Сгорая со стыда от одной мысли, как выглядит высокородная матрона и невозмутимая в своем праве аристократка в сотне поколений миледи Малфой, затаившись на корточках в темном углу между стеной и массивными перилами лестницы второго этажа, Нарцисса тем не менее провела так едва ли не час, дожидаясь возвращения мужа.

Естественно, сам приход Люциуса не был для нее столь значительным или редким событием, чтобы вот так его подстерегать, и, если бы дело касалось любого другого вечера, Нарцисса спокойно ждала бы за книгой или домашними хлопотами, удовлетворившись расчетом на то, что о приходе мужа ей доложат домовые эльфы. Однако сейчас речь шла вовсе не о милорде Малфое.

Вчера, едва сдерживая ярость и стискивая зубы так, что Нарцисса вот-вот ожидала услышать их жалобный треск, ее муж сообщил, делая паузу буквально после каждого слова, дабы успеть проглотить ругательства, неприличные для произношения в присутствии законной супруги, что ее любимая психованная кузина Беллатрикс Лестранж, урожденная, как и сама Нарси, Блек, сбежала из вполне заслуженного ею до скончания века Азкабана и со следующего дня по повелению их Господина и за особые заслуги перед делом Охраны Чистоты Крови, выражающиеся в непробиваемой твердолобости и идиотическом фанатизме, будет отдыхать и восстанавливать силы в их фамильном имении Малфой-Мэнор. Люциус еще много чего говорил: и про эти самые заслуги мягкого места в деле сидения на холодном полу, и про тупых коров, которые рады пойти на скотобойню, думая, что стать колбасой есть величайшая жертва во имя, и про вырожденцев, не умеющих быть женщинами и делающих вид, что этого и не хотят, и много еще про что. Нарцисса не все понимала, но зато очень хорошо чувствовала, что вся эта кипучая ярость и воинственный пыл всего лишь реакция на собственный страх, а учитывая их интенсивность, можно точно сказать, что ее в общем-то не склонный к панике муж почти в истерике. А это, в свою очередь, пугало Нарциссу.

Сама она Беллу почти не помнила. Всем, и Люциусу в том числе, почему-то казалось, что они очень близки, однако даже родство и общая детская неизбежность в свое время не победили неизводимую разность, поэтому даже когда заботливые родители пытались сдружить дочерей единственным доступным способом – запирая вдвоем в комнате или оставляя в саду с наказом «поиграть», – дело заканчивалось или противоположными углами и собственными развлечениями, или, гораздо чаще, недовольными воплями Нарциссы и неуемные весельем нашедшей-таки способ «поиграть с сестрой» Беллы. Хогвартс близости и радужности в их отношения тоже не добавил, благополучно разведя по своим копаниям, которые существовали даже в цельном для непосвященных монолите Сизерина. А уж после замужества и рождения Драко Нарцисса и думать забыла о беспутной кузине, очень скоро и с громким треском загремевшей в Азкабан.

И вот теперь оказалось, что эта самая Беллатрикс будет жить у них, скрываясь и «восстанавливая силы», и избежать этого невозможно никакими путями.

Может, будь оно все обставлено несколько иначе, Нарцисса бы даже обрадовалась: свобода, еще один союзник в их деле, восстановление кровных уз и подобная чушь всегда, даже вопреки воле, действовала на нее умиляюще. Однако Люциус так откровенно психовал, что это пугало. Чего стоил один только его остановившийся взгляд трагического героя, вспомнившего о роковой ошибке, и через пару мгновений почти шипение:

- Сию секунду иди и напиши Драко, чтобы даже думать не смел приезжать! Пусть сидит в Хоге и говориться к экзаменам! Напиши, что если ослушается, лишу наследства и отрекусь! Так и напиши! Нет, к Моргане – я сам напишу!

Почему Драко нельзя появляться дома, Нарцисса тоже не поняла, однако испугалась еще больше.

И вот теперь она сидела в темном углу и подстерегала гостей. И, как это обычно бывает с особо напряженно ожидающими, нужное событие, конечно же, пропустила.

Очнулась она только от хлопка бросившегося к хозяину домовика и иронично-раздраженного люциусова:

- Добро пожаловать в Малфой-Мэнор, «сестра».

Вздрогнув, Нарцисса вскочила, выпрямляясь, чтобы быстрее уйти, дабы никто, не дай Мерлин, не догадался, как именно она ждала любимую кузину, однако ноги так затекли от неудобной позы, что несчастная мать семейства, неловко ступив, охнула, успев, однако, зажать рот рукой, обрадовалась, сделала еще шаг и, окончательно подвернув ногу, покачнулась, панически замахала руками в надежде за что-нибудь зацепиться и с совершенно классическим для всех, особенно желающих сохранить тишину, грохотом своротила дремавшую в углу напольную вазу с незасыхающими камелиями, кои славные предки ее муженька искренне считали символом таинственной магической высокородности, а она сама, в свое время не посмев выбросить, тихо сослала с глаз долой в самый темный угол дома.

Собственный вскрик Нарцисса еще успела остановить, однако поймать одновременно и злополучную вазу оказалось выше ее физических и магических сил, и та, осыпая ступени разлетающимися лепестками с какой-то даже сюрреальной красотой вампирского замка, с глухим стуком прокатилась по лестнице и, не выдержав унижения, разбилась-таки вдребезги на ковре у ног вошедших.

Помертвев, Нарцисса застыла, боясь еще раз двинуться.

- Ну что ж… Спасибо за гостеприимство, дорогой «братец»! Это такой новый ритуал, который распространился, пока меня не было? – раздался через несколько секунд напряженной тишины хрипловатый и какой-то пугающе-хищный голос, в котором полуживая Нарцисса с трудом полуреального после пробуждения сна припомнила даже не интонации – они такими никогда не были, - а скорее бледную тень звучания голоса Беллы.

- Прошу простить, Беллатрикс. Это досадное недоразумение. Я постараюсь, чтобы больше тебя ничего в этом доме не побеспокоило, - наконец сквозь зубы ответил Люциус, и Нарцисса со странным прохладным удивлением заметила, что раньше ее муж гораздо лучше владел собой.

Неужели ты переедешь? – нарочито удивилась Белла, и Нарцисса, не иначе, от общего стресса, вдруг представила, как Люциус, в последний раз тоскливо посмотрев на Имение, поднимает на плечо палку с привязанным к ней узелком пожитков и понуро бредет по дороге, а она и Белла, обнявшись, махают ему вслед кружевными платочками.

Сдавленно хрюкнув и едва успев снова зажать себе рот рукой, Нарцисса вытащила было палочку, чтобы побыстрее аппарировать от греха подальше, вовсе не желая, чтобы ее так и нашли на четвереньках под лестницей, однако сообразила, что, аппарируя, давясь хохотом, рискует оказаться, самое милосердное, в центре Косого Переулка, дай Мерлин, не по частям, а потому спрятала палочку обратно, потом, стараясь все же не шуметь, разулась, подхватила туфли и, сперва медленно, а потом все быстрее и быстрее, как в детстве, побежала по коридору, вопреки всему идиотизму происходящего чувствуя себя нашалившей девчонкой.

…

Официально Нарцисса встретилась с беглой героической кузиной за ужином. Перед этим, оставив Беллатрикс в «ее» комнате со следящими чарами, к жене зашел злой и какой-то пепельно-серый Люциус, ни слова не сказавший про вазу, зато успевший приказать ей сменить платье, прическу и убрать все косметические чары. В другой ситуации Нарцисса ответила бы что-нибудь презрительное, однако ругаться с таким Люциусом не хотелось, а хотелось его пожалеть, что она и сделала бы, понимай хоть немного, в чем дело.

- Ты писала Драко?

- Нет. Ты же сказал…

- И что?! Надо было и тебе!

- Прости, я не поняла.

И упоминания Драко ей категорически не нравились, потому что уж он-то точно был не при чем во всей этой истории.

- Собирайся. Не явиться на ужин ты не можешь.

- Да я и…

- Не нервируй меня. Собирайся. Ешь молча. Отвечай, только если она спросит. Ни во что не лезь.

Кто «она», было понятно, а вот все остальное – ни капли.

Когда Нарцисса и Люциус вошли в столовую, Белла уже была там.

- И смотри на нее поменьше, это не зверинец и не бал! – успел прошипеть Нарси ее ласковый муженек у самых дверей, но указание оказалось бесполезным, потому что не смотреть на Беллатрикс было невозможно.

Нарцисса ожидала чего угодно от темных с въевшейся грязью морщин до скрюченных пальцев и птичьего выверта шеи – что бы ни говорили о ее счастливой жизни и незапятнанной девичьей наивности, заключенных из Азкабана она видела не раз, да и в Слизерин попала не за одну только кровь. Однако ничего подобного в Белле не было. Возможно только, слишком ярко и как-то болезненно блестящие глаза и, как услышалось потом, слишком хриплый голос с проскальзывающими, особенно в смехе, визгливыми нотками – которые, впрочем, Белла улавливала и сама. И худоба, стершая почти все женское, оставив протянутыми под самой кожей мышцы, но не красующиеся налитые кубики, треугольники и ромбы сытых и «ухаживающих за собой», а длинные, жилистые, видимо тонкие – рабочие, не красивая добавка к телу, а его остов.

Женским и почти прежним осталась только копна вьющихся волос, чистая и собранная в небрежный хвост.

Стол уже накрыли, и для Беллатрикс подали ужин. Словно в насмешку, она сидела во главе стола и, с наслаждением прикрывая глаза почти на каждом кусочке, ела. Нарцисса была готова ко многому и даже несколько опасалась неловкости, которая может возникнуть, когда еще два дня назад заключенная, питавшаяся скудной порцией какой-нибудь полукормовой каши, увидит перед собой обычный малфоймэнорский ужин, однако все вышло ровно наоборот: манеры Беллатрикс были безупречны. Изящно и совершенно свободно держа и меняя приборы, она медленно, маленькими кусочками поглощала жаркое, очевидно наслаждаясь, причем не только и, кажется, не столько самой едой, сколько процессом, начиная с салфеток и заканчивая абсолютно прямой спиной, за которой в детстве так следили, Нарцисса помнила, их воспитатели – тем, что она снова может быть той, кем является.

- Доброго вечера и приятного аппетита, Беллатрикс, - проговорил Люциус, хотя Нарцисса отчетливо прочитала в его тоне самое меньшее «подавись, будь добра».

- И тебе, милый «братец». Благодарю, - низким, едва ли не урчащим от удовольствия, которое не захотела прервать, голосом ответила Белла, только потом подняв глаза и увидев Нарциссу.

- Приятного аппетита, Белла, - чуть наклонила голову Нарцисса, отчетливо поймав злой взгляд мужа. Но, в конце концов, она что, из-за его параноидальной блажи должна вести себя, как неотесанная магглокровка?! – Я надеюсь, ты хорошо чувствуешь себя в Малфой-Мэнор и довольна оказанным приемом?

Пару секунд Белла, не отрываясь, смотрела ей в глаза каким-то странно-лихорадочным взглядом, который Нарцисса не поняла, но почувствовала, ощутив, как все вокруг, и даже ее яркий властный муж, мгновенно превращается в фон, а она сама расцветает красками, обещающими что-то важное дальше, а потом чуть наклонила голову в ответ:

- Теперь совершенно довольна, кузина. Твое присутствие творит чудеса. Благодарю. Вы ко мне присоединитесь?

Ели тихо. Люциус зло отмалчивался, кажется, решив нарушить все правила приличия, которые только касались приема гостей, Беллатрикс откровенно и почти забыв обо всем, наслаждалась, лишь изредка касаясь Нарциссы своими странными взглядами, от которых та ощущала странное и давно забытое за размеренной замужней мэнорской жизнью холодящее ощущение чего-то предстоящего нового и непредсказуемого, как в детстве, когда впереди виделся бегущий и петляющий клубок, а не накатанная по равнине дорога. Сама же хозяйка, одергивая себя и заставляя выровнять дыхание, рассматривая гостью так, чтобы не встречаться с ней глазами, ухватывая лишь смазанный поворот головы и движение век, пыталась соединить хоть во что-то целостное свои старые и весьма скудные воспоминания и то, что увидела сейчас, не забывая и о странностях супруга, обычно не склонного к истерикам, однако не видела ничего, кроме своего собственного, внезапно брошенного перед ней Беллой клубка.

- Скажи, Люциус…

- Отец, прошу прощения за опоздание…

Хрипловато-насмешливый голос Беллы и полный забавного подросткового достоинства голос Драко, открывшего в этот момент дверь столовой, прозвучали почти одновременно, и Нарцисса удивленно обернулась в сторону сына, успев увидеть, как пугающе-моментально побледнел Люциус, тоже резко обернувшийся.

- Я задержался… О, я еще раз прошу прощения. У нас, кажется, гости?

- Драко, ты…

- О, ну что ты. Я вряд ли гостья в привычном смысле. Скорее уж приехавшая погостить родственница, так что не нужно церемоний. А ты и есть Драко?

От голоса, которым Беллатрикс обратилась к сыну, уверенно перебив Люциуса, Нарциссе стало жарко, и, одновременной несуразностью паники, все внутри словно мазнуло морозящим заклинанием – так хищно и вместе откровенно, без малейшей попытки что-то скрыть или изобразить, потому что незачем тратить на это силы, он прозвучал. Так голодная кошка могла бы разговаривать с тощей мышью.

- Да, Драко Люциус Малфой. А вы?...

- Твоя тетушка Беллатрикс, Драко. Тебе же обо мне рассказывали?

- Беллатрикс Блек? – Нарцисса легко увидела, как восхищенно зажглись глаза сына. – То есть, Беллатрикс Лестранж? Вы?... «Пророк» писал… Это…

- Я. Писал. Это. Да, Драко. Можешь звать меня Беллой, если тебе удобно. Я рада, что ты слышал.

- Драко, милый…

- Драко, почему…

На этот раз они с Люциусом начали одновременно и глупо споткнулись друг о друга, снова оставив место какой-то слишком, почти бесконтрольно-откровенной, как на последней грани опьянения, хищности Беллы:

- Сколько тебе лет, Драко?

- Шестнадцать, тетушка. Скоро будет семнадцать.

Зато Драко, кажется, совершенно ничем не смущался, глупым коротколапым щенком ковыляя в самое пекло с увлеченно сверкающими глазами на наивной мордашке. И если раньше эта еще детская наивность в сыне умиляла или по крайней мере развлекала Нарциссу, то сейчас вдруг предстала в совершенно другом свете.

- Драко, ты…

- Уже семнадцать… Я помню тебя в год, кажется. Ты очень вырос, Драко.

Они оба как будто не слышали ни скрипящего зубами Люциуса, ни внезапно разозлившейся Нарциссы: Белла – охотясь грубо и откровенно, не находя нужным ни одного маскировочного движения, Драко – с тупой наивностью сардинки разевая рот на крючок с блестящей побрякушкой.

На секунду Нарциссе стало совсем дурно. Она догадывалась, что не знала и половины известного мужу, однако даже так все ощущалось жутковато.

- Драко, садись за стол и ешь. Или тебе снова нужны уроки этикета? – так резко, как только позволяла эластичность правил приличия, рыкнул Люциус, и Драко, сейчас же очнувшись и вздрогнув, опустил глаза и сел на свое место, приступая к еде.

- Ты слишком жесток с сыном, Люциус, - насмешливо хмыкнула Беллатрикс, пригубив вина и нарочито двусмысленно облизнув губы. – Он уже большой мальчик и может во всем разобраться сам.

- Не думал, что тебя интересует воспитание детей, Белла, - слишком жестко для гостеприимства отрезал Люциус, но Белла только рассмеялась.

- Ну, что ты, милый «братец», о воспитании я даже не думала, - и несчастного Малфоя-старшего снова перекосило. Нарцисса позволила бы себе порцию супружеского злорадства на эту тему, если бы не перекосило и ее саму.

Окончание ужина прошло для Нарциссы почти в таком же тумане, как и начало, но уже по другой причине: каждая реплика едва ли не скалящейся Беллатрикс и распушившегося куцым петушком сына царапали по нервам не хуже ножа по стеклу.

- Ты такой взрослый, Драко – меня так давно не было, мне это так странно. Думаю, ты один из самых завидных женихов Хогвартса, правда? У тебя уже есть невеста?

- Да, тетушка. Пэнси Паркинсон.

- Паркинсон? Да, Генри Паркинсон, помню. Она хороша собой?

- Хм… К сожалению, нет, тетушка.

- Драко!

- Лю-юциус, они же еще не женаты, а мальчик так молод. Что плохого в том, что он правдив? А девушка, Драко? У тебя есть девушка?

- Но, тетушка…

- Дра-ако, я же тоже была молода и помолвлена, хотя, возможно, сейчас тебе трудно в это поверить. Я знаю, как это бывает. Ну, так что?

- Да, есть. Но вы и сейчас очень молодо выглядите, тетушка!

В ответ Беллатрикс довольно рассмеялась, без всяких взвизгиваний – но уж лучше бы она невменяемо визжала, брызжа слюной, может быть, тогда Драко выполз бы из своих иллюзий хотя бы на звук, и увидел хоть половину из того, что кожей чувствовала Нарцисса, шарахнувшись от того, к чему умный, а то и просто зрячий, не стал бы и приближаться.

- Спасибо, мой хороший. Галантные молодые мужчины – моя слабость.

Краем глаза Нарси уловила, как Люциус стиснул зубы, да и сама еще больше похолодела, не ясно, от страха или от злости, увидев польщенный румянец на щеках сына.

С самого утра Нарцисса провалилась и продолжала лететь в какую-то сюрреальность, похожую на сон во сне, когда не ясно даже, куда просыпаться, и сама развалилась на странные, напоминающие двух перессорившихся до злых слез избалованных детей части: стоило одной мысли прийти в ее голову, как сразу же появлялась вторая, зло-насмешливо противоречащая первой во всем едва ли не до интонаций, и с каждой Нарцисса запутывалась все больше, теряя и здравый смысл, и интуицию, оставаясь с пустыми руками перед выбором совершенно одинаковых без инструментов и очков альтернатив.

Вот и сейчас одна часть, недоказуемо называясь разумом, утверждала, что это все обычные безобидные шутки опытной женщины над зеленым мальчишкой, все в порядке, а Люциус злится, потому что на фоне освобождения героини-Беллы потерял свое едва ли не монопольное раньше влияние на Лорда, и звала расслабиться, успокоившись привычностью и неизменностью покоя размеренной жизни, где все хорошо – и сейчас же другая часть, даже не тратясь на самообозначения, вопила забирать Драко и бежать-бежать-бежать, куда угодно, только бы подальше от хищных, не трудящихся скрывать суть, ухмылок и блестящих лихорадкой бешенства глаз.

А Люциус, ранее почти незыблемое начало координат, экватор ее мира, молчал, скрипя зубами, не желая ни помогать, ни рассказывать.

- Я ведь смогу насладиться твоим обществом сегодня подольше? Ты ведь останешься до утра, а потом вернешься в школу?

- Нет.

Белла и Драко почти одновременно оглянулись на стиснувшего салфетку и зубы Люциуса: она – с насмешливой улыбкой, он – с почти разочарованным силой вспышки удивлением.

- Но почему? Ты хочешь лишить меня удовольствия узнать поближе племянника, которого я не видела пятнадцать лет, Люциус? С твоей стороны это жестоко.

- Драко, если ты не отправишься в школу сейчас же, боюсь, мне придется, просить Северуса перестать потакать тебе и завышать баллы – я устал от сына-неудачника! По Трансфигурации тебя обошла грязнокровка. Что будет с зельями завтра? Тебя обойдет Уизли?

Нарцисса ненавидела, когда Люциус вел себя так: как будто это не его сын, а один из министерских лизоблюдов, пришедших на поклон, искать мелочь в пыли у ворот. Мальчишка побледнел, блеснул глазами, стиснул зубы, и Нарцисса чуть было не вмешалась, однако вовремя остановилась: по крайней мере, на Беллу их сын больше не смотрел.

- Я готовлюсь, отец.

- Не вижу. Где твои учебники? Записи? Что-то мне подсказывает, что не здесь.

И, с резким полупоклоном Белле:

- Прости, «сестра», но мой сын должен готовиться, поэтому не сможет развлечь тебя сегодня вечером. Завтра у него важный экзамен.

- Простите, тетя Белла. Но я был безумно рад познакомиться с вами!

- Так жаль…, - сокрушенно покачала головой Беллатрикс, подавая руку прощающемуся Драко. – Я так надеялась поговорить с тобой дольше.

- Тетушка, у нас еще будет время. После экзаменов я…

- Вон отсюда! – не выдержал Люциус, и Драко, едва не зеленея, нервически закончил поцелуй и почти выскочил за дверь.

- У тебя очень милый юный сын, «братец»!

- Спасибо, «сестрица».

Нарцисса тихо промолчала, обмякнув от облегчения: Драко ушел. Теперь здесь остались одни взрослые, а уж они-то разберутся в своих проблемах, и гораздо быстрее, когда им не нужно будет оглядываться на глупеньких детей. Слава Мерлину…

- Но ты мне должен, «братец». Ты лишил меня столь приятного общества, что просто обязан это компенсировать!

- Тебе кого-нибудь вызвать? – на самой границе приличий оскалился Люциус, но Белла, кажется, даже не обратила внимания, сделав медленный глоток из бокала, и не ответила до тех пор, пока не насладилась послевкусием и не распахнула прикрытые от удовольствия глаза.

- Не нужно. Я просто хочу, чтобы твоя жена помогла мне принять ванну. Ты же не против, Нарцисса?

- Нет, - ответила та, облегченно и не глядя соглашаясь на все в благодарность за свободу Драко, даже не услышав самой просьбы.

- Нет! – каноном к ее ответу, так же не глядя, рыкнул Люциус, но Белла лишь насмешливо хмыкнула:

- Нарцисса согласна, а ты не хозяин жене своей, «братец», - и легко поднялась из-за стола. - Благодарю за прекрасный ужин. Приходи через полчаса, Нарцисса. И спасибо тебе.

Пару мгновений, пока Беллатрикс шла до двери, а Люциус, не отрываясь и хрипло дыша, смотрел ей в спину, Нарцисса всерьез боялась, что он выхватит палочку, но, к счастью, все обошлось. И только после того, как героическая кузина покинула столовую, а муж, переведя на нее темный от бешенства взгляд, прошипел:

- Тебе что было сказано?! – она наконец подумала о том, во что ввязалась.

…

Когда Нарцисса все-таки решилась войти, дрожащей рукой едва открыв дверь, пропуская вдохи и чувствуя, как в солнечном сплетении надувается странная пустота, поглощающая весь воздух, который ей все же удавалось вдохнуть, Белла уже полулежала в ванне, откинув голову на бортик и закрыв глаза.

- Заходи и разденься. Я хочу, чтобы ты мне помогла, - томно и как будто про себя пробормотала она, даже не повернувшись.

- Я..., - Нарцисса понимала, что подчиниться придется, раз уж даже ее несгибаемый Люциус не может ничего возразить, однако на осознание все равно требовалось время. Однако Белла ждать не желала и, возможно, Нарцисса понимала почему: о том, что «больше ждали, подождем и еще немного» говорят только те, кто не знает, что такое настоящее ожидание.

- Я попросила тебя раздеться. Ты намочишь платье. Ты ведь в платье? – так и не открывая глаз, как-то странно уточнила Белла, и Нарцисса, мелко обрадовавшись задержке, замерла у двери:

- Нет.

- Нет? Уже разделась? Странно.

- Нет. На мне пеньюар.

- Правда? – хрипловато переспросила Белла, а потом рассмеялась, прекратив, как только сфальшивила парой тонов выше. – Неужто Люциус велел?

- Нет, я сама.

Это было правдой, хотя Нарцисса и себе не сумела бы объяснить причины. Она и подумала-то об этом только выйдя из комнаты. Хотя, что еще она могла надеть в своем доме, собираясь помочь кузине принять ванну?

- Еще интереснее. Что ж, оставь. И иди сюда.

- Куда?

- Сюда, Нарцисса. Ко мне. Я хочу, чтобы ты помогла мне вымыть голову.

Нарцисса осторожно выдохнула. Возможно, все окажется не таким уж и страшным. Да и унизительно все это лишь на первый взгляд. В конце концов, она же мыла голову мужу, не находя в этом абсолютно ничего унизительного. А Беллатрикс ее кузина. И героиня, если уж быть до конца честной. И, если подумать, она вполне заслужила уважение и право на безобидные капризы пятнадцатью годами в Азкабане за дело их Господина. А психоз Люциуса – это его личная, раз уж он не пожелал ей поделиться, проблема.

- Отодвинься немного, - попросила Нарцисса, решившись, успокоившись, в меру устыдившись и опустившись наконец на колени у края ванны. – Иначе будет неудобно.

Почувствовав осторожное прикосновение к плечу, которым Нарцисса пыталась дать ей понять, что нужно сделать, Белла плавно мотнула головой, все еще не открывая глаз:

- Не так. Иди сюда.

- Куда?

Недоумевая, Нарцисса хотела убрать руку, однако Белла резко наклонила голову, прижимая нарциссину ладонь к своему плечу.

- В воду, сестрица. Я не хочу двигаться.

- Но…

- Иди сюда.

От неожиданной резкой злости еще реплику назад расслабленно-приглушенного тона Нарцисса вздрогнула и сейчас же, еще не сообразив, начала выпрямляться, слушаясь. Потом осознала: именно таким тоном Люциус давал ей понять, что игры закончились и нужно быть хорошей послушной девочкой, которую ценят за умение уловить, когда нужно помочь, не тратя время на требования глупых объяснений. А в следующую секунду, не успев даже толком выпрямиться, Нарцисса моментально растеряла все мысли, задохнувшись от неожиданности, с которой мир кувыркнулся, в рот хлынула вода, а лодыжка вспыхнула болью от не смертельного, однако довольно ощутимого удара о край ванной.

Забарахтавшись, она после пары панических всплесков вынырнула из воды, которая, к счастью, доходила до бедра и не дала совсем уж убиться, глотнула воздуха и, смахнув рукой влагу с ресниц, открыла глаза, ошалело уставившись на Беллу, которая теперь оказалась прямо перед ней, все так же полусидя в ванной, откинувшись на бортик и не глядя на Нарциссу.

- Что?...

- Я же просила тебя по-хорошему, сестрица. Не провоцируй меня. Не нужно.

И Нарциссу ожгло прямым, настолько насыщенным, что она не успела понять всего, что в нем было, взглядом.

- Я… Я... Прости…

- Нарси, я о тебе забочусь, поверь. Не прекословь мне и не зли, - тихо и внятно, как маленькому ребенку, объяснила Белла, чуть подавшись вперед и убрав за ухо мокрую прядь нарциссиных волос, упавшую на глаза.

На секунду ее взгляд скользнул вниз, вслед за скатывающейся каплей по ключице и дальше, к облепившему мокрую с напрягшимися от испуга и волнения сосками грудь, но, резко вдохнув, Белла снова подняла глаза.

– Просто помоги.

- Шампунь…

- Не нужно, я уже мыла голову, это было предлогом. Я хочу, чтобы ты привела в порядок мои ногти на ногах. Для меня так давно никто этого не делал. Ты ведь поможешь мне? – тем же низким, каким-то вкрадчиво-пугающим, непредсказуемым, заставляющим напрячься в ожидании мгновенного броска голосом почти прошептала Беллатрикс, чуть наклонив голову и глядя Нарциссе прямо в глаза, ни на секунду не отпуская, не упуская, не давая опомниться. – Пожалуйста, Нарцисса. Я прошу тебя. Поможешь?

- Да…, - тихо прошептала та в ответ, потерявшись и во взгляде, и в собственных мурашках, и в ощущении странной зазеркальной сонной сюрреальности происходящего, просто невозможной в ее обычной, тихой и размеренно-раскроенной жизни, которую надлежало только сшивать мерными днями-репликами-стежками.

- Умница. Возьми палочку, - велела Белла и, дождавшись, когда Нарцисса послушается, одним движением уперлась в бортик ванной, подтянулась на руках и устроилась там, откинувшись на локтях.

Нарцисса пообещала себе не смотреть, потому что так нельзя и это как-то унизительно стыдно, однако не смогла удержаться, воровато мазнув взглядом по на удивление упругим, едва ли не девичьим, хотя и совсем небольшим – не сравнить с ее собственными – грудям с затвердевшими красновато-коричневыми сосками среди сморщившихся темных ореол, подтянутому, может, чуть впалому животу с коротким неровным шрамом сбоку и лобку с густыми черными завитками.

Все это было странно, потому что в последний раз она видела нагую женщину, кажется, еще в школе, так же смущаясь смотреть внимательно – но и как-то… любопытно. Именно так: любопытно, потому что совсем непохоже, совершенно не так. Нарцисса привыкла смотреть на себя – потому, что ее тело столь восхищало Люциуса, и вскоре она сама, поверив и увлекшись, снова и снова рассматривая свою грудь, талию, раздвинутые ноги и разведенные губы с короткими редкими вьющимися волосками, которые Люциус иногда просил оставить – пытаясь понять, как именно ее видит он, и снова осознать, почувствовать, что она красива, потому что это грело, окутывая мутным и словно бы подтверждающим ее право на существование и на гордость собственного достоинства чужим желанием, которое, оплетая все тело, просачивалось сквозь поры внутрь, смешиваясь с ее собственным в том же объеме крови, подстегивая и разжигая. Люциус смеялся, гадая, восхищаться ли прозорливостью выбравших ей имя родителей или сокрушаться их недальновидностью, определившей характер дочери, однако сам всегда загорался тем же желанием, лишь утверждая истинность их выбора.

Теперь же перед Нарциссой была другая женщина, в которой она могла видеть то, что обычно скрыто – и могла сравнить, едва ли не по-детски желая подсчитать различия.

Было стыдно, потому что такое слишком нельзя, и одновременно безумно, как в детских придуманных приключениях, интересно. Ново и так по-настоящему, с ощущением взрослой, не совсем понятной, но такой манящей тайны – как в ту неделю, когда они с французской десятилетней ровесницей-седьмой-водой-на-киселе Карин, привезенной родителями погостить, подглядывали за развлечениями в дальней сторожке смотрителя поместья старшего братца Карин и какой-то девицы из соседней маггловской деревни, а потом, вздрагивая от возбуждения, обсуждали, что же это такое было, и даже пытались играть в них (воспоминание всплыло неожиданно, показавшись почти сном – Нарцисса давным-давно и думать об этом забыла, а теперь, зацепившись за те же ощущения, оно вернулось, добавив стыда и возбуждения запретной тайности).

- Цисси?

От удивленного голоса Нарцисса вздрогнула и с теперь уже настоящим, мучительным, а не томным стыдом поняла, что, кажется, краснеет.

- Я… Что… Я…

- Цисси, пожалуйста. Вымой их, разомни стопы, а потом подравняй ногти. Хорошо?

И, медленно подняв правую ногу из воды, Беллатрикс выпрямила ее и протянула Нарциссе.

- Хорошо?

- Да… Да, я сейчас.

Секунду помедлив, Нарцисса, отослав пока палочку на полку у зеркала, сложила ладони лодочкой, позволив Белле поставить на них ногу, и когда кожа коснулась кожи, вздрогнула, а Беллатрикс тихо, еле слышно застонала, запрокинув голову и закрыв глаза.

- Снизу вверх, стопы, потом лодыжки. Сильнее, я так люблю, - низко объяснила Белла, и Нарцисса, глубоко вздохнув, устроилась удобнее: отрегулировав магией дно, она опустилась на одно колено, на другое же поставила Беллину ногу и набрала в ладони скользкое жидкое мыло.

Люциус никогда не требовал от нее ничего подобного, однако массаж любил, поэтому Нарцисса примерно представляла, что и как нужно делать. Кожа Беллатрикс оказалась вовсе не такой ужасной, как можно было бы ожидать, может быть, только чуть загрубевшей на подошвах, с которыми даже сильные зелья не смогли справиться сразу, и Нарцисса не почувствовала ни отвращения, ни омерзения, которых боялась. Поглаживать обеими руками стопу с чуть шершавой кожей, разъединять длинные пальцы с неаккуратными ногтями, которые вызывали лишь желание быстрее привести их в порядок, а вовсе не отвращение, и проводить по каждому, надавливая, потом подниматься выше, скользя пальцами по тонкой лодыжке, нажимая на косточку, разминая приятно упругие мышцы, - постепенно Нарцисса понимала, что ей и самой это нравится.

Когда, достаточно вымыв и размягчив кожу, она потянулась к палочке, Белла вздрогнула, открыв глаза, не успев себя поймать, и это почему-то заставило Нарциссу почувствовать совсем странную нежность – как к маленькому напуганному ребенку или к собственному сыну, когда он был еще достаточно мал, чтобы принимать ее опеку.

- Не бойся, я знаю хорошее заклинание.

- Хорошо, - хрипло ответила Беллатрикс и снова закрыла глаза, запрокинув голову и расслабившись. Если бы Нарцисса соображала лучше, она, наверное, подумала бы о стальной пружине внутри кузины, сумевшей свернуться в каркас достаточно прочный, чтобы за ним можно было спрятать все свое, и достаточно гибкий, чтобы развернуться, позволяя вынуть спрятанное, когда оно понадобиться, а угроза пройдет – и остаться чем-то, похожим на то, что было. Но все мысли занимала правильная, полукругом, форма ногтя.

- Готово, - наконец довольно улыбнулась Нарцисса и приподняла ногу Беллы, придерживая за пятку и лодыжку.

- Спасибо, - все так же хрипло ответила Беллатрикс, пристально посмотрев на Нарциссу, а потом медленно вытянула ногу с подставленных ладоней, осторожно провела большим пальцем по щеке Нарциссы и плавным движением протянула ей другую ногу.

- Пожалуйста.

- Да, сейчас.

Второй раз было проще, и скоро ухоженные, ровные, может быть, тусклые, но почти незаметно ногти на обеих ногах ничем не отличались. Однако нарциссины пальцы почему-то не останавливались. Она, кажется, даже не отдавала себе отчета в том, что, размяв стопы, лодыжку, добравшись до колена, принялась медленно, но с нажимом поглаживать выше.

- Цисси…

- Ты напряжена. Расслабься.

- Цисс…

- Иначе будет больно – расслабься, я умею.

- Нарцисса!

- Да? – почти пропела она, не думая, не слыша даже, как мурлычет, завертевшись в ритме скользящих по упругим мышцам пальцев, замкнувшись щекотными кругами на коже.

И уж тем более не ожидая реакции.

- Хватит! – зло рыкнула Белла, резко выпрямляясь, и, грубо схватив растерявшуюся Нарциссу за волосы, дернула ее вверх и, раздвинув ноги, прижала лицом к своей промежности. – Да-а-а…

Ошеломленная Нарцисса инстинктивно дернулась, но Беллатрикс только сильнее сжала в кулаке ее волосы и снова ткнула себе между ног:

- Давай! Неужто муженек тебя так не ублажал? Ни за что не поверю! Лижи! Ну?!

Однако замершая шоком Нарцисса не могла и пошевелиться, кажется, не слыша, и Белла, не вытерпев, не дожидаясь, пока до сестрицы дойдет, задвигалась сама, скользя по лицу Нарциссы мокрыми губами, размазывая по нему свои соки, словно окуная ее в себя, резко, лихорадочно, постанывая и извиваясь:

– Ну давай же, языком… это просто… давай… Нарси…

Белла двигалась неровно, выгибаясь, то прижимая голову Нарциссы к себе так, что у несчастной вспыхивала болью кожа на месте вырванных и чудом удержавшихся волос, то почти отпуская, но только чтобы прижать еще теснее снова – и постанывала, то умоляюще, то зло, рвано дыша и всхлипывая.

Нарциссин же шок вместе с ощущением полной, как в самом сумасшедшем сне, нереальности так и не прошел, но теперь, больше не пытаясь вырваться, увидев, что это бесполезно, она все же осознала, что оказалась носом в кудрявых черных волосах, покрывавших лобок Беллы, а ее сжатые губы прижимаются к горячим неожиданно гладким скользким складкам.

Запах, лишь слегка пряно чувствовавшийся, когда Нарцисса сидела у ног Беллатрикс, теперь ощущался одуряющее, кажется, оседая на небе и языке.

И Нарцисса, где-то в дальних разумных уголках себя, куда в последние часы спряталось все то, что она раньше считала своей личностью и леди Малфой, ошалевая от невозможности происходящего и собственной испорченности, послушно высунула язык. Она старалась не дышать – ртом это было невозможно, а носом она только втягивала в себя скользкую слизь, волосы Беллы щекотали то ноздри, то брови, шея затекла от неудобного выверта – но Нарциссе почему-то, как и положено по логике нереального сна, стало безумно весело.

Когда ее язык коснулся какой-то из мокрых складок, Белла громко, до эха под высоким потолком, взвизгнула, выгнувшись дугой и бедрами стиснув голову Нарциссы, а потом так же резко обмякла, тяжело дыша и ерзая на бортике, чтобы снова потереться о нарциссин язык.

- Еще… Ну, давай же… Девочка моя…

И руки Беллы, которые собирали нарциссины волосы в стягивающий узел, бессильно разжались и начали просто и как-то умоляюще поглаживать, не заставляя, а упрашивая. И от того, что непредсказуемая Беллатрикс, за этот вечер не раз успевшая до дрожи напугать Нарциссу, от одного ее в общем-то совершенно не стоившего труда и преодоления движения так размякла, превратившись из насильницы в мартовскую кошку, смешно перебирающую лапами едва ли не в корчах, Нарцисса неожиданно почувствовала себя хозяйкой.

В конце концов, это не так уж отличалось то того, что было у них с Люциусом. В большинстве случаев это он доводил ее до беспамятства, которое заканчивалось лишь с оргазмом, однако иногда случалось, что он сдавался первым, позволяя Нарциссе все, что она хочет – и тогда она просто упивалась, ощущая, что его сильное тело, легко способное подмять ее под себя, принадлежит ей, реагируя на каждое ее движение, позволяя играть с собой, послушно задыхаясь или вздрагивая от того, что делала она.

И сейчас – разницы почти не было. Почти нет.

Зная, что теперь Белла позволит, Нарцисса чуть отстранилась, вдохнув наконец по-человечески, и, не разрывая контакта, поглаживая беллины бедра, медленно большими пальцами развела в стороны ее губы.

Они с Люциусом много раз занимались любовью перед зеркалом, он любил смотреть, как его член погружается в тело жены, однако Нарцисса почему-то никогда не думала, что ее собственная вагина бывает такого же цвета – насыщенно красного, почти бордового.

Усмехнувшись, Нарцисса подула, словно на ожог, и Белла заскулила, снова ерзая.

- Девочка моя… Ну, давай же…

А почему бы, в конце концов, и нет?

И Нарцисса, вспоминая, что так нравилось ей самой в равномерных движениях Люциуса, опускавшегося перед ней на колени, усаживая ее на кровать или стол, наклонилась вперед и обхватила губами ярко-алый под набухшим капюшоном клитор, чуть втянув его в себя.

Беллатрикс словно подбросило в воздух – она дернулась так сильно, что, не схватись Нарцисса за ее бедра сильнее, обязательно плюхнулась бы назад в ванную. Но это, пожалуй, только развеселило.

Действуя резче, впиваясь пальцами, Нарцисса придавила ноги Беллы к бортику и, пройдясь напряженным языком снизу вверх по раскрытой вагине, снова принялась за клитор.

Белла извивалась, стонала, взвизгивала, то ласково поглаживая голову Нарциссы, то дергая ее за волосы, стискивая ее ногами так, что Нарцисса задыхалась, а в следующее мгновение раздвигая их настолько широко, что мышцы натягивались и, казалось, вот-вот лопнут – но действо уже настолько захватило Нарциссу, что она, кажется, хотела этого не меньше, чем Белла.

«Ну же… Давай… Давай же… Ну!» - не думая, повторяла она про себя, осторожно посасывая клитор, окончательно пачкаясь в солоноватых соках, слегка задыхаясь, но от этого только ощущая какую-то сюрреальную воздушность.

«Ну!» Не останавливая движения губ, Нарцисса поглаживала Беллу внутри, то касаясь и лишь слегка надавливая на стенки, то двигая пальцами так резко, как только могла – чередуя, нагоняя волны, чтобы на их гребнях плавно вознести на высоту, с которой можно лишь сорваться с ощущением остановившегося сердца – и вот наконец Белла совсем высоко, едва ли не девчачье взвизгнула и, стиснув бедра вокруг многострадальной и, кажется, совсем пустой головы Нарциссы, выгнулась, до будущей синевы впившись зубами в свою ладонь, и застыла этим небрежным острым углом, не дыша.

Только когда без воздуха стало совсем невыносимо и ей самой, Нарцисса расцепила беллины лодыжки у себя на спине, отвалилась назад, плюхаясь мягким местом в воду, и задышала лихорадочно глубоко, как будто желая надышаться впрок, ни о чем, кроме этого, не думая и не обращая внимания, что машинально поправляет рассыпавшиеся волосы рукой, все еще мокрой после Беллатрикс.

- Куда ты? Иди ко мне!

Дышащая так же резко и глубоко, как и она, наконец открывшая глаза Белла нагнулась и, выловив Нарциссу за руку, потянула вверх, заставив лечь рядом, и сейчас же обхватив ее руками и ногами, прижимая к себе почти больно, ерзая горячей скользкой промежностью по ее бедру, а носом вжимаясь в шею, словно чтобы растворить там кожу и вползти внутрь.

- Моя хорошая… Моя девочка… Моя маленькая… Иди же ко мне.

Внезапно, едва добормотав, и, кажется, совершенно не владея собой, Белла впилась в нарциссину шею зубами, а рукой резко скользнула вниз, на гладкий лобок, а от него скользкой змеей дальше, внутрь, между стиснутых ног, – только тут, выгнувшись и чувствуя себя так, словно она одновременно в своем теле и где-то вне его рядом, Нарцисса осознала, что сама уже давным-давно течет так, что беллина ладонь движется с хлюпами, а возбуждение захлестывает, накрывая с головой.

И когда Беллатрикс нагнулась над ней, заставляя лечь на спину, раздвигая ей ноги, подхватывая руками под ягодицы и впиваясь губами в ее промежность с каким-то довольным урчанием и что-то даже, кажется, шепча, Нарцисса только вскрикивала и стонала, ничего не помня и ни о чем не думая, кроме пряного марева их смешавшихся запахов и вязкого, качающего волнами, а потом завертом водоворота наслаждения.

- Ох, Мерлин!

- Хорошо? Девочка моя…. Хорошо тебе?

- Да…

Нарциссе всегда было хорошо с мужем – по-разному, сильнее и слабее, спазмами и поглаживаниями, выжигающей все тело волной и мягким теплом, но всегда хорошо. Однако с ним никогда это не было таким… сюрреальным. Таким свободным и таким животным. Таким для нее, а не для леди Малфой. И Нарцисса даже не знала, почему. Просто не было.

- Ну? Вставай. Здесь мокро. Цисси, ну, поднимайся же! Ну, девочка…

- Не хочу! – вдруг протянула Нарцисса и, чувствуя, как все внутри нее снова начинает сжиматься жаждой, потерлась промежностью о бедро Беллы, обхватив его ногами. Дождавшись, когда Беллатрикс расслабится, поплыв и позволяя, Нарцисса чуть усмехнулась и, влажно облизав плечо Беллы, мягко взяла ее руку и потянула вниз.

Беллатрикс не сопротивлялась, расслабленно прикрыв глаза и чуть двигая бедром в такт нарциссиным извиваниям, поэтому Нарцисса легко провела беллиной ладонью по своему бедру, погладила ею лобок и, томно застонав, своими пальцами ввела два беллиных пальца в себя. Очнувшись, Беллатрикс хотела отнять руку, однако Нарцисса поймала ее ладонь между бедер, сжав и не отпуская.

- Еще…, - простонала она, обхватывая губами коричневый напряженный сосок на беллиной груди и снова начиная извиваться, не разжимая бедер. – Пожалуйста… Еще…

- Еще? – удивилась Белла, но почти сразу же ее тон вернулся к начальной хищности, растеряв, однако, голод, сменившийся сытой насмешкой. – Ты же не хотела?

И вместо неслышного знака вопроса согнула и распрямила пальцы внутри Нарциссы, мазнув по нежным стенкам, которые вдруг показались тонким чувствительным покровом над переплетениями нервов, странных венок, по которым бежала не кровь, а ее наслаждение, и легкое нажатие на которые могло запустить спазм каждый раз нового, каждый раз разного удовольствия. Чуть ниже, осторожно надавить – и оно мягкое, слабым волнующимся прибоем, выплывающим откуда-то изнутри и плавно растущим до высокой волны. Чуть выше – и оно мгновенно скручивает, заставляя скулить. В другую сторону – и оно почти боль, но его раздвигающей ритмичности хочется еще и еще.

Нарцисса вскрикнула, застыв, но почти сразу обмякла, раздвигая ноги:

– Еще…

- Уверена? – Белла снова согнула пальцы, надавливая на ту же точку – глубоко, в паре миллиметров от пугающей боли, на самой сладкой границе.

- Да-а…

- Точно? – еще одно нажатие.

- Да! Я хочу…

- Так ты у нас шлюха, Нарси? – деланно удивилась Беллатрикс, и задвигала пальцами, уже не останавливаясь, не дразня.

- Да… Шлюха…

Муж никогда не называл ее так – и, буквально скуля от накатившего желания раскрыться, выворачиваясь наизнанку, Нарцисса резко перевернулась и, толкнув Беллу на спину, снова насадилась на ее пальцы, придерживая ее руку так, как надо, своей.

- Да… Шлюха… Как хочешь… Только еще…

Нарциссе вполне серьезно показалось, что она не сумеет дойти до своей спальни. Ноги подкашивались, мелко дрожа, коленки, стертые о ковер в дальнем конце ванной комнаты, где стояли кресла и чайный столик, саднили, натертая кожа между ног горела, а ощущение все еще двигающихся в ней пальцев заставляло напрягаться, чтобы с каждым шагом не ставить ноги шире. Руки тряслись так, что она даже дверь открыла не с первого раза, а перед глазами плясали цветные круги, то и дело взрывавшиеся черным.

Не видя ничего перед собой и чувствуя, что если не остановится передохнуть, то просто потеряет сознание, Нарцисса прислонилась к стенке в паре шагов от ванной, закрыв глаза и просто глубоко дыша.

- Шлюха…

Голос доносился как сквозь вату, но мужа Нарцисса узнала.

«Интересно, он пришел только сейчас или ждал у дверей? – лениво шевельнулось что-то бесконтрольное, и сразу еще. – Смешно. От него это не возбуждает».

Полуоткрыв глаза и глядя мимо расплывчатой фигуры со светлыми волосами, Нарцисса рассеянно улыбнулась – и сейчас же почувствовала, как ее встряхнули, стукнув мотнувшейся и совершенно не держащейся на плечах головой о стену:

- Шлюха! Подставилась все-таки?! Твой скулеж было аж в гостиной слышно! Сколько раз ты кончила?! А?!

«Сколько?... Три?… Четыре?...» - мозги совершено не желали поворачиваться, совершенно размякнув после встряски, и Нарцисса даже не открыла полностью глаза, так и плавая в каком-то мутном дыме.

- Четыре…

- Ах ты, сучка!

«Снова?... День открытий…»

- Не смей.

Все-таки заставив себя сфокусировать взгляд, Нарцисса увидела, что ее так и держит за плечо озверело вращающий глазами Люциус, а рядом с ним, перехватив его руку в замахе, застыла, оскалившись, Белла.

- Ударишь ее – и я перегрызу тебе глотку. Не фигурально. Я могу. Веришь?

Она не шипела, произнося слова совершенно спокойно, но мышцы на шее вздулись от усилия, а на лбу стучала синеватая венка, и Нарцисса почувствовала, что снова течет, бессознательно запрокидывая голову и чуть расслабляя бедра. Одного звука голоса оказалось достаточно.

- Веришь?

Захват Люциуса исчез, а ее под руку подхватила Белла.

- Пойдем.

- Белл…

- Пойдем.

- Хочу тебя… Белла… Хочу…

- Позже, Цисси, потом. Пойдем.

А потом Нарцисса почти не спала, плавая в околосонной усталой мути, потому что Белла, не приходя в себя, не понимая, что делает, обвивалась вокруг нее, шепча «Теплая!», прячась своими холодными руками в ее подмышки, а ледяными ступнями согреваясь между ее бедер. И от этого уязвимого «теплая» Нарцисса застывала, не смея оттолкнуть – и к утру все больше и больше смирялась с мыслью, что прежняя широкая дорога затерялась где-то в тумане, а единственное, что видно сейчас – это юркий клубок, чертящий для нее по пыльной тропинке путь своим мокрым от ее же полуживотной, но совершенно непреодолимой, словно помешательство, страсти хвостом.