добыча: распахнутые сумки, кошельки, лежащие в пакетах на грудах продуктов, небрежно торчащие из карманов тёплые перчатки. Обычно Рита не трогает одежду — только деньги и украшения — но скоро зима, и ей необходимо утеплиться.
Здесь очень шумно, но Рите этот шум даже нравится. Он словно надёжный щит, созданный специально для того, чтобы отвлечь от неё рассеянных прохожих. Да и как не зазеваться, если вокруг — товар на любой вкус?
— Говядина, свежая говядина! — несётся из дальнего угла.
— Свинина! — парирует коренастая девица справа.
— Курица-гриль! Ароматная курица-гриль!
— Приправы! Сделаем любое блюдо вкуснее во сто крат! — перекрывает визг торговок чей-то хриплый бас.
Рита глотает слюну и продолжает идти вперёд, заворачивает за палатку с курами-гриль. В ноздри ей забивается дразнящий запах свежей курицы. Сейчас бы снять кожицу, неторопливо съесть, впиться зубами в сочное горячее мясо… Но нет — не заработала ещё на ужин.
Женщину с маленькой девочкой, торопливо перекусывающих шаурмой тут же, в павильоне, Рита замечает совершенно случайно. На их месте она поостереглась бы покупать шаурму у Алика — ей слишком хорошо известно, из какой дряни он её готовит.
Но главное то, что кошелёк этой женщины лежит на липкой пластмассовой столешнице. Кожаный, тугой, явно набитый бумажками и мелочью. Лучше бы бумажками, конечно: мелочь слишком громко звенит, когда убегаешь. Но рискнуть определённо стоит.
«Всё будет шито-крыто», — в очередной раз успокаивает себя Рита, бесшумно приближаясь к их столику. Ребёнок вертится во все стороны, любопытничает — значит, наверняка даже не заметит её. Другое дело — мать девчонки. Если почувствует, как у неё тащат кошелёк, раскричится, и неизвестно, удастся ли на этот раз выйти сухой из воды.
Рита закрывает глаза и чувствует, что к её лицу будто бы пристаёт холодная деревянная маска. Это получается само собой, вне зависимости от её желания — только если сама Рита понимает, что эта маска ей действительно необходима. Именно поэтому она до сих пор никому не попалась.
«Всё будет…»
Каждый шаг даётся ей с невероятным трудом. Интересно, за кого примет её эта женщина, если заметит? Наверняка за свою миловидную дочурку — но она сидит рядом, а в подобные ситуации Рита раньше не попадала. Так или иначе, поворачивать назад поздно.
Рука сжимает кошелёк. Этот трюк Рита проворачивала тысячи раз: бесшумно стащить его со стола, спрятать в складках одежды, сбежать, как будто её тут никогда не было. Но женщина, будь она неладна, всё-таки поворачивается.
— Почему курочку не доела? — ласково спрашивает она.
Рита пытается ответить, но слова отчего-то застревают в горле тугим комком. Что бы сказала её мама? Наверное, то же самое… если бы вспомнила её, конечно, и согласилась поговорить.
— Я не… — запинается она.
Кошелёк ходит ходуном в трясущихся пальцах.
Прежде, чем дочь этой женщины замечает Риту, она успевает взять себя в руки и исчезнуть. На украденные деньги Катерина покупает целый мешок еды, потому что у них не осталось ровным счётом ничего.
Среди покупок — Рита довольно щурится — горячая курица-гриль.

***
Так продолжается до тех пор, пока она не пытается обокрасть элегантную рыжеволосую даму в странном плаще. Дама смотрит на Риту так, что той хочется провалиться сквозь землю.
— Тёмная магия, — незнакомка не спрашивает, а утверждает. — Так я и думала. И долго ты дурачишь людей?
— Не то, чтобы очень, — втягивает голову в плечи Рита.
— И всё-таки?
— Чуть меньше года.
— Вот как, — негромко отвечает дама. — Я говорила Сарданапалу, что тут что-то не так… Возможно, нам стоило найти тебя несколько раньше.
Особого отторжения она у Риты не вызывает: да, строгая и кажется довольно опасной, но явно не собирается ей вредить. Любая другая уже давно вызвала бы милицию, а уж в участке с Ритой никто бы церемониться не стал. Еще изобьют, будет приходить в себя пару недель, не меньше.
— А вы кто? — спрашивает Рита, не выдержав.
— Медузия Зевсовна Горгонова, доцент кафедры нежитеведения.
Непонятно, что кажется более неправдоподобным: имя женщины или её должность. Рита хмурится. «Нежитеведение» — такого и слова-то в русском языке нет, а тут на тебе — доцент кафедры!
— Вы… преподаватель? — продолжает она осторожно.
— Верно, — кивает Горгонова; про себя Рита решает звать её только по фамилии. — Я преподаю в Тибидохсе. Это школа для трудновоспитуемых волшебников.
В этот момент Рите кажется, что кто-то точным сильным ударом выбил у неё из-под ног почву. Приехали! Школа для волшебников, да ещё и не простых, а трудновоспитуемых. Такое в самом дурном сне не приснится. Любой дурак знает, что магии не существует.
— Простите, — говорит она, кусая губы. — Но вы… вы много выпили? Где вы живёте? Я могу вас проводить до дома, только не вызывайте милицию, пожалуйста! Я обещаю, что больше никогда не попытаюсь взять ваш кошелёк!
Горгонова внимательно рассматривает её — от сальных, давно не мытых волос до раздолбанных ботинок, и Рите хочется бежать. Как можно быстрее, спотыкаясь, падая, поднимаясь снова — лишь бы подальше от этой женщины со жгучим взглядом.
— А зовут меня Рита, — добавляет она почти шёпотом, просто чтобы не молчать. — Рита Шито-Крыто.
Сказать по правде, она не знает, правильно ли это — говорить первой встречной своё прозвище. Но фамилию свою Рита не любит. Она кажется ей совершенно чужой, взятой непонятно откуда. Лучше уж быть Шито-Крыто. По крайней мере, сразу понятно, почему её зовут именно так.
— Шито-Крыто? — вскидывает Горгонова тонкие брови. — Это, конечно же, не твоя настоящая фамилия. Впрочем, как хочешь. Тебе больше не придётся красть кошельки, потому что я забираю тебя в Тибидохс.
— Меня?..
Вот тут Рита пугается по-настоящему. Когда к тебе просто подходит то ли пьяная, то ли сумасшедшая женщина — это ещё полбеды. Но вот когда тебя грозятся куда-то забрать… Хуже и не придумаешь.
— Ты можешь отказаться, но твоя магия рано или поздно возьмёт над тобой верх, — пожимает плечами Горгонова. — Нужно учиться управлять своим даром, и именно этому тебя могут научить в Тибидохсе. Решай сама.
«Тибидохс» — такое же нелепое слово, как и «нежитеведение», похожее на название какой-нибудь сказки. Рите оно, однако, нравится. Жаль, что в итоге рассказ этой женщины окажется глупой выдумкой, но попробовать-то можно.
На одной чаше весов — мама, запертая в клинике; Катерина, Саныч, Антоха и Гоша, отбирающие её выручку, но всё-таки временами поддерживающие; сотни запахов и голосов на рынке; чужие кошельки и украшения.
На другой — почти ничего: магия, которая у неё, оказывается, есть; неизвестная школа для трудновоспитуемых волшебников; обучение в этой самой школе. Глупости сплошные, в общем.
Рита, почти не раздумывая, выбирает второе.

***
Тибидохс встречает первокурсницу Риту Шито-Крыто гулом ребячьих голосов.
Если бы кто-то сказал ей, что эта школа окажется огромным замком, она бы не поверила — но факт остаётся фактом, по коридорам можно бродить с утра до ночи и не осмотреть всё.
В первую очередь, правда, Риту волнует совсем не это — а то, что теперь у неё есть новая одежда и тёплые ботинки. Никто больше не сможет назвать её оборванной нищенкой. Тем более что теперь у неё есть свой дом — огромный, таинственный и почти что без взрослых. Преподы, конечно, есть, но это же мелочи.
Директор школы кажется Рите гораздо более добрым, чем чопорная Горгонова. И имя у него сказочное — Сарданапал Черноморов.
— Иди, — говорит он ей, светло улыбаясь, — знакомься с ребятами. Вот твоё кольцо. Учиться ты будешь на тёмном отделении… А жаль, я уверен, что и у нас на светлом тебе было бы неплохо.
— Наверное, — вежливо отвечает Рита. На самом деле ей кажется, что «тёмное отделение» звучит куда как лучше.
Кольцо у неё тоже замечательное — изящное, витое, будто бы из тонкого металлического кружева. Красивое, в общем. Сарданапал сказал, что с его помощью Рита будет колдовать, и в это ей верится. Впрочем, теперь она готова поверить во что угодно — встреча с Недолеченной Дамой любого убедит.
— Тёмное отделение, — шёпотом повторяет Рита. — Интересно, где это?
Когда она трясёт рукой с кольцом, из него вылетают алые искры. Горгонова объяснила, что это и есть отличительный признак тёмного мага. Искры светлых магов — зелёные.
Рита предпочитает красный цвет.
По замку она блуждает долго, но своих новых однокурсников всё-таки находит. Щупленький парнишка в очках рассматривает её почти так же пристально, как Горгонова, а высокая тощая девица с длинным носом сразу же принимается шептать что-то другой, круглой и низкорослой.
— Ты — Рита Шито-Крыто! — заявляет вдруг эта пышка. — Воровка!
— Сама ты…
Рита не договаривает. Это слово, больше напоминающее хлёсткую оплеуху, бьет наотмашь. Она прокусывает губу до крови и застывает, как каменное изваяние, сжимая кулаки. Ох, как бы хорошо сейчас было врезать этой толстой как следует, так, чтобы взвыла от боли.
— Даже не думай, — предупреждает её краснощёкий ушастый мальчишка, — обычно мне не удаётся подзеркалить незнакомого человека с первого раза, но у тебя всё на лбу написано, мамочка моя бабуся! Хотя Дуська, конечно, тоже хороша, — бросает он взгляд на пышку. — Ты думай сначала, что говоришь!
Рите тошно.
Она только-только появилась в Тибидохсе — а все уже знают, что она была карманницей. В этой школе вообще возможно сохранить хоть какую-нибудь тайну? Вряд ли.
— Я не воровка, — выдавливает она из себя, с вызовом глядит на подругу длинной девицы. — А даже если и так, это не твоё дело!
Первокурсники гудят. Кто-то одобрительно глядит на Риту, кто-то явно осуждает. Пусть так — ей, в общем-то, уже наплевать. Если и в этом сказочном Тибидохсе придётся выгрызать своё место под солнцем из чужих глоток, она готова к подобному испытанию. Время покажет, кто из них сильнейший.
— Да отвалите вы от неё, — лениво тянет кто-то. — Зубки прорезались, Пупсикова?
Рита, обернувшись, застывает.

***
Девчонку, которая вдруг решила заступиться за неё, зовут Гробыня Склепова. То еще имечко. И внешний вид соответствующий: фиолетовая грива, вызывающий макияж, юбка, больше похожая на пояс. На первый взгляд и не скажешь, что она появилась в Тибидохсе чуть раньше самой Риты.
— Тот, который с ушами — Баб-Ягун, — снисходительно поясняет она. — Всё детство тут провёл. Его бабушка работает в магпункте — загремишь туда, если сглазом или запуком шарахнут… Кубышка с ручками и ножками — Дуська Пупсикова. Круглая дура, причём круглая во всех смыслах. Дылда рядом с ней — Верка Попугаева. Ей дверью по носу прилетело, капитально так. Салага в очках — Шурасик. У него можешь списывать, он самый умный.
— А списывать понадобится? — осторожно спрашивает Рита.
— Смеёшься? Конечно! Посмотрю, что ты скажешь, когда попадёшь к Зубодёрихе!
— Кто…
— Фигушки, — качает головой Гробыня. — Всё сама увидишь, так интереснее.
Ненадолго они замолкают, и Рита глазеет по сторонам, пытаясь впитать каждую частичку места, где ей предстоит провести следующие пять лет своей жизни. Мимо проплывает уже знакомая ей Недолеченная Дама. Рита резко отшатывается.
— Да ты совсем пуганая, подруга! — улыбается Склепова. — Это ж надо…
— Просто она такая, — Рита разводит руками, так и не подобрав подходящее слово.
— Да уж. Она такая. Смотри, чтоб не прицепилась.
Гробыня показывает Рите спальни. К сожалению, ей предстоит жить с кем-то другим — впоследствии обнаруживается, что с толстой Дусей Пупсиковой. От этого Рита не в восторге, но комната Гробыни — совсем рядом, и она знает, что может зайти туда в любое время.
— Ты заходи, если потрепаться по душам захочешь, — говорит Склепова, прежде чем уйти к себе. — У меня пока соседки вообще нет — светленькие со мной не уживаются. Мне же лучше. Хоть место не занимают…
— Зайду, — обещает Рита.
В комнате уютно и тихо. Шторы на окнах, тумбочка у кровати — в общем, все именно так, как должно быть в нормальной комнате, которой у Риты никогда не было. Или была в раннем детстве, но она не помнит.
Единственный минус — крупный и розовощёкий — сидит за письменным столом и смотрит на неё, кажется, с опаской.
— Прости, — неохотно выдавливает из себя Пупсикова. — Я и не знала, что вы со Склеповой так быстро сдружитесь.
Вот как, усмехается про себя Рита. Значит, эта пышка боится Гробыню. Как и большинство первокурсников, судя по всему. Тем лучше — пусть это, возможно, и не очень честно. Но место под солнцем придётся отвоёвывать. Выгрызать, как Рита и предполагала с самого начала.
Что ж, Гробыня ей поможет. Тем более, с ней действительно хочется дружить.
— Прощаю, — помедлив, отвечает она и крепко пожимает протянутую руку Пупсиковой. — Но если что, учти: я с тобой нюни распускать не стану. Запущу запуком, — добавляет Рита, хотя на самом деле сегодня впервые услышала слово «запук». — Кстати, а на каком ты отделении?..
Первый год обучения пролетает незаметно.

***
На втором курсе Рита становится смелее и увереннее.
Её берут в драконбольную команду — вида спорта опаснее просто не придумаешь, но она не робеет. Первый полёт почти что сводит её с ума, а потом тренер Соловей О. Разбойник говорит, что из неё, возможно, выйдет что-то путное — как тут не согласиться?
Так или иначе, рисковать Рита любит, а драконбол — спорт для рисковых.
На самом-то деле, конечно, она понимает, что до настоящего успеха ещё далеко. Особенно если учесть, что в команде появляется Таня Гроттер — живая легенда магического мира. Светлая, но какая-то неправильная — вечно во что-нибудь вляпывается. Не очень приятно, когда тебя обходят вот такие, но Рита делает вид, что её это ничуть не задевает. У каждого своё место — это она понимает быстро.
Декан тёмного отделения, профессор Зигмунд Клопп, почему-то относится к ней на удивление хорошо. Его вообще не волнует то, кем была Рита до попадания в Тибидохс. Да и никого из преподавателей не волнует. Им интересно только то, на что они способны, и то, как сильно они хотят научиться управлять своим даром.
Наверное, это правильно.
Учёба даётся Рите достаточно легко, хотя на сглазах у Зубодёрихи временами хоть стой, хоть падай. Но наложить сглаз ей всегда удаётся без проблем. Другое дело — снять. А ещё на нежитеведении порой хочется повеситься. Но это не потому, что предмет сложный, а потому, что ведёт его Горгонова. Иногда зыркнет так, что хоть сейчас иди намыливать верёвку.
С коллективом у Риты складываются замечательные отношения. Без шуток, замечательные. С вечно ноющей Лизкой Зализиной она дерётся уже третий месяц — без магии, руками и ногами. Причём повод был какой-то пустяковый, они обе сейчас и вспомнить его не смогут. Но когда Лизка, рыдая, убегает в магпункт к Ягге, Рита испытывает ни с чем не сравнимый кайф.
Другое дело — неразлучная парочка сплетниц, Дуся Пупсикова и Верка Попугаева. Иногда Рита срывается, и Дуська боится ночевать с ней в одной комнате. Впрочем, она сама виновата — не надо было про родителей расспрашивать, а потом еще добавлять что-то о «мамочке, которая бросила свою несчастненькую дочку». Этого Рита допускать не станет.
С ребятами со светлого отделения ссориться почему-то не хочется. Наверное, потому, что с ними действительно можно хорошо поболтать и ни разу не захотеть выбить кому-нибудь из них парочку зубов. Но магу с тёмного отделения судьбой велено мучить светленьких — так Рита думает. Поэтому она доводит до слёз красавицу Катьку Лоткову, за которую потом вступается Баб-Ягун, и Рите самой приходится тащиться в магпункт.
— Давай-давай, Шито-Крыто! — орёт он ей вслед. — Крути педальки, мамочка моя бабуся!
Рита не сразу понимает, что тогда Ягун был прав. Пока что ей, конечно же, до невозможности обидно.
«Всё будет шито-крыто», — зло повторяет она про себя. Если честно, ей самой в это уже почти не верится, но иначе быть не может. После всего, что ей пришлось преодолеть, она не может расклеиться и опустить руки. Тем более из-за такой ничтожной мелочи.
Ягге обрабатывает ей синяк под глазом.

***
Гробыня лукаво улыбается
— Ритка, а скажи-ка мне одну вещь…
— Какую? — вздыхает Рита.
Ей совершенно не хочется ни о чём говорить. После драконбольных тренировок вообще ничего не хочется — только рухнуть в постель и забыться. Соловей, похоже, поставил перед собой простую, как кирпич, цель: вытрясти душу из каждого члена сборной. Что ж, успешно справляется.
— Тебе кто-нибудь нравится?
— В смысле? — удивляется Рита. — Ну, ты хорошая. И ещё с Ягуном весело бывает.
Склепова вскидывает брови.
— Я вообще-то не об этом, — говорит она. — Из наших парней кто-нибудь нравится?
— Даже не знаю.
Рита и впрямь не знает. С парнями в Тибидохсе напряжёнка.
Юра Идиотсюдов — драчливый придурок, ему всё равно, девчонка перед ним или нет. Ударит так, что встанешь не сразу. Дёмка Горьянов — вонючка, а ещё перед встречей с ним лучше не есть и не пить ничего молочного. Рома Кисляков — просто идиот, комментарии излишни. Семь-Пень-Дыр — ужаснейший жмот, Рита не раз видела, как он вытрясает из должника последнюю дырку от бублика. Ягун — светлый, и этим всё сказано. Тем более что всем видно, как он за Катькой волочится. А про Шурасика лучше промолчать. О таких или хорошо, или…
— Да они все какие-то скучные, — наконец находит подходящее определение Рита. — Даже поболтать не о чем.
— Вот и я так думаю! — Гробыня подхватывает её под руку. — Правда, меня вчера Гуня на свидание приглашал. Пошли, говорит, надгробия подразним. И ещё Жикин, но он-то ещё в том году менял дырки от бублика на поцелуи в щёчку.
— Жикин? Жорка, что ли?
— Ты видела у нас другого Жикина?
— Не видела, — Рита качает головой. — И что, пойдёшь с ним?
Гробыня запрокидывает голову и хохочет, обнажив ровные белые зубы. В этот момент она кажется намного старше своего возраста, но Рита считает это скорее привлекательным, нежели отталкивающим. Склепова вообще очень красивая, о чём и сама прекрасно знает.
— С Жикиным-то? Да пусть катится к чёрту! — пренебрежительно фыркает она. — Сегодня там, завтра тут… Кому такой нужен?
Рита не сомневается, что никому. Но самое приятное — что такой не нужен Гробыне. Она достойна лучшего. К тому же лично Рите кажется, что пока можно об этом не думать. Вот ей, например, некогда — очередной матч на носу, и нельзя допустить, чтобы вся слава досталась чёртовой Гроттер.
— А ты там поаккуратней со своим драконболом, — говорит вдруг Склепова. — Я, конечно, тоже хочу как-нибудь на поле выйти, но мне так не сносит крышу, как тебе. Не вздумай просидеть весь матч в желудке дракона.
— Не волнуйся, — улыбается Рита. — Всё будет шито-крыто.
— Дура ты, Ритка. Вечно у тебя всё шито-крыто.
Она просто знает, что по-другому не выжить. Гробыне всё само в руки плывёт, Рита должна хорошенько помучиться, чтобы что-то получить. Но в итоге они обе добиваются своего. Раньше первокурсники опасались связываться со Слеповой, теперь, год спустя, не рискуют задирать и Шито-Крыто. Именно этого Рита и хотела — чтобы отстали.
Теперь у неё хотя бы есть намёк на личное пространство. Если, конечно, не думать о том, что в последнее время Гробыня занимает там слишком много места.
— А с Гуней на свидание сходи, — говорит Рита, прежде чем попрощаться с ней. — Он тоже придурок, я считаю, но ты ему действительно нравишься.
— Я знаю, — серьёзно отвечает Гробыня. — Спасибо.

***
Спустя ещё год всё существенно меняется.
Рита становится если не одной из лучших, то очень хорошей ученицей. Её увлечение тёмной магией переходит грань, выходит за рамки учебной программы. Поклёп Поклёпыч одобрительно поглядывает на неё, хотя временами и ворчит — все знают, что он бывший тёмный, а в светленькие непонятно с чего заделался.
В одежде Риты, как и прежде, преобладает чёрный цвет — вот только раньше она бы никогда не подумала, что ей так идёт натуральная кожа. Разнообразные металлические цацки прилагаются. На третьем курсе, считает она, можно уделять своем внешнему виду чуть больше внимания.
— Ты, Шито-Крыто, как Пиковая Дама, — говорит однажды Верка Попугаева, и в её голосе Рите чудится зависть. — Элегантности б тебе побольше, конечно, но и так неплохо. Ой, а где ты достала вот это?..
Рита уходит от ответа.
Теперь она ещё хитрее и изворотливее, чем раньше, и старается не использовать свой дар во вред окружающим. Бывают ситуации, когда приходится кого-то сглазить, а так — ни-ни, только для себя и на занятиях Зубодёрихи. А ещё Рита учится подзеркаливать. Она — не такой одарённый телепат, как тот же Баб-Ягун, но прогресс налицо. Дуська не может утаить от неё практически ничего.
С сожалением она осознаёт, что в Тибидохсе есть обычные ученики и есть звёзды. Обычным, ясное дело, быть проще, чем звездой, но временами скучно. Вокруг говорят о Гробыне, о Тане Гроттер, которая в очередной раз спасла магический мир, о Ягуне, прославившемся благодаря драконбольным матчам.
О Рите Шито-Крыто говорят редко. Ходят слухи, что она носит живого скорпиона в кармане, по-прежнему любит «одалживать» чужие кошельки и целовалась с Жорой Жикиным, одним из самых популярных парней Тибидохса. Грубо говоря, она — обычная.
Сама Рита над этими слухами посмеивается. Она не носит скорпиона в кармане — только брелок на сумке, но там скорпион, замурованный в янтаре. Живым его назвать сложно, даже если обладать очень хорошим воображением. Что до чужих кошельков — нет. Иногда Рита «примагничивает» предметы первой необходимости, но это не деньги. В Тибидохсе рубли ничего не стоят.
С Жикиным она и правда целовалась. Ничего особенного, довольно-таки мерзко и слюняво. Рите гораздо больше понравилось целоваться с Гробыней, когда после одного из торжеств они утянули у преподов медовуху и напились в драбадан. Попало им, конечно, едва не исключили. С другой стороны, Гуня вот тоже нахлебался — и ничего.
Временами Рита думает: всё то, что она делает — неправильно. Надо бы начать жить по-другому. Уделять больше времени учёбе, как в прошлом году. Усерднее тренироваться.
Но как можно сосредоточиться на уроках, когда у третьекурсника столько возможностей? Можно осмотреть коридоры, куда раньше вход был строго воспрещён. Можно потихоньку свалить на Лысую Гору — на это способен далеко не каждый, но Рита всегда была довольно талантливой девочкой.
Однажды ей действительно удаётся там побывать. Страшновато, конечно, полно всякой нечисти вокруг, каждый норовит облапошить… Но вот они — острые ощущения, которых Рите недоставало на втором курсе. Блаженство. Там она чувствует себя почти что всемогущей.
Она даже всерьёз задумывается о том, чтобы осесть на Лысой Горе после выпуска. Не к прошлой жизни же возвращаться, в конце концов. Нужно будет куда-нибудь себя девать. Лысая Гора — подходящее место для тёмных магов, неплохо разбирающихся в вуду и различных проклятиях.
Но пока место Риты здесь, в Тибидохсе.

***
Гробыня тычет пальцем в почти заживший порез, и Рита ойкает.
— Сдурела, — констатирует она. — Куда лапой лезешь?
— Это чтоб ты себя поменьше гробила, — парирует Склепова. — Нет, ну надо же быть такой дурындой! Скажи, Шито-Крыто, тебе делать нечего? Снова твои идиотские обряды?
Рита отворачивается, пряча кривую ухмылку.
— Это не мои, а наши идиотские обряды. Ты тоже тёмная.
— Само собой, — соглашается Гробыня. — Но Гробынюшка — девочка умная и меру знает. А Ритке бы по шее дать хорошенько, чтобы не лезла больше, куда не надо!..
Её губы накрашены помадой очередного вырвиглазного цвета, и Рите нестерпимо хочется, чтобы Склепова немедленно пошла и смыла с себя эту дрянь. Впрочем, она и сама не лучше — иногда трудно сказать, кто из них двоих выглядит более необычно. Но Рита хотя бы не меняет цвет волос раз в неделю.
— Кровь — это плата. Не всегда можно отдать что-то другое, ты сама знаешь. Да у меня и нет ничего.
— У тебя много чего есть, — по-кошачьи щурится Гробыня. — Ты просто не замечаешь этого. Или не хочешь замечать?
— Без понятия, — сознаётся Рита.
Пальцы Склеповой неторопливо скользят по её шее, и Рита закрывает глаза, позволяя себе расслабиться. Она свято уверена в том, что их поступки — не за гранью добра и зла, а то, что не запрещено, на самом деле разрешено. Так думают почти все ученики тёмного отделения.
— Не понимаю, как Гроттер с тобой живёт, — говорит она. — Она не повесилась на Чёрных Шторах?
— Нет ещё, — Гробыня нависает над Ритой, обхватывает руками её плечи. — Сама удивляюсь, как она до сих пор не сбежала. Наверняка жалуется на меня своему валенку в жёлтой майке.
— Валялкину?
— Ну конечно! Только дураки ещё не поняли, что он без ума от Гроттерши.
— Значит, я дура, — Рита с деланной неохотой позволяет себя поцеловать.
— Или тебе просто не до этого, — облизывается Гробыня, чей макияж уже не кажется таким диким, потому что львиная доля помады осталась на Ритиных губах. — Хотя нет… ты и правда дура.
Та только негромко смеётся в ответ.
Рита представляет, что сказал бы Гломов, увидев Гробыню с ней, и ей хочется хохотать на всю комнату. Впрочем, Склепова бегает на свидания с Жикиным и Семь-Пень-Дыром. По сравнению с ними Рита — бесспорно, лучший вариант. Хотя это не так уж и приятно — делить кого-то с другими.
— Дура, что торчу здесь, — отвечает она. — У твоего Глома единственная извилина уже морским узлом завязалась.
— Он об этом даже и не думает, — Гробыня неторопливо стягивает правый чулок. — Мой Гуня для этого не создан.
— Ты его недооцениваешь.
— Или переоцениваю тебя?
Рита хмурится.
У Склеповой бледная, почти что прозрачная кожа. Рядом с ней смуглая Рита смотрится экзотично и привлекательно. Она и в самом деле похожа на Пиковую Даму, которой когда-то назвала её Попугаева
На кого похожа Гробыня, Рита не знает. Может быть, на смерть — по крайней мере, когда смерть соберётся за ней, лучше бы ей выглядеть именно так. Это было бы забавно. За такой народ повалит толпами — это вам не костлявая старуха в плаще.
— Не молчи, — Гробыня пихает её в бок. — А правда, что ты на Лысую Гору летала?
— Правда, всё правда.

***
На что похож четвёртый курс?..
Рита думает — это то самое затишье перед бурей. В следующем году им предстоит сдача выпускных экзаменов, сейчас же ещё можно расслабиться и немного пожить для самих себя. Они и отрываются — кто как может.
Однокурсникам невдомёк, что Рита тайком наблюдает за каждым из них, что-то самое интересное фиксирует в заговорённой тетради. Происходящее по-настоящему забавляет её.
Гроттер кусает подушку во сне. Сама Рита в жизни бы этого не узнала, но Гробыня рассказала ей. Смешно. Наверняка звезде драконбола снятся кошмары, иначе она бы спала спокойно и крепко, как младенец.
Горьянов хранит под подушкой портрет Кэрилин Курло из сборной невидимок — он сам ненароком проговорился Рите, а теперь жалеет об этом. Но поздно — его постыдный секрет уже записан. Теперь он навсегда останется под потёртой чёрной обложкой.
Семь-Пень-Дыр влюблён в Катьку Лоткову, но ни за что в жизни не скажет ей об этом. У неё и так поклонников хоть отбавляй, да и Баб-Ягун вечно поблизости. В общем, не подобраться Пню. Он сам захотел поделиться этой тайной с Ритой — почему-то решил, что ей можно доверять. Что ж, его дело. Она бы на его месте ни за что этого не сделала.
Ванька Валялкин однажды поцеловал Лизу Зализину. Всего один раз, потому что она пообещала за это оставить его и Гроттер в покое. Зря он согласился: любой бы сразу понял, что Лизон лжёт. Ей просто был нужен этот поцелуй, чтобы в подходящий момент побольнее ударить Таньку. Пока она молчит.
Подобных секретов в Ритиной тетради — ворох. Она день за днём терпеливо пополняет свою странную коллекцию, не забывая напоминать себе о том, что нужно наблюдать, а не участвовать. Если бы она вмешалась в жизнь однокурсников со своим запасом тайн… Исход представить страшно.
Впрочем, свои секреты есть и у Риты, поэтому она уважает чужие.
Кое-кто уже задумывается о жизни после Тибидохса, а она даже не знает, есть ли для неё эта самая жизнь. Рита боится предположить, что ждёт её там, после. Но сначала нужно проучиться четвёртый год, а потом пережить экзамены.
— Не так уж и плохо, Шито-Крыто, — бросает как-то раз Поклёп Поклёпыч, проходя мимо.
— Спасибо, — она старается сохранить серьёзное лицо, хотя губы сами собой растягиваются в улыбке. Это высшая похвала, которую можно заслужить у Поклёпа. Раньше он хвалил только Шурасика.
На самом деле занятия тёмной магией «для себя» интересуют её гораздо больше, нежели учёба. И тренировки тоже, тем более что Соловей ворчит, но при этом видно, что он ею доволен.
Первокурсники перешёптываются, встречая её в коридоре. Наверное, по их меркам Рита выглядит более чем странно, но через несколько лет они и сами станут примерно такими же. Быть может, в их карманах не появятся живые скорпионы и склянки с ядами, но общая картина будет схожей.
В глубине души Рита гордится собой. Кем она была и кем стала — не сравнить. Из забитой девчонки-карманницы она превратилась в сильного тёмного мага, специалиста по ядам и недурного телепата.
Хорошо, что мать ничего не знает о её достижениях.
Да и вообще не помнит о её существовании. Так лучше для всех.
Главное, чтобы всё было шито-крыто.

***
У Гробыни проколот пупок.
— Это было не больно, — хвастается она. — Похоже на прививку.
— А что, заклинаний, блокирующих любые ощущения, уже не существует? — удивляется Рита.
— Мне, конечно, предлагали… Да ну на фиг, лучше хоть какие-то ощущения, чем вообще ничего!
В её словах есть доля правды. Да и что такое укол для тёмного мага? Глупо бояться боли, особенно если пару лет назад на тебя накладывали роковую порчу. По сравнению с этим любой пирсинг отдыхает.
Рита разглядывает серебряную подвеску в виде черепа и думает, что, возможно, именно её и не хватало, чтобы сделать образ Гробыни цельным, собрать кусочки мозаики в одну картину. Глупая побрякушка, конечно, но Склеповой подходит.
— Красиво, — говорит Рита. — Что соседи-то сказали?
— Пипенция оценила, а Гроттерша была в шоке. Скромняшка! Вылезла бы хоть раз из своего пыльного свитера.
— С каких пор тебя волнует, в чём ходит Гроттер?
— Меня не волнует ничего, кроме завтрашнего матча, — Гробыня улыбается.
Завтрашний матч с невидимками беспокоит и саму Риту. Шейх Спиря снова будет волочиться за Склеповой, Гроттерша — гоняться за обездвиживающим мячом. Кто-то явно захочет просто покрасоваться. Рите же нужно показать себя во всей красе — возможно, удастся связать свою жизнь после Тибидохса с драконболом.
— Прорвёмся, — она осторожно касается холодной серебряной подвески. — И хуже бывало.
— Перестань, щекотно! — дёргается Гробыня.
— Не ври.
— Не вру! Ты мне лучше вот что скажи: фамилия у тебя настоящая?
Рита поражается.
Об этом они никогда не заговаривали — вроде как табу. Потому что очевидно, что в паспорте одной — будь он у неё, конечно — значилось бы не «Гробыня Склепова», а что-нибудь более скромное. Да и «Маргарита Васильева» звучит гораздо солиднее, чем «Рита Шито-Крыто».
Гробыня сейчас переходит границу, лезет куда-то слишком глубоко, куда совсем не надо лезть. От настоящей фамилии Риты веет полузабытым прошлым, потерянной матерью и днями, проведёнными на рынке в поисках добычи.
— Ты раньше никогда не спрашивала, — отвечает она наконец. — Почему именно сейчас?
— Хотела поинтересоваться после выпускного, но решила, что это будет выглядеть слишком пафосно, — Гробыня закатывает глаза. — Какой удар по моей безупречной репутации!
— Безупречнее видали, — хмыкает Рита.
Если честно, её беспокоит, что в последнее время репутация заботит Склепову больше, чем что-либо ещё. Гробыня должна быть личностью, а не умело созданным образом. Не имиджем.
— И всё-таки?..
— Хоть бы и не настоящая, — Рита чувствует, что краснеет — впервые за долгое время. — Это так важно?
— Да иди ты, — хмурится Гробыня. — Завтрашний день важен.
— А как тебя зовут на самом деле?
С чего-то Рита решает, что ей очень важно это знать. Важнее даже, чем матч, чем выпускные экзамены. Непонятно, как это Склепова не проболталась за четыре года, но факт остаётся фактом: её имя известно только ей самой и, может быть, ещё Гроттерше.
Гробыня умеет хранить секреты даже лучше, чем Рита. Удивительно.
— Когда-нибудь расскажу.
— Когда-нибудь? — с досадой морщится Рита. — Если бы мы учились на первом курсе, я сказала бы, что это нечестно.
— Мы на четвёртом курсе, и жизнь вообще нечестная штука. Но я, правда, расскажу.
— Поверю тебе на слово.
— Спасибо и на этом, — говорит Гробыня.
Рите хочется спать.
Она изо всех сил старается не думать о завтрашнем матче, но получается плохо.

***
Последний год.
Забавные мальчики с третьего-четвертого курсов сворачивают шеи Рите вслед. Она только усмехается. Их интересует не она сама, а те слухи, которые по-прежнему распространяют Попугаева и Пупсикова. Про заклинания из списка запрещённых, про этих проклятых скорпионов, про то, что она парней не любит вовсе. Одна сплетня бредовее другой. Самое смешное, что им это почему-то не надоедает.
Почти все определились с тем, куда пойдут после школы. Рита точно знает, что Шурасик полетит в Магфорд, Валялкин — в какую-то лесную глушь. Баб-Ягун и Лоткова остаются в магспирантуре. Горьянов вдруг решил заняться бизнесом — не похоже на него, но, как-никак, каждый сам выбирает свой жизненный путь.
Что делать ей?..
Рита не знает. Чтобы играть в драконбол всю оставшуюся жизнь и добиться реального успеха, надо быть Таней Гроттер. В магспирантуру ей не очень-то хочется. Спасибо, наслушалась шёпота за спиной, нагляделась на рожи магов-недоучек.
Наверное, действительно стоит податься на Лысую Гору.
Многие не раз пытались заговорить с ней об этом, но таких бесед Рита старается избегать. В конце концов, глупо раз за разом отвечать: «Не знаю, но спасибо, что интересуешься», — или ещё что-нибудь в том же духе. Ничего глупее представить нельзя.
Рита приходит на выпускной просто за компанию с остальными.
Вокруг танцуют разряженные в пух и прах пары, а она чувствует себя полной дурой. Вон Баб-Ягун кружится с Лотковой, а совсем рядом — Гробыня с Гломовым. Гроттер пробирается куда-то сквозь толпу, и в дальнем углу Рита замечает явно обиженного Валялкина. Что ж, девочка-легенда в очередной раз усложняет жизнь себе и окружающим. Обычное дело, Танька никогда не умела получать от жизни удовольствие.
С другой стороны, а она, Рита, чем лучше?
Да ничем.
У неё есть всё, чего только можно желать, но сегодня это почему-то потеряло всякую ценность. Как будто она вновь стала маленькой карманницей с рынка, притаскивающей добычу четвёрке алкоголиков. Ради чего двигаться дальше? Куда податься после того, как они слетают в Магфорд?
Столько вопросов и ни одного ответа.
Рита перебрасывается парой реплик с Жанной Аббатиковой и Леной Свеколт, некромагинями. По ним и не скажешь, что они в Тибидохсе совсем недавно: танцуют и веселятся наравне со всеми, хотя Рита всегда была уверена, что некромагам это не свойственно.
— Расслабься, — советует ей обычно серьёзная и сосредоточенная Свеколт. — Сегодня можно, разве нет?
— Можно, — Рита пытается улыбнуться. — Спасибо.
— И скорпиона крепче держи… уползёт же, зараза!
Возвратив скорпиона в карман, Рита осторожно движется вдоль стены, стараясь не задеть танцующих. Ей почему-то совершенно не хочется быть здесь, и она решает, что нет ничего лучше, чем побродить в ночь выпуска по школе.
Ночной Тибидохс прекрасен.
Привидения Риту совершенно не пугают, впрочем, они способны повергнуть в ужас только неопытных первокурсников, которые не выучили даже самые простые заклинания. Выпускники же могут бродить где угодно.
Она идёт по коридору, сворачивает, почти не разбирая дороги. Сейчас бы достать любимую гитару да полетать немного, чтобы развеяться — но это потом, а пока нужно проститься со школой.
Сегодня можно всё.

***
На крыше Рита обнаруживает Гробыню. Одну, без Гломова. Наверняка он напивается в компании парней, как всегда. Удивительно, что Склепову это совершенно не раздражает.
— Ты долго, — говорит она, улыбаясь. Кажется, тоже пьяная.
— Долго, — отвечает Рита. — В школе так пусто.
— Да, впервые за последние пять лет!..
Гробыня смеётся. У неё платье — короче не бывает. Гроттерша наверняка залилась краской, когда она переодевалась при ней. Рита даже жалеет о том, что ей не довелось это увидеть.
— Это точно. Куда Глома дела?
— Да он там с Дыром, — машет Гробыня куда-то вдаль. — Сказал, хочет пивка хлебнуть.
— Как всегда.
Рита понимает, что раздражена до невозможности. Её тошнит и от выпускного, и от разговоров о Гуне. Почему нельзя просто постоять и помолчать? Лучше всё равно ничего не придумаешь.
— Грызианка позвала меня на Лысую Гору, — спохватывается Гробыня. — Вести какую-то чернушную передачку.
— Полетишь?
— Само собой. Карьера на дороге не валяется! Всё, что валялось, подобрали в первую очередь, не оставив Гробынюшке почти ничего.
Прибедняться она любит — не всерьёз, правда, а ради забавы. Рита знает, что для Гробыни не нужно ничего оставлять на дороге. Она достаточно сильна, чтобы получить всё, чего ей так не хватает в жизни. Теперь у неё есть парень — пусть он и тупой амбал — и неплохая карьера. Остальное не так уж и важно.
В том числе и она, Рита Шито-Крыто. Переживут как-нибудь друг без друга.
— А чем займёшься ты? — вдруг спрашивает Гробыня.
— Не знаю. Драконболом, наверное.
— Не говори ерунды! Тебе же самой на фиг не сдался этот драконбол!
— Ты не права, — качает головой Рита.
Гробыня и впрямь пьяна — она заливается безумным смехом, пританцовывает под слышную одной только ей музыку. Даже в таком состоянии она чертовски красива. А вот Рита, напившись, наверняка будет похожа на базарную торговку, хлебнувшую водки, или на кого-нибудь похуже. Впрочем, мало что может быть хуже.
— Последняя ночь в Тибидохсе, а? — Гробыня обнимает её за плечи. — Не грусти, Крыто-Шиша. Всё сложится, потом разложится, потом опять сложится…
— Ну что ты несёшь? — Рита понижает голос до хриплого шёпота.
— Чушь. Как обычно.
— Вот именно, что как обычно…
Они долго стоят на крыше, просто обнимаясь. Рите тепло и уютно, а ещё немного страшно от мысли, что после матча в Магфорде они разлетятся кто куда и вряд ли снова соберутся полным составом.
Впрочем, с этим она справится.
— В прошлом году ты задала мне один дурацкий вопрос, — говорит Гробыня куда-то ей под ключицу, и Рита удивляется тому, как сильно она выросла за последние два года.
— Не помню. Совершенно не помню.
Склепова внимательно вглядывается в её лицо.
— Меня зовут Аня.

***
Полгода спустя Лысая Гора встречает Риту пронизывающим ветром и какофонией голосов. Она бережно укладывает гитару в чехол и, осмотревшись, сворачивает в узкий и тёмный переулок.
Где-то здесь должна быть Гробынина студия.