На собрании она ловит взгляд Фрюлинг. Отводит глаза, рассматривает стариков, Фуюмине при всех регалиях, Бертхайн скучает, впрочем, он умеет льстить Альфе, и ему прощаются невнимательность и снобизм, которые он изысканно, как ему кажется, преподносит обществу. Цолльнер читает доклад, его голос ни разу не срывается, он идеально прям, идеально красив, идеально бесцветен. Он любимый мальчик Альфы, и она очевидно сводит его с Бетой, чтобы получить такие же бесцветные оплодотворенные яйцеклетки.
Бета готова к донорству, половозрела, ее менструальные циклы точнее электронных часов в холле, которые отсчитывают время с предыдущего конца света уже три сотни лет.

Но есть проблема, которую Альфе еще предстоит однажды разрешить. Бета влюблена.

После совещания Фрюлинг натянута как струна, холодна как лезвие собственного меча. Она делает замечание Цолльнеру по планам поставок, он выглядит размазанным: он-то считал себя идеалом. Ангелике нравится смотреть на его унижения. Особенно от Наото.

Они выходят из Зала Совещаний, и личная охрана каждого сопровождает их в разные концы Комплекса, Генералы идут на полигоны, Бета идет следом за Альфой в лаборатории. Нужно будет забрать забрать Гамму из инфекционки, где она сидит с Дельтой. Той, скорее всего, не выжить, но Альфа знала, что делала, когда прививала ей штаммы. Это сделает сильнее их всех, обещала она. Гамме нравится проводить там время, подозревает Ангелика, потому что ее согревает превосходство живого над потенциально мертвым. Это закон жизни, но Ангелике противно.

- Цолльнер спит с №1, не мог выдумать ничего более превосходящего нас, смертных, - рассказывает Ангелика. Наото читает книгу, ей не очень интересны сплетни комплекса. Ангелике нравится ее сосредоточенный вид, тонкие азиатские черты лица, длинные гладкие, словно отполированное дерево, волосы. Чернота глаз.
- №1 неликвидный. У него гендефект, он живорожден, это создает определенные проблемы для модификаций.
- Я тоже была живорожденной.
- Тебе не подсадят Паразита. А им подсаживают. №1 из побочной линии Летнее-Центрового подтипа. Проблемы с глазными нервами и вхождением в гипер-модус.
- Он перекрестный клон Нойбаутенов и Айнштюрцен? Теперь понятно, Цолльнер и не стал бы спать с кем-то другим. Урод.
- Мы здесь все не совсем нормальные, - улыбается Фрюлинг.
- Мы лучше их, - убеждает ее Ангелика. – Потому что мы сделаем эту Страну великой, выйдем на поверхность, вернемся к свету, перенаправим энергию и восстановим временные циклы. Я и ты. Мы будем вместе. Я хочу этого, только старуха должна умереть.
- Не говори так. Она гениальный инженер, - Фрюлинг поднимается, снимает китель и форменную рубашку, остается только в корсете.
Ангелика подходит к ней, обводит тонкими пальцами грудь по линии чашечек, улыбается своими потрясающе красивыми губами.
- Чтобы мы были вместе, она должна умереть.

Она не дает Фрюлинг удовольствия раздеть себя.
Устраивает импровизированный стриптиз, стягивая платье с нежных молочных плеч до уровня груди, поднимает подол, она в колготках и без нижнего белья. Ее бритый лобок трется о нейлон. Ангелика забирается на кровать, позволяет Наото вылизывать себя через гладкий искусственный слой, и губы, быстро впитывающие слюну, и прижатый к нейлону клитор, и натянувшую сзади колготки попку, Ангелика благодарно стонет. Фрюлинг целует ее глубоко, пока разрывает колготки, раздвигает ноги, пытается ввести пальцы во влагалище. Ангелика стонет ей в волосы, что это сюрприз, и нужно делать все медленно и осторожно.


Медленно и осторожно Фрюлинг тянет за краешек ткани, заткнутой в дырочку, Ангелика тяжело дышит под ней. Она сегодня утром долгие минуты просовывала трусики внутрь, утрамбовывала пальцами и массировала клитор, чтобы не переставать думать о своей любимой женщине. Она ходила и сидела на собрании и думала об этом. Трусики, которые вытаскивает из глубины ее отверстия Фрюлинг, почти полностью пропитаны ее смазкой. Наото посасывает их и снова пальцами затыкает, заполняет, фарширует ее киску мокрой тканью. Снова медленно вытягивает так, что Ангелика кончает от ощущения движения между половых губ. Потом Наото резко ей дрочит, а она вылизывает ее промежность целиком. Светлое и темное смешиваются. Ангелика никогда не чувствует себя более живой. Ей нравится, когда это Наото, пальцы Наото. Фрюлинг никогда не лижет ей, но это неважно. У каждого свой порог допустимого. Важно то, что из ее комнаты Ангелика выходит на подкашивающихся ногах, и через порванные колготки прекрасно чувствует, как трутся губы и клитор при ходьбе, снова посылая ее за край.

Они часто делают это в лабораториях, под камерами, не раздеваясь. Делают вид, что разговаривают, и с ракурса видеоглаза не видно, как глубоко в Ангелике пальцы Фрюлинг. Как до болезненного оргазма растирается ребром ладони киска. Как движется в ней тонкая стеклянная пробирка. Как счастливо и соблазнительно улыбается Ангелика в такие моменты.
Эта улыбка выдает ее однажды и рушит жизнь.
Когда Альфа находит пропитанные запахами влагалища Фрюлинг капроновые чулки в шкатулке Беты.
Помощник передает Бете приглашение в лабораторию Ангелики, на часах за полночь, никто не спрашивает ее согласия на встречу.

- Проходи.
Альфа выбрасывает руку вперед в царственном жесте. Бета-Ангелика аккуратно идет по полу словно по битому стеклу. Свет в лаборатории приглушен. Сердце отбивает: ты попалась, птичка, вот ты и попалась. Это жутко и отчасти радостно, что не нужно больше так бояться. Вот только накажут и все. Худшее будет позади.
- Стоп, - приказывает Альфа. Ее седеющие пряди все еще отливают золотом, но только при свете ламп дневного накаливания. Такие впаяны в стойки, ограждающие лабораторную платформу. Бета застыла в центре круга, в пересечении золотого света, который сейчас сменится флуоресцентным. Бета видела, что может быть дальше.
- Разденься.
Она сдирает с себя ненавистное платье с воланами — черное и белое, и как будто тоже клонированное в лаборатории. Бета ненавидит эту робу. Но надевает каждый день. Права вносить изменения в этот вопрос у нее нет.
Она четкими движениями складывает всю одежду как учили, на армейский манер в ровную стопку. Ровняет углы. Относит и кладет за границу круга.
Внутри еще теплится надежда, что старуха ничего не узнала, но кожу быстро остужает резкий ледяной воздух лаборатории.
Платформа приходит в движение, опускается на человеческий рост, и вот первые обжигающие струи бьют в бледное красивое тело. И другие, сотни и тысячи струй кипятка впиваются жалами.
- Чистота, моя девочка. Ты должна приучать себя к чистоте.
Подошвы сапог Альфы на уровне ее глаз, отполированные черные носы покрыты мелким водяным напылением. Дрожащая от боли Бета поднимает взгляд.
- Ты жалкая ничтожная тварь. Уебище. Текущая сучка. Мне омерзительно видеть, как ты растаптываешь все, что я тебе дала, неблагодарное говно.
- Пожалуйста, - шепчет Ангелика, пытаясь поймать взгляд таких же как у нее глаз. - Пожалуйста.
- Дрянь, мерзкая грязная пизда, убогое создание. Твои молекулы совершенны, но ты превратила все в падаль, в гноящееся извращение. Идиотка!!! Пошепчи еще, давай, пошепчи!
Вода продолжает бить тугими хлесткими струями со всех сторон.
Ангелика, та, что наверху, выкручивает из стойки держатель. Снимает душевую насадку.
- Знаешь, что это, чучело?
- Мама!
- Знаешь?!
- Шланг.
- Такой ты шланг хотела себе между ног?! Такой выпрашивала у моих генералов как дешевая шлюха?!
Бета сжимается на полу, сворачивается клубком, ей так больно, что отказывают ноги.
Альфа замахивается, и первый удар ребристой резиновой трубки ошарашивает болью распаренную кипятком спину. Удары следуют один за другим, через равные промежутки, в которые Альфа раскручивает шланг. Тело горит и опухает, тело корчится и трясется.
Наконец, запыхавшись, Альфа унимается. Струи падают последними каплями на пол. Становится слышно скулеж, и бета понимает, что это она, ее голос. Правда уебище. Жалкое подобие. С Ангелики станется увеличивать температуру душа, пока с нее кожа лоскутами не слезет.
Но платформа поднимается, и Ангелике становится удобно схватить ее за мокрую тряпку волос, подтянуть к своему лицу так близко, что ее глаза становятся единственным, что может видеть Бета.
- Похотливая тупая мразь, я устрою тебе удовольствие, такое, - сладко говорит Ангелика, - что мало не покажется. Она волочит ее за волосы по лаборатории, по многим холодным и ледяным отсекам, пока они не оказываются в белой комнате с креслом.
- Наша гинекология. Ты не помнишь, конечно. Но тебя вырезали из матки живой тогда еще донорши прямо здесь. Залезай.
Бета неуверенно садится, зад, руки, а потом и спина тут же прилипают к пластиковому покрытию, которое мерзко скрипит под мокрой кожей.
- Гамма, войди. Возьми себе стул.
Девочка устраивается на стуле к дальнем конце лаборатории у сложного пульта управления электроникой. Пока Ангелика закрепляет металлопластиковые крепежи на руках, ногах, талии и шее Беты, девочка расправляет складки черно-белого платья. И улыбается: Мама играет с нелюбимой, плохой Куклой.
Кресло опускается полого, потом приподнимается нижней частью, выставляя промежность Беты на обозрение. Потолок становится зеркалом, в котором видна безобразная сцена. Ангелика меняет свои черные перчатки на белоснежные, медицинские, до локтя. Она берет шприц и обкалывает вульву Беты чем-то жгучим.
- Запомни, как бывает хорошо. Один раз получишь, и больше не проси, - смеется она так, словно это шутка года, словно это лучшее, что она говорила в жизни.
Бета стонет громко и протяжно. У нее горит весь низ. До боли горит.
- Ты же не девка. Попользованное говно, - приговаривает Ангелика, вводя в свою Бету медицинский расширитель. Она разводит и разводит створки. Бета скулит, хрипит, сжимается от боли и тут же горячо фантазирует о руках Фрюлинг. О ее голосе. Течет и просит еще. Альфа только брезгливо морщится.
Потом вынимает расширитель, и уже просто пальцами растягивает вход Беты. Визг эхом отражается от стен. Бета, сколько бы ни зажмуривала глаза, видит свою распухшую раскрытую вагину. Она умоляет свою Альфу о чем-то, чего сама не понимает. То ли отпустить, то ли продолжать.
Ангелика медленно касается ее кончиками всех пальцев. С них капает густой гель. Пальцы медленно погружаются внутрь, натягивая края до невозможности, Слезы текут с красных щек в мокрые волосы. Тело блестит от воды и пота. И пять пальцев в ней разрывают слизистые и дарят сладостные и болезненные конвульсии. Пальцы Альфы достигают матки, оглаживают внутри и ныряют под нее, дальше, глубже, и рука в зеркале погружена дальше запястья. Альфа тянет руку на себя, и Бета орет.
Она приходит в себя, когда давление сходит на нет, а потом снова возрастает.
- Здесь появляются дети. Впрочем, - говорит Альфа — Гамме, рука которой щупает ее изнутри — нашей блядоватой сучке это больше не грозит.
Гамма улыбается, и Бета снова теряет сознание.
Потом ей кажется, что наслаждение невозможно перенести. Это слишком остро, слишком запредельно. Что-то двигается в ней, что-то большое и неживое.
Кажется, словно она кончает бесконечное количество секунд, это длится и длится. Кажется, будто она обоссалась в экстазе, мочевой пузырь не выдержал и выпустил весь сок наружу. Она открывает глаза и видит, как движется толстый рифленый шланг, прикрученный к какому-то механизму, и с него при каждом движении капает густая кровь. И она кричит, захлебываясь собой, собой, этим всем, истошно орет.

Приходит в себя, и сквозь морок наркоза успевает заметить, как ловко орудует Альфа у нее в промежности.
«Один раз получишь, и больше не проси», - звучит у нее в ушах. Она плачет о том, что потеряла.
Еще месяц ей нельзя будет трогать повязки, а когда их снимут, окажется, что вместо розового цветка вульвы у нее от лобка вниз будет уходить широкий толстый шрам, похожий на напластование кожи. С маленьким отверстием посередине — выводом уретры.

Ангелика делает заметки в дневнике. Бета, раздетая, сидит в ее кровати кровати и не понимает, зачем она здесь. Свет в комнате на семи полутонах, достаточных, чтобы писать и при этом не жечь глаза.
- Ты ее изуродовала, - констатирует голос Фрюлинг. Ангелика-бета оглядывается на звук — и видит Кампанеллу рядом с собой.
- Эта сучка больше не получит сладкого на ночь, - усмехается Альфа. - Но она еще может быть полезна. Я оплодотворила ее, пока она зашита, но когда начнутся схватки, я думаю, можно будет распороть и позволить ей родить естественным путем.
Бета едва может дышать от ужаса.
Фрюлинг ласково гладит ее по голове, за спиной Альфы. Она не боится, значит, старуха так и не узнала про них. Ради этого можно пережить чужой паразитический организм в собственном теле и изуродованные половые органы, и позор, и унижения, и то, как мучительно умирает ее любовь.

Цолльнер знает про свое отцовство, но подчеркнуто не общается с раздувшейся Бетой. Она уверена, что он продолжает трахать своего слепого выродка. Ангелика прикидывает варианты намеренного выкидыша, но понимает, что старуха не станет ее распарывать, а позволит ей подохнуть как Дельте, сгнить заживо вместе с падалью внутри.
Фрюлинг иногда держит ее за руку.
Ангелика по-прежнему любит ее и помнит, но понимает, что они больше никогда не смогут быть счастливы.
Два последних месяца она отказывается выходить из своей комнаты, она не общается с людьми, не пускает к себе даже Гамму. Даже Альфу. Каждую ночь она бьется в истериках и спит дни напролет, впрочем под землей понятие дней и ночей условное размытое понятие.
Роды задерживаются, и она психует от этого сильнее. Живот огромный, словно там тройня, но она знает, что ребенок всего один, крошечный ублюдочный паразит. От которого она никак не может избавиться.

Она едва может дождаться девятого месяца, когда ее наконец вскроют. Смысла в живорождении мало, особенно с Летним подтипом, они дефективны. Когда наконец приходит срок, она идет на роды в лабораторию с улыбкой. И это улыбка избавления.

№ 68 появляется на свет слабым. Почти в самом конце списка. Он словно понимает, что его не ждут в этом мире. Его жизнь поддерживают с помощью технологий, старуха почему-то заинтересована в этом. Ангелика отказывается на него даже смотреть.

Она ждет только смерти старухи, чтобы прибрать к рукам военный Комплекс и начать наконец подъем наверх. С Цолльнером ее ничего не связывает, она просто из отвращения с радостью бы свернула ублюдку шею. Вместо этого старуха подсаживает ему Фюрера, и ошейник легко приживается. Как будто у Беты и без того мало проблем.
Наконец, Альфа произносит на очередном совещании речь. Эта речь в честь Беты. На нее возложены новые надежды. Бета улыбается, своими потрясающе красивыми губами, и говорит, что для нее это большая честь.

Ее сыну, как и еще девяносто девяти искусственно созданным из их с Цолльнером материала детям уже десять лет. Пора начинать эксперимент ее жизни.
Ошейник убивают ребенку зрение на 67% в правом глазу и на 96% в левом.
Ошейник отрицает выродка и его живорожденные слабости, выродок ненавидит ошейник. Ангелика смотрит на уродливые очки на его лице, лампы и зеркала, просвечивающие сосудистое дно. Исправить дефективность не удается, и Ангелика подписывает распоряжение оставить его в группе. Там он умрет хотя бы быстро.

Третье поколение достигает финальной фазы.
№ 66 убивает № 67, побочного клона Осенне-Центрового подтипа, и на этом обрывает цепь.
Гамма-Ангелика погибает на семнадцатом году жизни от рук свихнувшегося Хайне.
Цолльнер использует этот момент для побега. Уходит на поверхность в своему дефективному №1 Первого поколения.
Альфу разбивает инсульт, она частично обездвижена. Бета воссоздает Дельту.
Джованни, № 68 удается восстановить после бойни.
Ангелика смотрит на него сквозь иллюминатор кислородной камеры и думает, что он всегда будет принадлежать ей. До последней клетки. И ненавидит его настолько, насколько это возможно.

Она приходит ночами к Фрюлинг, доводит ее до экстаза, а потом до отупения от всего этого рыдает у нее на груди. И пальцы Фрюлинг в ее волосах становятся с годами все теплее и нежнее. Иногда Ангелике кажется, что это и есть неизбежно настоящее чувство,которое спасет ее и позволит не сломаться на пути к свету.