Кто это? Кто въезжает под свод Врат Акрит, сверкая подобно молнии в тучах? Кого приветствуют криками и торжественным пением? Чьи руки правят четвёркой гнедых, влекущих светлую колесницу?
Это царевна Ликрит, наследница трона.
Жрецы доброго бога Огусена бросают на мостовую охапки белых цветов. Скоро, скоро прогрохочут по ним окованные железом ноги солдат Рескидды. Поскрипывают оси колесниц. В ясном небе ревут боевые драконы. Под звуки труб царица Зейнат выезжает навстречу победоносной дочери.


- Вернулись! – крикнул, задыхаясь, Арсен. – Вернулись! Оба!!
Сломя голову он пронёсся мимо замершей Инусет. Он даже не заметил её. Навстречу юному гонцу выскочили брат и сестра – совсем крохотный Антирсен и старшая Ункалит. Охваченные безумной радостью, они обнимались, прыгали и кричали.
Инусет стиснула руки. Сердце её колотилось в горле. Она хотела подойти к Арсену, спросить, не видел ли он в строю её мать, но не могла двинуться с места. «Нет-нет-нет», - беззвучно сказала она, шевельнув губами. Арсен наверняка не подумал о ней. Он не спрашивал людей о её матери. Он ничего не знает.
Инусет вернулась к очагу, попробовала кашу и сняла котелок с огня. Мама, конечно, ужасно устала и очень хочет есть. Может быть, она ранена или больна. Может быть, придётся скорее бежать в храм Огусена и просить там лекарств. Надо пойти к Аллее Цариц и встретить её там, надо взять поводья из её рук и довести колесницу к дому... Инусет представила, как станет распрягать лошадей и задавать им корму. Птенчик, Мышка, Соринка и старик Чалый. Все ли они живы, миленькие?.. Мысли о лошадях отчего-то успокоили её. Инусет перевела дыхание, залила огонь и побежала следом за приятелями – к Аллее Цариц.
Все жители города в этот час собрались у Аллеи. То и дело раздавались вопли отчаянной радости – кто-то находил в строю родичей, возвратившихся живыми... Инусет замерла в растерянности, оглядывая сплошную стену спин. Куда идти? Она вздрогнула, когда Ункалит схватила её за руку.
- Скорей! – выдохнула Ункалит. – Вот там!..
Инусет оглянулась. Арсен и Антирсен махали им с балкона, увитого виноградом: оказывается, купец, владелец каменного дома, разрешил детям забраться повыше и смотреть оттуда.
- Только вообрази! – воскликнула Ункалит. – В следующем году мы отправимся в поход вместе со всеми.
- Да, - сказала Инусет.
Всего лишь несколько недель назад она только и думала, что о первом походе. Она вставала затемно и до полудня пропадала на стрельбище, в кровь разбивала пальцы о тетиву лука. Оставался один год, один-единственный год, а потом Инусет взойдёт на собственную колесницу и получит право взять мужа... Ункалит в шутку сватала ей своего брата. Сейчас всё это казалось таким ненужным. Единственное, чего хотела Инусет – снова увидеть маму.
- А-а-а-ай! – пронзительно завопила Ункалит, и братья подхватили её крик.
Инусет увидела их родителей.
Отец Ункалит не шагал на своём месте в строю копейщиков, а ехал на колеснице матери. Правили колесницей они в две руки. Отец опирался на костыль, а правая рука матери висела на перевязи. Они, верно, отличились в боях, потому что ехали совсем рядом с колесницей царевны. Их лошади, пегая четверка, несли бодро.
Шестнадцатилетняя Ликрит сняла шлем и распустила волосы. В своих раззолоченных доспехах она была величественной, как богиня. Её муж тоже ехал на колеснице. Из-за огромного роста и невероятно развитой мускулатуры Джесен казался много старше своих девятнадцати лет. Инусет долго разглядывала царевну и её генерала. Она даже не заметила, как Ункалит с братьями исчезли. Инусет забыла о них. Она знала, что приятели помчались к отцу и матери, прыгнули к ним на колесницу и, счастливые, уехали домой...
Закончился обряд торжественного приветствия. Царица помогла дочери снять доспехи, жрецы осыпали Ликрит цветами. Драконы улетели: драконьи хлева были на отшибе, возле реки. Становилось всё тише. Толпа редела. Наконец Инусет спустилась с балкона, поблагодарив купца. Она вышла на брусчатку Аллеи Цариц, и растоптанные в кашу цветы испачкали её ноги.
Взгляд Инусет растерянно бродил по лицам встречных. Время от времени она узнавала соседей, знакомых, друзей матери.
Брела по Аллее шестилетняя Адданит, тащила тяжелый, много больше её роста лук. Она вся дрожала, по личику текли слёзы, но губы были плотно сжаты. Отец её шел следом за ней и сам чуть не плакал. Он порывался забрать у дочери материнский лук, но Адданит не отдавала.
Кассен, Эльсен и Данарит вовсе никуда не шли. Как и Инусет, они долго стояли у обочины, вглядываясь в лица проходящих бойцов, и всё ещё стояли, когда опустела Аллея. Потом к ним подошел жрец и отдал – Данарит обломок стрелы, бурый от крови, а братьям её – наконечник копья...
Инусет давно уже всё поняла. Ею овладело какое-то оцепенение: она не могла ни говорить, ни думать. Словно каменная статуя, холодная и равнодушная ко всему, она смотрела, как приближается к ней жрец в белых одеждах. Жрец был совсем старый, седой, покрытый шрамами. До того, как отдать сердце доброму богу, он носил меч. Среди рескидди не бывало иначе.
- Ты Инусет, дочь Альсет, внучка Нифраит и Эссемит, - сказал он.
- Да, это я.
Жрец поклонился Инусет и протянул ей пригоршню странного мусора. Стыдно, но Инусет не сразу поняла, что это такое. А когда поняла – земля ушла у неё из-под ног. Она едва расслышала, что сказал жрец.
- Когда у Альсет закончились стрелы, она продолжала биться древком лука и убила ещё двоих. Её лук треснул. Я смог принести тебе только обломки.
Инусет молча сжала обломки в ладонях. Она даже забыла поблагодарить. Жрец смотрел на неё с печалью. Поняв, что Инусет ничего не ответит, он продолжил.
- Ты – девушка, - сказал он. – Ты решаешь судьбу крови предков. В твоём роду не было слабых. Помни об этом, Инусет.
Тогда она подняла глаза.
- Скажи мне, жрец, - сказала Инусет, - закончится ли это когда-нибудь?
- Царевна Ликрит поклялась уничтожить демонов, - ответил старик.
Услышав это, Инусет словно очнулась ото сна. Оледеневшее сердце её снова забилось. Кровь закипела от ярости и жажды мести.
- Семь лет назад у меня были отец и мать, сестра и четверо братьев, - сказала Инусет. - Теперь я одна. И много, много в Рескидде таких, как я. Мы все погибнем в ближайшие годы. Слишком мало осталось тех, кто может держать оружие. Вот какая судьба ждёт кровь моих предков: уйти в песок.
Жрец помолчал.
- Царевна Ликрит поклялась уничтожить демонов, - повторил он. – И если задуманное ей удастся, Рескидда воспрянет.
- Хватит ли ей сил?
Жрец вдруг улыбнулся. Рука его, на которой не хватало трёх пальцев, ласково коснулась плеча Инусет.
- Не спрашивай о Ликрит. Спрашивай о себе.
И с тем он повернулся и ушёл, а Инусет осталась стоять у обочины Аллеи Цариц и стояла там до самой темноты.


Ночью она отправилась в храмовый город.
Храмы богов Рескидды стояли отдельно от жилых кварталов. Инусет прошла мимо пышных садов, за которыми скрывались святилища Огусена, мимо узорчатых беседок, возведённых в честь Ванусена. В последние годы эти беседки чаще молчали, но сегодня, в ночь после победы, там пели и пили вино. Инусет задержалась рядом с ними, глядя на огни в окнах.
Перед тем, как отправиться к святилищам, она зашла в опустевший дом и немного поела. Она готовила обед для матери. Теперь еда стала поминальной. Прибравшись, Инусет надела свой лучный доспех и вооружилась. Обломки лука матери она собрала в мешочек и повесила его на пояс. Напоследок она хотела зайти к Ункалит, перемолвиться с нею парой слов. Но в доме подруги был праздник. Инусет задержалась у приоткрытых ворот. Все сидели во дворе, наслаждаясь ночной прохладой. В свете костра их было хорошо видно.
- Да я уж решил, что конец мне, - весело говорил отец, хотя лицо его кривилось от боли. Раненая нога лежала на подушке. – Это все мать. Выдернула стрелу из ноги да всадила тому гадёнышу в глаз.
Мать молчала, улыбаясь краешками губ. Их дети сидели на прохладной земле, рядышком. Инусет знала: если она войдёт, её приветят и угостят, но и Ункалит, и её родичам станет стыдно за их счастье. Этого она не хотела.
Она скрылась во тьме.
Теперь она приближалась к мрачному храму Фиррат, богини смерти. У его дверей громоздились, едва проступая во мраке, страшные приношения: тела убитых врагов. Инусет подошла к ним, чтобы рассмотреть мёртвых демонов. Мечи и стрелы рескидди превратили их в груды мяса. Но даже сейчас белые и золотые волосы демонов светились в ночи, как потоки драгоценностей.
Плюнув на них, Инусет пошла дальше.
Обогнув колоннады храма Ордузет Владычицы, она оказалась на широкой пустой площади. Здесь не было факелов. Темнота сгустилась. Едва белели мрамор и известняк строений. Звёзды сияли в небе. На главную площадь храмового города выходили врата всех святилищ. Инусет дважды обошла площадь по кругу и остановилась возле храма Уллейрат. Здесь, у дверей богини войны, Инусет расстелила свой плащ и легла на спину, не снимая доспехов. Под правой её рукой был лук, под левой – колчан со стрелами.
- Уллейрат! – тихо позвала Инусет.
Потом закрыла глаза и отдалась сну.


Кто это? Кто странствует дорогой песков, одинокий в беспредельной ночи? Кому сопутствует тишина? Древние боги, сидящие у костра, оглядываются. Кто потревожил их на привале в небесной пустыне?
Это сирота Инусет, дочь Древнего Юга. Она подходит к костру.
Нет каменных храмов и умудрённых жрецов, нет золотых украшений и полноводных фонтанов. Полукругом стоят простые шатры кочевников. За ними ржут лошади. Над ними светит луна. Всё как тысячи лет назад. Ясноликие боги внимательно смотрят на Инусет.


Инусет знала: в мире богов ей дозволено произнести только одно слово. И она знала, что и кому она скажет. Когда говоришь с богами, одного слова вполне достаточно.
Она подошла к костру и поклонилась.
- И ты здравствуй, дитя, - сказал ей седобородый старик, похожий на того жреца, что вернул ей обломки лука. Речь бога Огусена звучала грустно. – Кого ты ищешь?
Инусет выпрямила спину и твёрдо сказала:
- Уллейрат.
Она ожидала, что хотя бы теперь увидит знамения и чудеса. Но ничего не случилось. По-прежнему трещал костёр, дул ветер, лошади богов фыркали за шатрами. Огусен вздохнул.
- Не стоит, дитя. Поверь мне, не стоит.
- Уллейрат.
Огусен опустил голову.
- Я знаю, что не смогу переубедить тебя сейчас. Сильные духом приходят ко мне только на склоне лет. Но прошу тебя, прислушайся. На свете много путей и судеб. Ты ещё можешь выбрать другую жизнь.
- Уллейрат.
Огусен повернулся и что-то сказал другому богу. Тот встал и откинул плащ, улыбаясь. Он был похож на Огусена, как внук на деда. Золотые кудри Ванусена падали до самого пояса. Бог любви и веселья не носил оружия, даже кинжала не было при нём.
- Тебе ещё нет пятнадцати, Инусет, - сказал он. – Ты никогда не любовалась мужчиной. Женщина радуется, взойдя на колесницу, но истинную радость она узнаёт лишь тогда, когда возле колесницы появляется храбрый воин. Ты хочешь отказаться от радости, даже не узнав её вкуса. Зачем тебе это? Прошу тебя, передумай.
Инусет не стала повторять имя, только покачала головой.
- Что за упрямая девчонка, - пробормотала Ордузет – ширококостная, краснощёкая, с надменным лицом. – Боги просят её одуматься, а она тверда в своей глупости. Уллейрат не нужны такие, как ты. Выбери Ванусена. С ним тебе будет хорошо.
Инусет сжала зубы. Глаза её сверкнули. Царица богов изучила её взглядом, усмехаясь, а потом кивнула богине, что сидела по левую руку от неё. Богиня откинула капюшон. И как ни была смела и упряма Инусет, но она не смогла прямо смотреть в лицо Смерти.
- Что ты хочешь от меня, Ордузет? – услышала она мягкий, мурлычущий голос Фиррат. – Кто служит Уллейрат, служит мне, а я не отказываюсь от службы. Я помогу тебе, Инусет.
Инусет попыталась совладать с собой, укрепиться духом и заглянуть ей в лицо, но не сумела. Фиррат тихо засмеялась и встала. Она была подобна тёмной тени, и даже языки костра убегали от неё.
- Уллейрат перепилась хмельной крови, - насмешливо сказала богиня. – Она спит. Пойду-ка я разбужу её.
И она отправилась к одному из шатров. Инусет растерянно смотрела ей вслед. Богиня смерти приподняла полог и позвала Уллейрат, потом рассмеялась в голос и скрылась в шатре. Послышались шум и ругань. Фиррат выскользнула из шатра неожиданно. Инусет не успела отвести глаза и какое-то мгновение видела лицо Смерти: глаза её заболели и она зажмурилась.
Когда она разлепила веки, то не увидела больше других богов. Возле костра в ночной пустыне стояла только одна – рыжая женщина, нагая, как в день своего рождения. Кожа её отливала красной медью. Хотя богиня войны была обнажена, но её тело вовсе не казалось уязвимым. Чудилось, что медная кожа тверда, как металл. Богиня вздохнула и потёрла лицо ладонью.
- Уллейрат? – несмело выговорила Инусет.
Откуда-то возник кроваво-красный плащ, и Уллейрат завернулась в него.
- Что ты забыла здесь, девочка? – спросила она хриплым голосом. – Погоди, не отвечай. Как только скажешь второе слово, проснёшься.
Инусет улыбнулась. Она помнила предания.
Как никто другой, богиня войны умеет водить за нос врага. Но она не лжёт тем, кого ведёт в бой. Поэтому она так и не стала царицей богов, хотя многие хотели бы видеть её на троне.
И поэтому Инусет хотела отдать ей сердце.
Уллейрат поглядела на неё и вздохнула.
- Я вижу, - сказала она. – Думаю, тебя уже пытались отговорить. Что мне добавить? То, что ты собираешься сделать, бесполезно и бессмысленно, Инусет. Наше время уходит.
Инусет глядела на неё в изумлении.
- Нынче тёмный час, Инусет, - сказала богиня, - но это предрассветный час. Близко заря новой эпохи. Люди забудут старых богов, как подросший ребёнок забывает игрушки. Воины пойдут в бой во имя Арсет Заступницы. Если сейчас ты отдашь мне сердце, то станешь последней женщиной Уллейрат.
Богиня умолкла. Некоторое время она смотрела в пламя костра, потом заглянула в глаза Инусет. Лицо её стало печальным.
- Хотела бы я солгать, - сказала она со вздохом. – Да, Инусет, я исполню твою мечту. Но стоит ли эта мечта такой цены?
Инусет снова улыбнулась. Чем дольше она смотрела на свою богиню, тем больше утверждалась в мысли, что приняла правильное решение. Пусть даже сама богиня так не считала... Инусет кивнула и произнесла:
- Уллейрат, забирай.


2.

Кессерат, самая молодая из военачальниц Инусет, говорила в совете первой. Но она была мудра не по годам, и с нею редко решались спорить. Обыкновенно прочие воеводы просто соглашались с Кессерат, а изъяны в её доводах должна была искать сама Инусет. Оттого Инусет и любила Кессерат, и не любила одновременно.
- Что за глупости всё это! – сказала Кессерат с сердцем.
Инусет расхохоталась. Кессерат упрямо избегала сквернословия. Любая из присутствующих употребила бы на её месте куда более крепкое выражение.
- Не знаю, что ещё добавить, - сказала Кессерат, ничуть не обидевшись. – Всю жизнь мы сражались с демонами, и вот Данирут заключает с ними союз. Что случилось с Ликрит? Прежде у царицы было железным не только лицо, но и сердце.
- Ха! – бросила Ацерат. Инусет снова стало смешно: если Кессерат ругалась как маленький ребёнок, то Ацерат, напротив, была мастерицей по части оскорблений. Что-то она скажет?
- Всё наоборот у нашей царицы, - сказала Ацерат. – Обычно женщина слабеет от того, что слишком любит мужчин. Но член Джесена вдохновлял Ликрит на битвы. А как только она затащила в постель эту мокрицу Данирут, то начала разводить слякоть.
- Надо спасать царицу, - заключила Эреннит.
Воеводы принялись наперебой предлагать способы спасения, один другого непристойней. Скоро обсуждение потонуло в хохоте. Инусет стукнула кулаком по столу.
- Хватит смеяться, - сказала она, когда отсмеялась сама. – Ликрит прознает и отлупит вас, на это у неё сил хватит, поверьте. А дело серьёзное.
- Да, - сказала Кессерат. – Я не верю, что демоны сдержат слово. Я могу представить, что Данирут уверена в себе и своей власти. Все арсеиты немного безумны. Но как могла Ликрит довериться ей? Всем известно, что с демонами нельзя заключать договоров.
- Она привела в Рескидду этого демона... как его? Амарсен? – Эреннит поморщилась. – Демон видел укрепления города изнутри!
- Говорят, Данирут взяла его в мужья, - заметила Кессерат.
- А-а-а! – неожиданно заорала Ацерат, - так вот оно что! Великая магия слякоти повергнет и демонов!
Шатёр Инусет содрогнулся от хохота колесничных лучниц.
Но сама Инусет помрачнела.
- Я не знаю, как быть, - сказала она, дождавшись, пока новый взрыв веселья утихнет. – Мы не можем ослушаться приказа царицы. И мы знаем, что рано или поздно демоны нарушат договор. Это значит, что мы связаны по рукам и ногам. Мы должны просто сидеть и ждать, пока на нас нападут. Мне это не по душе.
Военачальницы умолкли. Наконец, Кессерат сказала:
- Нам всем это не по душе, Седьмая. Но кто переубедит царицу? Раньше это мог сделать Джесен. А сейчас Ликрит всецело во власти Данирут. Ходят слухи, что она готовится принять арсеитство.
- О-о, нет... – прошептала Ацерат и даже не выругалась.
Всем было ясно, чем обернётся такой поступок царицы. Ликрит Железноликая – не из тех, для кого вопрос веры остаётся личным. Приняв арсеитство, она утвердит его как государственную религию. Никто из военачальниц Инусет не был особенно предан богам предков. Религия не занимала их умы. Но никто из них не хотел, чтобы Данирут получила ещё больше власти.
Инусет погрузилась в размышления.
- Данирут установила мир, - очень медленно сказала она. – Но царица Ликрит не пожелает жить в мире. Она будет искать врага и найдёт его. Вот о чём мы должны подумать.
- Позволь мне сказать, Седьмая, - эхом отозвалась Кессерат.
- Говори.
- Я догадываюсь, куда обратит взгляд царица. Истефи и Гентереф.
- Это ужасно, - сказала Эреннит.
- Это ужасно, как немытый член, - сказала Ацерат. – Если Ликрит выведет войска из Рескидды, демоны возьмут город за день.
- Но есть одна тонкость, - обронила Кессерат и тонко улыбнулась.
Инусет нахмурилась.
- Ещё одно умолчание, - сказала она Кессерат, - и ты будешь командовать почётным караулом до скончания дней своих. Мы слушаем очень внимательно.
- Прости, Седьмая. – Кессерат слегка поклонилась. – Я хотела сказать, что на жителей Истефи и Гентерефа демоны нападают по-прежнему. Жгут дома, угоняют стада... Когда Ликрит пожелает захватить северные города, что будут делать демоны? Если они выступят как наши союзники, объединение Ожерелья Песков станет делом решённым. А если не выступят?
- Это демоны, - сказала Эреннит. – Им ничто не помешает грабить Истефи вместе с Ликрит, пока их сородичи будут грабить Рескидду за её спиной.
Инусет тяжело вздохнула.
- И если я приду и скажу это царице, она пошлёт меня... слушать проповеди Данирут. В лучшем случае. Что же. Во имя Уллейрат Нелживой, я приду и скажу. Но мне надо ещё обдумать мои слова. Благодарю вас, лучницы, отправляйтесь к своим войскам.


Дул сильный ветер, но дул он не из пустыни. Свежесть Дженнерет и Джесай, пресных морей овевала лицо Инусет, когда Седьмая стояла в одиночестве у своего шатра. Полог шатра шумно хлопал. Инусет не торопилась закрепить его, потому что все эти звуки, бесконечно знакомые, привычные, почти родные, позволяли миру воцариться в её душе: ржание боевых лошадей, вой ветра, биение толстой ткани... грубый рык мужчин, совершенствующихся в искусстве боя, и пронзительный визг женщин, занятых тем же. Это была песня Рескидды в океане звуков живого мира. Великий гимн, славящий мощь Юга.
«Седьмая», - сказала Кессерат. Мало кто называл Инусет так. Это именование звучало слишком торжественно, настолько почтительно, что в обыденной речи могло показаться издевательским. Двенадцать великих военачальников стоят у трона царицы Ликрит. Двенадцать их, не знающих поражений. И она, Инусет, была Седьмой, как Джесен – Первым.
Седьмая воевода Железноликой.
Последняя женщина Уллейрат.
Инусет закрыла глаза. Почти тридцать лет прошло с того дня, как она погрузилась в сон на крыльце храма. И по сей час она помнила ясно, как въяве, каждое слово своей богини и каждую частичку её священного облика. «Все эти годы, - подумала Инусет, - мне хотелось увидеть её снова. Когда мои сверстницы вступили в пору любви, я решила, что отдать сердце богине – значит, любить её. Когда сердечный жар стих, я решила, что это значит – понимать её. Теперь, когда предсказание Уллейрат исполняется, я наконец сознаю, какую жажду она подарила моей душе. Уллейрат Губительница, но она же – Уллейрат Нелживая. Возможно, былые женщины Уллейрат жаждали крови. Но мне досталось только стремление к правде».
Кто она такая, эта Арсет? Что в ней такого, чтобы ради неё отвернуться от старых богов? От памяти и мести?
Инусет развернулась и зашагала к своей колеснице.


Над Рескиддой реяли цветные вымпелы. Инусет нахмурилась, подгоняя четвёрку лошадей. Её колесница мчалась, словно по полю битвы; разве что на осях сегодня не блистали смертоносные серпы и мечи. Люди на улицах расступались, колесницу провожали приветственные крики и испуганный шёпот. Овеянная грозой, приближалась Седьмая к дворцу цариц. «Что ещё за новости? – думала Инусет. – Снова у Ликрит гостят отродья белой пустыни?»
Опять своевольничает Данирут?
Инусет выругалась сквозь зубы. Не прошло года, как арсеиты выстроили себе большой храм. Серебряная звезда на его шпиле поднималась выше, чем купола и башни старого храмового комплекса. Да, эти богомольцы крепко забирали власть в свои руки...
У врат дворца Инусет остановила коней.
- Что здесь?
- Посольство, Инусет, - ответил начальник стражи. Лицо его выражало всё, что он думал об этом посольстве. Он был испытанным воином и не раз стоял против демонов на поле брани. Инусет только кивнула ему, согласно скривив рот в отвращении.
Её высокое звание позволяло ей входить к Ликрит без разрешения и приказа. Обычно Инусет не пользовалась этим правом, но сейчас, не медля, спрыгнула с колесницы и зашагала вверх по высокой лестнице.
Не успела она приблизиться к дверям, как услышала пение.


Она разбирала слова языка демонов. Белые твари восхваляли какую-то особую тварь, могущественную среди сородичей. Инусет летела полутёмным коридором. На её груди золотая цепь, знак полководческой власти, глухо звякала, ударяясь о зерцало доспеха. Возле витражных дверей, ведущих в тронный зал Железноликой, Седьмая заметила Данирут. Арсеитка поклонилась ей и заговорила:
- Приветствую тебя, Инусет, Седьмая воевода, твоё явление – честь для нас...
И прочую, прочую ложь, сродни всей лжи, что рвалась с её уст! Инусет брезгливо отмахнулась.
Ликрит восседала на троне. Грозным было лицо повелительницы Рескидды. Царедворцы боялись смотреть на неё впрямую. А ведь каждый из них в пехотном строю на бранном поле стоял бестрепетно... Инусет не опускала глаз перед повелительницей. Не для того она отдала сердце Уллейрат, чтобы страшиться смертных владычиц, пускай настолько жестоких и беспощадных, как царица Ликрит.
Однако Седьмая Воевода, конечно, не собиралась мешать государственным делам. Инусет остановилась у стены, сузив глаза. Ликрит заметила её, но не подала виду.
Перед нею медленно, будто исполняя фигуру странного танца, распрямлялась из глубокого поклона белая тварь.
Поначалу Инусет даже не разглядела эту тварь в бесконечных потоках шёлка и драгоценностей. «Ну и наряд!» - только подумала она. Весил он, должно быть, не меньше, чем полный доспех, а чтобы двигаться в таких одеяниях, требовалось не меньше выучки... Тварь наконец стала прямо, протянув руки к трону царицы. Жесты её напоминали жесты мольбы. Рот Ликрит искривился, в глазах полыхнул недобрый огонь; царица нашла взгляд Инусет, и Инусет усмехнулась. Она ещё не знала, что затеяла владычица, но чуяла – шутка выйдет отличной.
- Обернись, Тикайелеке, - сказала Ликрит, - и приветствуй непобедимую Инусет, Седьмую воеводу, столь же почтительно.
Оскалив зубы в ухмылке, Седьмая вышла вперёд. «Вот моя царица передо мною!» - думала она, и душу её наполняла радость. Не нужно было знать правил придворного этикета демонов, чтобы понимать: Ликрит оскорбляла посланницу. Для чего это ей понадобилось, Инусет не знала. Тому могло быть несколько разных причин. Но Седьмая радовалась, видя царицу такой, и она, разумеется, собиралась Ликрит подыгрывать.
Отродья из свиты Тикайелеке уставились на неё со смесью ужаса и отвращения, и это тоже доставило Инусет немалое удовольствие. Острые удлинённые уши демонов подрагивали, бубенчики позванивали в их массивных серьгах. Все они были безоружны, хотя на поясах Инусет приметила крепления для ножен. Белые твари оставили оружие у входа, как следовало. «Хорошо», - подумала Инусет.
Шёлковые рукава Тикайелеке плеснули, как журавлиные крылья. Когтистые её пальцы приподняли пышный подол. В торжественном наряде белая тварь не могла даже повернуться достаточно резво. Она не осмелилась возражать Ликрит, несмотря на то, что кланяться, стоя спиной к трону, этикет, несомненно, воспрещал. Тикайелеке послушно повторила свой причудливый танец. Инусет пронаблюдала за ним с прежней усмешкой.
Наконец Тикайелеке подняла голову, и Седьмая увидела её лицо.


3.

Кто это? Кто плывёт по морю Джесай на рассвете, когда солнце сверкает на водной глади? Чья это лодка из золотистого дерева, чей белый парус? Резная фигура на носу лодки, расшитый вымпел вьётся по ветру. Нет гребцов на тяжёлых вёслах – искусная магия движет судно. Кто здесь встречает утро? Плещется зыбь у бортов.
Это Инусет, воевода Рескидды, и княгиня Тикайелеке.


Нагая Инусет вышла из-под навеса. Взяв серебряное ведро на длинной цепи, она зачерпнула воды из-за борта. Пресное море Джесай было прозрачным до самого дна. Казалось, дно так близко, что можно достать рукой... Над золотым песком, размеченным нежной тенью, плыли цветные рыбки. Умывшись, Инусет опрокинула ведро себе на темя и ухнула, передёрнув плечами. Освежённая, она глубоко вдохнула прохладный воздух. Рассеялся сон. Инусет зачерпнула второе ведро и поставила на скамью.
- Просыпайся, Леке, - сказала она, нырнув под навес. – День на дворе.
Откинув покрывало из мягкой шерсти, она заключила айлльу в объятия, и айлльу принялась отпихиваться и брыкаться.
- Ай! Ты холодная!
- Согрей меня, - предложила Инусет.
Айлльу приподнялась. Лучистые глаза её, зелёные, как камни, ещё туманились сонными видениями. Заморгав, княгиня провела рукой по лицу. Инусет обхватила ладонями её голову, пропустив острые кончики ушей между пальцами, и поцеловала в губы, потрогала языком клыки. Тикайелеке обвила руками её шею. Инусет спиной ощутила касание острых когтей.
- Мне трудно просыпаться, - пожаловалась княгиня. - Я даже забыла, что мы на лодке.
- Я разбужу тебя, - пообещала Инусет, улыбаясь, и вновь отправилась на палубу - за ведром ледяной воды.
- Ай, нет-нет-нет!..
Потом они сидели, греясь в лучах восходящего солнца, и неторопливо завтракали хлебом и сыром. Свет отражался от белой кожи айлльу, словно Тикайелеке была изваяна из мрамора. Инусет вожделела её и досадовала, что человеческие тела так быстро стареют. Княгиня была старше Седьмой ровно в десять раз. Тело Инусет оставалось сильным и гибким, тело ни разу не подводило её в бою и походных тяготах, но оно уже раздалось вширь и потеряло сладостную упругость. Леке говорила, что близость айлльу замедлит старение. Ещё она говорила, что не видит его примет: пламя, текущее в жилах смертной, туманит ей разум и притупляет обоняние... Инусет вспомнила об этом и усмехнулась.
- Когда боги благоволят кому-то, - сказала она, - то делают это со смехом.
- О чём ты?
- Давным-давно, когда Ликрит ещё не взошла на трон, она поклялась, что уничтожит демонов.
Тикайелеке опустила взгляд.
- Я надеюсь, что она отреклась от этой клятвы.
- В том не было нужды. Клятва исполнилась. Демонов больше нет. Есть айлльу.
Княгиня вздохнула.
- Эта клятва могла бы исполниться и иным образом, - заметила Тикайелеке. - Ликрит воистину стала бы последней из тех, кто видел айлльу Древнего Юга... Я могу пересчитать по пальцам детей айлльу, родившихся за последние два века.
Инусет улыбнулась.
- Вот уж во что мне не верится! Ведь полукровкам счёт идёт уже на сотни, если не тысячи. Недавно царевна Энкейрат родила дочь с острыми ушами. И ещё многие, многие желают иметь детей-полуайлльу.
Тикайелеке взмахнула ресницами в задумчивости.
- Я могу предложить тебе сына моей сестры. Он учтив и хорошо говорит на риеске.
Инусет фыркнула.
- Благодарю, но мне ни к чему это. Я – женщина Уллейрат.
- Что это значит?
Инусет вздохнула и встала. Солнце озарило её с головы до ног, ударило в глаза. «Что сказала бы мне богиня? - подумалось Седьмой воеводе. - Что сказала бы Нелживая, увидев новые пути Рескидды? Видит ли она их? Что думает?» Этого ей не суждено было узнать. Инусет сомневалась, что встретит Уллейрат после смерти. Иногда она размышляла о том, куда отправляются рескидди теперь - теперь, когда над городом царит серебряная звезда. Знак Арсет над столицей Арсет... Наверно, Данирут говорила об этом на проповедях, но Инусет не посетила ни одной и по-прежнему не испытывала такого желания. Ликрит хмурилась. Железноликая хотела, чтобы все как один обожали её фаворитку. Но, как известно, двенадцать полководцев не боятся спорить с царицей...
- Каждый человек вправе рассчитывать на дары богов, - сказала Инусет Тикайелеке. - Так считали рескидди в былое время, пока не явились арсеиты. Находились люди, которые объявляли себя приверженцами одного бога и отказывались от даров прочих. Тогда их бог давал им впятеро больше.
Тикайелеке кивнула.
- Ты избрала богиню войны.
- Я стала женщиной Уллейрат, и она приняла моё сердце. Она даровала мне радость сражения и победы. И вот - ныне я Седьмая воевода. Но больше у меня ничего нет.
Губы княгини айлльу приоткрылись в улыбке.
- Разве?
Инусет вздохнула и в задумчивости расчесала пальцами волосы.
- Древние боги забыты, - сказала она, - их храмы покинуты. Жрецы отреклись от них, иные удалились в изгнание, иных Ликрит велела разорвать конями.
Тикайелеке встревожилась.
- А ты? Ты ведь так и не приняла арсеитство. Не опасно ли это?..
Инусет хохотнула.
- Кто спорит! Опасно. Хорошо сказал об этом Джесен: жалок тот, кто проводит жизнь в страхе, но кто боится гнева владык больше, чем вражеского меча, вдвойне жалок... Ныне я - пыль на ветру и довольна этим. Уллейрат Нелживая вернула мне моё сердце. И поэтому я не приму Арсет, пускай Ликрит и гневается из-за того. Атакующие колесницы не отступают. Я решила, что буду почитать память Уллейрат так же, как память моей матери.
Тикайелеке поднялась и подошла к Инусет, опуская руки на её плечи.
- Но ты свободна.
- Никто не свободен от своего прошлого.
Тикайелеке вздохнула.
- Не все погребены под его тяжестью. Вы, люди, - пламя, языки которого вечно пляшут. Не пытайся уподобиться айлльу... Хорошо сказали об этом предки: камень не станет огнём, хотя есть камни, что могут быть пищей для огня. Огонь же, пытаясь стать камнем, просто потухнет. Не надо.
Инусет обернулась и обняла её. Тикайелеке опустила голову на её плечо.
- Моё предложение остаётся в силе, - сказала княгиня.
Инусет усмехнулась.
- Я подумаю.


Кто это? Кто странствует по водам пресного моря, озарённым светом? Кто держит поводья своей судьбы, как колесничная лучница держит поводья упряжки? Сила и слава сопутствуют кормчей, кровь её - пламя, и в глазах её - тысяча грядущих столетий...