1.

Вне стен особняка Варии время отчего-то ползло мучительно медленно. Никто не дергал Маммон по пустякам, никто не нагружал ее тысячей бессмысленных и бездоходных дел, никто не заявлял, что обставит ее в дартс в два счета, особенно если вместо мишени будет кошка. Никто не орал под ухо — плотный гомон улиц здесь оставался внизу, звучали басы раздающейся из подвалов музыки, и мерно шумели потоки машин под окнами. Отель был дешевым — в номере не работал кондиционер, и сквозь распахнутые окна текла густая летняя ночь.
Маммон при свете бра, лежа на спине и выставив вверх руки, рассматривала последний разворот своей записной книжки. Все сделки по антиквариату были закрыты и покоились теперь на счетах в виде цифр и записей, когда-то бывших вазами, лампами, украшениями и картинами. Маммон любила непыльную работу, сохраняющую видимость благообразия, но раз на раз не приходился — ей предстояло перепродать еще как минимум одну вещь, сулящую неприятности одним своим существованием.
Телефон был скорее мертв, чем жив, и Маммон задумалась на секунду, стоит ли позвонить Соньо, узнать, добрался ли он до Италии и в силе ли договор, но потом передумала. Проблемы Маммон начинались ровно там, где заканчивались проблемы Соньо, так что ворошить их раньше времени не стоило, чтобы случайно не пришлось разбираться самой.

Соньо действительно появился без напоминания в оговоренный срок. Они встретились на выезде из города в открытом кафе на автозаправке. Было ветрено, и он то и дело откидывал с лица темные лохмы и щурился. Маммон заблаговременно села спиной к солнцу и теперь могла рассматривать Соньо без проблем. Он отдал ей диски в обложках «Дорога в никуда» и «Аллея Малхолланд» и, заговорщически мигнув, сказал:
— Там, говорят, творится херня. — «Там» находилось на юге Африки, оттуда он привозил видео, на котором маленьких темнокожих детишек, родители которых были слишком бедны, чтобы заработать на еду всем своим отпрыскам, трахали мужики за сорок. Душили. Резали. Иногда убивали. Случалось, ели. — Скоро можно будет прямо на улице снимать и сбывать оптом, — сказал он, сплюнув прядь, настойчиво лезущую в рот.
— Подешевеет, — отрезала Маммон. — В каком смысле на улице?
— Сюда редко доходят слухи оттуда, слишком уж глушь. Но я своими глазами видел. — Любой, кто был знаком с Соньо дольше двух минут, понимал, что верить ему на слово не следовало. Он запросто мог достать какое угодно видео, от ванильного порно до расчленения трупов, и продать его по сходной цене, но стоило ему открыть рот, оттуда начинало литься дерьмо. — Взрывы, пожары, которые нельзя погасить. Люди, орущие похуже свиней — без пальцев, рук или ног, как будто они сплавились. На меня на улице набежал мужик, у которого отекло полбашки — от лба до носа одна безглазая короста, — и он не знал, куда ткнуться. Просто бежал и орал. Я чуть со страху не обделался.
Маммон сморщилась. На правду это было похоже даже меньше, чем обычно.
— Такого хоть горяченького бери, вези в студию и делай с ним, что хочешь.
— Ты шел вечером по улице, и на тебя налетел местный пьяница?
— Эй, я не вру. Когда это я вообще врал? — возмутился Соньо. — По телевизору, конечно, будут говорить, теракты. Но сама понимаешь — херня она и есть херня. Местные вообще думают, что это пробудились злые духи, а по-моему, так…
— Все, я пошла, — сказала Маммон.
— Ладно, — покладисто согласился Соньо, еще раз посмотрев внутрь конверта с деньгами. — Будут еще заказы — обращайся, организуем. И это, ты еще услышишь про херню. Еще вспомнишь, что я говорил.
Он коротко махнул ей рукой и, торопливо оглядываясь, двинулся к ближайшему переулку.
Диски Маммон проверила уже в номере, открыла видео, перемотала и закрыла почти сразу же. Никакой охоты смотреть резню у нее сейчас не было, но каждый раз, когда приходилось иметь дело с товаром Соньо, невольно возникали мысли — нельзя упускать такой шанс познакомиться с наглядным материалом. Смотреть стоило хотя бы потому, что все это, кусками или по отдельности, когда-нибудь можно будет воссоздать — а Маммон была не из тех, кто отказывается от удобных возможностей. В основном архиве Варии у нее хранились копии почти всех передаваемых через Соньо фильмов.

Забрав из отеля вещи, Маммон дошла до ближайшего шоссе, там поймала попутку, придав себе вид девушки в коротком открытом платье — с таких не брали обычно денег за проезд. До Энны она доехала в кабине грузовика. Водитель то и дело косился в ее сторону, но это не смущало — тело все равно было не ее.
Путь от окраины города и до квартиры она проделала пешком — не так уж далеко. Дом был один из тех стандартных и непрочных приземистых строений с открытыми балконами, где через картонные стены можно услышать, одновременно ли кончают соседи, когда трахаются. Маммон отыскала ключи и вошла внутрь — пахло старьем, грязью и чужими людьми. Те, кто снимал квартиру, съехали недавно, когда Маммон решила, что ей может понадобиться место. На полу валялась газета месячной давности, Маммон подцепила ее носком ботинка и перевернула. Фотография на внутреннем развороте изображала какой-то мирный южный пейзаж.
Из холодильника пахнуло гнилью, зато в кухонных шкафчиках обнаружился пакетик с просроченным кормом для кошек. Маммон открыла упаковку и ткнула внутрь пальцем. Выглядело съедобно.
— Фантазма, будешь?
Фантазма одобрительно квакнула, ткнувшись мокрой мордой в шею, и Маммон выдавила ей в блюдце мясную кашицу.
Интернет все еще работал, а это было главное. Маммон намеревалась провести здесь несколько ближайших дней. Она проверила состояние белых счетов и последнюю почту. Приняла ванну. Скинула акции компании, на которую можно было больше не рассчитывать: по инсайдерской информации, ожидалось увольнение одного из топ-менеджеров, а значит, и падение курса.
Новости про южную Африку отдавали легкой тревогой, но вовсе не из-за сверхъестественных явлений. Жара погубила гектары и без того небольших лесов и сады, обеспечивавшие раньше экспорт фруктов. Несколько крупных пожаров произошло в промышленных районах. Только и всего. Пожалуй, стоило попросить у Соньо видео с этими калеками — хотя бы из желания посмотреть, как он выкрутится.

Следующим вечером Маммон встретилась и с заказчиком. Новелли ждал ее в книжном магазине, перелистывая перед стойкой с журналами уже вскрытый свежий номер Плейбоя.
— Очень удобное место, — меланхолично заметила Маммон.
— А, это уже вы. Не признал.
Новелли вернул журнал на полку.
— Вы привезли то, что я просил?
Маммон кивнула. Они прошли к кофейным столикам, скрытым друг от друга и от оставшегося зала книжными шкафами.
— Разрешите угостить вас кофе?
Новелли был старомоден, из тех людей, кто все сделки заключает после обеда из трех блюд и закрепляет парой рюмок коньяка. В его тихом мирке среднего бизнеса с умеренными прибылями и белой зарплатой не существовало необходимости спешить, прятаться и скрывать. Ему совершенно точно приходилось сталкиваться с мафией, но их встречи, скорее всего, были такими же чинными и доброжелательными. Потакая своим мелким грешкам, он продолжал сохранять достоинство, видимо, по привычке.
— Только недолго, — кивнула Маммон, уступая. Поддерживать хорошие отношения с Новелли было необременительно — стоило дать ему повод и не вмешиваться, остальное он делал сам — и полезно.
Они сидели в секции классической прозы. Эта часть зала в и без того немноголюдном магазине совершенно пустовала. Маммон без интереса болтала ложечкой в своей чашке. Новелли поинтересовался, как идут ее дела — дела шли с переменным успехом, но ему не обязательно было об этом знать — и тут же принялся болтать о своем. Видно было, что с гораздо большим удовольствием он рассказал бы о том, как ему понравились новая постановка «Травиаты» и меню в ресторане школьного друга, открытом в центре Энны — но Маммон была не из собеседников, готовых поддерживать такие разговоры. Из более насущных проблем Новелли интересовали засуха и пожары в южной Африке. Он владел фирмой, занимающейся гигиенической ерундой — шампуни, зубные пасты, гели для душа, скрабы, мыло — в среднем и премиум-секторе. Масла, растения и специи им везли из ЮАР. Маммон это совершенно не интересовало, просто она предпочитала знать, с кем имеет дело.
— А еще, поговаривают, там из-за этих пожаров творятся какие-то беспорядки. Даже странности.
— Беспорядки, говорите, странности? — Маммон подняла глаза от кружки.
Новелли кивнул:
— Черт знает, что творится. Вроде бы там все довольно серьезно. — Он покосился на пакет с дисками, но, поскольку Маммон не торопилась отвечать, спросил прямо. — Вы как, может быть, в курсе? Вы же откуда-то оттуда везете?
— Не обязательно, — медленно произнесла Маммон. — И мне не известно ничего, что могло бы вас заинтересовать.
Новелли, похоже, знал больше, чем говорил. Получить подтверждение словам Соньо, даже настолько косвенное и неточное, было неожиданно.
— Извините-извините, — сказал Новелли, — не настаиваю. Хотя если вы намекаете на то, что всякая услуга требует оплаты…
— Я скупа, но не злонамерена, — напряженно оборвала его Маммон. Ситуация ей отчего-то не нравилась.
Новелли поднял руки и обезоруживающе улыбнулся:
— Все, молчу.
Чувство тревоги не покидало Маммон. Спустя секунду она поняла, в чем дело: к ним присоединился кто-то третий, кто-то, кто внимательно слушал их сейчас из соседней секции. Маммон посмотрела на Новелли. «За нами следят», — написала она на салфетке, и тот вдруг посерел лицом.
— Но как же… Я же…
«Не дергайтесь. Один человек. Сейчас я уйду и уведу его. Заберете пакет с моего стула».
Маммон отряхнула брюки от невидимых крошек, настраиваясь на чужую иллюзию. Источник находился за ближайшим шкафом, но пока что оставался невидим. Первый уровень концентрации. Рыхлое внешнее поле, готовое к слиянию. Маммон не торопясь обогнула полки. Иллюзионист, при виде движения Маммон не собиравшийся уходить, похоже, был либо совсем неопытен, либо ему до этого не приходилось работать в полевых условиях. Либо он рассчитывал напасть прямо здесь — но это казалось даже более странным.
Книги были сплошь толстые, в неаккуратных цветных обложках, старых лет издания. Маммон взяла первую попавшуюся, пролистала тяжелые страницы. Двух секунд хватило, чтобы настроиться на иллюзию, еще трех — чтобы полностью подчинить ее себе.
Маммон подняла голову от книги:
— Привет.
Верными оказались все предположения — перед ней, судорожно сжав руки перед собой, стояла Хром Докуро. Уже обездвиженная невидимыми плотными лентами — Маммон работала быстро.
— Что ты здесь делаешь?
Хром беззвучно открыла и закрыла рот, она была напугана и почему-то даже удивлена. Из зала их сейчас было не видно и не слышно. Камера внутреннего наблюдения показывала просто двух стоящих рядом людей. Маммон взяла Хром за рукав и потянула за собой, выведя из здания через распахнутые двери магазина. Через пару кварталов она оглянулась — было видно, что машина Новелли уже отъехала.
— Я все еще слушаю, — заметила Маммон. — Зачем ты здесь? И как долго?
— Я просто хотела с вами поговорить, — опустила голову Хром. — Я и не слышала ничего.
— Чудесно, ничего — это сколько? И о чем поговорить? — Судя по тому, что Хром забыла про Новелли, как только они вышли, он, похоже, ее действительно не интересовал. А вот какое у нее было дело к самой Маммон, еще предстояло выяснить. Лишнее слово из Хром было не вытащить даже по доброй воле, Маммон знала это по обрывкам воспоминаний о будущем. А уж если там было что скрывать, тем более. Спешить отпускать Хром смысла не было, и Маммон, подталкивая в спину, просто довела ее до квартиры — все равно давно следовало продать это убогое жилище в самой неудобной коммуне Сицилии. На лестнице на второй этаж Хром чуть не упала, со связанными руками она еще и разбила бы себе что-нибудь, так что Маммон невольно пришлось ее поддержать.
Хром послушно уселась, где было велено — на кровать — и принялась объяснять и извиняться.
— Простите, — повторила Хром в который раз. — Я не хотела вам мешать, правда.
Маммон взгромоздилась на спинку, достаточно высокую и широкую, чтобы сидеть на ней как на стуле.
— Господин Мукуро взял себе нового ученика. И, понимаете, для иллюзионистов не так уж просто обучать даже одного, а что уж говорить о двоих.
У Маммон немедленно и сильно заболела голова. Каждый раз, сталкиваясь с беспредельной глупостью, она думала, что хуже уже быть не может — и каждый раз ошибалась.
— Не хочу особо вникать в ваши внутренние дела, но — ты сбежала из дома? — спросила она, скривившись.
— Не совсем, — потупилась Хром. — господин Мукуро сам сказал мне, где вы можете находиться, я нашла вас, и вот.
— И вот? — переспросила Маммон, дернув бровью. — Давай, не глупи и не думай, что вы можете решать свои проблемы за мой счет. Даже если я где-то когда-то в чем-то помогала вам, то это не повод думать, что я впрягусь еще раз. Хуже того — ничего этого на самом деле не случалось. Этого будущего считай что и не было никогда.
Хром выглядела виноватой.
— Или ты что, сочувствия от меня ждешь? — догадалась Маммон. — Давай я объясню тебе на пальцах. Во-первых, плевала я на вас. — Хром вся сжалась и принялась внимательно изучать свои голые коленки, как будто там была по меньшей мере карта Италии. — Во-вторых, если тебе что-то надо от меня — можем и договориться, но тогда это не бесплатно. И специально для тебя очень, очень дорого — у меня много других дел.
Хром дернулась.
— Господин Мукуро говорил, что готов будет заплатить, если понадобится.
А вот это было другое дело. Разговор медленно перетекал в привычное русло.
— Для начала я хочу поговорить с ним самим, верить тебе на слово я не собираюсь.
— К сожалению, — тихо сказала Хром, — у меня нет с ним связи. Придется подождать, пока он сам захочет пообщаться, и я передам ему.
Маммон поджала губы и с силой развернула Хром к себе иллюзорными путами.
— Меня это не устраивает, — заявила она, — либо ты зовешь его сейчас, либо у нас с тобой ничего не получается.
— Я правда не могу, — ответила Хром едва слышно, — он очень занят, я не стану его беспокоить, он просто не будет слушать. Господин Мукуро сам выбирает, когда приходить.
— Ты ему и позвонить не можешь? — приподняла бровь Маммон.
— Нет. Мы разговариваем только напрямую.
— Хочешь сказать, — разозлилась Маммон, — ты думала, что можешь так просто заявиться ко мне, предложить какую-то сомнительную ерунду, притом на солидную сумму, и отказаться звать человека, который за тебя отвечает? И сколько, по-твоему, я должна буду ждать?
— Не знаю. — Хром, почувствовав злость, смотрела на Маммон испуганно.
— Среди людей, с которыми я веду дела, за такие выкрутасы очень быстро начинают отрезать пальцы. — Хром вздрогнула. — Кстати, а если я отрежу тебе пальцы, Мукуро почувствует и прибежит?
Если не считать того, что он будет очень, очень рассержен. Но об этом упоминать не стоило.
— Наверное, — прошептала Хром побелевшими губами.
Ей, кажется, даже в удовольствие было пугаться — думать головой она не спешила. Из стен, из пола, из потолка, из покрывала кровати потянулись тонкие черные нити, опутали Хром с ног до головы, не давая двигаться и не позволяя глубоко дышать. Маммон подняла вверх ее руку, так, чтобы Хром хорошо могла рассмотреть, что происходит. Пальцы затеплились на кончиках, нагрелись, зашипели, пузырясь, и начали медленно отекать, как светлые восковые свечки. Маммон ждала, когда Хром начнет сопротивляться, но та только смотрела с паникой в глазах и не реагировала ни ответной иллюзией, ни попыткой противостоять внушению.
Когда от пальцев ничего не осталось, Маммон раздраженно цокнула языком.
— Еще я могу тебя физически покалечить, — сообщила она с неохотой. — Будем пробовать?
Хром мотнула головой и попыталась вжаться в кровать. Маммон освободила ей рот, но Хром только повторила, задыхаясь, снова:
— Я не могу.
Телефон зазвонил в самый неподходящий момент. На экране высвечивалось «Сквало», и это означало, что с разговором подождать никак нельзя.
— Семья, — извиняющимся голосом произнесла Маммон и, чтобы отвлечь Хром, превратила связывающие ее нити в тонкие подвижные щупальца, которые тут же подняли тело над кроватью. Хром наконец забрыкалась, заизвивалась, замычала заткнутым одним из щупалец ртом, но все никак не могла освободиться.

Маммон ответила на звонок.
— Я не согласна меньше, чем на пятьдесят тысяч, — сразу сказала она, — зачем бы ты ни звонил.
— Вполовину меньше, — тут же среагировал Сквало.
— Невозможно. На меньшее я не согласна, даже если ты попросишь меня просто выйти в магазин за пиццей.
Сквало на том конце провода заржал, и Маммон снизила звук. Хром продолжала трепыхаться, все более вяло. Щупальца постепенно приобретали видимость самостоятельности. Они становились толще, смещаясь к шее, талии, запястьям и лодыжкам, и Маммон добавила еще два — одно, с шипами на конце, аккуратно взрезало одежду, второе принялось поглаживать живот Хром, медленно опускаясь все ниже. Неизвестно, что должно было напугать ее больше — то, что Маммон, казалось, не участвовала в действии или то, что происходящее приняло сексуальную окраску, но Хром тонко, отчаянно замычала на одной ноте.
— У тебя там кто-то орет, — заметил Сквало.
— Я могу одновременно использовать иллюзии третьего уровня концентрации и разговаривать с тобой. Пятьдесят тысяч.
— Пытаешь кого-то? — полюбопытствовал он.
Единственный видимый глаз Хром был широко распахнут. Сквозь разрезы виднелось белое мягкое тело.
— Можно и так сказать.
— Болевое воздействие? Или страх?
Ноги Хром оказались широко раздвинуты.
— Немного хуже.
— Боюсь представить, — хохотнул Сквало. — Звучит так, будто ты насилуешь кого-то тентаклями.
Одно из щупалец добралось до нижнего белья.
— Не отвлекайся, — перебила Маммон. — Что с моими деньгами?
— Тридцать.
— Сорок девять.
— Ладно, сорок.
— Договорились, — вздохнула Маммон. В конце концов сорок тысяч тоже на дороге не валяются. — Что делать-то надо?
— Не телефонный разговор.
— Всегда так, — проворчала Маммон.
— Приезжай, — мягко перебил ее Сквало. — Кстати, Занзас беспокоится, что тебя давно не было в Варии.
— Я ведь на связи, — удивилась Маммон.
— Без разницы, ты же его знаешь. Приезжай хотя бы на выходные, что ли, пообедаем вместе. Кстати, кто там у тебя?
— Хром Докуро, помнишь такую?
Сквало замолчал, а потом после паузы произнес:
— Это интересно. Тогда распоряжения меняются: приезжай немедленно, привози ее сюда, живую, и чтобы могла разговаривать. Я не знаю, что там у вас происходит, но если есть возможность не сообщать о том, что она нам нужна, так и сделай. Считай это приказом.
— Думаю, есть. Дай мне день, — медленно сказала Маммон, — увидимся, — и захлопнула крышку телефона.
На лице Хром к этому времени читался панический, отвратительный ужас. Она снова перестала сопротивляться, так и висела на щупальцах, расслабленная и почти что голая. Маммон бездумно подождала еще немного и убрала иллюзию. Хром, одетая и невредимая, опала на кровать и медленно скорчилась, обхватив колени и спрятав лицо. Казалось, она мелко дрожит. Маммон вышла из комнаты, ей не хотелось на это смотреть.
Выждав время, нужное, чтобы Хром как-то успела прийти в себя, Маммон вернулась, пихнула ее, лежащую, в плечо и сказала недовольно:
— Ладно, я тебя оставляю. — Хром моргнула, и Маммон потормошила ее, чтобы привлечь внимание. От реакции зависели дальнейшие действия. — Слышишь? Я маленько перестаралась. Я оставлю тебя, так и быть.
— Спасибо, — одними губами сказала Хром. Она вздрогнула, взгляд расфокусировался — Маммон с интересом наблюдала за сменой выражений ее лица, — а потом произнесла: — господин Мукуро встретится с вами, когда вам будет удобно. Сейчас он на Сицилии, недалеко отсюда.
— Сам решил явиться? — обрадовалась Маммон. — Тогда завтра в четыре в северном парке.
Хром моргнула. Выходило как нельзя лучше.

Хром почти не доставляла неудобств, время от времени Маммон забывала о ее присутствии, а потом натыкалась взглядом на молчаливо сидящую у стены фигуру. Один раз Маммон пришлось сказать:
— Я согласилась тебя учить, но не собираюсь с тобой нянчиться. Если хочешь что-то сделать, делай это сама.
Намек был понят верно. Маммон, решившая было, что кормить Хром придется с ложечки, с облегчением вздохнула и больше не обращала внимания на присутствие в квартире посторонних. Большую часть времени Хром было не видно и не слышно.
Мукуро практически не опоздал на встречу, хотя, Маммон знала, имел обыкновение это делать. Температура была слишком высокой даже для дневного времени, будто юг давал знать о себе не только смутными слухами, а двинулся сюда со всей своей жарой. Длинные скамьи, окружавшие шахматные столики, были почти пусты, только на дальнем конце площадки, где полоскались клочки тени от деревьев, склонились над доской два одиноких старика.
Фантазма спрятала свое маленькое мокрое тело в темной внутренности сумки. Маммон уйти никуда не могла, она стянула тонкие перчатки и расправила их на клетчатой поверхности стола. Мукуро материализовался рядом практически бесшумно. Маммон успела заметить его присутствие за несколько секунд до появления, Хром встрепенулась раньше, отвлекшись от рассматривания играющих.
— Господин Мукуро.
Он улыбнулся ей, потом перевел взгляд на Маммон.
— Удивительно, и все-таки в тебе есть нечто человеческое.
Маммон побарабанила пальцами по столу.
— Кажется, мы не меня собрались тут обсуждать.
— Ну почему же. — Мукуро тряхнул головой. — О хорошем человеке и поговорить приятно. До сих пор поражаюсь, как же ты согласилась поработать с Хром без предоплаты. Зная, какой я ненадежный, мерзкий тип?
Заканчивая фразу, он смотрел уже на Хром.
— Господин Мукуро, — осуждающе пробормотала та, заливаясь краской. — Не говорите так.
Мукуро продолжал смотреть, словно остальной разговор должен был стать прелюдией к их игре в гляделки. Маммон прокашлялась.
— Да, кстати, вспомнил, — сказал Мукуро. — В качестве небольшой компенсации за мою нерасторопность. У меня есть вещь, которую нужно быстро пристроить. А ты, я уверен, знаешь, кто захочет ее купить и как заработать на этом — ну, насколько позволит совесть.
— Подробности, — потребовала Маммон.
— Следует расценивать это как согласие? Ну ладно, неважно, не такой уж это большой секрет. Мне недавно довелось покопаться в склепе одного африканского политика. Шикарный особняк, даже странно, что некоторые предпочитают жить в них после смерти, а не до нее. Там, кроме самого политика, его жена, наложницы, пара девственниц в придачу и еще куча людей, чтобы он не заскучал случайно на том свете.
Маммон начинала уставать от его трепа, лучше бы и дальше любовался своей Хром.
— Так вот, чтобы доволен оставался не только политик, но и его женщины, там был оставлен некий артефакт, нефритовый фаллос. По-вашему, хуй.
Маммон поморщилась, и Мукуро, заметив ее реакцию, радостно перечислил:
— Предназначен для улучшения здоровья мужчин, повышения потенции, улучшения качества спермы…
С каждым словом лицо Маммон мрачнело все больше.
— И как им пользоваться, извини меня?
— Ставить на стол и любоваться, конечно, — усмехнулся Мукуро. — Хотя любители могут попробовать вылечить простатит или геморрой, засунув его себе в…
— Сам проверял? — ехидно перебила Маммон. — И как, действует? Страшно подумать, чем он сейчас перепачкан.
Мукуро улыбнулся:
— Он источает пламя солнца, так что к нему необязательно даже прикасаться, чтобы понять. Накапливает и рассеянно распространяет энергию. Или направленно — в зависимости от желаний хозяина. Но я подозреваю, что средство от импотенции легче будет продать. Вряд ли кто-то захочет бегать, размахивая каменным хуем, и кричать «вот мое непобедимое оружие». Ну, как это у вас принято.
Маммон потерла лоб.
— Ладно, ладно, так и быть. У меня есть несколько клиентов-цивилов. Но я тебе ни цента не заплачу, пока не найду покупателя.
— Значит, договорились.
— Пока нет, — перебила его Маммон, — не уводи разговор от темы.
— Какой темы? — удивился Мукуро. — Ах, да. Почему, собственно, я привез тебе артефакт вместо денег. У меня их нет — слишком много жертвовал на благотворительность в последнее время.
— А как оплату я его не приму тем более, — заверила его Маммон.
— Это я уже понял. Клятвенно обещаю тебе, что заплачу, как только у меня появится такая возможность — то есть скоро, очень, очень скоро.
— Не думай, что я упускаю свою выгоду. Хром еще и Хранитель Десятого Вонголы, — мстительно напомнила Маммон, заставив Хром вздрогнуть от звука своего имени. — Если вдруг ты не вернешь мне долг, я заставлю Вонголу отплатить мне сторицей. Вот уж кого можно назвать щедрым.
— Звучит разочаровывающее. Откровенно говоря, я уже начал подозревать, что у тебя есть какой-то более коварный план. Или что моя девочка тебе понравилась, — неприятно усмехнулся Мукуро. На самом деле одно другому не мешало, но объяснять это было бы глупо. Тем более что Хром все-таки совершенно не нравилась Маммон. — Ты отвратительна, — произнес Мукуро чуть ли не по слогам, отодвигаясь от стола, словно желая быть от нее подальше. — Ты и родную мать продала бы, будь она у тебя. Как хорошо, что все твои родственники давно умерли.
— А я думаю, жаль. Ведь продала бы, — заметила Маммон.
— Познание добра и зла — одна из важнейших частей твоего обучения, Хром, — Мукуро перевел взгляд на нее, и выражение его лица тут же смягчилось. — Выглядишь потерявшейся, — сказал он и протянул руку, чтобы заправить выбившуюся прядь волос ей за ухо. — Не волнуйся, скоро это пройдет.
Хром подняла на него глаза. Маммон не могла понять, что было написано на ее лице, но немедленно позавидовала — самой черной завистью, на которую была способна. В этом взгляде было и обожание, и надежда, и вопрос, и еще что-то такое, что заставило Маммон в неловкости отвернуться.
— Ах да, самое главное. — Маммон оглянулась. Мукуро протягивал ей небольшой пакет с нарисованным на нем логотипом аптеки: — Прости, что не нашлось ничего приличнее, но, думаю, это как раз тот случай, когда форма отражает содержание.
Маммон приняла хрустящий целлофан из его рук. Внутри оказалась продолговатая бархатная коробка вроде тех, в каких продают украшения, только немного крупнее. А в ней действительно был камень фаллической формы, щедро украшенный резьбой в виде каких-то загогулин. Вокруг ствола вилась бумажная ленточка.
— Я там написал что-то вроде инструкции, ознакомься при случае, прежде чем будешь продавать.
Маммон захлопнула футляр и спрятала его в сумке, осторожно подвинув Фантазму. Аптечный пакетик она оставила валяться на скамье.
— Пойдем, Хром, — кивнула она, не став прощаться с Мукуро.
Следуя за ней, Хром несколько раз оборачивалась посмотреть туда, где он все еще сидел.

От Энны до Палермо они добирались автобусом. Хром вжалась в угол сиденья, прислонилась головой к стеклу и всю ночь, кажется, не смыкала глаз, время от времени оглядываясь, чтобы посмотреть на Маммон. Должно быть, Хром все еще было не по себе от необходимости остаться с Маммон почти что наедине — не считая четверых пассажиров в другой, дальней части салона.
Сама Маммон уснула почти сразу после того, как у ноутбука кончилась зарядка, и перестала следить за Хром.
В Палермо на вокзале их встретил Луссурия. В его присутствии Хром расслабилась и тут же заснула, свернувшись калачиком на заднем сиденье, во сне она крепко обнимала сумку. Маленький ниссан шуршал по полупустому шоссе.
— Хватит пялиться, — сказала Маммон.
— А? — Луссурия оторвался от зеркала заднего вида.
— Что ты на нее уставился?
— Луссурия не смотри туда, Луссурия не гляди сюда, Луссурия, как отвратительно ты себя ведешь, Луссурия, у тебя слишком яркая помада. Жалко тебе, что ли?
— К слову о жалости. — Мамон все-таки поправила зеркало. Хром еще спала. — Ты почему взял мою машину?
— Думал, тебе будет приятно доехать до дома на чем-нибудь знакомом.
— Луссурия. — Маммон прикрыла глаза от досады. — Ты же помнишь, что я ненавижу, когда берут мои вещи. Мне сейчас придется опять перенастраивать сиденье, и в салоне будет вонять твоими духами.
— Да ладно, — протянул Луссурия, — у тебя такая симпатичная машинка. Один-то раз меня простишь? А то на этих рабочих крокодилах ездить противно.
Маммон вздохнула.
Сектор частных домов заканчивался, и за окном теперь были сплошные виноградники, отгороженные от пыльной дороги тонкими сетками.
— У нас там очень неприятная ситуация сложилась, — неожиданно серьезно сказал Луссурия.
— Дай угадаю, — сказала Маммон, не открывая глаз. — Случилась хуйня, Занзас думает, Сквало готовится к бою, Бельфегор в восторге, Леви, как обычно, без разницы, и только тебя опять что-то там беспокоит.
— На самом деле проблемы в первую очередь у Вонголы. — Луссурия не обратил внимания не ее слова. — Но на нас это скажется немедленно. Я не знаю, — Луссурия покосился в зеркало, но, кажется, ничего подозрительного там не увидел, — дошли ли до тебя слухи про проблемы на юге. Это их касается.
— Страшно подумать, — равнодушно сказала Маммон. — Нас отправляют сражаться с зомби?
— Ах, если бы, — мечтательно вздохнул Луссурия и на этом все-таки закрыл тему.
Дорога плавно пошла в гору, он увеличил скорость, и Маммон вжало в спинку сиденья, Хром сзади мотнуло, но она так и не раскрыла глаз.
— Как только приедем, — предупредил Луссурия, — Занзас ждет тебя сразу же.
— А эту куда? Ее ведь и одну не оставишь, наверное.
— Я обо всем позабочусь, — улыбнулся Луссурия. — Я прекрасно умею обращаться с детьми.
Маммон снова подумала о том, как быстро Хром привыкла к его присутствию — или просто устала не спать всю ночь.
— Тогда назначаю тебя главным по пеленкам, — сказала она, отвернувшись к окну.
— Уже главным? Напомню, только что ты и смотреть мне на нее не разрешала. И вообще, это ты привезла ее с собой, — пошел на попятную Луссурия.
— Пеленай не глядя, — посоветовала Маммон. — Зачем-то же она понадобилась нам всем.

2.

Занзас выглядел мрачнее обычного.
— У нас тут назревает военное положение, — сообщил он, выбивая подушечками пальцев неслышный ритм по крышке стола.
Сквало, видимо, напротив, крайне довольный происходящим, раскачивался на стуле, засунув руки в карманы.
— Несколько дней назад был ограблен исследовательский центр в ЮАР.
А вот и прозаическое объяснение всей суете. Занзас не спешил продолжать, и Маммон вставила:
— Ну это их проблемы же.
Он дернул уголком рта.
— Они финансировались Вонголой, и разработки — разные — зашли довольно далеко. Пока не понятно, сколько всего украли, но было много оружия. Индивидуального в том числе. Использовались подопытные образцы с генетическим материалом Хранителей. С такими данными можно в два счета устроить покушение практически на любого. Наш, — Занзас помолчал, — непутевый наследник, — Сквало фыркнул и с грохотом приземлил передние ножки стула на пол, — конечно же, не в состоянии защитить сам себя.
По мнению Маммон, Саваде Тсунаеши защита требовалась только в одном случае — если покушение готовилось изнутри. В остальном Вонгола могла и сама позаботиться о себе. Но если Занзасу приятно было думать, что без Варии не обойдутся, или у него были какие-то еще свои цели, то, разумеется, кто такая была Маммон, чтобы ему указывать.
— Без подробностей, — сказал Занзас. — Если у тебя есть или будет какая-то информация, то я готов заплатить.
Маммон кивнула. С другой стороны, в целом ситуация выглядела неприглядно: ограбление важных лабораторий, которые находятся на окраине мира, при этом крайне секретных — Маммон бы не поручилась за то, что Варии было известно об их существовании до последних событий. Самой Маммон, например, не было. Генетические образцы десятого поколения Вонголы и возможное покушение. Сделать это мог кто угодно, но если нужно было назвать главного подозреваемого — им бы несомненно оказался Рокудо Мукуро. За ним шли семьи Пьезо и Торрини, да и Вария в этом списке тоже, скорее всего, находилась где-то на первых местах.
— Мукуро — наша основная цель? — уточнила Маммон.
— Единственная, — ответил Занзас.
— Ты серьезно думаешь, что кто-то извне Альянса может? Кишка тонка! — поддакнул Сквало.
— Так вот об информации, — сказал Занзас, — что там с Хром Докуро?
Маммон пожала плечами:
— После того, что ты сказал, у меня появилось ощущение, что ее прислали специально.
Занзас кивнул:
— Неудивительно. Держи ее подальше от внутренних дел. Если окажется, что она пытается достать и передать какую-то информацию, поступим соответственно.
— Слушай, — Маммон недовольно поморщилась, — при том, что ты прав, я не уверена, что она в курсе происходящего. По крайней мере, мне не показалось, что она врала.
— Тоже мне психолог, — проворчал Сквало.
— Без разницы. В этом случае мы просто можем ожидать появления самого Мукуро, — заключил Занзас. — Жаль, что у нас нет средств запереть его в теле медиума.
— Он в Италии, — сказала Маммон, и Занзас вопросительно посмотрел на нее. — Я разговаривала с ним вчера, и мы договорились, что я буду учить Хром Докуро. Потому, собственно, я и привезла ее.
Занзас оглянулся на Сквало.
— Потрясающая наглость, — восхитился тот. — Он даже не скрывается.
Занзас потер подбородок и ухмыльнулся:
— Нам же проще. Пока что все, — обратился он к Маммон.
Никаких планов, никаких подробностей, никаких лишних инструкций — по понятным причинам. Теперь, если Занзас собрался что-то предпринять, Маммон, скорее всего, не узнает до последнего — и не то чтобы она стремилась. Да она даже не будет против того, чтобы попытка Мукуро оказалась удачной. Хотя разбираться с ним придется и в этом случае.

Луссурия выбрал для Хром одну из пустующих комнат рядом с комнатой Маммон, необжитую и пыльную — убраться там никто не потрудился. Когда Маммон заглянула утром, обогнув устроившегося у стены рядового, который караулил снаружи, она обнаружила, что Хром сидит на полу у кровати и смотрит в пространство. Она слабо пошевелилась при появлении Маммон и снова вернулась в свое странное бездумное состояние. На попытки шпионажа это было непохоже до такой степени, что даже становилось смешно.
Тарелки, оставшиеся на тумбочке, к счастью, были пусты. Маммон распахнула окно, и в вязкую тишину комнаты сразу ворвались звуки хлещущего по жестяному карнизу мелкого дождя, первого за много дней, скрип гравия под десятком ног и ор:
— Нале-во! Шагом марш, сукины дети! — Маммон усмехнулась себе под нос. — Выебу! — доносилось снизу. — Встал и поднял оружие быстро!
— Слышишь? — спросила Маммон и, когда Хром кивнула, продолжила свою мысль: — Восхищаюсь его воспитательным подходом. Пойдем.
Сама Маммон с удовольствием оставила бы Хром в комнате и на день, и на два, и на неделю, но доверять охране рядовых было делом бессмысленным и ненадежным, а если Вария не хотела пока что вызывать у Мукуро никаких подозрений, то выход оставался только один: имитировать обучение от начала и до конца — или, может, даже всерьез им заниматься.
Библиотека в замке Варии была более популярна среди его прежних владельцев, чем среди нынешних. У входа оставалось несколько пустых шкафов, которые никто не спешил заполнить. Маммон подумывала иногда о том, чтобы продать кому-нибудь пару антикварных книг из запасов, к которым никто не прикасался, но, конечно, этих планов не осуществляла.
Более безлюдного места в замке было не найти. Хром уселась перед Маммон, внимательно глядя на нее.
— Чему ты хочешь научиться? — со вздохом спросила Маммон. Если бы ответ нашелся, это значительно упростило бы задачу.
— Чему вы научите меня, — откликнулась Хром.
— Нет, так не пойдет. Должна же ты хотеть освоить хоть что-нибудь, иначе ничего не выйдет. Умения у всех иллюзионистов довольно разные, — объяснила Маммон бесцветным голосом. — Ну, скажем, боевые и самые частые маскировочные иллюзии еще похожи между собой, но дальше каждый справляется как может. Ты же знаешь, как обстоит дело с ученичеством.
Хром помотала головой:
— Выберите сами.
— А базовую теорию какую-нибудь знаешь? — Ответ снова оказался отрицательным. — Ну смотри, любая иллюзия — это три вещи: фантазия, которая создает форму, вера, которая делает эту форму действительной, и концентрация, которая придает ей устойчивость.
Хром кивнула:
— Понятно. Хотя господин Мукуро никогда не рассказывал мне этого… по крайней мере, такими словами.
— Я не удивлена, — проворчала Маммон. — Глубоко сомневаюсь, что он способен научить даже умножать в столбик.
Хром и без того не улыбалась, но тут уголки ее губ поползли вниз.
— Так вот, — неохотно продолжила Маммон, — ну и по цели, по области они различаются. По обстоятельствам применения. Я уже поняла, что толком тебя не учили. — Она посмотрела на Хром и решила, что дальше будет рассказывать только самыми простыми словами. Потом глянула на ноутбук, стоящий на коленях: на странице почтового сервиса призывно мелькал значок нового сообщения. — Поэтому тренировать все три умения пока что будем на кошках. — Хром моргнула. — Я шучу.
Маммон отложила компьютер и пошла за лестницей — и продолжала говорить уже с верхних ступеней.
— На твоем месте я бы внимательнее смотрела по сторонам, а не сидела, уставившись в одну точку. Потому что, если тебе понадобится сделать копию, это должна быть достоверная копия. Нужно отлично знать, как выглядит предмет, и очень желательно — помнить, как он устроен.
Вниз она спустилась с оттягивающей руки стопкой книг: альбомами репродукций, учебниками по рисованию, сборниками фотографий.
— Ознакомься, полистай, попробуй что-нибудь воспроизвести.
Хром осторожно подвинула к себе книги — кажется, они займут ее надолго. Маммон снова водрузила ноутбук себе на колени и с головой ушла в кредитную историю некой фирмы, предоставляющей юридические услуги. Она не сразу поняла, что Хром что-то сказала.
— А?
На верхней книге стопки лежало крупное зеленое яблоко с чуть выщербленным боком и листиком, еще не оторванным с черенка. Оно казалось кислым даже на вид. Маммон сначала хотела кивнуть и вернуться к сентябрьскому счету, но затем протянула руку и подняла яблоко. Бока были маслянистыми на ощупь, как у всех предназначенных для долгого хранения фруктов, а лист — шершавым. Помимо этого смутного противоречия Маммон волновало еще кое-что. Она размахнулась и швырнула яблоко в ближайший торец стеллажа — вместо того, чтобы расколоться или отскочить, оно с хрустом впечаталось в дерево и поползло вниз, медленно истаивая.
— Как ты думаешь, в чем состоит ошибка? — спросила Маммон, откидываясь в кресле.
Хром молчала.
— Ты не учла свойства предмета? Или бросок был слишком быстрым, и ты растерялась?
Хром неловко пожала плечами. Она, должно быть, и в этом не отдавала себе отчета.
— Попробуй еще раз, — предложила Маммон, — будь внимательнее. Даже сложные иллюзии обычно мало чего стоят, если в них нет аккуратности.
Весь вечер Хром просидела за книгами, и к его концу была окружена натюрмортами («Пробовать фрукты не буду — отравлюсь», — сказала Маммон), деревянными и бумажными макетами домиков (Маммон рвала и ломала их, руками и щупальцами), пустыми книгами («Совершенно бесполезно, — заметила Маммон, перелистывая незаполненные страницы, — все равно не удержишь в памяти столько текста») и ворохом какой-то ерунды, в которой угадывались привычные для Хром вещи: леденцы в шуршащих фантиках, наборы лего, маленькие мягкие игрушки, баночки с мыльными пузырями, столовые ножи, очки и почему-то вставные челюсти. Тренировка закончилась, только когда едва проснувшаяся и невнимательная от этого Фантазма попыталась съесть иллюзорную виноградину.

За этой возней Маммон совершенно забыла об артефакте Мукуро, и это нужно было срочно исправить. Она отправилась к Занзасу, как только вернула Хром Луссурии. Кабинет оказался закрыт, и Маммон отошла к ближайшему подоконнику и осмотрела приобретение еще раз — камень был красновато-розовый, гладкий и вовсе не натуралистичный, об узоры у его основания, наверно, можно было ободрать все руки. Маммон сняла инструкцию, которую так и не удосужилась прочитать. Текст был написан от руки мелким, острым, изящным почерком, и это раздражало почти так же, как и все остальное в Мукуро. «Символ любви и плодородия…» — стояло в начале строки. Господи, какая пошлость.
Шаги Занзаса Маммон заслышала издалека. Он подошел и остановился рядом.
— И почему я узнаю об этом только сейчас? — спросил он, выслушав, в чем дело.
Маммон отвела глаза.
— Нечего сказать в свое оправдание? — Занзас повертел коробку и так и эдак, не касаясь камня. — А если там следящее устройство?
— Не похоже, — буркнула Маммон. Занзас, конечно, тоже так не думал, иначе бы и реагировал куда громче.
— Ладно, разберемся. Ты говоришь, он африканский? — Маммон кивнула. — Отлично, нам не помешает лишнее доказательство того, что Мукуро там был.
Занзас скрылся в кабинете, а Маммон, оставшись в одиночестве, снова развернула инструкцию. «Символ любви и плодородия, традиционный атрибут мужского начала. Изготовлен из цельного розового нефрита. Артефакт, найденный в захоронениях древних царей, насчитывает сотни лет и обладает накопленной за это время мощной целительной, активизирующей, бодрящей аурой. Обращение с ним не требует специальных навыков. — Тьфу ты, подумала Маммон, тоже мне инструкция. — Наиболее действенен при тактильном контакте. При наличии резонанса с владельцем может быть использован и в других целях». О природе других целей бумага умалчивала, но Маммон ощутила резкое нежелание размышлять на эту тему. Ну хоть рекламная речь готова — в случае, конечно, если будет еще что продавать.
Маммон спрятала бумажку в карман. Дождь за окнами превратился в ливень, и в коридорах без внутреннего освещения сгустился полумрак. Маммон подумала о Хром, которая, должно быть, сидела сейчас в своей комнате одна, не включая света, под охраной, занимаясь разглядыванием пустоты. Маммон испугала ее, притащила сюда, а потом посадила под замок — кажется, даже самое сложное и неприятное обучение было бы более гуманным. Эта неловкая, маленькая, слабая, но уже подернутая гнилью личинка иллюзиониста, наверное, тоже заслуживала права на жизнь. Маммон провела ладонью по лицу ото лба до подбородка — мысли в голову приходили странные, но такие, должно быть, и появляются, когда собственноручно сдаешь того единственного человека, на которого она могла смотреть вот так. Вот так, как тогда, в парке.
Маммон дошла до северного крыла и поднялась в свой — а теперь уже их общий — коридор, кивком освободила охрану и открыла дверь в комнату Хром.
Открыла и застыла на пороге, не дыша, чтобы не быть замеченной.
Хром сидела на полу, поджав под себя ноги, и тихо что-то напевала, возясь с ножницами и кусочками цветной бумаги. На голубом листе перед ней уже красовалось кривоватое солнышко и два облака, похожих на белые караваи хлеба. Повсюду были раскиданы цветные обрезки, иногда отдаленно что-то напоминающие.
Маммон быстро и бесшумно захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной. Стало гадко — из всех возможных сделок, контрактов и договоров ей достался тот, по которому придется несколько дней или недель пытаться вразумить девочку-дебилку, по которой плачет коррекционный центр для отсталых подростков. И, что самое смешное, никто в этом не виноват — ни Хром, которую вырастили такой, что она не может отличить хорошее отношение от плохого, а радость находит в детских аппликациях; ни Маммон, которая, зная, не связалась бы; ни, черт с ним, даже Мукуро, который оказался недостаточно жалостлив, чтобы приютить это убогое существо надолго. Мамон вполне его понимала.
Не найдя сил зайти, Маммон вернулась к себе. Она проворочалась без сна всю ночь, пока утром Фантазма не залезла к ней под простынь и не улеглась на грудь холодным мокрым комком. Только тогда Маммон осознала, как же хочется спать.

Хром, кажется, улавливала ее настроение. На следующий день она держалась не так скованно, и Маммон замечала на себе ее внимательные взгляды в течение всей утренней прогулки.
Лужи от шедшего всю ночь дождя хлюпали под ногами. Прогноз погоды обещал еще один спокойный день, а потом должна была вернуться настойчивая, всепоглощающая жара. Маммон бродила по дорожкам парка, и Хром шла рядом бесшумно и даже практически невидимо, если бы не эти взгляды.
Терпение Маммон лопнуло, когда они вернулись в замок.
— Что? — спросила она, когда Хром в очередной раз стрельнула глазами из-под ресниц.
— Вы чем-то опечалены?
Маммон подавилась воздухом: только воспитанник Мукуро мог задать такой старомодно-неуместный вопрос.
— Нет, — ответила она, хотя еще сутки назад предпочла бы сказать что-нибудь едкое.
Хром недоверчиво кивнула и вернулась к репродукциям, провела ладонью по глянцевой поверхности страницы, а потом приподняла руку, и клубящийся под ней туман медленно приобрел очертания крошечного человека, сидящего верхом на рыбе.
— Кажется, ты взяла не ту книгу, — заметила Маммон. — Она полезна, но тебе рано еще.
Карлик пучил глаза, с его губ текла слюна, красная рыба бесшумно разевала рот, Хром смотрела на свое создание взглядом, полным неприязни. У нее было бледное, напряженное лицо. Ей бы заниматься другим, подумала Маммон, гораздо лучше бы у Хром получались декорации и нереальные объекты, то, чему нет применения в мире, где иллюзии не используют ни для чего, кроме боя и шпионажа, а мало-мальски сильный иллюзионист — обязательно член мафии.
— Я подумала, что такие вещи нужны. И вы ведь тоже делаете не только то, что существует на самом деле.
— Башня строится от нижнего этажа к верхнему, иначе никак. Подумай, зачем вообще нужны эти странные образы. Если ты хочешь кого-то напугать, следует помнить, что самое страшное обычно недалеко уходит от обыденного. Стоит исказить одну деталь — и привычное восприятие сразу рушится.
— Понимаете, — человек и рыба медленно истаяли, — сама я не хочу. Но рано или поздно вы ведь будете учить меня создавать иллюзии, внушающие страх.
Маммон поморщилась.
— Не вижу смысла торопиться, пока ты не научилась ни верить, ни сохранять концентрацию.
Она вынула из кармана колоду тонких пластиковых карт — с зелеными пятнистыми яблоками на рубашке.
— Это настоящие? — спросила Хром.
— Не знаю, — легко соврала Маммон. — Можешь попробовать угадать, если это важно. Ты, должно быть, не знаешь итальянских игр? Тогда это будет блэкджек. Твоя задача — заставить меня поверить, что ты выигрываешь силой случая.
Хром кивнула, и Маммон протянула ей колоду — рассмотреть и потрогать.
— Тебе не понадобится никакой фантазии, только сильная вера в то, что на карте нарисована нужная тебе картинка. Будь готова — даже после того, как карты ушли в отбой, кто-нибудь может захотеть проверить, что там было.
Хром разложила карты в длинную линию.
— Разве у меня есть шанс убедить вас в чем-то?
— Мы можем пригласить человека, который хуже меня разбирается в оптическом обмане. И проверить.
Хром с сомнением кивнула. Маммон сгребла карты к себе, перетасовала стопку и раздала. Со стороны Хром лежал уверенный блэкджек. Вздохнув, Маммон протянула руку и царапнула ближайшую к ней карту Хром по красному сердечку — под ним проступил белый пластик.
— Не так нагло же, — сказала она, но, подумав, добавила: — Имитация краски — вполне неплохая идея, но не идеальная. Проще всего менять карту целиком — не думать, что ты кого-то обманываешь, скрывая ее настоящее достоинство, — Маммон раздала карты во второй раз, не прекращая говорить, — а быть уверенной, что она и есть такая. В той или иной степени.
Видимо, ее речь отвлекла Хром, потому что в этот раз на лежащих на столе картах не было иллюзий.
— Получается, я не должна отличать настоящее от того, что создала сама?
Маммон облизнула сухие губы: это был сложный вопрос.
— Еще карту? — Хром кивнула. — Должна. Но это не значит, что ты не можешь верить в реальность иллюзии.
— Получается, я должна точно знать одно, но верить в другое?
— В одно и то же время, — добавила Маммон.
— Но если ты убеждаешь себя в чем-то, разве вера не затмевает знание?
Маммон улыбнулась краешком рта.
— В этом и состоит умение — мыслить две вещи одновременно.
Лицо Хром выражало неуверенность, Маммон опустила глаза и успела заметить, как мелькнула картинка на карте Хром.
— Ты опоздала, — сообщила она. — Кстати, можно начать менять рисунок еще до того, как я раздала карты. Не обязательно их видеть.
— Получается, — Хром нахмурилась, она, кажется, еще обдумывала предыдущее объяснение, и Маммон решила дать ей на это время, — иллюзионист должен уметь лгать?
— Не совсем так. Но одно другому помогает очень сильно, — ответила Маммон, вернув карты в колоду.
На этот раз они начали меняться, еще находясь у нее в руках — сквозь колоду чувствовалось движение тонкого, как пленка, пламени тумана.
— Незаметнее, — попросила она и с удовольствием почувствовала, как затихает, замедляется это преобразование.
Дама и король — Маммон заметила, что их одежда несколько отличалась от той, что была в колоде, но не стала говорить — выиграли у восьмерки и десятки.
— Еще одно. Когда тебе придется играть по-настоящему — а тебе придется обязательно, — не забывай иногда проигрывать, чтобы не привлекать внимания.
Маммон позвонила Леви. Появился он в сопровождении Сквало, бухнулся в кресло у их стола и стремительно покраснел, глядя на Хром.
— Так вот что вы здесь делаете. Садиться играть в карты с иллюзионистами, — гоготнул Сквало, заходя с другой стороны. — Как неумно с твоей стороны, Леви. Я, пожалуй, тоже присоединюсь.
— А с твоей, значит, умно, — огрызнулся Леви.
— Ну я-то, в отличие от тебя, все здесь буду видеть, — ухмыльнулся Сквало и потер руки. — Давай, Маммон, еще посмотрим, кто кого сделает. А, кстати, мы на деньги?
— Обойдешься, — попыталась остудить его Маммон, но когда она подняла взгляд, внимание Сквало уже было поглощено пытающейся слиться с креслом Хром.
— Не смотри на меня так, — говорил он, тыкая ее в плечо пальцем. — От тебя страхом пахнет. Если будешь так дальше пугаться — отгрызу тебе ухо.
— Что, Занзас отдал команду апорт? — съязвила Маммон.
Если бы она знала его меньше, то и не заметила бы, наверное, как ухмылка на лице Сквало на долю секунды превратилась в оскал.
— Я не обидчивый, — заявил он довольно, поправляя перчатки, — но навалять могу и просто так. Давай начнем, пока ты еще чего-нибудь не ляпнула.
Когда час спустя все они выходили из библиотеки — силами Хром выиграл Леви, — Сквало поймал Маммон за хлястик брюк.
— Мелкая, — сказал он, наклонившись к самому ее уху, так, чтобы впереди идущие не услышали. Маммон недовольно дернулась, и Сквало отпустил. — Не привязывайся к ней слишком сильно.
— Ты о чем? — возмутилась она.
Маммон не понимала вот этого умения делать выводы на пустом месте, причем выводы, часто оказывающиеся верными. Не в этом, конечно, случае.
— Потому что ты права, Занзас сказал, что Вария не пощадит предателей.
— При чем здесь я? При чем здесь она?
— Я так, на всякий случай, — ответил Сквало. — А так, разумеется, ни при чем. Я просто предчувствую хорошее сражение.
Маммон остановилась и повернулась к нему лицом, глядя снизу вверх.
— Я тебя еще спрошу про предателей, — предупредила она, — в более подходящей обстановке.

То, что сказал Сквало, зудело где-то в голове, продолжая ее беспокоить. Она хотела проводить Хром к комнате и оставить там, чтобы обдумать все без посторонних, но Хром взмолилась:
— Можно я побуду с вами?
Не то чтобы Маммон не понимала этой просьбы. Наедине с аппликациями ей бы тоже стало одиноко. Где-то она слышала, что общение с людьми благотворно воздействует на психику — и наоборот.
— И так и будешь таскаться за мной везде? — спросила Маммон, она хотела принять ванну и не собиралась от этого плана отказываться.
— Да, — упрямо сказала Хром.
Внутри она села лицом к двери, прислонилась к стене и обхватила себя руками. Маммон были видны только ее сутулые плечи, заколотый на затылке хохолок волос и тонкая, слабая белая шея.
Первой Маммон пустила в воду Фантазму. Затем залезла сама. Наверное, следовало бы что-нибудь сказать, но в голову никак не приходило ничего подходящего, и Маммон плюнула на эту идею — они же могли с Хром сосуществовать молча, так зачем теперь задумываться о том, как развлечь ребенка?
Ребенок нашел развлечение сам. Хром вскоре пересела так, чтобы видеть Маммон — вода в ванне тут же стала илистой и мутной, — сложила руки на бортике и уперлась в них подбородком. Маммон приподняла бровь, беззвучно спрашивая, что происходит. А потом поверхность воды покрылась рябью, по ней пробежала тень, и, как будто выдернутый за верхушки шпилей, с фонтаном брызг над ней показался игрушечного размера замок, очертаниями смутно напоминающий особняк Варии — его Хром могла успеть увидеть на подъезде. Маммон протянула руку, и под давлением ее пальца главный вход услужливо распахнулся вовнутрь. Стены пружинили — пространство еще помнило о своей пустоте, но иллюзия уже успела сковать восприятие.
Эта гибкость поверхности была какой-то невинной, естественной, уверенной — именно ее, Хром, особенностью, ничуть не похожей на жидкие края работ иллюзионистов Варии — Маммон не любила иметь с ними дело, да и подчинялись они Луссурии, — бредовое несуществование тех иллюзий Мукуро, которые удавалось распознать, и неясные, дрожащие ощущения на границах того, что делала сама Маммон.
— У тебя в детстве были игрушки? — спросила она, наверное, больше от внезапно нахлынувшей злости и тут же пожалела об этом: сияющий взгляд Хром потускнел, и замок рассыпался, вызвав короткую волну, плеснувшую во все стороны — на кафель, за край ванны, на Маммон.
Маммон отерла лицо тыльной стороной ладони. Хром снова отвернулась, а потом, через десяток секунд, и вовсе неслышно выскользнула из ванной. Это в какой-то другой, альтернативной вселенной Маммон сказала: «Хорошо получилось», — и Хром приняла похвалу, смущаясь и краснея. И потом тоже случилось что-нибудь другое.
Маммон перегнулась через бортик и нащупала в сброшенной одежде телефон. Луссурия поднял трубку после третьего гудка.
— Пришли кого-нибудь в мое крыло на третий этаж, — попросила Маммон. — Пусть найдут и проводят ее до комнаты или куда-нибудь. Главное, чтобы не оставляли.
— Вот я думаю, — пожаловался Луссурия, — мне все-таки не стоило тогда брать твою машину. Глядишь, обошлось бы без пеленок.
Маммон выключила телефон, бросила его обратно на коврик и, выдохнув, нырнула под воду.

В комнате Хром было пусто, только разобранная кровать со смятыми простынями указывала на то, что тут когда-то кто-то был. У Хром было мало своих вещей, и все она тщательно прятала по свободным ящикам стола и комода.
— Луссурия? — Маммон набрала его номер еще раз.
— Что еще? — недовольно спросил он. Судя по звукам на заднем фоне, она отвлекла его от просмотра то ли «Американской топ-модели», то ли «Магазина на диване».
— Где Хром?
— Бельфегор согласился найти ее. Не самый хороший вариант, но я подумал, почему бы и нет?
Маммон бросила трубку. Бельфегор — это было очень, очень плохо. Бельфегор, с которым она не виделась с приезда, — плохо вдвойне. И то, что он не брал трубку, — только подтверждало подозрения.
Она заглянула на всякий случай во все пустующие комнаты в их части коридора, проверила ближайшие ванные, спустилась в подвал. Для того, чтобы вскрывать кого-то в парке, день был слишком сырой. На нижних этажах у рядовых слишком людно. Нигде Маммон не чувствовала присутствия иллюзий, кроме своих собственных — утром они красили розы, стоящие в вазе в большом зале, в красный, но цветы Хром уже успели побелеть. Маммон забеспокоилась не на шутку.
Самым простым и странным, но верным вариантом стала комната Бельфегора. Уже на подходе было слышно, как он воркует с кем-то, и в голосе слышатся нервные, истерические нотки. Не задумываясь, Маммон рванула ручку двери — они были там. Хром стояла, прижатая к стене, в защитном жесте выставившая древко только что созданного трезубца, и Бельфегор, весь перемазанный в крови, гладил лезвием ножа ее щеку.
Земля разъехалась у них под ногами, растаскивая в разные концы комнаты, нити ножей Бельфегора свернулись в петли и, зацепив лезвия, потащили их обратно в рукава. Бельфегор споткнулся, неловко взмахнул руками, но быстро выпрямился, опознав иллюзию, и снова кинулся на Хром — но наткнулся лишь на металлическую сетку.
— Остановись! — закричала Маммон. — Успокойся!
Бельфегор узнал ее голос и, опустив руки, медленно обернулся.
— Зачем? — с недоумением спросил он, глядя куда-то сквозь нее, и облизнул потек крови с верхней губы.
— Бельфегор! — Маммон потрясла его за плечи, взгляд начал проясняться. — Слышишь меня? Она тебе не нужна. Ее нельзя трогать, бить, резать, потрошить тоже нельзя, — заговорила она тихим успокаивающим голосом. — Если тебе нужно чистое красивое море крови, то лучше обратись к Рокудо Мукуро. Он по этой части.
— Точно, — Бельфегор глупо хихикнул. — Я наверное, перепутал. Очень похоже пишется. Но она мне не нравится все равно — она ненастоящая.
— Бельфегор. — Маммон снова привлекла его внимание, отерев кровь с его подбородка, и он склонился ниже, чтобы ей удобно было касаться его лица. — Это неважно. Она моя, и ты к ней больше не прикоснешься.
Лучше всего было использовать авторитет Занзаса, но в присутствии Хром говорить об этом было нельзя. Оставалось надеяться, что так тоже сработает.
— Понял меня?
— Понял, — откликнулся Бельфегор.
— Тогда повтори.
— Больше не буду прикасаться к твоим игрушкам, — пробубнил он.
— Не строй из себя идиота, — шикнула Маммон, и Бельфегор вдруг широко и осмысленно ухмыльнулся в ответ.
— Да понял я все.
Маммон отпустила его, убедившись, что он не собирается кидаться за ними. Она вцепилась Хром в рукав и вытащила ее за дверь, довела до своей комнаты и пихнула внутрь.
— Почему ты не защищалась? Почему ты не дралась?!
Хром тыльной стороной ладони вытерла кровь с губ и тихо, виновато ответила:
— Я защищалась.
— Плохо же ты защищалась! — не выдержала и закричала Маммон. — Какого черта? Так ведь подохнешь раньше, чем из тебя вырастет хоть что-то путное!
— Но Бельфегор, — прошептала Хром, не поднимая взгляда, — он же член Варии.
— И что?! — взвилась Маммон. — Думаешь, он будет за километр обходить семью Десятого? Наоборот, тем он опаснее.
— Просто, — пояснила Хром, — как же я могу драться с ним, если он союзник…
— Да мало ли какие у кого союзники?! — Маммон резко успокоилась. — Да ты, наверное, совсем дура.
Хром все еще смотрела в пол, сжимая навершие трезубца так, что у нее побелели костяшки пальцев.
— Вот уж о чьей безопасности можешь не заботиться. Попробуй напасть со спины на любого из Варии — даже рядового — и ничего ему особо не сделаешь. А ты боишься ответить на прямую атаку. Я вот думаю, есть ли смысл с тобой возиться.
Хром склонила голову еще ниже, так, что челка скрыла глаза. Губы были плотно и болезненно сжаты.
— Иди, умойся, — сказала Маммон, она не хотела стать свидетелем какой-нибудь истерики. — Думай головой. Не ходи одна, на ночь запирайся, — перечислила она правила безопасности. — Это вряд ли серьезно поможет, но даст тебе время проснуться и прийти в себя.
— Я буду спать у вас, — произнесла Хром.
— Что? — опешила Маммон. Только этого еще не хватало.
Хром замотала головой. Она, казалось, готова была расплакаться. С другой стороны, решила Маммон, это все оказывалось очень на руку — так Хром круглые сутки будет под наблюдением. Рано или поздно они поймают Мукуро, и вот тогда со спокойной совестью можно будет ее выгнать.
— Хорошо, ладно.
Хром выронила трезубец — он со звоном ударился об пол, — сложила перед собой руки и согнулась в низком поклоне.

Вещи она перенесла сама. Маммон протянула руку, и Хром смущенно вложила в нее папку цветной бумаги. Сразу за картонной обложкой находился простенький пейзаж: солнце, облака, яблоня, косой домик с четырьмя то ли трубами, то ли башнями. Казалось, тот, кто вырезал, передумал на середине движения, и вышло нечто непонятное.
— Зачем это? — спросила Маммон, оторвавшись от картинки, она всматривалась в лицо Хром — воспоминание о подсмотренном не давало ей покоя.
— Это, — Хром задумалась, подбирая слово, — макет. Чтобы лучше понимать, что где находится.
Она коснулась пальцем листа, и краска на бумаге тут же поплыла разводами, сгустилась у горизонта, края облаков расщепились, будто прорванные чьими-то невидимыми когтями, поплыли, сливаясь с бледной голубизной неба, кружок солнца сделал несколько ленивых оборотов по часовой стрелке, свивая лучи, а потом завертелся и вспыхнул острым белым светом, залил пространство жаром, от бумаги пошло тепло. На стволе яблони проступили складки коры, виден был каждый лист, каждый цветок, каждое движение ветвей под дуновением ветра, а потом белый цвет осыпался, и поверх бумаги начали проклевываться мелкие зеленые бусины яблок. Маммон только сейчас заметила появление других деревьев и то, как скрылись в густой зеленой тени очертания далекого замка. В момент, когда яблоки начали наливаться краснотой, раскаленное солнце вспыхнуло настоящим огнем, отхватило кусок бумаги, стремительно поползли обгорелые черные края.
Маммон разжала руку.
— Черт подери, осторожней, — произнесла она.
На полу между их ногами в луже лежали мокрые комки обгорелой бумаги. Пахло жженым. Хром присела на корточки и коснулась пальцами сероватой воды.
Ночью она никак не могла уснуть. Провозившись несколько часов без сна, Хром сказала:
— Мне нужно кое-что купить.
— Что? — Маммон повернула голову, из-за шороха и движения она тоже не спала. — Мне вот понадобятся затычки для ушей.
— Извините, — в темноте почти слышно было, как Хром вжимается в кровать. Больше она ничего не говорила, но Маммон, внезапно устыдившись своей шутки — знала же, что не поймет, — ответила:
— Я подумаю.
Утром она отправилась к Занзасу. Когда Маммон подходила к кабинету, внутри о чем-то говорили — это было слышно, но разобрать, о чем речь, Маммон не смогла. Посомневавшись, она все же постучалась, а после того, как ответа не последовало, приоткрыла дверь и скользнула внутрь.
Занзас разговаривал с наследником Вонголы. Заметив Маммон, он махнул ей рукой, подзывая ближе, и продолжил беседу, явно длящуюся уже некоторое время, судя по нервному и растрепанному виду Савады Тсунаеши. Даже несколько лет спустя он так и не смог избавиться от ужаса, в который впадал каждый раз при виде Варии. Это льстило — но лишь немного, учитывая то, что будущий Десятый Вонгола продолжал оставаться трусом треть времени своей жизни, а еще целую треть — спал.
— Занзас, — говорил Савада, — и все-таки я хочу, чтобы ты понял: я не думаю, что нам что-то угрожает. И тебе не стоит волноваться. И уж тем более я не думаю, ты как-то к этому…
Занзас треснул кулаком по столу и рявкнул:
— Ты на что намекаешь, ублюдок?
Разговор переставал быть мирным, если все продолжится в том же духе, лучше дождаться для просьбы более удобного момента. Но Маммон решила подождать еще немного — в конце концов речь шла о происшествиях на юге.
— Неважно. Хоть на что. То есть, ни на что, конечно. — Савада затеребил галстук, окончательно запутавшись, как стоит отвечать, чтобы успокоить Занзаса, и, кажется, только злил его еще больше. — То есть я хочу попросить, Занзас, только не предпринимай ничего, пожалуйста, сам. Давай обойдемся малой кровью.
— Не указывай мне, — отрезал Занзас. — Много ты понимаешь в том, чего делать не следует. Если ты завтра проснешься кровавой кашицей, то жалеть о том, что не слушал меня, тебе придется уже на том свете.
— Занзас, — еще раз просительно начал Савада, — я понимаю, что ты в некотором роде оказываешь мне услугу…
— Хорошо, что хоть такие простые вещи доходят, — рыкнул Занзас и оборвал связь.
Он откинулся в кресле и потер переносицу.
— Тупица, — пробормотал он.
Маммон стало интересно, действительно ли Занзас пытается таким способом наладить отношения с Вонголой — или прикрывает очередную махинацию, в которую не посвящены даже офицеры. И если первое — Маммон даже было его в чем-то жаль: такие несоразмерные, унизительные усилия тратить на то, чтобы доказать что-то мальчишке, которого следовало бы держать в страхе.
— А, ты еще здесь, — вспомнил Занзас о присутствии Маммон. — Что нужно?
Маммон отклеилась от косяка двери.
— Нам с Докуро нужно выехать. Прогуляться, — ответила она. — Никаких встреч, разумеется.
— Ну валяйте, недалеко, ненадолго, — неожиданно быстро согласился Занзас. — Возьми с собой Леви.
— А это не подозрительно будет? — усомнилась Маммон. — Зачем нам охрана?
— Пусть машину ведет. — Занзас недобро покосился на нее. — А то я помню, как с тобой бывает.
Маммон кивнула — с ней бывало по-разному. На месте Занзаса она бы тоже не стала посвящать себя в планы по захвату Вонголы. Теперь нужно было найти Леви и забрать Хром у Луссурии.

Проплывающие за окном пейзажи Хром рассматривала с жадностью голодающего, добравшегося до еды — то ли настолько всерьез приняла советы Маммон, то ли ей не доводилось бывать в крупных городах. Леви она нисколько не боялась, успев привыкнуть к нему во время игры в карты, и это радовало Маммон — просто потому, что в такой обстановке с ней было гораздо проще. Еще проще было бы, конечно, поехать вдвоем, но, если приказывал Занзас, выбирать не приходилось.
Парковочное место нашлось не сразу, и они покружили по стоянке, прежде чем Леви остановил машину у торгового центра.
— Может, мне остаться тут? — с надеждой спросил он.
— Пошел вон, — выразительно ответила Маммон и тоже вылезла за Хром из машины.
— Не нужно, — потупилась Хром. — Мне неловко.
— Что не нужно?
— Чтобы вы со мной ходили. — Хром посмотрела на нее исподлобья. — Я одна.
— Даже не думай, — ответила Маммон. — Неловко, говоришь? Тогда с тобой пойдет только Леви, он и без того глухой и слепой. И ненамного умнее бревна.
Леви побагровел, но Хром осторожно глянула на него и кивнула. Маммон вернулась в машину и снова устроилась в пассажирском кресле, наблюдая за тем, как они удаляются в сторону главного входа. Еще пара спокойных часов. Маммон потянулась к заднему сиденью за сумкой с ноутбуком. Сеть на парковке практически не ловилась, поэтому идти в здание пришлось все равно.
Краем глаза в оживленных переходах Маммон заметила высокую фигуру Леви, он послушно следовал за Хром в паре шагов, сложив руки за спиной. Проходящее мимо люди оглядывались на него, а на маленькую девочку в повязке внимания почти никто не обращал. Движимая любопытством, Маммон все-таки пошла за ними, скрыв себя иллюзией.
Разумеется, никаких подозрительных встреч, пакетов, записок в присутствии офицера Варии, даже не самого способного: сладости, книжный магазин и отдел канцтоваров в нем, магазин нижнего белья. Маммон чертыхнулась и не стала смотреть дальше. Глупые подозрения. Если сама Маммон знала не так много, то Хром о происходящем даже не подозревала. Она никогда не спрашивала ни о чем, кроме теории, не делала больше попыток уйти — напротив, старалась держаться к Маммон как можно ближе, даже по сторонам смотрела тогда, когда на это обращали ее внимание.
Телефон зазвонил неожиданно, завибрировал в кармане брюк, так что Маммон, занятая рассматриванием узкой спины Хром, вздрогнула. Прежде чем ответить, она устроилась на бордюре кадки с пальмой — все скамьи вокруг были заняты, люди беспрестанно гомонили. Маммон прижала телефон к уху и прикрыла микрофон ладонью.
— Здравствуйте, — тихо сказал Новелли. — Я к вам опять по делу. Южноафриканские специи, сами понимаете.
— Понимаю, — откликнулась Маммон. Она аккуратно поставила ноутбук рядом с собой и сунула ключи от машины обратно в карман, чтобы освободить руки.
— Все же в порядке, правильно я понимаю? — на всякий случай спросил он.
— Да, — согласилась Маммон, — мои гости интересовались другими делами.
— Ну и славно, — обрадовался Новелли. — Потому что новости продолжают приходить. Я бы заказал новую партию, даже три.
— Я должна предупредить вас, они специфические. Довольно неприятные на вкус.
Таинственные хождения вокруг да около несколько раздражали ее, но привыкать не приходилось.
— Тем лучше! — восторженно объявил Новелли. Старый извращенец.
Маммон перебирала ключи в кармане, в кольцо попал какой-то бумажный мусор, и она пыталась вытащить его не глядя. Можно было бы заказать фильмы у Соньо прямо сейчас. Вполне возможно, они будут готовы меньше, чем через неделю. Судя по слышанному Маммон, за пределы лаборатории могла выйти какая-нибудь эпидемия. Это означало, что материала будет достаточно, это могло даже значить, что он уже снят.
Потом Маммон подумала — Занзас никуда ее не отпустит сейчас, ни завтра, ни послезавтра, ни через пару недель, пока все не закончится. Уезжать самовольно значило навлечь на себя подозрения, всем известно было, как строятся такие невесомые, но действенные цепочки в уме окружающих: Хром имеет отношение к Мукуро, Маммон присматривает за ней, черт разберется, что там происходит у этих иллюзионистов, скорей всего, Маммон просто с ними заодно. Пределы доверия Занзаса — Мамон успела испытать на себе — были растяжимыми, но это был не тот случай, когда Маммон хотелось проверять их крепость. Мукуро интересовал Занзаса, как хищника — добыча, какие бы ни были для этого причины.
— Не в ближайший месяц, — холодно ответила Маммон. — Возможно, больше.
— Но как же! — в голосе Новелли слышалось явственное разочарование. — Самый сезон! Потом поздно будет что-то везти.
Надоедливая бумажка наконец отцепилась от кольца. Интересно, откажется ли теперь Новелли от сотрудничества? Попробует ли найти кого-то другого? Вряд ли — недостаточно связей. Вполне можно будет сохранить его для себя, но…
— Я могу дать вам координаты человека, который занимается вашим товаром напрямую, — сказала Маммон и, убедившись, что люди вокруг не слышат ее, продолжила: — Записывайте.
Черт с ним. Все равно ей никогда не нравилось возиться с этим дерьмом: слишком хлопотно, слишком опасно для одиночной работы, пока Вария не прикрывает тебе спину, — то ли дело антиквариат. А коллекция видеозаписей — хватит надолго, Маммон, кажется, не отсмотрела еще и половины.
Маммон вернулась в машину минут за десять до того, как подошла Хром, смущенная, раскрасневшаяся, с двумя узкими бумажными пакетами в руках. Маммон представила, как ассистентка в магазине белья делает ей комплимент. Неудивительно. Усаживаясь, Хром старательно одернула юбку, пытаясь вытянуть подол как можно дальше, закрывая бедра. Маммон порадовалась, что вся эта хрень с чьими-то мягкими белыми бедрами под плиссированным краем юбки саму ее не интересовала.
Леви вернулся на водительское сиденье.
— В центр, — сказала ему Маммон. Раз уж они выехали в город, Хром стоило сделать еще одну вещь.
Первое время Хром задумчиво улыбалась, рассматривая сложенные на коленях руки, бросала на Маммон взгляды из-под ресниц, но вскоре светлый, опять ставший жарким, людный город снова привлек ее внимание. Они высадились у одной из центральных площадей, узкой, квадратной, огороженной с четырех сторон стенами домов и, несмотря на полуденный час, наводненной туристами. Толпа не была плотной, но Хром схватилась за руку Маммон, и та не стала противиться.
Они обошли площадь по периметру, а затем пробрались к ограде центрального фонтана, и Хром долго глазела на мраморные статуи, желтоватые, покрытые трещинами и разводами. Капли воды обсыхали мгновенно на их шероховатых боках.
— Насмотрелась? Тогда пойдем.
Маммон просто хотела показать Хром что-нибудь в городе, но именно на Площадь Стыда их привела смутная, дурацкая ассоциация, от которой, как только Маммон осознала свой порыв, ей захотелось немедленно избавиться.

— Послушай.
Вернувшись в особняк, Маммон наконец улучила время, чтобы поговорить со Сквало. Он терпеливо ждал продолжения, глядя сверху вниз. Маммон забралась на стул и встала перед ним, так что их лица теперь находились на одном уровне.
— Я хочу спросить. Я почти ничего не знаю о том, что происходит, и никак не могу понять, что задумал Занзас. — Лицо Сквало выражало сильное сомнение. — Скажи мне, что это он заказал ограбить те лаборатории, а сейчас Вария пытается сделать вид, что отчаянно ищет преступника, — попросила Маммон.
Сквало оглянулся по сторонам и сделал шаг ближе.
— Тогда я хотел бы знать, кому он заказал. — Сквало неуверенно подергал себя за волосы и неохотно признался: — Я всегда думал, если Занзас будет что-нибудь планировать, то уж я-то точно буду в курсе. Но сейчас я знаю ненамного больше тебя. И даже не уверен, какой вариант хуже: все идет по плану, и он молчит — или он и в самом деле честно помогает Саваде.
Маммон уставилась на носки своих ботинок, утопающих в мягкой обивке сиденья.
— А ты спрашивал его?
— Я ему не очень верю, вот в чем дело. То, что он ничего не рассказывает, может оказаться такой же частью плана.
Маммон кивнула и тут же подняла глаза, подозрительно глянув на Сквало:
— А ты мне как, честно отвечаешь? — сказала она полушутливо, полусерьезно. — И какая тебе от этого выгода?
Сквало усмехнулся:
— Ну ты же сама знаешь ответ. Давай будем надеяться, что неосведомленность пойдет нам на пользу, алиби обеспечит в случае чего. — Маммон хмыкнула. — Ладно, что это я. Мне кажется, единственный человек на Сицилии и не только, который сейчас никого не подозревает, — это сам Савада.
— Вход на тайную вечерю по приглашениям, — нарочито скучным голосом произнесла Маммон. — Кажется, его шансы пережить это лето ничтожно малы.
Сквало шутливо пихнул ее в плечо.
— А теперь представь, он еще и воскреснет. Ему это как святоше и праведнику полагается.
— Надеюсь, он хотя бы дрочит, а то ведь нам и правда грозит воскресение. Второй, кажется, раз.

3.

Результаты экспертизы стали известны через два дня.
— Совершенно ничего такого. Безделушка, — сообщил Занзас. — С пламенем солнца особо работать не будет. В лаборатории, правда, мне сказали, что она довольно старая. Такие штуки сами по себе не редкость, но встречаются и в могилах фараонов.
«Покопался в склепе одного африканского политика», — вспомнила Маммон. Египет. Северная Африка. Она позволила бы себе додумать эту мысль до конца, если бы Занзас не отвлек ее.
— Нам нужно будет как-то выманить Мукуро сюда, но только его самого, а не через девчонку.
Маммон кивнула. Она сидела, сунув руки в карманы, и беспокойно перебирала их содержимое — ключи, фантики, пуговицы, — пока не наткнулась на забытую там свернутую инструкцию.
— Если с ней что-нибудь сделать, — спросил Занзас, — он прибежит ее спасать?
Маммон подняла на него взгляд. Это было самое худшее, до чего Занзас мог додуматься. Связываться с Мукуро через Саваду он, видимо, не хотел и теперь думал о самых простых и быстродейственных средствах.
— Нет. Нет, ни в коем случае. То есть он, конечно, приедет, но, Занзас, не нужно.
Занзас смотрел на нее с равнодушным удивлением.
— Не подумай, что мне ее жалко, — отвела взгляд Маммон, — но Савада тебе не простит. И он еще мне за нее денег должен, — вспомнила она весомый аргумент, который не выглядел бы слишком жалко.
— Ты все еще помнишь, что мы говорим про отродье ублюдка Мукуро?
— Помню. Занзас! — приготовившись убеждать дальше, Маммон вынула руки из карманов, неосторожно зацепив какие-то бумажки, на пол посыпались фантики, и среди них — инструкция. Маммон мгновенно нырнула за ней и постаралась быстрее спрятать обратно.
— А это что? — Занзас нагнулся ближе к столу и протянул ладонь, Маммон вложила в нее записку.
— Рекомендации по применению. Вот к этому, — она кивнула на коробку с каменным фаллосом.
Занзас пропустил через пальцы бумажную ленточку, зачел вслух начало: «Символ любви и плодородия…» — и неожиданно мягко сказал:
— Ладно. Все равно у нас есть более гуманный способ. Мукуро дал тебе перепродать эту штуку. Товар оказался негоден, так? Сможешь договориться, чтобы вернуть ему лично?
Маммон расцепила кулаки, вдруг почувствовав, как была напряжена до сих пор. Занзас подтолкнул футляр к ней.
— Потребуется время.
Занзас поставил бумажную трубочку на край стола и прицельно щелкнул по ней так, что та упала к Маммон на колени.
— Даю тебе три дня. Все равно у нас еще не все готово. Но, если не успеешь, можешь попрощаться со своей питомицей. — Занзас с усмешкой покосился на бархатную коробку. — Используй пока что по прямому назначению.
Маммон мрачно сгребла ее со стола и направилась к выходу. Нужно было придумать, как выйти на связь с Мукуро. Уже у дверей она обернулась:
— Если не получится, придется сражаться в полную силу. Тогда он ведь придет не один. Или, хуже того, позовет Вонголу. Занзас, дай мне больше времени.
Занзас смерил ее хмурым взглядом.
— Не позовет он никакую Вонголу. А времени больше нету — счет идет на дни.

Вария закопошилась, как разбуженный муравейник.
— Вам бы лучше держаться подальше от основных подъездов, — сказал Сквало. — Библиотека всегда свободна, или займите тренировочный зал. Мой отряд пока что на улице.
Но кое-что Маммон успела увидеть. Они с Хром сидели вдали от солнцепека под тенью лип в парке и играли в колыбель для кошки иллюзорной черной ниткой, когда в задние ворота въехал грузовик. Рабочие вытаскивали из его недр связки тонких панелей, каждая из которых была обернута металлического отлива целлофаном, и несли внутрь замка. Маммон знала, что это: материал панелей не пропускал действия иллюзий. Она не рискнула бы зайти в комнату, обшитую им, даже из любопытства — а комната эта должна была появиться в особняке очень скоро.
Последним из кузова выносили большой металлический ящик, в котором при желании вполне мог бы поместиться человек. Маммон предположила, что и он изнутри был оклеен тем же материалом.
— Что это? — спросила Хром.
Маммон сняла с ее пальцев квадратный узор, рисунок перекосился, схлопнулся и снова приобрел четкость.
— Не теряй концентрацию. Это, наверное, для вольера льва Занзаса.
— А, — задумчиво сказала Хром, в свою очередь перенимая нити из рук Маммон. — Он, должно быть, любит животных.
— Ты не представляешь, насколько, — пробормотала Маммон.
Хром проводила глазами удаляющихся с тяжелым ящиком рабочих. Что-то изменилось в узоре. Маммон с недовольством потащила его на себя и расправила, встряхнув — все переплетения нити объединились в одно цельнолитое кружево без узелков и связок.
— Извините, — покраснела Хром, — я отвлеклась.
Маммон скомкала нити в кулаке и движением ладони растерла их в черный порошок.
— Я хотела бы еще раз поговорить с Мукуро.
— Вы недовольны мной? — осторожно спросила Хром, но теперь в ее голосе не было слышно и намека на тот судорожный испуг, который запомнился Маммон в первые ее дни в Варии.
— Нет, не тобой.
Маммон смотрела на деревья поверх ее головы.
— Я правда не знаю, чем помочь. Он приходит, когда хочет. — Хром подставила ладонь под слетающуюся пыль и вытянула из сжатого кулака новую темную нитку.
— Посмотрим, — ответила Маммон. — У меня к нему крайне срочное дело. Личного характера, — на всякий случай, вздохнув, добавила она.
Хром кивнула и расправила на коленях узкий пучок темной пряжи.

К вечеру не стало прохладнее. Мотающиеся по внутреннему двору солдаты обливались потом, блестя на солнце пирсингом и глянцевыми от влаги спинами. Маммон увела Хром подальше от них и громогласного мата Сквало внутрь, к книгам и традиционно плохо работающим кондиционерам.
Хром все последние дни сохраняла рассеянный и довольный вид, иллюзии текли из-под ее рук и сливались с пространством так, будто всегда были здесь. Маммон смотрела на нее и не знала, что теперь делать со всей оставшейся на руках ответственностью и как растянуть это благостное, несведущее ожидание. Она не могла понять, что происходит, но в худшее не хотела верить.
А потом поняла.
Хром приблизилась, упершись в край кресла Маммон. На ней было только прозрачное белье — видимо, те самые тряпочки, купленные накануне. Сквозь ткань просвечивали напряженные темно-розовые соски, видно было основание треугольника темных вьющихся волос в паху.
— Господи, что это? — с раздраженным недоумением пробормотала Маммон, и Хром, решив, видимо, что белье Маммон не понравилось, принялась его стаскивать.
Маммон хотела было попросить ее одеться и прекратить этот смешной, неумелый стриптиз, но промолчала, завороженная скольжением ткани по худым плечам и бедрам. Хром попыталась было прикрыть голую грудь рукой, но под взглядом Маммон медленно выпрямилась.
— Зачем ты? — спросила та.
— Вы же… вы же сами хотели.
— Не помню такого.
Потом Маммон вспомнила сцену их встречи. И вот из-за этой равнодушной, не доведенной до конца даже не попытки — видимости — изнасилования Хром сделала невесть какие выводы. И продолжала хранить эту мысль все время.
— Ты поняла неправильно.
Хром болезненно дернулась и все-таки обхватила себя руками.
— Я… я тогда, наверное… — она так и не договорила, наклонилась поднять упавшие трусики. Сейчас снова сбежит, поняла Маммон.
— Стой, — сказала она и кивнула на постель. — Ложись спать. Без всяких этих… Даже не думай, в общем.
Хром медленным шагом подошла к кровати, осторожно перебралась на свою сторону, залезла под одеяло и смотрела оттуда внимательно и напряженно.
— Я не сержусь на тебя, — неуверенно добавила Маммон, решив, что так сказать будет правильно, и обиженное выражение на лице Хром потекло, смазалось, уступив место ровному спокойствию. — Честно. Давай просто — как это говорят у людей? — будем дружить. Если ты хочешь.
Она выключила свет. Хром лежала почти у самой стены, но в темноте перебралась под бок к Маммон и прижалась щекой к ее плечу, вцепилась пальцами в край майки. Маммон не стала прогонять ее, но прикосновения обнаженного тела будили в ней жаркую, поднимающуюся от бедер волну. Щеки горели. Должно быть, Маммон так давно не была взрослым человеком и так недавно им снова стала, что не успела вспомнить, каково это.
Утром она проснулась от солнца, бьющего сквозь распахнутое окно. Шторы не были задернуты, и на кожу ложился горячий, жгущий свет. Отгородившись от солнца рукой, Маммон различила, что Хром сидит на краю кровати в одной длинной белой футболке, поджав под себя ноги, — и кормит Фантазму с рук мясными крошками, оставшимися от вчерашнего ужина.
Хром обернулась и улыбнулась ей.
— Что? — хриплым ото сна голосом поинтересовалась Маммон, нарушая дневной гул особняка, который трудно было назвать тишиной.
Напряжение копилось в воздухе, оседая раскаленной пылью, и только сейчас дало знать о себе в полной мере. Первое, о чем подумала Маммон, проснувшись — сколько же у нее осталось дней.
— Я думала — а неужели вы и правда такая, какой кажетесь?
— Ты о чем? — значить могли слова Хром что угодно. Маммон не знала, что там она на самом деле воображала себе, но, кажется, это было что-то слишком лестное для сложившихся обстоятельств.
— Господин Мукуро, когда его только что выпустили из Вендикаре, был совсем слабым. Он некоторое время лежал в больнице, но я каждый раз, когда приходила к нему, удивлялась, как хорошо он выглядит для больного человека. — Хром задумчиво гладила Фантазму по спине, и та издала низкое довольное кваканье. — Я знаю его лучше, чем многие другие люди, и его обыкновенные приемы мне тоже знакомы. И его иллюзии я запросто отличаю от других и понимаю, что там на самом деле. Но тогда он так старался, что это, должно быть, выматывало его еще больше. После этого я теперь каждый раз думаю, на самом ли деле люди такие, какими хотят казаться.
— Не думай, что все вокруг тебя любят, — перебила ее Маммон. Она зря это говорила, особенно зря в такое время, когда Хром требовалась помощь, но не смогла себя вовремя остановить. — Я бы не пошевелила ради тебя и пальцем. Тем более что я не Мукуро, чтобы заботиться о том, как я выгляжу.
Хром, повернувшись к ней, терпеливо и осуждающе молчала. Маммон отвела глаза.
— Думаю, он будет не рад узнать, что ты рассказала мне эту историю, — заметила она.
— Этого все равно уже больше нет, — сказала Хром, укладываясь на спину рядом с ней.
Еще некоторое время Маммон рассматривала ее худые коленки.
— Мы будем заниматься? — спросила Хром.
— Можешь начинать хоть сейчас.
Пыль в солнечном луче замедлила движение, а потом одновременно поплыла вверх, образуя узкий прозрачный поток. Задумавшись, Маммон не заметила, как зрелище захватило ее, помутнела и исказилась реальность на периферии зрения. Осторожное, легкое прикосновение Хром к ладони казалось самым значимым, что происходит сейчас, неподвижной точкой, опорой в плывущем пространстве. Маммон судорожно сжала пальцы и только потом закрыла глаза, отгоняя наваждение.
— Зря ты в это ввязалась, — сказала Маммон. — Даже если станешь сильным иллюзионистом, так и будешь никчемным бойцом.
— Когда господин Мукуро уничтожит мафию, я смогу использовать иллюзии так, как сама захочу.
— Вряд ли. — Маммон задумчиво повторила еще раз, освободив пальцы Хром: — Очень вряд ли.
Дурочка, подумала Маммон, зачем ты это сказала.
— Когда это произойдет, я попрошу господина Мукуро, чтобы он вас…
Хром продолжала говорить, но Маммон не слушала. Она развернулась к ней всем телом и сунула пальцы под повязку, оттянула плотную черную ткань. Глазница под ней была безжизненной и пустой, обгоревшее розовое веко казалось болезненно-гладким на ощупь, плотным, как старый шрам.
— Позови его, я поговорю с ним, — сказала Маммон одними губами, и Хром отпрянула, поскучнела.
— Я всегда отвечала честно. Я не могу. — Хром помолчала. — Не подумайте, что я предлагаю вам предать Варию. Я ни о чем вас не прошу. Просто однажды, рано или поздно, все закончится именно так. Но тогда вы сможете со мной остаться.
— Ты идиотка, — ответила Маммон и на секунду крепко зажмурилась. — Держи язык за зубами.
— Хорошо.
Хром нисколько не обиделась и, кажется, даже не поняла.

Весь день Маммон не могла оторваться от созерцания ее белых рук, ее покатых плеч, выступающих позвонков, маленькой груди, очертания которой были видны через майку, блестящих капель над верхней губой.
В чем-то Хром, кажется, понимала Маммон лучше, чем сама Маммон. Она принимала предназначенное внимание доброжелательно и даже охотно — даже жадно.
— Вы не сердитесь на меня, а я — на вас, — сказала она ночью, придвинувшись ближе, и коснулась голой кожи на пояснице Маммон. — Я же знаю, что вы хотели бы. Это… это ничему не помешает.
— Прекрати, — сказала Маммон. Она хотела. Она разрывалась от желания обернуться и вжать Хром в кровать.
Теплая ладонь Хром осторожно легла ей на живот. Маммон закрыла глаза и замерла, ожидая продолжения. Рукой Хром медленно вела снизу вверх, очертила кончиками пальцев контур складок под грудью, прижалась сзади всем телом. Маммон впитывала каждое прикосновение.
Хром перестала так же неожиданно, как начала. Она отняла руку и отодвинулась, а Маммон продолжала лежать неподвижно — оборачиваться было нельзя, нельзя ни в коем случае. И она уже отказалась однажды. На поверхности стола напротив виден был бархатный футляр с хлопотным и неприятным содержимым. Маммон упаковала его заранее, снова уложила инструкцию в коробку, посмотрела, нет ли где сколов и трещин, не протерлись ли бархатные стенки — бессмысленное и бесполезное занятие, если в итоге ничего не получится. И вот эта коробка лежала перед ее глазами немым укором.
В голове Маммон зрело понимание. В конце концов, решила она, все это не имеет значения: ее собственная хваленая последовательность, ее несвоевременная жалость и неуместный стыд. Так будет лучше для Хром, подумала она и развернулась, тут же обхваченная тонкими теплыми руками.
От Хром пахло молоком и яблоками, и ее губы мягко раскрывались навстречу. Она часто и крупно вздрагивала, хотя в воздухе комнаты скопилась густая влажная жара, такая плотная, что трудно было дышать. Хром расслаблялась с усилием, повинуясь каждому движению Маммон, а потом молчала, молчала, до крови закусив запястье.
Фантазма, ставшая змеей, свернулась в клубок на подушке над их головами.

Когда Маммон вернулась из ванной, ее охватило ощущение тревоги, а вслед за ним мрак в полутемной комнате собрался по углам. Казалось, он поглощает свет. Наружу из темных клубов шагнули три высокие фигуры в плащах и бинтах. Маммон не так часто приходилось с ними сталкиваться раньше, но не узнать было сложно.
— Бывшая аркобалено Вайпер, — произнес тот, кто стоял в центре, — за многочисленные финансовые махинации, приведшие в беспокойство мир мафии, за похищение двадцати миллионов долларов и нескольких разработок, принадлежащих…
— Я не… — начала Маммон. Присутствие другого иллюзиониста угадывалось, но уровень работы не позволял сказать, где именно он находился. — Мукуро, я же знаю что это ты. Давай, показывайся.
— Быстро ты, — улыбнулся ей Мукуро, сидящий на краешке кровати, закинув ногу на ногу. Хром не было видно. — Как узнала?
— Кто, кроме тебя, сделает таких реалистичных Вендиче? Все не дают покоя моральные травмы? — огрызнулась Маммон.
— Какая ты недоброжелательная, — протянул Мукуро. — Я в общем-то и так знал, что в вашей казарме вежливость не в моде, но теперь даже немного обеспокоен — вдруг малышка Хром научится плохому. Впрочем, кажется, я уже опоздал.
Мукуро критически осмотрел свои ногти и, видимо, оставшись довольным, сел удобнее, поджав под себя ногу.
— Я погляжу, ты не теряешь даром времени, — с усмешкой сказал он.
— Тебя это не касается. — Маммон стащила мокрое полотенце с шеи и подошла ближе. Хорошо бы ему сейчас не пришло в голову побродить по замку или попытаться выяснить какие-нибудь подробности предыдущих часов — он же из-за этого сейчас здесь появился. Маммон предполагала, что его связь с медиумами была очень ограниченной, если не отложенной, и всю полноту ощущений он мог получить, только переселяясь в чужое тело напрямую. — Хочу спросить тебя о другом.
— Да?
— Сувенир, который ты мне оставил. Его, кажется, впору ставить на каминную полку.
— Ну, еще ты можешь отправить его в музей.
— Это вызовет вопросы, — сказала Маммон. — Так что я просто хотела бы его вернуть.
Мукуро на секунду прикрыл глаза, Маммон плотно сжала зубы — только бы не отказался сейчас.
— Вообще-то он мне тоже не нужен, — сказал Мукуро по размышлении. — Но если хочешь, привози. Я как человек честный еще ведь должен вернуть тебе деньги. Но только наличными — по определенным причинам я не люблю банки, и это вполне взаимно.
Маммон выдохнула сквозь неплотно сжатые губы.
— Похвальная сознательность. Когда приедешь?
— Я еще и приезжать должен? — весело улыбнулся Мукуро. — Хотя ладно, я все равно в Палермо, так что хоть завтра днем.
— В пять, — сказала Маммон. — На перекрестке Е90 и Троицы. Я не собираюсь с тобой рассиживаться.
— Да и я желанием не горю. Главное, теперь я знаю, что с малышкой Хром все в порядке. Даже, не побоюсь этого слова, хорошо.
Уголки губ Маммон непроизвольно поползли вверх. Мукуро рассеянно поболтал ногой в воздухе, глядя в стену за спиной Маммон, и вдруг начал заваливаться набок. На одеяло, неловко подвернув под себя руку, упала уже Хром. Она спала, и спала так крепко, что Маммон не решилась будить ее, чтобы заставить перелечь. Вместо этого она осторожно, тихо перешла в соседнюю комнату и сняла трубку внутреннего телефона:
— Какого черта? — недовольно ответили на том конце.
— Я подумала, что Занзас спит, и не стала его будить.
— А меня, значит, можно?! — раздраженно рыкнул Сквало и тут же спокойнее добавил: — Так что?
Маммон подергала шнур, намотала на палец.
— Под Палермо завтра, то есть уже сегодня вечером, — и продиктовала время и адрес.
— А босс будет в кои-то веки рад проснуться посреди ночи, — оживился Сквало. — Будь в зале для совещаний с утра. К семи приходи.
Когда Маммон добралась до малого зала, все уже были в сборе: несколько помятый Леви, как обычно, изображал полено, широко зевал Бельфегор, Луссурия в домашнем халате то и дело дотрагивался до лица, беспокоясь об отсутствии косметики. Сквало и Занзас вдвоем склонились над большой картой местности, уже исчерканной синими и красными маркерами.
Занзас, заметив Маммон, поманил ее к себе.
— Ты выбрала очень удобное место, — сообщил Сквало. — Теперь слушайте все внимательно.
Для поимки Мукуро Вария отрядила все свои основные силы. Отряды грозы, урагана и дождя под прикрытием иллюзионистов заходили с четырех сторон из засад, созданных чахлой растительностью, случайно припаркованным грузовиком, который, кроме солдат, вез еще и клетку для сдерживания иллюзий, и невысокими заграждениями автострады. Перекресток на возвышении создавал впечатление местности, которая хорошо просматривалась во все стороны, но это было не так. Маммон, кроме того, что разговаривала с Мукуро, должна была повторно скрыть иллюзии, которые он мог бы почувствовать.
— Отполировать иллюзии, скрывающие тридцать человек? — ужаснулась она.
— Помнишь, что мы говорили про сорок тысяч? — спросил Сквало. — Давай мы заплатим тебе вдвое больше. Даже втрое, а?
— Да погоди ты со своими деньгами, — отмахнулась Маммон. — Я пытаюсь прикинуть, смогу ли я вообще сделать так, чтобы он не понял.
— Ты же не одна будешь, — уточнил Сквало.
— Иногда так даже сложнее. Я постараюсь, — Маммон потерла лоб, — но если что-то пойдет не так, пеняйте на себя. И еще. Он может захотеть увидеть Хром, — задала она мучающий ее вопрос. — И задолго заметить ее отсутствие.
— Не обсуждается, — отрезал Занзас, — она бросится ему помогать. Придумай что-нибудь.
— Да он и спросить не успеет, — уверенно сказал Сквало. — Так что насчет своей безопасности, если ты об этом, даже не волнуйся.
Маммон вынуждена была согласиться. Остаться в особняке Варии для Хром было спокойнее — к тому же ее отсутствие сразу снимало некоторые неловкие вопросы. Очень серьезные вопросы.

Снотворное Маммон достала в больничном крыле. Добавить его в еду за обедом не составило труда, Хром всегда была на редкость безразлична к тому, что употребляла в пищу, может быть, просто не чувствовала вкуса или ее никогда не беспокоил иллюзорный желудок. Комната со спящей Хром осталась под охраной двух рядовых из маленького отряда солнца, на котором оставался особняк, и одного иллюзиониста — просто на всякий случай.
Замок опустел задолго до того, как его покинула Маммон. Она отперла безжизненный гараж, чертыхаясь, вернула в удобное положение водительское сиденье своего ниссана, один раз поднялась наверх, чтобы убедиться, что Хром еще спит, положила коробку с нефритовым фаллосом на место рядом с собой. Маммон сложила руки и просто посидела, пытаясь успокоиться и не думать.
И без того не покидавшее ее ощущение неправильности происходящего резко усилилось. Сколько бы она ни пыталась давить их в себе, на ум приходили воспоминания об отчаянных просьбах Савады повременить и ничего не предпринимать. А затем их сменили мысли о Хром: ее счастливый взгляд, когда она смотрела на Мукуро; ее беспредельная уверенность в том, что когда однажды падет мафия, он сможет обещать им свое покровительство; ее мечты о не связанных с реальностью ярких, цветных фантасмагориях вместо животных, оружия, карточных фокусов и двух с половиной приемов остаться незамеченным на поле боя. Что она сделает, когда узнает, что произошло?
— Ладно, Фантазма, поедем, — произнесла Маммон вслух больше для себя. Фантазма квакнула со спинки соседнего кресла.
Маммон остановила машину у клочка тротуара посередине перекрестка, у круглого красного знака, запрещающего проезд, вышла, не скрываясь, и села на горячий капот машины. Было жарко, безветренно и безлюдно — из-за случившейся пару часов назад аварии движение по одной из улиц было перекрыто, в город и из города в середине выходных тоже мало кто спешил. Мукуро не заставил себя ждать. В момент, когда он открыл ей свою иллюзию, она запомнила границы, по которым будет рвать, делая Мукуро видимым для остальных.
— Ну здравствуй, — сказал Мукуро. — Во-первых, это тебе.
Маммон пролистала объемную пачку денег. Выглядело достаточно убедительно, да и разбираться, все ли с ними в порядке, было не место и не время.
— Во-вторых, ты подозрительно неспокойна. Ничего не хочешь сказать?
Маммон молчала, даже если он о чем-то догадывался, сохранять видимость непонимания было лучшим из вариантов. На периферии сознания иллюзии, скрывающие солдат, оставались прочными и незаметными.
— Или спросить?
Маммон приподняла бровь:
— Товар. Деньги. Что еще?
Мукуро вдруг расхохотался.
— Ну надо же, какими невнимательными бывают порой люди, гордящиеся своей осторожностью. — Он забрал пакет из рук Маммон и раскрыл коробку. — Неужели ты решила, что я понадеюсь на то, что ты плохо разбираешься в артефактах с пламенем? Как ты думала, зачем вообще я тебе его отдал?
Маммон пожала плечами, до сих пор ей даже в голову не приходило — действительно, зачем.
— Всегда была нелестного мнения о твоих умственных способностях.
Мукуро хмыкнул:
— А я твои, кажется, переоценил. — Маммон поджала губы. — Думал, ты догадаешься. Дело же не в этой штуке. — Он брезгливо поморщился. — Она настоящая, старая, но не такая уж редкая — сама понимаешь. А свойства ее пламени и вовсе сомнительны. Вообще-то все затевалось из-за инструкции. — Мукуро осторожно подцепил свернутую бумажку затянутыми в перчатки пальцами. — Она пропитана составом, который вызывает слабое чувство вины, стыда, жалости — я решил, что ни тебе, ни кому-то из вашей дружной братии отморозков не помешает задуматься о своем поведении. Особенно когда вы имеете дело с моей девочкой.
Мукуро улыбнулся и склонил голову набок. Маммон втянула воздух сквозь зубы. Это многое объясняло — и внезапную жалость, и потерянного клиента, и неожиданную доброту Занзаса.
— Ну что, если мы со всем разобрались и ты не в обиде на меня за эту маленькую шалость, то, думаю, можно и попрощаться.
— Еще нет.
Маммон сделала шаг вбок, открывая себе путь к отступлению, и ударила по иллюзии Мукуро, скрывающей их от внешнего мира. В этот же момент началась атака. Маммон сосредоточилась на том, чтобы быстро вывезти машину с поля боя, да и самой остаться невредимой — дальше она действовала только с расстояния. Мукуро был один. Вария собралась едва ли не вся — крайне недостойно, по мнению некоторых, но эта цель оправдывала средства.
Маммон успела заметить попытки создать на перекрестке огненную карусель, но успела погасить их в зародыше, уберегая от иллюзий тех, кто не мог им не верить. Рядовые, казалось, висели на Мукуро гроздьями, не давая ему двигаться. Такого простого нападения Мукуро тоже, скорее всего, не ожидал. Потом к толпе присоединились офицеры, и исход сражения был решен окончательно. Маммон видела, как безвольное тело укладывали в поднесенный металлический короб, а затем — несли к грузовику.
В стекло постучали. Сквало склонился и спросил:
— Подвезешь нас?
— Как будто своего транспорта нет, — проворчала Маммон, но открыла двери.
— Да какая нам радость ехать с солдатней? — пожаловался устроившийся у нее за спиной Бельфегор, наклонился вперед и обнял ее за плечи.
Маммон недовольно зашевелилась и расцепила его пальцы.
— Я тебя выброшу на дороге.
— Ну-ну, — не согласился Бельфегор, но руки убрал. — Давно не виделись, соскучился что-то.
Он пытался болтать с ней всю дорогу до замка, выходило плохо — Маммон никак не могла отвлечься от мыслей о реакции Хром. Задние двери кузова грузовика, за которым следовала машина Маммон, оставались неподвижными. Маммон боялась увидеть, как они распахиваются.
— Там Луссурия на всякий случай, — объяснил Сквало, отвлекшись от разговора с Занзасом, и тут же вернулся к заверениям, что все пройдет гладко, и почему-то обсуждению Савады. Потом он сказал Маммон:
— Ты понадобишься нам при допросе.

Мукуро сидел, отгороженный от зрителей прозрачной с одной стороны экраном, — со связанными руками на единственном стуле. За исключением этого комната оставалась абсолютно пустой, пол, стены и потолок были белые. Занзасу отчего-то казалось, что в месте для допроса такая обстановка будет действовать на нервы.
— Я все еще не могу понять, за что вы удостоили меня такого пристального внимания. Мне оно, конечно, приятно, но должен же быть какой-то повод? — задал Мукуро вопрос пустоте. — Последнее время я регулярно что-то слышал о происшествиях на юге. Дело в них? Вы думаете, мне было интересно наступить на горло вашему импорту бананов? Или все серьезнее, чем кажется на первый взгляд?
Мукуро помолчал.
— Между тем у меня даже алиби есть. Весь последний месяц я не отлучался из Италии. Виделся с вашей иллюзионисткой — ради такого дела я бы не стал лететь на другой конец света.
Занзас щелкнул переключателем громкой связи и наклонился к микрофону:
— У такого человека, как ты, алиби не может быть в принципе.
Мукуро расплылся в улыбке.
— Кого я слышу. Да ты мне льстишь, Занзас. Даже немного жаль, что ты прав.
— Внутрь? — одними губами спросил Сквало, едва сдерживаясь. В нем кипела энергия, ему хотелось действовать.
— Позже, — ответил Занзас, глянув на него искоса. — Пусть пока помучается.
Сквало вздохнул:
— Ладно. Я побуду плохим полицейским, а? Хотя бы на этот раз?
Занзас в ответ только ухмыльнулся:
— Можешь попробовать, но тогда допрашивать этого ублюдка, — он кивнул за стекло, — будут плохой полицейский и очень плохой полицейский.
Мукуро облизывал разбитые губы, его взгляд блуждал. А потом помещение наполнилось непроницаемым плотным туманом, изнутри послышались лязг и скрежет, как если бы кто-то с силой ударял огромными орудиями в стены. Занзас обернулся к Маммон, и та помотала головой.
— Ничего не происходит. Присмотритесь внимательнее, он просто пытается заставить вас беспокоиться. Он не сможет освободиться.
Стекло изнутри пошло трещинами, но уже было видно, что сам Мукуро так и не сдвинулся с места, и сидел, все так же привязанный, на стуле.
— Он ранен и в таком же темпе скоро выдохнется. Подождать будет разумно.
Сквало подошел и сел рядом, хлопнул ее по плечу.
— Да мы знаем, что игнорировать — твоя любимая стратегия.
— Помолчи, — осек его Занзас. Он всматривался в сидящего Мукуро с жадным любопытством. — Саваде уже позвонили? Когда они прибудут сюда, этот как раз будет готов к разговору.

А потом Маммон вспомнила еще об одной вещи, куда более важной, и помчалась на верхние этажи со скоростью, на которую только была способна. Она столкнулась с Хром уже наверху, у самой ее комнаты. Хром пыталась вырваться из хватки удерживающих ее рядовых — у идиотки опять даже не было с собой оружия, автоматически отметила про себя Маммон. Она остановилась и выдохнула — зато по крайней мере жива.
Хром снова рванулась, завидев Маммон, и та махнула рукой:
— Отпустите.
— Что-то случилось с ним, — затараторила Хром. — Я только успела прийти в себя и побежала искать вас. Не знала, кого еще попросить. Надо что-то сделать, только я не знаю, что. Я даже не знаю, где он находится и что с ним. Помогите, пожалуйста.
Только сейчас Маммон заметила, что Хром умоляюще смотрела на нее двумя глазами одного цвета, а повязку, сдернув, все еще сжимала в кулаке. Сзади раздались тихие шаги Бельфегора.
— Ну давай, — произнес он, — скажи ей, где он. Все равно узнает рано или поздно.
— Так вы знаете?! Он у вас? В больничном крыле? Он ранен? Он жив? Что произошло?
Бельфегор засмеялся этим своим отвратительным, мерзким шелестящим смехом. Маммон молчала.
— Так это вы? — сама догадалась Хром. — Что вы с ним сделали?
— Пока ничего, — сказал Бельфегор, — но это дело времени.
Взгляд Хром метался между ним и Маммон.
— Отведите меня к господину Мукуро! — выкрикнула она. — Мне нужно его видеть.
— Пойдем, — сказала ей Маммон, окинув Бельфегора мрачным взглядом.
Хром рванулась было дальше по коридору, но Маммон не спешила показывать ей дорогу.
— Стой, дура. Я тебя прошу, — она вцепилась в плечо Хром, развернула ее к себе и зашептала: — Не делай ничего. Не истери. Веди себя тихо. Не пытайся пробраться в камеру. Не лезь драться. Там сейчас Занзас, я не хочу, чтобы тебе от него досталось. Он ведь не заметит — убьет. Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь произошло.
— Какая разница! — Хром выдернула руку. — Ну что же вы стоите?! — с отчаянием потребовала она.
Бельфегор наблюдал за сценой с нескрываемым удовольствием. Оглядываясь, Маммон видела его ухмылку.
— Я передумала, — сказала Маммон. — Тебе лучше остаться в комнате.
В драке Хром как не умела ориентироваться, так и не научилась. Спеленать ее иллюзией оказалось делом десятка секунд, еще пара минут потребовалась для того, чтобы дотащить ее до комнаты. С иллюзиями она рано или поздно догадалась бы, как справиться, поэтому Маммон, поискав в ящиках что-нибудь похожее на веревку и не найдя, связала Хром руки ее же прозрачным бельем. К тому времени, как Хром вырвется или сконцентрируется достаточно, чтобы создать реальную иллюзию ножа, она уже успеет остыть и одуматься, чтобы не сделать какую-нибудь самоубийственную глупость.
Маммон вышла и захлопнула за собой дверь, закрыла на замок.
— Бельфегор! — позвала она. Он сидел на подоконнике и болтал ногами. — Вернемся.
— Боишься, что я останусь здесь? — растянул он губы в улыбке.
— Боюсь, — призналась Маммон.
Терять ей, кажется, уже все равно было нечего.

К их приходу внизу уже начали собираться. Савада приехал всего-то с четырьмя Хранителями и парой человек из охраны, но небольшая комната перед камерой Мукуро, казалось, была наводнена людьми. С трех сторон по периметру стояли рядовые из отряда дождя — видимо, Сквало позвал их, чтобы сражения не произошло еще и здесь. Маммон чувствовала, как их освобожденное пламя стекает и тонким ровным слоем покрывает пол.
Савада опасливо косился на широкий экран, за которым видно было, что Мукуро все еще сидит посреди комнаты с каменным, неподвижным лицом.
— Сейчас я расскажу, что произошло на самом деле, — произнес Савада в наступившей тишине. — Пожалуйста, пообещайте мне все, что как только мы освободим Мукуро, никто не кинется в драку.
— Это будет зависеть от того, что ты нам расскажешь, — сказал Занзас, сложив руки на груди. Он стоял, привалившись плечом к стене, и наблюдал за происходящим из дальнего угла помещения. Никто из приехавших не решался подходить к нему близко.
— Включите громкую связь, — попросил Савада и, когда Сквало щелкнул кнопкой, обратился к Мукуро: — Слышишь меня? Сейчас мы тебя выпустим. Пожалуйста, не предпринимай ничего — ты будешь находиться под защитой моих людей, и Вария не нападет первой.
— Савада Тсунаеши, как мило с твоей стороны освободить меня, — ответил Мукуро. — Впредь, пожалуйста, следи за языком. Я не нуждаюсь в защите твоих слабаков.
На лице Савады мелькнула мимолетная досада.
— Ты тоже, — сказал он, и Мукуро рассмеялся. Вария дружно подхватила, заржал Сквало, прыснул Бельфегор, даже Занзас ухмыльнулся.
— Заткнитесь все! — заорал Гокудера, но смех смолк, только когда Занзас махнул рукой.
— Так что ты хотел рассказать, сопляк?
Савада сжал кулаки и начал говорить быстро-быстро, словно опасаясь, что его захотят перебить.
— В произошедшем на самом деле никто не виноват. Можно считать, что произошла роковая случайность. Я знаю, Занзас, что все думали, что готовится покушение — на меня, на моих Хранителей, но это не так. В лабораториях «Санкта Плаза» в южной Африке из-за небрежности лаборанта сбежала мышь, зараженная опасным вирусом. Когда нескольким сотрудникам стало об этом известно, они решили сжечь те помещения, в которых она находилась, потому что единственный способ уничтожить болезнь — это огонь. — Занзас выразительно зевнул, и Савада, заторопившись, повысил голос: — Пожар вышел из-под контроля, несколько сотрудников погибло, болезнь проникла в город. Глава центра был так напуган, что они уничтожили несколько опытных образцов оружия и сообщили, что произошло ограбление. Я… я не знаю, — тут Савада запнулся, разнервничавшись, — что они должны были думать о Вонголе, если сделали так. Как, как и чего можно было настолько бояться?
— Савада, не глупи, — сказал Занзас. — Под шумок украсть могли что угодно. Вообще, вся эта история выглядит на редкость глупо.
— Ну вот, — Мукуро утомленно прикрыл глаза. — Спасибо, Савада Тсунаеши, я наконец-то разобрался, в чем меня обвиняют. Занзас, как ты знаешь, на редкость немногословен.
— Нет, — Савада выставил вперед руки, — никто никого больше обвинять не будет. Ни в чем. Расследование на месте проводили ЦЕДЕФ и специалисты Вонголы, и все сходится. Все произошедшее — случайность и только. Никаких злых намерений. И украдено тоже ничего не было. И покушений никаких.
Выражение скучающего равнодушия сошло с лица Занзаса.
— Савада…
— Нет. Я абсолютно уверен в результатах. Все именно так и было.
— Видит бог, Савада, — Занзас обвиняюще ткнул пальцем в его сторону, — я пытался сделать тебе одолжение, но ты не ценишь мою доброту. Ты еще успеешь пожалеть о своей глупости, когда вот этот, — он кивнул в сторону довольно улыбающегося Мукуро, — придет по твою душу. А он не замедлит это сделать. Так что мой последний совет тебе — оставь все как есть.
Савада замотал головой:
— Откройте, пожалуйста, дверь.
Сквало вопросительно посмотрел на Занзаса, и тот, презрительно оглядев Саваду с ног до головы, кивнул. Тогда Сквало передал ключи рядовому. Открываемая дверь лязгнула в напряженной тишине, будто все ожидали по меньшей мере взрыва, но освобожденный Мукуро неторопливо растер руки и неуверенно встал, опираясь о спинку стула.
— Идиот, — процедил Занзас. Маммон подумала, что ему, должно быть, очень жаль расставаться с пленником, контроль над которым так льстил его гордости.
— Как же ты не понимаешь, Занзас! — воскликнул Савада и вцепился руками в волосы так, будто это помогало ему думать. — Дело же даже не в том, виноват Мукуро или нет — с этим мы бы разобрались. Не секрет, что я не хотел становиться боссом мафии, а когда все-таки стал, единственное, чего я желал, — это чтобы все мы оставались друзьями, чтобы между нами всеми не было никаких распрей и конфликтов. И я ни на кого из вас не держу зла, ни на Мукуро, ни на тебя, ни на — если на то пошло — Бьякурана. И я вот чего не понимаю — зачем? — Его будто прорвало. — Зачем тебе, Занзас, нужно было разрушить этот наконец-то установившийся хрупкий мир между всеми нами? Почему? Из-за этого нелепого подозрения? Я верю, ты хотел помочь, но как же, отчего же таким зверским способом?
Савада снова замолк. Отчетливо была слышна глухая, тщательно сдерживаемая ярость в голосе Занзаса:
— Убирайся, убирайся отсюда, Савада, пока я сам не избавил Вонголу от босса.
Кто-то из рядовых распахнул двери, и Хранители потянулись наружу.
— Как же ты жалок, Савада Тсунаеши, если какая-то мышь смогла разрушить твою империю добра, — произнес Мукуро, и Гокудера, сопровождавший его, дернулся, но смолчал.
Мукуро остановился перед Маммон, его лицо уже приобрело свежесть, но было видно, как сквозь маску просвечивают наливающиеся синяки и кровоподтеки.
— А ты. Надеюсь, ты понимаешь, почему я теперь откажусь тебе заплатить. Я бы объяснил и на словах, но думаю, так дойдет быстрее. — Он отвернулся. — Где Хром?
Маммон оставила его ждать в холле, отправила рядовых наверх, чтобы освободить ее, а сама вернулась к камере. Занзас уже успел подняться к себе, Ямамото попрощался со Сквало на пороге, тот вышел вслед за ним и притворил дверь. Комната опустела.

Маммон все же встретила Хром перед отъездом, уже собранную и одетую, когда, не выдержав, вышла на веранду в остывающий вечерний воздух посмотреть вслед отъезжающим машинам. Невидимый из-за деревьев, с площадки поднимался вертолет. Хром подошла сама.
— Извините, — сказала она. — Наверное, правильнее было бы остаться, но, боюсь, я теперь даже не смогу посмотреть вам в глаза.
Маммон на нее точно не смотрела.
— Если бы дело касалось только меня, я бы все поняла. Я всегда думала, чем труднее учиться, тем правильнее. И если тебя наказывают, связывают, запирают, причиняют боль — так и надо. Наверное, есть причина, по которой учитель это делает. Если бы дело касалось только меня, я бы поняла — но не так, не это, — ее голос сорвался. Маммон хотелось поскорее избавиться от разговора, но что-то удерживало ее на месте, заставляло смотреть в гладкий серый камень веранды и слушать. — Не как вы поступили. Я помню, что вы объясняли мне, как нужно мыслить две вещи одновременно — но неужели это работает не только для иллюзий? Неужели вы всю жизнь так — вроде бы и верны, но вроде бы и предаете? Вроде бы и друг мне, а вроде бы и считаете всего лишь разменной монетой? Я уезжаю, — сказала Хром. — Надеюсь, больше не увидимся.
— И как же ваше правило с одним учеником? — отчаянно и глупо съязвила Маммон. — Или добренький Мукуро, так и быть, разрешит тебе вернуться? При том, что ты ему и помочь-то не смогла?
— Не говорите так, — попросила Хром мягко, и это ее спокойствие вдруг заставило Маммон испытать прилив ненависти. — А куда я поеду, уже не важно. Наверное, останусь с боссом.
Белая машина, стоящая у ступеней, засигналила. Где-то хлопнуло окно.
— Это меня, — сказала Хром, — я пойду.
Маммон развернулась и направилась в особняк. Она не смотрела вслед Хром, когда та уходила. В дверях Маммон столкнулась с Леви.
— Сочувствую, — буркнул он.
Маммон дернулась, как от удара.
— Да что ты понимаешь, — прошипела она и только усилием воли заставила себя не ускорить шаг. Когда Маммон сидела у себя и уже по третьему разу сортировала чеки за прошлый месяц, в комнату ввалился Бельфегор и плюхнулся на кровать.
— М-м-м, — протянул он, зарывшись лицом в подушку, — все еще пахнет утренним сексом.
— Помолчи, или я тебя выгоню, — сказала Маммон.
Не слушая ее, Бельфегор продолжал. Он подцепил обрывки белья, которым Хром была привязана к кровати, и сбросил их на пол.
— Интересно, если там покопаться, я обнаружу еще что-нибудь интересное?
Наверное, в этой комнате вообще было много любопытного, только, в отличие от Маммон, Бельфегора вряд ли интересовали аппликации.
— Не расстраивайся, — сказал он.
— Я не расстроена.
— Ну я же отличаю, когда ты какая. Помнишь, когда я был маленький, я распотрошил плюшевого енота и заревел от обиды? Что ты мне тогда сказала? — Маммон помнила. — «Не переживай, мы купим тебе настоящего, живого енота». Ты представь, сколько вокруг ходит живых девочек, трахай — не хочу!
— Бельфегор, уймись.
Маммон в который раз перетасовала бумажную стопку.
— И вообще, что в ней такого особенного?
Раздался стук, а секунду спустя в дверях появился Сквало. Он молча уселся на кровать. В тишине прошло некоторое время, прежде чем Бельфегор полюбопытствовал:
— Ну чего не говоришь? Ты же тоже утешать ее пришел?
Сквало отвесил ему крепкий подзатыльник, такой, что корона чуть не слетела с головы:
— Не треплись, пока старшие по званию думают.
Бельфегор гнусно хихикнул и откатился подальше.
— Маммон, — произнес Сквало, — ты не виновата.
Маммон закрыла глаза рукой, чтобы не видеть его. Почему-то защипало в глазах.
— Маленькая, ты меня все-таки послушай. — Сквало пересел ближе, в кресло напротив — слышно было, как заскрипели по полу ножки. — У тебя не было другого выхода, потому что это Занзас так решил. Ты сама подумай — ты бы его ослушалась? Не потому что боишься, сама знаешь, он грозится убить гораздо чаще, чем выполняет обещания. А просто — вот смогла бы? Ты бы отпустила ублюдка — и кем бы ты была после этого? Прав там Занзас или не прав — дело десятое, но мы ведь все головой думали, знали, за кем и на что шли.
Маммон кивнула и крепче прижала ладонь к глазам.
— Сначала полгода, потом восемь лет, теперь вот еще пять с лишним. Мы тут все, конечно, порядочные мудаки, но за столько-то лет уже успеваешь привыкнуть. Вот эта поебень, которую Савада несет на каждом углу, — не верь ему, не бывает друзей для всех, только для некоторых, иначе что это за друзья. Одни друзья друзьее других, а с третьими ты и вовсе работаешь вместе. Приходится выбирать, куда, как ты любишь говорить, инвестировать. И бывает так, что по-всякому плохо, — вздохнул Сквало, — что ни выберешь. Но ничего не поделаешь. Маленькая, ты поступила правильно.
Снова стало тихо. Сквало задумчиво возил бумажкой по столу, на заднем фоне сосредоточенно сопел Бельфегор. Маммон закусила губу и зажмурилась крепко-крепко, чтобы не закричать.